Не путай клад с могилой

Глава 16

Я тупо смотрел на пустынный берег и узкую полоску коричневых водорослей, на которые накатывали тихие волны, мгновенно впитываясь в них, как в губку. Санитар, стоящий позади капитана, закурил какую-то зверскую сигарету, испускающую ядовито-зловонный дым.

– Место не перепутали? – спросил капитан, отходя подальше от санитара.

– Нет, – ответил я и, чтобы милиционер не сомневался в моем ответе, поднялся по тропе на край обрыва, откуда хорошо просматривался весь заповедный берег. – Здесь она лежала! – крикнул я сверху. – Ошибка исключена!

Когда я спустился, санитар сидел в тени валуна, а капитан с задумчивым видом ходил по водорослям, глядя под ноги. Водоросли пружинили под ним, словно скрученная в рулон рыболовецкая сеть, из-под ботинок взлетали тучи дрозофилок.

– Когда они утонули? – спросил капитан, когда я подошел к нему.

Протокол нашего разговора никто не вел, но тем не менее я не стал отвечать на некорректный вопрос.

– Не знаю, утонули ли они вообще. Я этого не видел и не могу утверждать.

Милиционер усмехнулся:

– Ну, частный сыщик! Такой умный, что меня сейчас икота задушит. Я спрашиваю, когда они нырнули под воду?

– Приблизительно в полдень.

– А почему сразу не сообщил о случившемся?

– Я был уверен, что молодые люди просто дали деру. Они мне задолжали, и у них была причина расстаться со мной не простившись.

– И ты даже не попытался найти их? Развернул лодку и спокойно уплыл?

Капитан остановился и посмотрел на меня. Хорошо поставленный профессиональный взгляд милиционера – это когда не можешь понять, верит он тебе или нет, сочувствует или же бесстрастно загоняет в угол, где ты непременно вскинешь лапки кверху.

– Я пытался их найти, – ответил я. – Правда, акваланг мой был неисправен, но я достаточно хорошо ныряю без снаряжения.

– И как же получилось, что днем, при свете, ты не смог найти утопленницу, а ночью нашел?

– Этого я тоже не могу понять.

Капитан снова пошел по берегу.

– Странно, – произнес он. – Кому она могла понадобиться, правда?

– Правда, – согласился я. – Утопленница вряд ли кому может пригодиться. Живая девушка – дело совсем другое.

Странно было то, что я еще позволял себе шутить.

– А ты уверен, – медленно произнес капитан, – что она была мертва?

– Но я видел ее лицо! – ответил я.

– А если предположить, что это был макияж? Маска?

– Живой человек даже с макияжем должен чем-то дышать под водой.

– Ты же сам сказал, что девушка держала загубник во рту.

– Да, она его держала. Но мембрана легочника была порвана.

– Ну и что? – с несгибаемым упорством ответил капитан. – На вдохе можно закрывать отверстия легочника ладонью, а на выдохе – открывать.

– Но она не шевелилась! – продолжал я атаковать капитана.

– При тебе не шевелилась, а до тебя, наблюдая за лучом фонаря, шевелилась и спокойно дышала. Сколько времени она находилась под водой с того момента, как ты оказался с ней рядом?

– Минуту. От силы – полторы.

– Разве на полторы минуты трудно задержать дыхание?

Я устал от него. Капитан изо всех сил старался показать мне, что я, как частный детектив, ничтожество, что в сравнении с ним я безнадежный тупица, потому как Ольга и Олег вовсе не утонули, а просто разыграли меня, идиота.

– Значит, занимался частным сыском? – спросил он.

– К несчастью, да.

– Не своим делом занимался! Тебе ясно?

– Я вас понял. Нет трупа – нет проблем.

– Что? – Капитан вытянул в мою сторону свой длинный нос. – У нас вся служба связана с проблемами, и милиции их бояться – все равно что летчику своего самолета. Где труп? Кто, кроме тебя, его видел? На каком основании я буду возбуждать уголовное дело? Ложный вызов это называется. Умышленное отвлекание сотрудника милиции от своих служебных обязанностей. Ясно, частный детектив?

– Значит, вы мне не верите? – уточнил я, чувствуя почти что облегчение.

– Вот когда я буду располагать доказательствами того, что сегодня ночью ты нашел труп девушки, тогда, может быть, я тебе поверю.

У всех, кто меня окружает, странное и неординарное поведение, подумал я, провожая взглядом капитана. В том числе и у тебя, длинноносый.

– Э-э, командир! – позвал меня санитар, когда милиционер поднялся на обрыв и сел в «уазик». – А кто мне платить будет за ложный вызов? Пушкин?

В бытность, когда я возглавлял частное агентство «Арго» и с неугомонностью эрудита, кидающегося на всякую газету с кроссвордом, брался за любые уголовные преступления, подчас мешая милиции и раздражая ФСБ, то каждый раз убеждался в одной истине: преступление есть произведение криминального искусства, а значит, оно по-своему отвечает законам логики и криминальной красоты (да простят меня эстеты за этот термин!). Есть бездарные преступления, «сляпанные» патологическими мизантропами либо в результате эмоционального порыва, или под воздействием наркотиков и алкоголя, но есть и талантливые преступления, где каждый шаг продуман до деталей, по-своему красив и гармоничен. Я встречался со всякими. Но эта белиберда, с которой уже сутки переплелась моя жизнь, не входила ни в какую категорию. С одной стороны, было видно, что в поступках преступника есть замысел и расчет, а с другой – не проглядывалось никакой логики.

