Глава 30

Отец Агап выглядел настолько несчастным и потерянным, словно от него отказался сам господь бог. Он стягивал резиновой трубкой свой ветхий чемодан, пытался защелкнуть разбитые замки и при этом так горестно вздыхал, что у меня защемило сердце.

– Далеко собрались, батюшка? – спросил я, подметая усыпанный стеклянной крошкой пол.

– Далеко, Кирилл Андреевич, – ответил священник и стал кашлять.

– Что ж это вы так неожиданно?

– Не смею больше пользоваться вашей добротой… А пользы от меня, как видите, никакой нет.

– Да бросьте вы! – пожалел я батюшку. – Живите, я вас не прогоняю.

– Нет, Кирилл Андреевич! Поеду.

Я ждал, что батюшка спросит о Марине, но он демонстрировал полное безразличие к своей подопечной. Поднял чемодан, затем опустил его, порылся в полиэтиленовом пакете, набитом какими-то тряпками, и, стыдясь снова стать моим должником, тихо попросил:

– Вы не могли бы дать мне какие-нибудь старые, ненужные ботинки? Мои не так давно порвались, а новые я как-то забыл купить.

Старую и тем более ненужную обувь я не хранил, и пришлось пожертвовать зимними ботинками «Трек» на мощной подошве, в которых я намеревался поехать на Рождество в Москву. Поездка, в связи с уходом Анны, видимо, накрылась медным тазом, и я расстался с ботинками без особого сожаления.

– Спасибо, Кирилл Андреевич, – дрогнувшим голосом произнес батюшка, опуская глаза и пряча навернувшиеся слезы. – Я недолго… Я верну… Попользуюсь немного…

– Ладно! – махнул я рукой. – Чепуха. Не принимайте близко к сердцу.

Я дождался, когда батюшка, перекрестившись на все четыре стороны, буркнет «С богом!» и выйдет из кафе. Как только калитка за ним закрылась, я не спеша прошел на хозяйственный дворик, плотно закрыл за собой дверь, отодвинул ширму, за которой стояла батюшкина койка, встал на колено и поднял крышку погреба.

Я спустился в сырую и прохладную яму без света, посмотрел на запыленные и овитые паутиной стеллажи, на которых стояли пузатые банки с соленьями урожая прошлого года, на ощупь нашел брезентовый чехол, лежащий поверх картофельной ямы, разгреб деревянной лопаткой землю в углу и достал шахматную доску, сложенную коробкой. В ней лежал небольшой металлический предмет, завернутый в промасленную тряпку. Не разворачивая, я сунул его за пояс джинсов, прикрыл рубашкой и поднялся наверх.

Запершись в своем кабинете, я под настольной лампой развернул тряпку и долго рассматривал небольшой испанский пистолет «регент». Эту штучку, похожую на игрушку, мне привез из Чечни знакомый офицер. Пластмассовые накладки на рукоятке украшали изображения императорских корон. Короткая ствольная коробка отливала светлой, отполированной годами сталью. Предохранитель, расположенный над спусковым крючком, напоминал брошку в виде рифленого жучка. Маленький, изящный «регент» почти исчез в моей ладони, когда я, чувствуя необъяснимый восторг от легкой тяжести оружия, медленно вытянул руку и прицелился в кнопку выключателя.

Ну, Вацура, сказал я сам себе, ты ищешь приключений на свою голову. Пистолет – это уже серьезно. Конечно, Уваров не такой уж крупный зверь, чтобы идти на него с «регентом». Но все же так мне будет спокойнее. И Влад не станет валять дурака.

Я сунул пистолет в карман джинсовой куртки, вышел в коридор и увидел профессора, который, словно арестант, прогуливался между окном и холлом, заведя руки за спину.

– Надолго? – поинтересовался Курахов.

Я отрицательно покачал головой. Профессор, кажется, не прочь был со мной поговорить, но едва он пошел мне навстречу, как я быстро повернулся к нему спиной и спустился по лестнице.

Дождь все еще сыпался с низкого серого неба, рисуя на асфальте лужи и смачивая ненасытную, растрескавшуюся от хронической жажды землю. Зонты и несколько столов по-прежнему лежали в углу двора, и этот беспорядок как бы оттенял мое одиночество и усиливал тоску. Хаос, гибель Помпеи, подумал я, вспоминая, как всего две недели назад здесь бурлила жизнь, заходили вялые и уставшие от жары клиенты, суетился официант, наполнялась ароматным дымком кухня, а мы с Анной подсчитывали прибыль и мечтали вырыть бассейн, открыть сауну, казино. А теперь ни клиентов, ни Анны, ни денег.

