Не путай клад с могилой

Глава 54

– Господь услышал мои молитвы! – откровенно ликовал отец Агап. – И он наказал слугу сатаны, послав ему кару. И пусть это послужит горьким уроком для тех, кто отступает от пути праведного, кто не внемлет заповедям божьим…

Мы сидели возле костра, грея в металлических кружках воду. Влад, этот воинствующий атеист, искал повод, чтобы придраться к батюшке.

– А разве не грешно, святой отец, так бурно радоваться смерти своего ближнего?

– Это он-то ближний?! – возмутился батюшка. – Вы – ближний, Анна – ближняя, Лада – ближняя, Кирилл Андреевич – само собой, а тот человек – слуга сатаны. Господи! – воздел руки к серому низкому небу батюшка. – Ты дал мне надежду на то, что я скоро увижу Марину. Пошли ей силу духа выдержать все тяжкие испытания…

– Все, решено! – хлопнул себя по ноге Влад. – Завязываю с кладоискательством и начинаю регулярно ходить в церковь.

– Значит, их осталось двое, – думала вслух Анна. – Курахов и Марина. Хоть наказал Олега бог, но выстрел все-таки произвел человек. Не хлопцы ли догнали их и расправились с Олегом?

– Либо Марина, либо Курахов, – уверенно сказала Лада, снимая с огня свою кружку. – И, боюсь, это не последнее убийство. Очень взрывоопасная парочка.

– Отчим с падчерицей – что здесь взрывоопасного? – возразила Анна. – Мне кажется, они создали очень крепкий криминальный союз.

Мы закончили свой скудный завтрак глотком коньяку, к счастью, уцелевшего в багажнике «Опеля». Влад с помощью Лады принялся разбирать байдарку, с увлечением рассказывая девушке историю братьев Гуаско, итальянских колонизаторов, которые в пятнадцатом веке держали в страхе крымское побережье от Приветного до Судака, занимаясь тем, что сегодня называется рэкетом. Анна, с трудом скрывая ревность и выплескивая раздражение на мне, стягивала чехол с каркаса нашей байдарки, раскидывая трубки и соединительные узлы во все стороны.

Четыре часа кряду, пробивая собой лесные заросли, проклиная озверевших от голода комаров, холодный июнь, крутизну горы Капош и консула Христофоро ди Негро с его дурацким кладом, мы ползли на хребет, разделяющий реки. Две байдарки, уместившиеся в четырех увесистых тюках, один рюкзак и две спортивные сумки составляли наш багаж. Сказать, что я умирал на подъеме, – значит, не сказать ничего.

К обеду мы перевалили хребет и спустились к реке Дибров. Она была более узкой, чем первая, гуще запружена круглыми, как апельсины, камнями и поваленными гниющими деревьями. Предвкушая приятный сплав, в ходе которого можно было бы расслабиться в байдарках, мы дружно взялись за их сборку. Но радовались, как выяснилось позже, напрасно. Байдарки под тяжестью промокшего багажа и наших тел через каждые десять метров прочно садились на мель. Приходилось влезать в воду, взваливать багаж на себя и тащить байдарку по осклизлым камням, как сани по снежным застругам, до относительно глубокого места.

Это был каторжный, рабский труд, который к концу дня вымотал нас настолько, что даже Влад мешком свалился в траву.

Несколько минут мы неподвижно лежали на подсохшем за день песке, не в силах пошевелить конечностями. Обмелевшая, растерявшая себя среди заболоченных островков, языков оползней и крупных камней река тихо журчала, как струя родника. По обе стороны от нас почти вертикально вверх взлетали отвесные стены. Невероятно изогнутые сосны каким-то чудом удерживались на рыхлом грунте. Края обрывов были покрыты кустами, и длинные зеленые пряди чубами свисали вниз.

Первой сделала усилие Анна. Шатаясь, она подошла к рюкзаку Влада, достала полиэтиленовый мешок, в который были завернуты папка с манускриптом и карта Карпат, и стала подсчитывать, сколько осталось до Медвежьего озера.

– Чуть больше трех километров, – сказала она. – Это пустяк. Это час ходьбы.

Влад крутил головой и сплевывал песок.

– Нет, – пробормотал он. – Не надо трех километров. Мы уже на месте…

Родная мать не утешила бы меня так, как Влад. Мы с Ладой вскочили на ноги, как солдаты по тревоге. И откуда только силы взялись?

– Где? Переведи дословно! – попросил я. Меня охватил азарт – это единственное, что может поднять на ноги даже умирающего. Пусть никакого клада нет, все равно, черт возьми, пришел час поставить точку в этой излишне затянувшейся истории с сокровищами последнего консула Солдайи!

– Не гоните лошадей, – попросил Влад, поднимаясь с песка. – Дайте дух перевести.