Если предположить, что преступник был полным идиотом и ради банальной «обчистки» гостиничных номеров предварительно убивал жильцов, то почему он покусился на жизнь Марины, обойдя стороной профессора, номер которого надумал посетить? Следуя этой же логике, надо было исключить из числа злоумышленников, которые могли надрезать мембраны, Марину, несчастных молодоженов и профессора, который тоже стал жертвой преступления. Таким образом испортить акваланги теоретически могли трое: Сашка, Рита и священник.

Отец Агап жил у меня достаточно долго и, будь он нечист на руку, обязательно бы засветился, так как беспрепятственно мог зайти в гостиницу, в кулинарный цех и за стойку бара, где совсем нетрудно запустить руку в кассовую коробку. Но этого ни разу не было.

Рита слишком молода, слишком неопытна, и она не поднималась на второй этаж гостиницы, где накануне плавания были выставлены акваланги. У посудомойки, кем она была до вчерашнего дня, заходить туда не было никакой необходимости.

Оставался Сашка. На официанте, кроме того, «висело» ночное посещение профессорского номера. Это можно было бы объяснить попыткой незаметно убрать случайно оставшиеся после дневного погрома улики. Но мог ли он желать смерти четверых людей? Что могло подтолкнуть двадцатилетнего парня на столь тяжкое преступление?

Милиция, на которую я уповал, зафиксировала ложный вызов. Труп Ольги, который я вытащил ночью из воды, бесследно исчез, словно утопленница была плодом моего воображения. Выходит, что убийца уничтожил главную улику преступления – свою жертву. Но как он узнал, что я выволок покойницу на берег? Там меня видел только профессор. Что ж получается?..

Словом, всю дорогу до дома я лишь ставил перед собой вопросы. Их набралось столько, что если бы отвечать на каждый в течение пяти минут, то мой монолог продлился бы до обеда. К сожалению, у меня не было ответа даже на один из них, и я перестал набивать сознание крючковатыми идолами, набрался терпения и участил шаги. Сашка обещал сказать мне нечто интересное, и во мне теплилась надежда, что с этого момента мой заржавелый частный сыск сдвинется с места.

Я подошел к дому ровно в девять, к началу завтрака, и потому меня удивило, что Рита сидит за столиком соседнего открытого кафе – кафе конкурентов – с пластиковым стаканчиком в руке. В это время она обязана была находиться за стойкой бара и готовить «кофе по-восточному». Если девочка уже на второй день после назначения барменшей позволяла себе такие вольности, то что можно было ожидать от нее через неделю?

– Рита! – позвал я.

Она отреагировала как-то странно: медленно повернула голову в мою сторону. В лучах солнца блеснули ее карие глаза. Девочка отвернулась и пригубила стакан.

Теперь я по-настоящему пожалел о своем скоропалительном решении назначить ее вместо Анны. Рита пребывала в том трудном возрасте, когда конфликты со взрослыми достигают апогея. Она явно за что-то обиделась на меня. Может быть, проследила, как я ходил в милицию, и решила, что я подал заявление на Сашку?

Первое желание – повернуться и скрыться за стальной калиткой своего хозяйства, а попозже отчитать девчонку как следует – тут же пропало, когда я заметил, что стакан в руке Риты дрожит, и дрожь настолько крупная, что на белый пластиковый стол проливается темно-вишневая жидкость. Бедолага была сильно взволнована. Она, наверное, накрутила себя, пока меня не было, и сейчас переживала что-то близкое к аффекту.

Я подошел к ней со спины, глядя на гладко расчесанные темные волосы и крупную заколку-ромашку, посаженную несимметрично справа. Кажется, эту китайскую поделку она купила на свою первую получку. Или Сашка ей подарил?

– В твоем баре вино ничуть не хуже, – сказал я. – К тому же ты сидишь у наших заклятых конкурентов.

Рита замерла, словно прислушивалась и боялась пропустить очень важные слова. Она выпрямилась, тонкие бретельки от сарафана впились в плечи. В пальцах щелкнул стаканчик.

– Пойдем! – Я коснулся ее локтя, но Рита отреагировала так, будто я ткнул ее раскаленным паяльником. Молниеносно отдернула руку, повернула искаженное болью лицо ко мне и судорожно кинула стаканчик мне в лицо.

– Ненавижу! – сдавленным голосом произнесла она. – Гадина!!

Теплый портвейн стекал по моим щекам и подбородку. Я провел ладонью по лицу и взглянул на нее. Казалось, что рука окрасилась кровью.

Я кинулся к калитке, ввалился во двор и тотчас увидел запавшие глаза отца Агапа.

– У нас беда, – сипло произнес он. – Сашка повесился…

И стал неистово креститься.