Я любил наш город именно весной. Летом почти всегда стояла сильная жара, и хотя улицы Артемьевска всегда утопали в зелени, казалось, что даже асфальт на дорогах плавится. Поливальные машины ездили летом утром и вечером. Потому знойное лето в школьные годы я любил проводить в деревне, поближе к природе. Начало осени для меня всегда омрачалось тем, что нужно опять идти в школу. Хотя первые две-три недели ученики с пятого по десятый класс обычно не учились. Нас возили на автобусах в ближайший колхоз Красносельцы, на сбор урожая помидоров. Морозная и снежная зима часто сменялась на оттепель, бывало даже такое, что на Новый год горожане ходили в резиновых сапогах. Потому я больше всего любил весну, особенно теплый май, когда зеленели деревья, утром под окном радостно пели птички, а молодые девушки одевали короткие мини-юбки.
В регистратуре поликлиники я узнал, что окулист Кузнецов сегодня не работает и сразу направился по адресу, который указала Нина.
Двери открыл хозяин квартиры. Невысокий и полноватый, с небольшими проплешинами на голове. Видно, что мужик был совсем не в духе.
– Тебе чего, мальчик? – нахмурился Кузнецов.
– Мне нужно поговорить с вами. О пропавшей коллекции монет.
Хозяин сразу помрачнел.
– Кто там, Слава? – из глубины квартиры раздался женский голос с хрипотцой.
– Надя, я на пару минут во двор выйду. Тут пионеры пришли. Хотят наш двор облагораживать…
Он схватил меня за локоть и потащил вниз.
– Мужик, осторожней,– вырвал я руку.– И так никуда не убегу.
Но окулист снова упрямо схватил меня, на этот раз за плечо.
Когда мы вышли из подъезда, Кузнецов насупился:
– Слышь, пацан. Быстро говори, что знаешь. Или я тебя сейчас же в милицию отведу.
– Пойдемте лучше туда…– я кивнул на кирпичное здание трансформаторной подстанции на краю двора.– Нам нужно поговорить с глазу на глаз.
Я видел, что Кузнецова даже трясет от нервного напряжения. Еще бы, человек лет двадцать собирал старинные монетки, лелеил, возможно с любовью перебирал их длинными зимними вечерами, а какая-то мразь в один прекрасный день все прихватизировала. Эх, знал бы он, что вором оказался его коллега – наверное, даже не задумываясь, сразу придушил бы хирурга Мостового в состоянии аффекта…
– Говори что знаешь! – прорычал Кузнецов, когда мы зашли за кирпичное строение.
– Я совершенно случайно узнал кто совершил кражу, и могу помочь вернуть вам коллекцию.
– И кто же это? – недоверчиво спросил окулист.
– Никаких имен. Я верну монеты за небольшую услугу.
– Ты еще будешь условия ставить, щенок? Я сейчас же позвоню в милицию!
– Звоните…– пожал я плечами.– Я мог бы действительно помочь, пока коллекция еще в городе. А когда ее вывезут – будет намного сложнее… Да практически невозможно…
Кузнецов схватил меня за грудки:
– Говори все что знаешь, маленький ублюдок!
Я попытался вырваться, но он держал меня крепко.
– Эй, а что тут происходит? – на углу стояли двое крепких рабочих в синей спецодежде электриков.
Кузнецов сразу отпустил меня и дружелюбно улыбнулся.
– Похоже… не получится у нас конструктивного диалога,– я отошел на пару шагов,– если я буду нужен – найдете меня через свою племянницу Нину. Мы одноклассники, зовут меня Сергей Колчин.
Я развернулся и потопал назад, пройдя мимо ошеломленных электриков, но возле детской площадки окулист Кузнецов все же догнал меня.
– Слушай, пацанчик…ты точно можешь вернуть коллекцию?
– Уже сегодня вечером,– кивнул я, не останавливаясь.
– Послушай, дружок… да остановись же ты! – занервничал окулист.
Я остановился и внимательно посмотрел на него.
– Мальчик и что… что ты хочешь за это? Хочешь пятьдесят рублей? Целый полтинник? Или даже сто?
– Пять тысяч,– твердо сказал я.
Окулист побледнел.
– Ваша коллекция стоит минимум двенадцать «штук». А то и все пятнадцать. А когда ее вывезут из города, вы вообще останетесь с носом.
– Но пять тысяч очень большие деньги…– растерялся Кузнецов.– Невероятно большие. Зачем тебе столько, мальчик…
– Есть еще один альтернативный вариант.
– Какой?