Уваров! Все из-за него, мысленно рисовал я портрет Влада в черных тонах, выкатывая машину со стоянки. Только он виновен во всех моих бедах. Этот перезрелый ребенок, этот примитивный любитель жизни, чудаковатый кладоискатель, кажется, в самом деле нашел клад. И ценность его такова, что Влад пошел на преступление, а профессор готов принести в жертву свою непутевую падчерицу. Если Уварова вывести из игры и занять его место, то я смогу убить двух зайцев: вернуть Анну и… Впрочем, второй заяц еще до конца не оформился в моем сознании и больше напоминал привидение.

После Приветного я свернул к морю и по раскисшей грунтовке медленно доехал до какой-то нищей базы отдыха, которая представляла из себя несколько выцветших вагончиков да деревянный туалет-теремок, огороженные колючей проволокой. Оставив машину за стеной кустов, я пошел по тропе, идущей вдоль моря к заповеднику.

Погода играла против меня. Дождь наверняка заставил всю компанию закрыться в палатках, а в какой из них сидел Влад – я не знал. Поскальзываясь на мокрой тропе, пригибаясь, чтобы не маячить на склоне горы, я переходил от скалы к скале, не упуская из виду разноцветные кубики палаток.

Когда я дошел до каменного завала, откуда можно было незаметно наблюдать за каждой палаткой, джинсы и куртка вымокли насквозь и, словно были на клею, неприятно липли к телу. Морщась, я лег на мокрый плоский камень, как на постамент памятника, и подумал о том, что слишком привык к комфортной жизни и потому так близко к сердцу воспринимаю мелкие неудобства, которые раньше бы не заметил вовсе. Когда-то я бродил по южноамериканской сельве, переходил контрабандным путем Пяндж из Таджикистана в Афган, путешествовал в цинковом гробу и считал, что все происходящее со мной – в порядке вещей. Я был беден и зол на тех, кто мешал мне жить, ввязая в криминальные дела. Теперь, когда я занялся обслуживанием отдыхающих, у меня появились деньги, я стал ценить дорогие машины и хорошие напитки, диапазон приемлемой для меня жизни заметно сузился. Парадокс, но я почувствовал себя тяжело больным человеком, для которого многие радости жизни стали недосягаемы, а для нормального существования уже требовалось огромное количество условий, и с каждым днем выполнять их становилось все труднее…

Из круглой оранжевой палатки, напоминающей шатер, вышла девушка в майке и плавках. В руках она несла пакеты, из которых торчали ручки и ушки кастрюль и сковородок. Она подошла к морю, присела на корточки и стала выкладывать посуду на песок. Надо понимать, дежурная по кухне. Я представил на ее месте Анну, как она, сидя на корточках, трет песком жирный бок закопченной кастрюли, и сердце мое заныло от жалости к моей блудной подруге, которая вляпалась в романтические бредни подонка. Ну, Владик, думал я, пришло время расквитаться с тобой и за Анну, и за Марину. Нельзя наглеть до бесконечности. К тому же девчонки – не лошади, а ты не цыган…

Девушка в майке старательно чистила кастрюли песком и не оборачивалась. Из какой-то палатки доносилась тихая музыка, невнятно бубнили голоса. Осторожно, чтобы не зашуршали камни под ногами, я опустился ниже, к машине, стоящей под дырявым навесом, промокшим насквозь и провисшим под собственной тяжестью. По углам с него стекали мутные струйки. Кирки, ломы и лопаты с налипшими к ним комьями белой глины лежали в луже, словно вилки и ложки, отмокающие в раковине. На ветру тяжело раскачивались и хлопали мокрые разноцветные полотенца, и тонкостволые акации, к которым была привязана веревка, низко кланялись морю.

