Ночью я долго не мог уснуть. После того, как сегодня утром я увидел Анастасию Сергеевну, мать погибшего Димки Соломахина, мне в голову лезли всякие мысли. Ведь мы с Юркой теперь можем действительно многое изменить. Конечно, мы не сможем совершить чего-то глобального. Изменить ход истории, спасти СССР или предотвратить войну на Кавказе… Но, по крайней мере, сможем изменить жизнь к лучшему в нашем маленьком городке, спасти брата Виктора, помочь Юркиному отцу, а еще мы просто обязаны спасти детей от маньяка.
В сознание яркой вспышкой вспыхнули слова, услышанные из старого военного фильма: « Кто спасает одну жизнь – спасает весь мир…»
Я лежал на кровати и пытался припомнить, чтобы мы могли еще изменить, кому помочь. Но пока больше ничего не приходило в голову. Часы тихо шелестели в прихожей. Я потянулся к столику и подсветил электронные: почти половина второго. Да, сон так и не шел. Тогда я вспомнил одно верное средство, которое почти всегда помогало. Стопку водочки на сон грядущий. В холодильнике как раз стояла недопитая бутылка.
Я осторожно прошел на кухню, и не включая свет, открыл холодильник и достал бутылку. Пошарив, извлек из трехлитровой банки маленький соленый огурчик.
Но как только я налил в рюмку водочку, свет неожиданно зажегся. Посреди кухни стояла удивленная мама, в белой просторной ночнушке. Она изумленно уставилась на рюмку с водкой.
– Сергей, может объяснишь мне, что это значит?
– Я…
– Все. Иди спать, Сережа. Наверное, все же тебе не избежать завтра серьезного разговора с отцом…
Мама быстро вылила рюмку в раковину, а огурчик подложила на тарелку и засунула обратно в холодильник.
Я вздохнул и направился в комнату спать…
Утром, когда я проснулся, дома никого уже не было. Часы показывали почти восемь. Я вспомнил, что в школу сегодня к девяти, на линейку, посвященную Последнему Звонку.
Попив чай с бутербродом, я неторопливо собрался и вышел из дома.
Денек сегодня выдался солнечный.
Когда я еще подходил к школе, услышал задерную детскую песню, доносящуюся из больших колонок на крыльце:
Спой мне песню перепелка-перепелочка.
Раз иголка, два иголка, будет елочка.
Раз дощечка два дощечка будет лесенка,
Раз словечко два словечка будет песенка…
На площадке, возле центрального входа, полукругом выстроились ученики. Родители осторожно теснились сзади.
– Колчан, пойдем быстрее, а то опоздаем! – нагнал меня одноклассник Вовка Перцев.
Но в калитку я войти не успел. Даже не понял, откуда взялся Клепа, он нагло оттеснил меня от потока нарядных учеников с цветами и схватив за плечо, потащил к школьным гаражам.
– Пойдем, карась, разговор есть…
Когда мы зашли за угол, Клепа насупился:
– Кто-то сдал меня. Сегодня в ментовку вызывают.
– Это точно не мы. Я сказал в полиции, что Юрку незнакомый пьяный мужик на улице ударил.
– Где ты сказал? – удивленно вылупился Клепа.
– То есть.. в милиции. Это я что-то про американскую полицию вспомнил…
– Если найду стукача – утоплю в очке школьного сортира…– грозно прорычал Клепа.
– Да почти вся школа знала про бой. Даже девчонки, кто-то наверняка и ляпнул…
– Нет. Я думаю, что стукач был из тех, кто там присутствовал…
И тут мне в голову пришла одна мысль. А что если обратится к Клепе и попросить помочь достать пистолет. Яшка подвязывался с криминальными личностями, а его двоюродный брат, Шпала, и вовсе был местным бандитом и наверняка знал, где достать оружие.
Про крепыша Шпалу в городе ходили легенды. Он загремел на зону в семнадцать лет, после того, как на дискотеке голыми руками положил трех пацанчиков из чужого района. Один из пострадавших оказался сыном городского прокурора и на суде Шпале влепили по полной. Через пять лет он освободился и крепкого парнишку взял под крыло местный криминальный авторитет Влася. Полет Шпалы закончился студеным январем девяносто второго года, когда они с приятелем решил подчистить инкассаторскую машину возле отделения Сбербанка на Рикошетной. Девятнадцать пуль, выпущенных охранником из пистолета-пулемета «Вепрь», не оставили налетчикам никаких шансов…
– Яша, сможешь ствол достать? – тихо спросил я.– Спроси у Шпалы.
– Ты чего это… пацан. Даже забудь об этой мысли…
Клепа быстро развернулся и направился на другую сторону улицы.
– Яша, я серьезно. За ценой не постою.
