Открывая двери машины, я с любопытством смотрел на Ладу. Когда ее терпение лопнет? Когда прорвется поток вопросов, смешанных с раздражением? Мы сели, я открыл крышку «бардачка». Лада демонстративно отвернулась, словно хотела сказать, что урок не прошел даром и она не желает совать свой нос в чужие дела. Мне же хотелось, чтобы она увидела Серегин «подарок» и поняла, что я пригласил ее в опасное путешествие.
Две черные овальные «эргэдэшки» были несколько раз обернуты газетой и перетянуты веревкой, а запалы к ним, похожие то ли на открывалки для бутылок, то ли на брелки для ключей, лежали в зеленой коробочке из-под духов.
– Подержи-ка, – сказал я Ладе, привлекая ее внимание, и протянул ей одну гранату. В другую я стал ввинчивать запал. Лада, глядя то на мои руки, то на свои, по-прежнему проявляла мужественное равнодушие. Меня это в конце концов развеселило.
– Послушай, ты хотя бы ради любопытства поинтересовалась, куда мы поедем, – сказал я, расстегивая замок-«молнию» на чехле сиденья и заталкивая гранату под поролон.
– Мне все равно, – ответила она. – Я тебе доверяю.
– Но почему? С какой стати ты доверяешь малознакомому человеку?
– А с какой стати ты доверяешь мне, хвастаешь передо мной этими штучками? Почему не спрашиваешь, кто я такая, откуда сюда приехала, с кем поддерживаю отношения?
– Меня это не интересует. Я тоже тебе доверяю, – отблагодарил я Ладу тем же комплиментом.
– Ну и прекрасно! – удовлетворенно кивнула она. – Будем считать, что мы признались друг другу в любви.
Ах, вот в какую сторону тебя заносит! Ты заговорила о любви, подумал я и скорее машинально, чем осмысленно глянул на себя в зеркало. Рожа, конечно, немного небрита, критически оценил я себя, но еще вполне привлекательна.
Вторую гранату я затолкал в сиденье, на котором полулежала Лада, и помчался к «Горизонту».
– Поскучай немного в машине, – сказал я Ладе, остановившись перед входом в гостиницу. – Я мигом.
Миг затянулся на полчаса. Профессор, как я и предполагал, уже не спал. Едва я постучался к нему в номер, как он тотчас распахнул дверь и с порога схватил меня за руки, словно я намеревался убежать.
– Я вас жду с вечера! – зашептал профессор, затаскивая меня внутрь и закрывая за мной дверь.
– Разве мы договаривались о встрече? – спросил я.
– Уваров звонил! – едва ли не торжественным голосом известил Курахов. – Кажется, вы постарались, чтобы он меня нашел?
– Да, я переключил свой телефонный номер на «Горизонт». И что он сказал?
– Когда я рассказал ему о пожаре в гостинице и о том, что манускрипт сгорел, он потребовал, чтобы я приехал на место встречи лично.
– Это естественно. Раз манускрипт уже недоступен, вы сами покажете место захоронения клада.
Профессор ходил из угла в угол. Я никогда не видел его таким взволнованным.
– Но что же делать? – спрашивал он то ли себя, то ли меня. – Неужели ситуация безвыходная? Неужели нельзя что-нибудь придумать, чтобы освободить Маришу?
– А зачем что-то придумывать, профессор? – пожал я плечами. – Уваров уже все придумал, все подробно вам расписал – когда и где вы должны быть. Приедете в Лазещину, покажете место, куда графиня закопала сокровища, и получите свою Маришу живой и невредимой.
Курахов остановился и недобрым взглядом посмотрел на меня.
– Надо же, какой вы, однако, остроумный! Приеду, покажу, получу… А известно ли вам, господин, так сказать, директор, сколько лет я потратил на этого Христофоро ди Негро? Сколько здоровья ушло на командировки и экспедиции? Почему я должен ради какого-то безумца и авантюриста жертвовать делом всей свой жизни?
– Значит, вы не хотите делиться? – подытожил я.
– Делиться! – снова передразнил меня Курахов. – Он же отберет у меня все! Он не оставит мне даже медной монетки!
Я как бы невзначай достал из кармана куртки «регент», извлек из рукоятки магазин, поднес его ко рту, сдувая мнимую пыль, и загнал на место.
– Хорошие, однако, игрушки вы носите с собой, – произнес Курахов, не сводя взгляда с оружия. – Это что же – необходимый атрибут для выживания?
– Это аргумент, Валерий Петрович, – ответил я, пряча пистолет в карман. – Когда все остальные будут исчерпаны, я использую этот.
– И как, – осторожно поинтересовался Курахов, – эффект от него достаточно высок?