Девушка уже справилась с двумя кастрюлями и принялась за сковородку. Их здесь семь-восемь человек, а так много оставляют после себя грязной посуды, не к месту подумал я, осторожно, чтобы не задеть, перешагивая через растяжки. Сквозь брешь в низких тучах на мгновение показалось солнце, но ветер тотчас плеснул на него мокрой черной тучкой, как пеной на костер, и пляж вновь потемнел, и посыпался мелкий моросящий дождь. Я подумал, что девушка сейчас бросит посуду и кинется в палатку, но она лишь втянула голову в плечи и стала активнее тереть черное днище сковородки. Нас разделяло всего несколько десятков метров, и я, уже не прячась, быстро пошел по мокрому песку к ней, присел рядом и взял в руки кастрюлю.

– Здрасьте! – сказала девушка, вздрогнув. Она меня узнала, но мое внезапное появление ее испугало.

– Где Влад? – спросил я, придирчиво осматривая не слишком чистые бока кастрюли.

– У себя…

– А разве песком лучше, чем «Пемоксолью»? – спросил я. – В какой он палатке? Что-то я запутался в вашем полотняном городе.

Девушка повернулась, показала рукой на красную «памирку».

– Так я и думал, – сказал я, поднимаясь на ноги и возвращая кастрюлю на место. – Ну, пока!

– Пока, – растерянно ответила девушка, провожая меня взглядом.

Палатка была закрыта на дугообразную «молнию», изнутри доносилось тихое потрескивание приемника. Не останавливаясь и не задумываясь о том, как мне лучше действовать, я рванул застежку, и полог сразу затрепетал на ветру. Уваров лежал на животе, ногами к выходу, и просматривал листы с текстом и рисунками. Слева от него, на надувной подушке, лежала трубка сотового телефона, в ногах, в углу палатки, – пирамида из консервных банок и стаканов с сухим супом.

Я согнулся, отодвинул рукой мокрый полог и вошел в палатку.

– Что надо? – не отрываясь от бумаг, спросил Влад.

В одно мгновение я встал коленом ему на спину, схватил рукой за косичку и приставил ствол «регента» к затылку. Влад дернул головой слишком сильно, чего бы я на его месте не сделал, имея столь близкий контакт с оружием. Наверное, он не сразу понял, что в палатку зашел чужой и что твердый предмет, упирающийся в затылок, – пистолет.

Моя рука сдавила пучок волос еще сильнее, а ствол пистолета заставил Влада опустить голову и прижаться щекой к спальному мешку. Он скосил глаза и наконец увидел меня.

– А-а, старый приятель! – произнес он, стараясь не терять самообладания. – Ну и шуточки у тебя!

– Мы оба друг друга стоим, – ответил я и поднес пистолет к глазу Влада, чтобы он смог заглянуть в дуло. – Наверное, ты лучше разбираешься в мортирах и пищалях, чем в современном оружии. Так поясняю: это испанский вариант «браунинга», калибр – шесть тридцать пять, шесть патронов в магазине. От выстрела в лоб затылочная кость рассыпается в крошки, как ветровое стекло в автомобиле.

– Страшно, – оценил Влад. – Только ты так не напрягайся, а то палец ненароком дрогнет.

– Вполне может быть.

Влад поморщился.

– Послушай, – хрипло произнес он. – Ты хоть бы «молнию» за собой прикрыл. Если кто из моих ребят увидит, как ты свой испанский вариант мне в глаз пытаешься засунуть, то могут по горбу киркой заехать. Это похуже, чем шесть тридцать пять.

Он меня не боялся. Во всяком случае, мой «регент» был слабым аргументом. Влад знал, что выстрелить ему в голову способен кто-либо другой, но только не я, и поэтому с таким же успехом можно было приставить к его виску кукиш. Это нужно было предвидеть, но меня, как часто бывало, подвела торопливость.

– Кажется, я тебя здорово достал, раз ты такой воинственный, – сочувствуя, сказал Влад и попытался вытащить из-под щеки примятые листки.

– Не то слово! Я человек терпеливый, но не до такой же степени! Ты, парень, перешел все границы.

Влад вздохнул.

– Се ля ви! Тебе кажется, что я перешел границы, а мне – что все в порядке вещей. – Он поерзал, стараясь лечь удобнее, и добавил: – Зря ты, конечно, так. В этом деле пистолетом ничего не добьешься.

– А чем можно добиться?

– Да ничем! – вспылил Влад. – Я ж тебе ясно дал понять – ты хоть из танка в меня целься… Ну ты нормально соображаешь?! Ты за кого меня вообще принимаешь?