– Пошел на хуй, придурок…– рассмеялся Клепа и вскоре скрылся за углом дома.
На торжественную линейку я опоздал и решил вовсе не ходить. Мне оставалось только незаметно проникнуть в класс и забрать из шкафчика свои вещи.
Когда школьники и родители после линейки стали плавно рассасываться, я направился в сторону класса и почти столкнулся с Колей Язенцевым.
– Колчан, а ты чего на линейке не был?
– Опоздал…– пожал я плечами.
– Так тебя это… директор искал. Сказал всем, как Колчина увидите – пусть сразу ноги в руки и ко мне… Дело государственной важности.
Я почему-то догадывался, что директор наверняка вызвал меня из-за этой чертовой драки. Когда я постучался и вошел, Никита Афанасьевич оказался в кабинете не один, напротив сидел вчерашний молодой участковый. Они о чем-то мило беседовали, но увидев меня, сразу притихли. Директор кивнул на стул:
– Проходи, Колчин. Садись.
Я прошел и осторожно уселся на стуле.
Никита Афанасьевич заметно нервничал, а участковый смотрел на меня немного насмешливо.
– Как там, Дмитрий Алексеевич, у вас в милиции говорится?– нахмурился Балуев.– Чистосердечное признание смягчает наказание.
– А еще говорят – был бы человек, а статья найдется…– усмехнулся я.
– Начитанный мальчик, – улыбнулся участковый.
Странно, почему-то я совсем ничего не помнил про судьбу молодого участкового Соколова… Вроде видел его мельком пару раз в 1987 году, а после он куда-то пропал…
– Сережа, мы уже знаем, что Комарова избил Яша Сивашов, наш бывший ученик,– пробурчал директор.– А ты дал в милиции ложные показания, да еще помог составить фоторобот совершенно постороннего человека.
– Юру ударил незнакомый пьяный мужик, когда мы возвращались из школы.
– Я понимаю, что Сивашов вас всех запугал. По этому отморозку давно тюрьма плачет. Ты знаешь, что он почти два года состоит на учете в детской комнате милиции?
– А если бы он убил твоего друга? – встрепенулся участковый.– Вон какой лось здоровый…
– А с какой стати участковый занимается следствием? – усмехнулся я.– Что вы вообще от меня хотите? Я не видел никакого Сивашова.
– Жаль, что тебе только двенадцать,– грозно прорычал милиционер,– а то бы привлекли тебя, дружище, по полной… задачу ложных показаний.
– А вам что, больше нечем заняться? – завелся я.- В городе криминал процветает, позавчера у окулиста Кузнецова квартиру почти среди бела дня вынесли, а вы тут бегаете, пятиклассников прессуете…
Участковый от удивления даже приоткрыл рот.
– Ладно, Сережа… иди,– вздохнул директор.– Но если все подтвердится и мы узнаем, что Комарова действительно избил Яша Сивашов, я немедленно поставлю вопрос перед Советом Дружины: нужен ли нам вообще такой лживый и аморальный пионер, как Сергей Колчин…
– Знаете, Никита Афанасьевич… У нас во дворе живет мама секретаря горкома Лихачева. Иногда я встречаю Игоря Вениаминовича во дворе и думаю, как-нибудь спрошу, а в праве ли пламенный коммунист и директор одного образовательного учреждения спать с замужней женщиной…
Директор побагровел:
– Все, иди Колчин! Тошно уже от тебя…
Когда я выходил из кабинета, мне показалось, что участковый Соколов едва сдерживался, чтобы не заржать…
После школы я направился прямиком в больницу к Юрке. Вспоминая из прошлого в мельчайших деталях историю кражи коллекции монет окулиста Кузнецова. Я уже знал, что коллекциюпохитил его завистливый коллега, молодой хирург Мостовой, подделав ключ от входной двери. Самое удивительное из этой истории – хирурга сдаст в милицию собственная жена, случайно обнаружив в подвале краденную коллекцию. Но все это произойдет позже, в октябре 1987 года. А сейчас я решил предложить помощь отчаявшемуся коллекционеру. Но совсем не просто так. Я разработал целую схему. За возвращенные монеты окулист Кузнецов должен пойти на должностное преступление. Он не подпишет медицинскую комиссию и не допустит Комарова-старшего до вождения автомобилем, в связи с неожиданно появившимся дальтонизмом… Конечно, план не очень надежный, но другого у нас попросту не было.
На этот раз я вызвал Юру в фойе на первый этаж, подальше от ушей любопытного соседа.
Выглядел друг сегодня хреново. Даже хуже, чем вчера. Лицо сильно распухло, левый глаз заплыл огромным фиолетовым синячищем, а рука была в гипсе на перевязи.