– Достаточно, – кивнул я.
Профессор дозревал. Я терпеливо ждал.
– На ремонт вашей гостиницы потребуется очень много денег, – Курахов сделал заход с другой стороны.
– Очень меткое наблюдение, – оценил я.
– Я хочу… – профессор аккуратно подбирал слова, чтобы не слишком меня обнадеживать. – У меня есть к вам деловое предложение… Вы хотите заработать?
– Сколько?
– Сколько! – взмахнул руками Курахов. – Если бы я знал, сколько.
– Вы предлагаете мне работу, но не можете сказать конкретно, сколько мне заплатите. Это не разговор, профессор.
– Но вы же понимаете особенность, так сказать, работы, которую я вам предлагаю. Надеюсь, вы понимаете, о чем речь?
– Не совсем.
Курахов или боялся, или не знал, как точно назвать ту услугу, которую он от меня ждал.
– Ваше оружие, ваши мускулы… То есть я хочу сказать, что, в отличие от вас, я не умею общаться с криминальными типами вроде Уварова. А вы человек приспособленный к условиям нашей жизни. Умеете, так сказать, обвести вокруг пальца. Припугнуть. Или, скажем, в нужный момент дать по физиономии.
– Вы хотите, чтобы я обвел вокруг пальца Уварова, припугнул его и дал ему по физиономии?
– Да.
– И при этом чтобы в ваших руках оказались и Марина, и сокровища консула?
– Вы правы.
– На какую долю сокровищ я могу претендовать?
Профессор замялся.
– Видите ли, ни вы, ни я этих сокровищ в глаза не видели. Может быть, они вообще не стоят ничего. Так, какие-нибудь казначейские бумаги, любовные письма и недорогие украшения – что еще может оказаться в ларце графини, в спешке покидающей осажденный город? Так что мне трудно…
– Валерий Петрович, – остановил я профессора. – Речь идет не о том, что именно мы найдем. А о доле, которую вы дадите мне в качестве гонорара за оказанную вам услугу.
Профессор снова призадумался. Я задал самый страшный, тяжелый и мучительный вопрос для скупого человека.
– Ну-у… Скажем, процентов эдак… Скажем, четверть вас устроит?
– Две трети от суммы, которую определит профессиональный антиквар за все то, что мы найдем, – жестко сказал я.
– Что?! – изумился профессор. – Две трети? Да это просто смешно, молодой человек! На две трети я могу договориться с Уваровым и тем самым обойтись без вас.
– В таком случае желаю удачи, – ответил я и решительно направился к двери.
Курахов остановил меня, когда я уже дошел до холла и свернул к лестнице.
– Кирилл Андреевич! – негромко позвал он, выйдя в коридор. – Если вас не затруднит, вернитесь на минуточку…
– Вы принимаете мое условие? – спросил я.
Курахов покачал головой и показал рукой на двери номеров, мол, не место и не время громко говорить на такую тему.
– Да или нет? – настаивал я.
– Что вы, в самом деле, как мальчишка! – рассердился профессор. – Я все-таки постарше вас и могу рассчитывать хотя бы на уважение с вашей стороны.
– Я вас очень уважаю, профессор, – отозвался я из холла, – но хочу получить две трети.
– Не забывайте, – упрямо стоял на своем Курахов, – что вы мне остались должны. Сколько я вам заплатил за питание и проживание? А сколько прожил?
– Хорошо, – тотчас сделал я контрпредложение. – Все расходы, связанные с проездом к месту встречи и обратно, проживанием и питанием я беру на себя.
– Две трети – это беспредел! – забыв про конспирацию, возмущался профессор. – Одна треть – еще куда ни шло.
– Вы напрасно со мной торгуетесь. Время играет против вас! – напомнил я.
Вдруг с треском распахнулась дверь номера и показалось белое, как луна, лицо женщины.
– Имейте совесть! – ядовито зашипела она. – Четвертый час ночи! Совсем обнаглели. Устроили аукцион. Если не прекратите, вызову милицию!
Профессор, услышав про милицию, прижал руки к груди и медленно пошел к женщине, готовясь всеми способами гасить конфликт, но луноликая с такой силой хлопнула дверью, что наверняка проснулись не только обитатели гостиницы, но и жители близлежащих домов. Профессор не стал останавливаться на полпути и приблизился ко мне.
– Бог с вами! – шепнул он, на удивление быстро принимая мое условие. – Мне дороже обойдется какой-нибудь глупый скандал. Я согласен!
Мы пожали друг другу руки. Профессор, по-свойски закинув руку мне на плечи, подвел к окну, из которого открывался вид на дырявое, в звездах, небо, большую часть которого закрывала призрачная в свете луны крепостная гора, обрамленная зубчатой каймой стены.