– У моего друга отец работает водителем. Когда он будет проходить мед комиссию, вы поставите ему диагноз «дальтонизм», чтобы лишить прав управлять автомобилем.
– Бред какой-то…– покачал головой окулист.– Что за чушь ты несешь? Это же должностное преступление!
– Думайте сами,– вздохнул я и быстро направился к арке.
На этот раз окулист Кузнецов не стал меня догонять.
Почему-то я был уверен, что он все равно позже свяжется со мной. Если для него дорога его любимая коллекция. А если даже обратится в милицию – против меня у них ничего нет. Мне всего лишь двенадцать и я могу сказать, что это всего лишь мои фантазии и домыслы… плод воображения.
Когда я подошел к дому, то увидел возле подъезда оранжевый «Москвич» Валеры Хлопонина, Витькиного друга и однокурсника.
Из подъезда вскоре вышли Виктор и Валера, о чем-то весело переговариваясь.
– Вот он! – усмехнулся брат.– Серега, где ты шляешься?
– По делам…– пробормотал я.
– Мы тебя уже почти целый час дожидаемся,– недовольно пробурчал Валера,– поехали…
– Куда поехали?
– Ты что, забыл? – удивился брат.– В Волгоград, на Мамаев Курган. Я же обещал тебе устроить поездку после Последнего Звонка.
– А… ну хорошо. Поехали…
Витя сел на переднем пассажирском сидении, а я сзади. Валерка поднял капот, с видом бывалого механика, и аккуратно протер ветошью подтеки масла на двигателе. Приятель брата был немного выше Виктора, но худощавее. Сколько помню, он всегда носил короткую прическу ежиком. Валера единственный имел в группе института личный автомобиль, чем сильно гордился. Задумчиво постояв, он грохотом закрыл капот и кивнул:
– Ну что, в путь?
– Давай- давай,– поторопил Виктор– Время-то уже двенадцать…
Когда мы выехали из города, я спросил брата:
– А ты чего Лену с собой не взял?
– У нее сегодня зачет в четыре часа. А так бы она тоже поехала…
Мы проехали мост и Витя повернулся к водителю:
– Валерка, вон он, возле лесополосы стоит!
Я заметил возле леска желтый бензовоз.
Наш «Москвич» подъехал и остановился рядом. Из кабины осторожно выглянул невзрачный мужичок в кепке.
– Сколько? – спросил Валера.
– Двадцать две.
– На прошлой неделе двадцать было…– недовольно пробурчал Хлопонин.
– Берите, а то скоро лавочка совсем закроется. ОБХСС зверствует…
Витя вытащил из кармана мятую трешку и протянул Валерке. Тот кивнул, вышел из машины, и достав из багажника металлическую канистру подошел к бензовозу.
– Витя, а чего на заправке бензин не покупаете? – удивился я.
– Там по тридцать копеек, а у Петровича по двадцать две. Чуешь разницу?
– Так он же расхититель народного добра…– попытался пошутить я.
Виктор побагровел:
– В прошлом году Гущеевский карьер разрабатывали, а после начальство скомандовало и там бросили почти всю технику, невыгодно стало ее вытаскивать из котлована. Так и затопило все весной на половодье… Или вон, посмотри, трубы возле дороги уже десять лет лежат и ржавеют… Бардак в стране творится, Серега. А ты говоришь – расхититель народного добра… Да он может лишнюю копеечку заработает да детям игрушку купит…
– Да… – вздохнул я,– государство за порядком не следит… а частник… так тот вообще три шкуры будет драть…
– Какой еще частник?– насторожился Витя.
– Да это я задумался… если, например, заправки в частные руки отдадут.
– Ага… ты еще скажи месторождения, нефть, газ, в частные руки… Такому в СССР никогда не бывать… Это же сразу еще одна революция будет…
Из-за бензовоза показался довольный Валерка. Он осторожно слил бензин из канистры в бак, и протерев руки тряпкой, сел за руль.
– Все! Теперь на дорогу точно хватит!
– Сергей, а что это тебе в голову взбрело, что заправки могут частнику отдать? – не унимался Виктор.
– Бред какой-то….– улыбнулся Валера, трогаясь с места,– это же не торговый ларек с сигаретами и пивом… И вообще, у нас не Америка…
– Со мной учится Юра Комаров и ему однажды сон приснился. Будто СССР распался, Россией правит президент, а нефтью и газом управляют капиталисты-олигархи.
– Пусть твой Юра лучше тогда книжки пишет,– рассмеялся Виктор,– фантастические! Скорее уж в Америке будет править негр, чем у нас президент!
