Тридцать три года назад
Пустыня.
Они ехали уже долго, Рени на заднем сиденье их «Форда-гранады», отец за рулем. Вдоль дороги мелькали деревья юкки. Деревья казались ей похожими на людей, она видела их только по дороге к домику бабушки или во время этих редких пустынных поездок с отцом.
— Мы едем к бабушке Берил? — спросила она, глядя на отцовский затылок. На нем была шляпа с мягкими полями, защищавшая от солнца.
— Не сегодня, птичка, — ответил отец, поглядывая на нее в зеркало заднего вида. — Мы просто катаемся.
— Пожалуйста! Можно поехать к бабушке? — взмолилась она.
— Нет. — Голос его стал жестким. — Я сказал, не сегодня.
Она скрестила руки, обхватив себя за локти, и опустила подбородок. Она не понимала, почему нельзя поехать к бабушке сегодня. Бабушка была любимой фигурой ее мира, может быть, втайне даже более любимой, чем папа, и уж конечно больше, чем мама. Она была слишком маленькой, чтобы помнить сама, но ей говорили, что бабушка заботилась о ней сразу после рождения. Мама заболела и не могла заниматься ребенком, и папа увез Рени в пустыню и оставил у бабушки Берил, пока мама не выздоровеет. После того, как Рени вернулась домой, она часто ездила к бабушке. Говорили, что ее бабушка крепкая, как все первые поселенцы. В ее доме не было электричества, а воду привозил большой грузовик с цистерной. Рени нравилось слушать о ее первых месяцах жизни с бабушкой, потом рассказавшей ей так много о пустыне.
— Юкка не растет больше нигде в мире, милая птичка, — рассказывала ей бабушка. Она всегда добавляла «милая», когда называла ее «птичка». — Такие они особенные. На них нельзя лазить или ломать ветки. Они подрастают лишь на долю дюйма за год, поэтому они очень старые и мудрые. А новые деревья могут вырасти только с помощью юкковой мухи.
Она вообразила мушек, хлопающих пыльными крыльями и заставляющих маленькие деревца выскакивать из земли.
— А они любят книжки?
Бабушка была библиотекаршей, до переезда из какого-то загадочного места под названием «там, на востоке». В пустыне у нее не было телевизора, только книги, которые она постоянно читала Рени, даже большие взрослые книги без картинок.
— Деревья юкки любят книжки, — сказала бабушка. — И они очень любят, когда им читают.
Сидя скрестив ноги на песке пустыни, среди шнырявших мимо ящериц, шелестевших сухими кустарниками, Рени читала свои книжки деревьям юкки, рассказывая им истории о собаках, кошках и семьях, порой сочиняя их сама по картинкам. Ей нравилось верить, что деревья с удовольствием слушают ее голос, хотя они и стоят молча, наблюдая, воздев громадные руки к облакам.
Папа остановил машину в месте, где было множество гигантских гладких скал, некоторые выше дома. Там, где они припарковались, не было деревьев, только огромные скалы и огромное небо.
— Пошли. — Он открыл заднюю дверь. — Слишком жарко, чтобы ждать в машине.
Вдвоем, держась за руки, они прошли к пятну тени за одним из валунов.
— Жди тут и наблюдай за природой, особенно за птицами. — Он дал ей маленькую книжку. Теперь она умела читать, не все, но достаточно, чтобы понять — книжка называется «Птицы пустыни». Она знала слово «пустыня», потому что оно так часто попадалось на глаза. Даже города назывались Дезерт-Хот-Спрингс — «горячие источники пустыни». И заправочные станции, и закусочные, и места, где можно купить гигантский кактус, если захочется.
Она уже видела эту книжку, дома. Скучная, как многие взрослые книжки, но в этой по крайней мере были картинки.
— Когда увидишь птицу, поищи ее в этой книге. Если ты не сможешь прочесть некоторые слова, я скажу тебе, что они значат, когда вернусь. Сумеешь?
— Сумею, папа.
— Оставайся тут. Не отходи, а то потеряешься. Тех, кто потерялся в пустыне, никогда не находят, пока не останется кучка выбеленных костей.
Ей представилось, как кто-то льет из бутылки отбеливатель на кости.
Это правда, о смерти. Она видела это в новостях. Женщина упала, разбилась и умерла в пустыне. И туристы все время погибают.
Мертвым быть загадочно. Кто-то был, и вот его нет. Похоже на то, что не должно случаться ни с кем, даже с жуками. Несправедливо. Она никогда не убивала жуков и никогда не вредила деревьям, потому что не хотела, чтобы они исчезли и никогда не вернулись.
Отец оставил ее возле скалы, велев ей держаться в тени, затем отъехал, подняв тучу пыли. Выхлопная труба машины дребезжала, пока не затихла вдали, и наступила тишина.
Поначалу она не боялась, потому что знала, что папа вернется. Он всегда возвращался и всегда делал то, что говорил. Путешествие связано с игрой, в которую они играли в парке. Она не знала, каким образом, но поездки в пустыню иногда случались после игры.