– Чьорт побьерри! – подмигнул я, показав на гипс.
Юрка тоже вспомнил фильм «Бриллиантовая рука» и улыбнулся.
Когда я изложил ему свой стратегический план, он только удивленно покачал головой
– Серега, это ты сам придумал?
– Вроде неплохо, как думаешь?
– Да, задумка хорошая, но рисковая. Это в двадцать первом веке все продается и покупается. А сейчас у людей другой менталитет. Ты же фактически хочешь заставить советского врача совершить должностное преступление. Этот окулист Кузнецов запросто может заявить на тебя в милицию.
– Он ничего не докажет. К тому же уголовная ответственность наступает после достижения четырнадцати лет. Пойми, Юрка… это единственный шанс помочь твоему отцу.
– Но как такое может быть? Человек никогда не был дальтоником и вдруг стал?
– В жизни всякое случается. Помнишь круглого отличника и победителя математических Олимпиад Трифонова? А потом он менингитом переболел и все… теперь ему едва тройки натягивают, чтобы до девятого дотянул и в добрый путь, в родное ПТУ… Да полно таких случаев… А если у нас все получится – тогда не видать твоему бате водительских прав пожизненно, и не случится того ДТП. И не сядет он в тюрьму…
– Но отец может обратится в другую поликлинику и все выяснится…
– У нас всего одна поликлиника, где проходят мед комиссию. А в другой город он вряд ли поедет. Думаю – нужно рискнуть.
Я внимательно посмотрел на друга:
– Да ты посмотри, Юрка… мы с тобой уже начали менять прошлое. Разве ты помнишь, чтобы в пятом классе дрался с Клепой?
– Да я его боялся как огня и всегда обходил за версту…
– Кстати. Когда у твоего отца медкомиссия?
– Он каждый год проходит в начале июня. Может… подождешь, когда меня выпишут, и вместе пойдем к Кузнецову?
– Помнишь, как Ленин говорил? Промедление смерти подобно…
Юра усмехнулся:
– Ты еще и Ленина приплел… что там вообще в школе происходит?
– После линейки меня к Балу вызывали. Там еще этот молодой участковый сидел. Похоже… кто-то сдал, что Клепа тебя отмутузил. Но я все же настоял на своем – незнакомый пьяный мужик на улице…
Приятель вздохнул:
– А с Виктором как дела?
– Брат пока молчит как рыба. Но чувствую, что-то скрывает... Сегодня вечером встречаюсь с «Шерлоком Холмсом», может он что-нибудь нарыл…
– Ты с батей уже поговорил насчет пионерлагеря?
– Еле убедил. Он пообещал путевку достать. Так мне будет легче за Витей присматривать… Только знаешь что, Юрка… Думаю, на всякий случай пистолет нужен.
Приятель задумался.
– Ты когда стрелял-то в последний раз?
– В армии водили на стрельбы. Иногда офицеры разрешали из пистолетов пошмалять. Стрелял я раз пять… и довольно неплохо. Так что навык имеется. А мастерство, как известно, не пропьешь…
– Насчет «ствола» нужно попробовать с Клепой поговорить. У него брательник двоюродный с бандюками подвязывается. Шпала, помнишь такого?
– Встречался я уже утром с твоим Клепой, и про ствол осторожно спросил. А он меня культурно так послал на три веселых буквы…
– Понятное дело, очкует…
– Слушай, Юрка. Раньше вроде на Птичьем рынке барыги подпольные стволы продавали…– вспомнил я.
– Даже не вздумай туда соваться,– покачал головой приятель.– Там день и ночь опера переодетые толкутся…
– Ну что же… тогда придется все же еще раз напрячь Клепу.
– Серега… а менты маньяка Куприянова уже взяли?
– Не знаю. Думаешь письмо уже дошло?
– Конечно. Должны уже взять.
– Я вчера наведывался домой к этому уроду. Спросил, нет ли лишней макулатуры, типа пионерское задание.
– Ты ебнулся, что ли? Не вздумай к этому упырю больше соваться. Его скоро все равно менты накроют.
– А если не накроют? В милиции прочитаю анонимку на слесаря из ЖЭКа, посмеются и выкинут в урну… Я думаю, нужно проникнуть к нему в хату, когда этот ублюдок будет на работе и поискать улики. Фотографии.
– Тогда и вправду сначала надо пистолет достать. Серега, не смей к нему больше безоружным соваться…
– Комаров! – крикнула из дальнего конца коридора пожилая женщина-врач в очках. – Кто тебе разрешил из отделения выходить?!
– Ладно, Юрка, – я пожал приятелю руку,– ты лечись, а я пока пойду к нашему коллекционеру Кузнецову…
– Давай, ни пуха тебе!
– К черту…