Я усмехнулся, но ничего не ответил.
– А я так считаю,– пробурчал Валера.– Совсем америкашки оборзели. Везде, по всему миру нос суют. Да и президент у них этот, Рональд Рейган – вообще из бывших актеров…
– Американцам и англичанам Советский Союз как кость в горле,– громко сказал я.– Капиталистам совсем не нужно, чтобы развивалось независимое и дружное государство, имеющее огромные природные ресурсы…
– А ты шаришь…– удивился Витя.
– Что, думаете будет третья мировая? – насторожился Валера.
Я покачал головой:
– Не будет войны. СССР и без войны раздробят и кинут под жернова истории…
Студенты замолчали, будто о чем-то задумались. А вскоре Виктор обернулся:
– Зря ты так думаешь, Серега. Никто и никогда не раздробит нашу великую страну. Скорее зубы обломают…
Мы проезжали по широкому мосту Волжскую ГЭС. Внизу, прямо под нами бурлила великая река Волга, омывая железобетонные шлюзы и смывая все неугомонным широким потоком. А я думал о том, что через несколько лет все мечты, чаяния и надежды советских людей также смоет бурлящим потоком и огромная Красная Империя расколется на маленькие независимые государства. Многим тяжело будет понять, что же это происходит со страной? а наглые прихватизаторы уже лихо начнут подминать под себя богатейшие природные ресурсы государства. План Даллеса через пятьдесят лет сработает. СССР распадется, как чайный сервиз, упавший на бетонный пол, а бывшие братья из союзных республик начнут яростно ненавидеть друг друга… Вместо красного кумача над страной на долгие годы зависнет зеленый призрак американского доллара, а такие понятия как честь, совесть и справедливость отодвинутся на второй план…
Вскоре мы подъехали к Великому монументу. Я вспомнил, что в первый раз на Мамаев Курган отец привез меня 9 Мая, еще в первом классе. Я все пытался расспросить, как же удалось построить такую гигантскую скульптуру Родину-Мать, вздымающую в небо исполинский меч. Отец немного задумался и сказал, что великая победа советского народа и должна была увековечиться великим и непревзойденным памятником.
Валера оставил нас у подножия Мамаева Кургана и умчался по личным делам. Мы с братом медленно поднялись по ступенькам, осматривая обелиски. Неторопливо прошли Пантеон Славы, мимо Вечного огня и застывших, как восковые фигуры, солдат, несущих Почетный караул. Отсюда, с высоты Кургана почти пол города оказалось видно как на ладони. Вдали виднелась широкая полоса Волги, а посередине реки величаво проплывал белоснежный красавец-пароход.
– Знаешь, Серега… когда сюда приезжаю, у меня всегда странное ощущение. Будто павшие воины с неба смотрят на нас. Представляешь, сколько здесь, в Сталинграде, народу полегло? Ведь ни одного уцелевшего дома фашисты не оставили. Весь город сравняли с землей, после войны его заново отстроили.
– Да. Обломали здесь зубы неукротимому фашистскому зверю.
– Я год назад стихи написал. Посвященные Сталинграду. Но никому их еще не читал, даже Лене…
– Прочитаешь?
– Ну, слушай.
Пехотный взвод зажали на рассвете
Колонны танковых армад.
А с Волги дул холодный ветер,
Сбивая эхо канонад.
И утром, в пыльной амбразуре,
Когда развеялся туман,
Лежал, сраженный вражьей пулей -
Седой, усатый капитан.
Еще дышал, и все стремился -
На бой поднять своих бойцов.
В руинах Сталинград дымился,
Под сенью белых облаков.
Сержант, совсем еще мальчишка,
С пушком над верхнею губой,
Шептал: «Ребята, здесь нам крышка,
И тряс кудрявой головой.
Уйдем назад, уйдем за Волгу.
Я местный, знаю я места,
Здесь не продержимся мы долго –
Сдана и эта высота.
Уйдем, где пьяно пахнет хлебом,
А в пойме разлились луга,
Под солнечным и ясным небом –
Шумит камыш, стоят стога...
Привстал чуть капитан суровый,
Метнул на парня ясный взгляд:
Иди, сынок, где пахнет сдобой,
Не баламуть моих ребят.
К врагу мы будем ненавистны,
И станем биться до конца.
Как верные сыны Отчизны,
Пока стучат в груди сердца.
И враг падет, восстанет город.
Пускай пройдет немало лет,
Нам каждый камушек здесь дорог –
Земли для нас за Волгой нет...