Она уселась на песок и наблюдала за небом, как ей было велено. В пустыне много птиц. И зверей. Бабушка говорила ей, что койоты могут схватить кошку или собаку и утащить.
— А меня койот может утащить? — спросила она однажды, когда они сидели на крыльце и ели завтрак, приготовленный на дровяной плите.
Яркие синие глаза бабушки сощурились, обратившись на розовеющее небо над долиной.
— Может. Бывало, что уносили младенцев. Я знаю одну женщину, которая так лишилась ребенка. Она развешивала одежду и на минуту оставила его снаружи. Выбежала на крик, но койот уже убегал прочь с ребенком в зубах.
Рени надеялась, что история о койоте и младенце вроде сказки о Гензеле и Гретель — какая-то неправда, но страшная и увлекательная. Как игры, в которые они играли с отцом.
Бабушка, похоже, не особенно любила мужчин, несмотря на то что сама одевалась и вела себя скорее как мужчина, чем как женщина. Обычно она носила джинсы и рабочие рубашки. Ни единого платья. В отличие от мамы Рени, у бабушки Берил не было никакой косметики, и волосы она стригла коротко как мужчина. Но Рени видела старое фото, где она стояла такая красивая, с длинными волосами и в платье.
В одно из их волшебных утр вдвоем бабушка сказала ей, что за всеми проблемами мира стоят мужчины и что женщины должны заботиться друг о друге.
— Но папа же хороший, правда? — спросила Рени.
— Лучше многих, но он и твоя мама те еще штучки. Бен совсем не похож на твоего деда, который был злобный сукин сын.
— Он тебя бил.
— Было дело.
— И он сломал тебе руку. — Бабушка рассказывала ей об этом.
— Сломал. И не раз. И чем эти мужики думают?
— Червяком между ногами.
Бабушка засмеялась.
— Правильно. — Она поглядела вдаль и добавила, больше для себя: — Иногда приходится избавляться от плохих людей.
— А ты избавилась от дедушки?
Бабушка Берил хмыкнула:
— Это мой маленький секрет. И твоего папы.
Пока Рени сидела и ждала возвращения папы, у скалы она заметила птицу с пушистой белой грудкой. Она копалась в книге, пока не нашла нужную картинку со словом, которое произнесла вслух: «Со-кол». Потом она увидела птичку поменьше, на этот раз черную, с блестящими крыльями. Та кричала на нее с вершины дерева.
Но по большей части ничего не происходило.
Ей захотелось пить, стало жарко и так скучно, что глаза смыкались сами. После долгого разглядывания картинок с птицами она уронила книжку, уселась, подтянув колени к груди, и принялась искать красивые камешки. Найдя несколько, она принялась рисовать на земле острым камешком. Потом, когда пятно тени сжалось в узкую полоску, она нацарапала рисунок на одном из больших круглых валунов.
Некоторое время это забавляло, но она устала и от этого и начала думать, вернется ли папа на самом деле. Может быть, что-то случилось. Может быть, автомобиль сломался. Может, его утащил койот. Но это вряд ли, ведь он такой большой.
Может, он просто забыл про нее.
Она старалась не беспокоиться.
Небо покраснело, и воздух уже остыл, когда он наконец вернулся. На его лице было то самое уродливое выражение, которого она не любила, клетчатая рубашка выбилась из брюк и была перепачкана, волосы мокрые от пота, и от него странно пахло, как когда проезжаешь мимо мертвого животного на обочине.
— Это что? — Он подошел к валуну и уставился на ее художества, уперев руки в бока. — Раньше тут этого не было?
— Это мое. Это птица. — Она ждала, что он ее похвалит и скажет, как она замечательно рисует.
— Вижу, что птица, но ничего хорошего. Искажение природы. Не делай так, Рени. Мы должны защищать природу.
Она не знала, что значит «искажение», но гнев в его голосе и странное выражение лица подсказали, что это плохо.
— Как мы защищаем деревья? — спросила она.
— Верно.
— Я могу это стереть.
— Ты не сможешь стереть. Это выцарапано в камне. Оно тут навсегда.
Она прижала к животу книгу о птицах; сердце ее колотилось.
— А можно закрасить?
— Нет, мы не можем красить скалу. Это будет еще хуже.
Ей не хотелось вести себя как дитя, но она не смогла удержаться. Она начала плакать.
— Ну-ну-ну.
Он поднял ее, и она постаралась не обращать внимания на то, как он пахнет.
— Не плачь. Просто никогда так больше не делай, хорошо? — Этот голос она любила. Неся ее, он подошел к машине и усадил ее на пассажирское сиденье, вместо заднего. Она очень редко ездила спереди.
— Отправляемся домой. Твоя мама уже беспокоится, что с нами случилось.
— Можно купить по дороге мороженое?
— Думаю, это можно.
Выезжая, он медленно прокатил мимо ее рисунка. Словно молча наказывал, желая показать, что она наделала. Она смотрела в окно на изображение птицы, которое становилось все меньше, пока они тряслись по грунтовой дороге.