Он попытался постучать себя по лбу кулаком, но ему помешал пистолет.

– Ладно, хватит, – сказал я. – Ты мне надоел. Где Марина?

– Кто? – переспросил он.

Я, невероятным образом сохраняя спокойствие, повторил.

– Сейчас, – сказал Влад и наморщил лоб. – Ты вообще загадками не говори больше, хорошо? Я думал, ты за Анютку пришел со мной биться… Значит, Валя есть, Дина есть, Катюша есть…

Пока он бормотал, я отпустил его косичку, дотянулся до телефонной трубки, отщелкнул панель с микрофоном.

– Как выйти на городскую линию?

– Через восьмерку, дорогой… Послушай, нет у нас здесь никакой Марины. Может, ты имел в виду Дину? Ты ей понравился, и она тебя вчера весь вечер вспоминала.

Я набрал номер гостиницы. Сразу же после первого гудка отозвался профессор. Я выключил аппарат и кинул на подушку.

– Хорош молоть языком, Влад! – жестко сказал я и начал фантазировать: – Курахов настроен решительно. Он уже настучал на тебя в милицию. В то время когда он будет пудрить тебе мозги про билет в Симферополь, менты прослушают ваш разговор и засекут тебя. Я только что звонил в гостиницу. Это был сигнал готовности…

Я заметил в глазах Влада неподдельное замешательство.

– Постой, постой! – сказал он. – Давай по порядку! Про какой билет он должен мне пудрить мозги?

Я не стал повторять.

– Влад, – я чувствовал себя так, словно умирал от бессилия. – Где Марина? Ну не будь идиотом! Всем уже все понятно! Не надо так смотреть на меня и делать вид, что ты не понимаешь, о чем речь.

– Самое забойное, старина, заключается в том, – ответил Влад, почесывая ногтем кончик носа, – что я в самом деле не понимаю, о чем речь.

– Глупо.

– Что – глупо? Не понимать, какую ахинею ты несешь?

– Глупо притворяться.

Если бы Уваров не проявлял инициативы, то так бы и лежал до самой ночи, а может быть, до утра. Наш разговор, зашедший в тупик, прервать можно было только каким-нибудь отчаянным поступком, и Влад пошел на него. Он, колоритно матерясь, отбил мою руку с пистолетом, перевернулся на спину, сел и обеими руками выразительно постучал себя по голове.

– Мы о чем говорим?! Мы о чем спорим?! Какая Марина?! Ты что, в аварию попал?! Травма черепа?!

Я никогда не думал, что человек с такой комплекцией может быть до такой степени эмоциональным. Влад размахивал руками настолько сильно, что между нами стал гулять ветер. Я зачем-то продолжал держать в руке пистолет, словно микрофон перед лицом героя интервью, хотя прекрасно понимал, что не выстрелю даже в том случае, если Влад кинется на меня и станет душить. Впрочем, я надеялся, что не доведу его до этого.

– Уйди! – коротко крикнул Влад испуганной девушке с кастрюлей в руке, появившейся перед пологом палатки, и махнул на нее рукой. – Рассказывай, что ты от меня хочешь, – снова обратился он ко мне. – Только подробно, от начала и до конца, а то у нас получается разговор двух попугаев, которые выучили разные слова.

Начать рассказывать обо всем подробно – значит, признать, что Владу ничего не известно о похищении Марины и, соответственно, его непричастность к этому. Мне нелегко было тормозить и начинать движение в обратную сторону. Разгон был слишком мощным, а цель – слишком близкой и доступной. Мне потребовалось немало сил, чтобы сказать:

– Сегодня ночью кто-то выбил стекло в гостинице, а затем увел падчерицу профессора.

Глагол, конечно, надо было подобрать другой. Уваров сразу же на нем споткнулся.

– Как увел? – поморщившись, переспросил он. – Это как телочку, за поводок?

– Может быть, я неправильно выразился! – огрызнулся я. – Не надо так глупо иронизировать!

– А ты убери свой дурацкий пистолет, если не намерен в меня стрелять! – не менее зло отпарировал Влад.

– А может быть, намерен!

– Тогда стреляй и не мучай железо, а то заржавеет в твоей ладони!

– Видит бог, выстрелю! – процедил я сквозь зубы, поднимая оружие на уровень лица Влада. – Ты меня доведешь до греха, землекоп, имей в виду! Влеплю пулю, рука не дрогнет!