Вдруг танк подъехал а амбразуре,
Вдавив родной землицы пядь,
И развернувши грозно дуло
Направил в дом последний залп…
Над Волгой осветилась вспышка,
Вплелась в алеющий рассвет,
И прошептал тогда мальчишка –
Земли для нас за Волгой нет...
– Отличные стихи, Виктор. Тебе нужно обязательно отнести их в районную газету.
– Не знаю,– пожал плечами брат,– может и отнесу… Знаешь, Серега… Я, если честно, и в педагогический-то пошел, чтобы зажигать огонек в сердцах подрастающего поколения. Ведь люди так устроены, что слишком рано все забывают. Кто знает, может пройдет еще лет тридцать и в народной памяти совсем забудется эта кровопролитная война.
– Не забудется…
Мы уже медленно спускались по ступенькам вниз, как брата неожиданно разоткровенничался:
– Когда отец маму и тебя с роддома привез, я во втором классе учился. Помню тебя дома развернули, а я застыл как вкопанный: такой крохотный, словно пупсик. А рот, казалось, у тебя вообще не закрывался, все время орал и к мамкиной титьке тянулся… Знаешь, как я сильно родителей к тебе первое время ревновал, что они все внимание только младшенькому уделяют, надышаться не могут. Я даже иногда из дома убежать хотел…
Витя улыбнулся, снял очки и протер линзы белым носовым платочком.
Мне показалось, что брат даже немного всплакнул.
– Ну ты даешь… из дома убежать. Как тебе вообще такое в голову могло прийти?
– Наверное, Сережа, только к четвертому классу я стал осознавать, что ты еще совсем маленький и потому требуешь больше внимания… А когда тебе было всего три года, произошел один странный случай. Я тогда впервые в жизни испытал нервное потрясение.
– Что за случай?
– Однажды мама, я и ты пошли в магазин. Мама попросила, чтобы я за тобой присмотрел, а сама вошла внутрь гастронома, и встала в очередь за колбасой. И тут я увидел неподалеку, у одной девочки, большого красивого пса. Совсем позабыв про тебя, я направился посмотреть собаку, а когда обернулся: тебя уже нигде не было. У меня сразу сердце в пятки ушло. Я заметался по тротуару и только успел заметить, как за угол сворачивает цыганка в длинном цветастом платье, ведя за руку карапуза в белой панамке, моего маленького брата Сережу…
– Что, я вот так молча шел с цыганкой?
– Да ты вообще до трех лет ничего не говорил, кроме «мама» и «папа». Родители тебя долго по врачам таскали. А неврологи ставили диагноз «психоречевая задержка» и пожимали плечами. В общем, я что было сил бросился за цыганкой, а она словно это почуяла. Обернулась и сразу отпустила тебя. Зыркнула черными, как угольки, глазами и прошептала: « Береги его… береги своего братишку…» Ты подбежал и крепко обнял меня маленькими ручонками. Вот после того случая у тебя и начала появляться речь, а я еще долго корил себя, что мог в тот день потерять своего единственного брата…
– Мама ничего не заметила?
– Нет. Когда она вышла из гастронома, мы стояли на месте, как ни в чем не бывало… И что обидно, колбасы в магазине ей тогда так и не досталось…
– Послушай, Витя. И ты маме так ничего и не рассказал?
– Нет…– покачал головой Витя.– Испугался тогда. А позже уже не стал рассказывать.
– Братишка, слишком много скелетов ты хранишь в своем шкафу. Доверься мне, мы же братья…
– Да я ничего и не скрываю от тебя, Сережа…
– Поклянись!
Виктор задумался:
– Знаешь…есть одна странная история, про которую я узнал недавно. Возможно, очень влиятельные люди из нашего города замешаны в страшном преступлении. Но тебе это не зачем знать…
– Расскажи мне. Прошу.
– Я еще не уверен на сто процентов и потому не хочу пока обливать уважаемых людей грязью…
– Виктор, ты все время говоришь какими-то загадками. Я же не ребенок. Пионеры моего возраста во время войны уже воевали в партизанских отрядах и даже в действующих армиях…Ты же сам мне читал «Сын полка».
– Давай-ка дня через три все точно прояснится и тогда я тебе кое-что расскажу. Если эти люди действительно замешены в преступлении – я постараюсь вывести их на чистую воду. Обещаю…
– Но хоть намекни, кто такие…
– Серега, прояви терпение. Подожди несколько дней.
Когда мы спустились к подножию Мамаева Кургана, Валера уже ждал в машине.