– Что ж, друг мой! – сказал профессор с преувеличенным пафосом. – Нас ожидают серьезные испытания. Но я надеюсь, что вы будете моим доблестным защитником. Для начала, коль вы сами вызвались взять на себя все расходы, позаботьтесь о билетах на поезд.
– Мы поедем на моей машине, – ответил я. – Это быстрее и надежнее. Собирайтесь, я буду ждать вас внизу.
– Как? – удивился профессор. – Прямо сейчас? Не лучше ли дождаться рассвета?
– Положитесь на меня, – сказал я.
Лада спала на заднем сиденье, подложив под голову спортивную сумку. Я вынул из багажника плед и накрыл им девушку. Ночь была прохладная и ветреная. Словно морские волны, накатами, шумели тополя, матово сверкая дрожащими листьями. По всему поселку разносились крики петухов и лай собак. Мне стало неуютно от мысли, что сейчас придется мчаться куда-то очертя голову, везти с собой спящую под пледом девчонку, так безрассудно доверившуюся мне, подвергать ее риску и, говоря словами профессора, серьезным испытаниям. Зачем я взял ее с собой? Что я хочу доказать Анне? Что она в моей жизни была всего лишь эпизодом, второстепенной фигурой, которую совсем нетрудно заменить другой девушкой? Но ведь это неправда. И Анна знает, что это неправда. Тогда для чего все эти неестественные выкрутасы?
Курахов вышел из гостиницы с большим кейсом и пакетом в руках. Он был в костюме, при галстуке, и его вид никак не подходил для предстоящего путешествия. Должно быть, профессор полагал, что в пиджаке он будет выглядеть более солидно, чем в спортивном костюме. А может быть, ему не хотелось упаковывать костюм. Я сказал, что его вид не вполне соответствует имиджу кладоискателя, на что Курахов ответил:
– Уж не думаете ли вы, что я буду копать землю?
Я напомнил, что еще совсем недавно он намеревался снять клад в одиночку, но на это замечание профессор не отреагировал. Придирчиво осмотрев переднее сиденье, он сел в машину, предоставив мне возможность уложить кейс и пакет в багажник. Едва я сел за руль, профессор властно махнул рукой и скомандовал:
– Вперед! – И через несколько секунд: – Вы с ума сошли! У вас же машина, а не самолет!
Я свернул на улицу Гагарина и остановился у второго дома. Профессор, не подозревающий о том, что в машине, кроме него, есть еще один пассажир, с трудом сохранил невозмутимость, когда Лада откинула плед, села и, поправляя взлохмаченные волосы, сонным голосом спросила:
– А почему мы остановились?
– Фу ты! – выдохнул профессор. – Что ж вы, девушка, сердце мое гробите? Откуда вы тут взялись?
– Я здесь спала, – ответила Лада, зевая.
– Иди домой, – сказал я, глядя на нее в зеркало.
– Зачем?
– Идите, идите, милая! – подключился профессор. – Нечего вам с нами делать.
– Не пойду, – проявила неожиданное упрямство Лада. – Мне и здесь хорошо… Бррр, как, наверное, холодно на улице!
– Ты нас задерживаешь, – мягко сказал я.
– Как я могу вас задерживать? Что я, по-вашему, ногой в землю упираюсь? Поехали!
– Не будьте такой легкомысленной, девушка! – назидательно сказал Курахов и скользко намекнул: – Мы уезжаем далеко и надолго, а у вас, если не ошибаюсь, работа.
И он с укором посмотрел на меня, мол, какого черта я посадил ее в машину?
Пришлось переходить к иным методам. Я вышел из машины, но открыть заднюю дверь не успел – Лада надавила на кнопку выключения замка.
– Не хулигань, – равнодушно попросил я. Лада не вызывала раздражения, во всяком случае, у меня. – Открывай!
– Зачем?
– Тебе надо идти домой.
– Я лучше знаю, что мне надо. Пригласил – теперь терпи.
– Правда? – Курахов искоса взглянул на меня. – Интересно бы знать, с какой целью вы пригласили эту юную деву с собой?
Я молча вернулся за руль и вырулил на центральную улицу.
– Мне кажется, – заметил профессор, – что очень скоро вы глубоко пожалеете о том, что сделали.
– Кому бутерброд с сыром? – спросила Лада, шурша фольгой за нашими спинами. – У меня еще и кофе в термосе есть.
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, – продолжал занудствовать профессор, пропустив мимо ушей вопрос о бутерброде, – что берете на себя ответственность за безопасность этой несмышленой акселератки? Я умываю руки, имейте в виду.
Я молчал. Дальний свет фар выхватывал из темноты деревья, белую линию разметки и дорожные знаки, стремительно наплывающие на нас.