– Так лепи, лепи же! – подзадорил Влад, но уже дрогнувшим голосом. Он деревенел прямо на глазах, лицо его стремительно мертвело, лоб покрывался крупными каплями пота.

– Выстрелю, – шепотом повторил я, дурея от ощущения того, что наконец-то ухватил власть за кончик хвоста, что Влад все же испугался, и, слегка надавив на широкий спусковой крючок, похожий на месяц, почувствовал, что какая-то сатанинская сила продолжает давить на мой палец, что еще мгновение…

Палец вывернуло скобой, пистолет мгновенно выскользнул из моей руки, и я едва не вскрикнул от боли и неожиданности. Обернулся и увидел прямо перед собой впалый смуглый живот и очень знакомый пупок. Высунув голову из палатки, я поднял глаза. Сверху вниз на меня смотрела Анна. «Регент» она держала обеими руками, подняв его над головой. Убедившись, что я не намереваюсь отбирать у нее оружие, она отсоединила магазин, отвела назад ствольную планку и бросила пистолет мне. «Регент» упал в лужу перед палаткой.

– Ты теперь ее вечный должник, – сказал я Владу, двумя пальцами вытаскивая пистолет из лужи и засовывая его в карман.

– Ты тоже, – мрачным голосом заметил Влад.

– Он не был заряжен, – сказала Анна. – Поэтому никто ничего мне не должен.

Я не хотел, чтобы она уходила. Мне было легче продолжать разговор с Уваровым в ее присутствии. Как бы Анна ко мне ни относилась, я был уверен, что она не станет мне лгать, и Влад в ее присутствии наверняка будет искреннее.

– Присаживайся, – сказал я, отодвигаясь в угол палатки с таким расчетом, чтобы Анна оказалась рядом со мной.

– Да-да! – поддержал Влад, засуетился, протянул Анне свою куртку, сгреб страницы рукописи и сунул их в накладной карман палатки.

Анна, переступив через мои ноги, села рядом с Владом, накинула на плечи куртку и, улыбаясь мне как хорошему знакомому, спросила:

– Ну? Как жизнь? Закончил рыть туалет на двести персон?

– Нет, – ответил я, хмуро глядя на тонкую струйку воды, стекающую с брезентового потолка на спину Анны. – Санэпидемстанция наложила запрет. Угроза экологическому балансу Крыма.

– А как поживает твоя очаровательная подруга?

– Прекрасно!

– Я очень рада за тебя! Ты хорошо выглядишь. Легкая небритость придает лицу загадочный вид, а темные круги под глазами оттеняют их голубизну.

– А торчащая из кармана рукоятка пистолета, – вставил Влад, – придает твоим поступкам оттенок благородной непредсказуемости.

Я больше не смог удерживать на лице пасмурное выражение и от души рассмеялся. Это прозвучало как гром, и даже дробь дождя по крыше участилась.

– Смотри-ка, повеселел, – внимательно глядя на меня, как врач на пациента, выходящего из комы, сказал Влад. – И глаза приобретают осмысленное выражение.

Я расслабился, чувствуя себя уютно. Черт возьми, мне нравились эти люди!

– С чего это ты решил попугать нас пистолетом? – спросила Анна, перебирая консервы и рассматривая этикетки.

– Он бредит какой-то Мариной, – объяснил Уваров.

– Мариной? – удивилась Анна, остановив свой выбор на персиковом компоте и протягивая банку Владу. – Открой, будь добр… Вчера, если не ошибаюсь, была Лада.

– Кирилл меняет дам как перчатки.

– Так что это за Марина, из-за которой ты до смерти перепугал весь наш лагерь своим «регентом»?

Я спокойно ждал, когда притухнет красноречие хозяина палатки и Анны. Предвкушая шок, который им предстояло испытать, я был нетороплив, великодушен и не сердился на шутки.

– Ты ее хорошо знаешь, – ответил я Анне. – Это приемная дочь профессора Курахова.

– Так вот о какой Марине ты говоришь! – разочарованно протянула Анна. – Та рыженькая и набожная девчушка…

– Разве у профессора есть приемная дочь? – спросил Влад.

– Как выяснилось, есть… И вот сегодня утром, точнее, ночью, ее похитили.

