Найди меня

ГЛАВА 42

Розалинда почувствовала, что что-то не так, в ту секунду, когда Рени вышла к ней на террасу. Бедная девочка старалась это скрыть, но от матери не скроешь. У нее не осталось выбора, но Розалинда была рада, что оставила дочь в пустыне, которую та так любила.

О многом Розалинда сказала правду. Она действительно любила дочь. Она просто не могла допустить, чтобы мир узнал ее вторую натуру. Существовало две Розалинды: одну уважали за благотворительную деятельность, а другую немного слишком тянуло к убийству.

Многие бы удивились, узнав, что она никогда ничего не сделала ни одной из девушек, которые жили в ее доме. Это было немыслимо. Эти девушки нуждались в ней и будут нуждаться. Помогать людям, выручать их, спасать их жизни — это доставляет радость. Ей нравилось заботиться о слабых и беспомощных. Это позволяло ей нравиться самой себе, но вот материнство — это не ее. Материнство несло обещание исполненного предназначения, обещание некоего благословенного события, которое сделает тебя завершенным, цельным. Но в реальности это не цельность, а дыра, — дыра, через которую вытечешь весь без остатка.

Весь этот бред, подумать только. «Я не знала ничего о любви, пока не родила ребенка. Я не понимала, что такое настоящее самоотречение, пока не родила ребенка. Я не подозревала, что могу любить кого-то так, как люблю Джимми, или Фанни, или Маргарет».

Ложь, ложь, ложь.

Никто не вынуждал ее обзаводиться ребенком. Да, Бенджамин хотел детей. Она знала это еще до замужества. Иметь ребенка казалось чем-то естественным. Сперва любовь, затем брак, и вот уже Розалинда толкает детскую коляску. Ей промыли мозги фальшивыми образами прелести материнства. Все журналы и телешоу показывают женщин с детьми.

Из тебя выполз ребенок, и ты вдруг должна стать святой. Матерям нельзя ругаться, напиваться или трахаться. Матерям нельзя быть креативными, буйными или соблазнительными.

Розалинда даже и не задумывалась о послеродовой депрессии. Она знала о ней, как знают о возможности родовых травм. Такие вещи происходят с другими, и волноваться из-за таких редкостей во время беременности никому и ни в чем не поможет. Неизвестно, изменилось бы что-нибудь, если бы она заранее озаботилась послеродовой депрессией. Неизвестно даже, в этом ли была проблема. Она верила в депрессии и гормональный дисбаланс. Но корнем всего этого, проклятым корнем, о котором абсолютно никто ничего не говорил, было то, что ребенок, рождаясь, забирает твою душу. Никто не хотел говорить об этом. Но так и было. Ее дух, ее вкус к жизни вытекли через родовой канал. Она решила, что именно потому некоторые съедают послед. Ей надо было съесть свой. Одно время ей снились сны об этом. Съедала сырым и чувствовала, как просыпается к жизни. Иногда ей снилось, что она в больнице, ищет свой послед, бродит по коридорам, ищет в темных комнатах склянки с ярлыками. Находит склянку со своим именем. Но в конце, как это обычно бывает в таких снах, так и не может исполнить свою миссию. Открывает крышку, вдыхает запах формальдегида и отшатывается.

Через два дня после рождения Рени они принесли ее домой. Маленькое красное постороннее нечто, корчащееся, вопящее и писающее.

Розалинда не могла даже смотреть на нее.

Поначалу Бенджамин старался убедить ее кормить ребенка грудью, но она боялась, что дитя высосет из нее последние капли жизни.

Розалинда целыми днями лежала в кровати, уставившись в стену, запоминая каждый дефект покраски. Единственными связными мыслями были фантазии о том, как она избавится от ребенка. Может, забывает ее на заднем сиденье. Или направляет машину в океан, а сама выпрыгивает в последнюю минуту, чтобы доплыть до берега. Она воображала последствия и сочувствие.

Она не говорила ничего Бенджамину, но он, должно быть, понял, потому что однажды в доме появилась его мать. Они с Бенджамином упаковали сумку, и час спустя ребенок исчез. За следующие несколько дней Бенджамин убрал все ее вещи и больше о ней не упоминалось.

Розалинда выбралась из кровати и понемногу начала заниматься собой. Чистить зубы. Мыть голову. Они с Бенджамином, как прежде, начали гулять. Однажды кто-то спросил, где ее ребенок, и она завизжала: «У меня нет ребенка! Я что, похожа на такую, у которой есть ребенок? Я сильная независимая женщина! Не рабыня ребенка!»

Бенджамин увез ее домой.

Она долго плакала.

Он был психологом и думал, что сможет решить ее проблемы, но он не понимал, что у нее нет проблем. Ребенок был проблемой.

Он уговорил ее съездить повидаться с другом. Психиатром, который выписал ей лекарства. Она постепенно возвращалась. Уже не та Розалинда, что прежде, но по крайней мере ее тень.

Через несколько месяцев появилась его мать с девочкой, которая уже могла сама садиться. И уже не такой розовой или красной, как прежде, уже не чудовищем, которое следовало придушить. Она смогла смотреть на ребенка без ощущения, что видит какое-то бледно-розовое подобие своей жалкой души. С помощью Бенджамина она стала видеть в ребенке человека.

— Дети — для нас, — говорил он ей. — Они обогащают нашу жизнь. Мы им ничего не должны. Они здесь для нас, а не наоборот.

— Мы их и съесть можем, если захотим? — задумчиво сказала она. То ли в шутку, то ли нет. — Если не знаем, что приготовить на ужин.

Он засмеялся.

— Я бы не советовал. Когда-нибудь ты будешь рада, что она с тобой. Это мое предсказание. А сейчас? Не переживай, что не любишь ее.

Она приняла этот образ мыслей.

Когда она почувствовала, что больше не отвечает за каждое дыхание ребенка, ей стало легче. А когда Бенджамин придумал игру, она начала наслаждаться материнством. Из минуса оно превратилось в плюс, и это вернуло ее из забвения. Она уже не была собой прежней. Материнство навсегда унесло ту Розалинду. Но она стала лучше. Умной и озорной, но и артистичной, доброй и уважаемой в городе.