– А куда, интересно, вы сплавите девочку, когда мы с вами начнем… когда займемся делом? Или же вы полагаете, что она будет присутствовать? – не унимался профессор.
Я прибавил скорости. Чем быстрее неслась машина, тем скованнее и немногословнее становился Курахов.
– Значит, никто бутербродов не хочет? – в последний раз уточнила Лада и принялась за еду.
Мы проехали поворот, за которым показался светящийся «аквариум» поста ГАИ. Странно, но по проезжей части, суженной оградительными барьерами, бодренько прохаживались два милиционера с жезлами в руках.
Профессор что-то забормотал и стал ерзать.
– Не психуйте, – спокойно сказал я ему.
– Как вы думаете, они нас остановят? – спросил профессор.
Я не успел ничего ответить – один из постовых поднял палку и махнул ею, приказывая остановиться.
– Вляпались! – сквозь зубы процедил Курахов. – Я так и знал!
– А что случилось? – отозвалась за нашими спинами Лада.
Я взял правее и остановился. Формально придраться к нам было не за что. Скорость в зоне радара, если таковой был на посту, я не превысил, запах спиртного давно улетучился, документы на машину и права – в порядке.
Гаишник, не торопясь подойдя к машине, встал напротив двери с опущенным стеклом, вяло козырнул и представился, невнятно назвав фамилию:
– Сержант …евич. Документы, пожалуйста.
Я протянул ему права – маленькую ламинированную пластинку. Сержант взял ее, кашлянул, переступил с ноги на ногу, сдвинул фуражку повыше, чтобы не мешал козырек, и стал рассматривать фото и читать фамилию. И тогда, по едва уловимому движению глаз, по дрогнувшему излому губ я понял, что моя фамилия ему известна, что он ждал именно меня.
Пластинка исчезла в его ладони. Сержант не торопился, сохраняя выдержку. Он искал повод, чтобы задержать машину.
– Оружие? Наркотики? – усталым тоном произнес он.
– Нет, – ответил я.
Профессор окаменел. Лада как ни в чем не бывало продолжала жевать бутерброд.
– Откройте капот, – попросил сержант.
Я потянул на себя рычаг. Щелкнул замок. Сержант ждал, когда я выйду из машины и сам подниму крышку.
– Расслабьтесь, – одними губами прошептал я профессору. – На вас смотреть страшно.
Я вышел, поднял крышку капота. Сержант склонился над горячим двигателем, слабо освещенным лампочкой. Нет, подумал я, так просто он от меня не отвяжется. Наверняка это длинноносый капитан постарался, чтобы я не уехал из города. Заводить на меня уголовное дело по поводу мордобоя побоится, но с удовольствием расквитается где-нибудь в лесу, без свидетелей.
– «Опель»? – спросил сержант.
Я кивнул.
– «Сенатор»?
Я пожал плечами.
– Много бензина жрет? Багажник откройте! Вещи – к досмотру, пожалуйста.
Я закрыл капот и обошел машину. В багажнике лежали инструменты, кейс да пакет профессора.
– Какого года машина? – спрашивал сержант, но ответа не дожидался. – Техосмотр проходили? На СО проверяли? Надо еще на угон проверить…
В нише багажника можно было без проблем спрятать двух Уваровых, потому черный чемоданчик Курахова с позолоченными замками смотрелся там сиротливо.
– Что здесь? – спросил сержант, показывая на него.
– Не знаю. Это кейс моего пассажира.
– Скажите ему, пусть откроет.
Я позвал Курахова. Профессор на ватных ногах вылез из машины и не к месту начал возмущаться:
– А в чем, собственно, дело?
– Откройте чемодан, – попросил сержант.
– Ради бога! Если в этом есть острая служебная необходимость, то я, конечно, открою. Прошу вас, исследуйте!
Он щелкнул замками и поднял крышку. Сержант, посвечивая фонариком, коснулся рукой сумочки с бритвенными принадлежностями, приподнял край полотенца, постучал пальцем по пухлой папке и кивнул:
– Хорошо, закрывайте. – Сержант медленно пошел вокруг машины, глядя через распахнутые двери в салон. Его взгляд скользнул по сиденьям, панели приборов, потом он уставился на жующую Ладу.
– Сумка ваша? – спросил он у девушки.
– Что? – переспросила Лада, наполовину опустив стекло.
– Чья это сумка? – повторил он.
– Эта? – уточнила Лада, приподнимая за ручки свою «подушку».
Дальше произошло то, во что трудно было поверить. Лада вдруг распахнула дверь с противоположной стороны, молниеносно выскочила наружу и, прихватив с собой сумку, кинулась к лесу.