– Что?! – в один голос воскликнули Анна и Влад.

– Сначала выбили стеклянную стену в кафе на первом этаже, чтобы отвлечь, а потом выволокли девушку из номера и по пожарной лестнице спустили вниз.

Я сделал паузу, предоставив возможность Анне и Владу, глядя друг на друга, вдоволь похлопать глазами.

– Подожди! – произнес Влад, развернув ладони кверху и глядя на них, словно хиромант. – Подожди! Я не могу понять, а при чем здесь я? При чем, спрашивается, здесь я?!

Я остановил Влада, подняв указательный палец вверх.

– Через несколько минут позвонили скорее всего по сотовому телефону из автомобиля. – Я покосился на трубку, лежащую на подушке.

– Что? – медленно въезжал в смысл моих слов Влад. – Позвонили по сотовому? – Он взял в руки трубку и посмотрел на нее, как на гранату «эфку». – Ну да, конечно, сотовый «Билайн» есть только у меня. Во всем Крыму только у меня есть автомобиль и сотовый телефон. Железная логика.

Я снова остановил Влада:

– Нет, логика не в этом. Тот, кто звонил, потребовал взамен Марины манускрипт…

Влад замолчал с раскрытым ртом. Анна застыла, держа банку с компотом над пластиковым стаканом.

– Постой, – уже другим тоном произнес Влад. – Что-то я не понял. А откуда этот… узнал, что у Курахова есть манускрипт?

– Понятия не имею.

– А ты видел похитителей?

– Нет. А неделей раньше номер профессора обыскали. Честно говоря, я подозревал, что это твоя работа.

– Ну да, конечно, – пробормотал Влад, глядя на меня с упреком. – Что ты еще мог подумать. – Он помолчал и спросил: – Сейчас, надеюсь, ты уже не думаешь, что это я?

Анна наполнила стаканы. Мы машинально схватили их и принялись цедить густой персиковый компот.

– Профессор согласился? – спросила Анна. – Или заявил в милицию?

– И не согласился, и не заявил. Он предложил мне поехать в Карпаты и передать манускрипт.

– А сам он почему не хочет ехать?

Я с удивлением посмотрел на Уварова и Анну. Ответ казался мне очевидным.

– Потому что он хочет раньше преступников найти то, о чем говорится в манускрипте.

Влад хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну профессор, ну жук! Неужели он все-таки нашел сокровища консула?! Не знаю, не знаю, но раз преступники ради манускрипта пошли на такие жесткие меры, значит, они точно знают его цену, – бормотал Влад. – Теперь понятно, почему Курахов вцепился в рукопись мертвой хваткой и не хочет возвращать ее мне. Видимо, он изучал материалы местных музеев и архивов и сопоставлял даты осады крепости турками и последнего свидания консула с графиней Аргуэльо.

– Эти даты, должно быть, совпадают? – спросил я.

– Должно быть, да. И профессор пришел к выводу, что именно графиня вывезла из осажденного города казну Солдайи. Я очень бегло прочитал манускрипт, когда он был у меня в руках. Там что-то говорится о Трансильванском тракте и об ультиматуме, который поставили графине разбойники.

– Неужели сокровища до сих пор лежат где-то и дожидаются профессора? – с сомнением покачала головой Анна. – До того, как ты взял манускрипт в архиве, его могли прочитать сотни историков. Неужели никто из них не попытался найти клад?

Уваров отрицательно покачал головой.

– В манускрипте нет ни слова о сокровищах, о Солдайе и консуле. Этот документ писал биограф, родившийся через пять лет после смерти графини, причем гибель графини он описывал со слов ее слуги. Слуга же не знал и не мог знать о сокровищах. Курахов пришел к своему выводу после того, как выяснил, что графиня все же встречалась с консулом незадолго до штурма крепости. А что можно отдать любимой женщине в критическую минуту? Золото, жемчуга, брильянты.

– Но Курахов с пеной у рта доказывал мне, что никаких связей между графиней и консулом не было и быть не могло! – возразил я. – Дескать, Италия в то время находилась в состоянии войны с Испанией.

– А ты надеялся, что он скажет тебе правду? – усмехнулся Влад. – И что такое война для настоящих чувств?

– Ерунда! – сказал я. – Не верю! Пионерские сказки! Полусумасшедший профессор найдет лишь горсть гнилых шишек. Меня сейчас больше занимает вопрос, как помочь Марине.

Влад, покусывая губы, смотрел куда-то сквозь меня. Кажется, он думал о своем.

– Что я слышу! – усмехнулась Анна. – Ты намерен помочь Марине? Ты собрался снова окунуться в криминальное болото?

Я отрицательно покачал головой.

– Не радуйся, с моим словом и с болотом все в порядке. Я всего лишь заставлю Курахова немедленно выполнить условия преступников. В противном случае сообщу в милицию.

– Что?! – вскрикнул Уваров, очнувшись от своих мыслей. – В какую милицию?!

– В милицейскую, – пояснил я.

– Не вздумай, псих! – почти заорал Влад.

– Не надо так громко, – попросил я.

– Анна, объясни ему, что он все испортит! Он загубит на корню великое дело!

– Я ничего не хочу объяснять! – отмахнулась Анна. – Разбирайтесь сами.

Кажется, хилый проблеск интереса ко мне в ней снова угас. Она с удовольствием пила компот, доставала из стакана мясистые разваренные персики, и казалось, ничто на свете ее больше не интересовало.

– Послушай меня, – зашептал Уваров, крепко сдавив мне плечо своей сильной рукой. – Если в дело вмешается милиция, то манускрипт надолго, если не навсегда, подошьют к уголовному делу, и мы уже вряд ли когда его увидим. Если ты заставишь Курахова отвезти манускрипт преступникам, то мы не увидим его тем более, как и самого профессора.

Я не мог смотреть на серьезное, охваченное сумасбродной идеей лицо Влада без ироничной улыбки. Ему эта улыбка не понравилась.

– Да что ты ухмыляешься, словно скармливаешь отравленную колбасу соседской собаке? У тебя заплесневели мозги от стереотипов! Тебе лень даже предположить, что сокровища существуют!

– Что ты от меня хочешь? – устало спросил я. Многословный и излишне эмоциональный Влад меня утомил.

Уваров решил, что я согласился действовать с ним заодно, и, как о решенном, сказал:

– Ты идешь к профессору и говоришь ему, что принимаешь его условие.

– Какое?

– Говоришь, что согласен отвезти манускрипт. Только не рассказывай о нашей встрече. Пусть он думает, что это я похитил Марину.

– А дальше?

– Ты, естественно, сразу же несешь манускрипт нам.

– Естественно, сразу же несу! А что будем делать с Мариной?

Влад поморщился и махнул рукой, мол, о ерунде спрашиваешь.

– Мы сначала снимем клад, а потом вручим манускрипт преступникам и заберем Марину.

– В самом деле, как просто! А с профессором как поступим?

– Никак! Он с опозданием пойдет по нашим следам и в лучшем случае полюбуется на свежую яму.

– Гениальный план! – Я схватился за голову. – И это говорит человек с ученой степенью! Несметные сокровища, наивные преступники, на уши которых так просто навесить лапшу! Ты до ужаса наивен, Вовик! Ты гиперакселерат! Тебя надо показывать на симпозиумах! Физическое развитие навеки обогнало умственное!

Уваров стиснул зубы. На скулах задвигались желваки.

– Не шути так, – посоветовал он.

– Да о чем ты его просишь, Влад! – вдруг с необычайной злостью вмешалась Анна. – Ему надо туалет рыть, а ты со своими сокровищами лезешь.

Я так стиснул кулаки, что хрустнули суставы пальцев.

– Неостроумно, Анна, – сказал я. – Ты же сама не веришь в эти бредни, так ведь? Все правильно, возраст уже не тот, не девочка. Уже давно пора семью иметь, да жизнь слишком потрепала, а время, когда почти все мужчины кажутся рыцарями, прошло.

– Что? – глухо переспросила Анна, растерянно провела рукой по лбу и пролила компот на спальник. – Что ты сказал?..

Влад, опустив голову, громко сопел. Я, чувствуя, что добился-таки своего и окончательно изгадил отношения с Анной, ни слова не говоря более, вылез из палатки и поплелся по мокрому сыпучему песку вверх, к тропе.

Что-то стукнуло меня в спину между лопаток. Я обернулся и подобрал с земли магазин с патронами. Мне показалось, что Анна что-то крикнула вслед, но штормящее море заглушило ее голос.

Загрузка...