У него еще были силы, он устал меньше меня, но нарочно затягивал минуту своего триумфа. Лада, батюшка, Анна и я обступили нашу ученую обезьяну. Влад развязал тесемки на папке, бережно вытащил чудом не промокший манускрипт, перелистнул несколько страниц и, с ходу переводя, медленно зачитал:

– «Старший стражник, который был обязан все время находиться при графине, оставшись с ней наедине, поведал ей о своей встрече с лазутчиком разбойников. Они нас не тронут, сказал он ей, не коснутся даже руки вашей, не посмеют заглянуть внутрь вашей кареты и отпустят, не причинив вреда, всех стражников, если вы заплатите им золота, равного сумме в тысячу аспаров. Графиня, услышав это, сняла с пальца золотое кольцо с сапфиром, равное по размеру с лесным орехом, и отдала его стражнику со словами: „Скажи им, что отдать я могу только то, что принадлежит мне, и распорядись немедленно седлать коней“. После чего графиня позвала слугу и велела ему вынести из кареты ее дорожные вещи, а также взять с собой лопату и кирку и следовать за ней. Она привела его к тому месту, где стены ущелья наиболее смыкались, закрывая светило, отчего там даже в полдень июня было сумрачно и холодно. Поднявшись выше ручья, к большому камню, который по форме напоминал наполовину врытый в землю турецкий щит, графиня приказала слуге рыть глубокую яму, и он отрыл ее в том месте, где покоилась тень от камня, когда миновало три часа после полудня. Выполнив работу, слуга удалился, оставив графиню одну. Вернувшись к лошадям, графиня тотчас велела трогаться в путь…»

Влад замолчал и поднял голову.

– А что было дальше?! – в один голос закричали мы, заинтересованные уже не столько кладом, сколько судьбой графини.

– На правом берегу Медвежьего озера разбойники напали на карету. Графиню саблями порубили на мелкие куски и покидали их в озеро, а стражникам приказали лечь на землю и затоптали их лошадьми. Спаслось всего несколько человек, в том числе и слуга графини, со слов которого летописец и пересказал эту историю.

Мы помолчали. Анна вздохнула, батюшка перекрестился, Лада обошла нас, настороженно присматриваясь к стенам ущелья.

– Да, – сказала она. – Это самое узкое место.

– А где же камень? – спросил батюшка.

– Пусть Влад объяснит, как выглядел турецкий щит? – сказал я.

– Что-то вроде миски, – ответил Влад.

– Значит, камень должен иметь форму полусферы! – сказала Анна.

Мы пожирали глазами стремительно темнеющие стены. Я представлял себе что-то вроде тарелки гигантского радиотелескопа, наполовину врытого в землю, но вокруг нас ничего подобного не было. Пар выходил впустую. Апогей не наступал. Кружась на месте, мы по десятому разу просмотрели склоны. Камня не было. Физиономии наши вытягивались.

– Черт возьми, – пробормотал Влад, чувствуя, что его звездный час ушел безвозвратно. – Темнеет. Как бы не пришлось отложить поиски до завтра.

– До завтра нам придется отложить уже не поиски, а перестрелку, – мрачным голосом заметил я. – Того и гляди сюда сейчас заявится конкурирующая фирма.

– А почему мы решили, что за пятьсот лет рельеф местности останется неизменным? – сказала Анна. – Камень раскрошился, скала обвалилась, и сокровища унесло рекой.

– Может быть, вон тот камень? – махнул куда-то вверх батюшка.

Влад хмыкнул.

– И вы думаете, что графиня в своем платье, достающем до земли, смогла бы туда подняться?

– А ведь в самом деле, – задумчиво произнесла Лада, разглядывая кромку берега. – Скала разрушается, и кусочки породы наслаиваются на берегу. И камень мог оказаться зарытым по самую макушку.

– Тогда дело безнадежно! – Я все еще не мог избавиться от пессимизма. – Нам жизни не хватит, чтобы перекопать весь этот берег.

– Стоп! – поморщившись, сказал Влад. – Ерунда какая-то получается. Там написано, что от камня падала тень, а время было – «три часа после полудня», значит, час или два часа дня. А вы посмотрите на эти скалы! Здесь солнце можно увидеть только тогда, когда оно в зените. Через полчаса оно уже скроется за скалой, и никаких теней здесь не будет!

Мы снова задрали головы вверх. Слуга графини загадал нам ребус. Пятьсот лет спустя мы решили его разгадать.

– Значит, камень находится не здесь, – подытожил я.

– А где? – спросил батюшка.

– В том месте, куда в три часа дня еще проникают солнечные лучи.

Батюшка тоненько рассмеялся.

– Послушайте, а про какой месяц идет речь?

Влад снова тяжко вздохнул – слишком демонстративно, словно хотел сказать: вы унижаете меня как историка.

– Тридцать первого мая тысяча четыреста семьдесят пятого года, – назидательным голосом изрек Влад, – турки взяли Солдайю штурмом. Графиня не менее трех недель добиралась каретой до этих мест. Значит, дело происходило в июне.

Я бродил по берегу, старательно обходя большие кучи помета, оставленные каким-то крупным зверем, и посматривал наверх, следя за кромкой скал. Она не везде была ровной, и я вскоре нашел место, где верхний срез западной стены имел широкую трещину, напоминающую гигантский след топора. Через эту трещину солнце могло кидать узкий пучок света на дно ущелья еще несколько часов.

Я круто развернулся, посмотрел на противоположный берег и сразу увидел тот самый камень.

Трудно передать, что я испытал. Не в силах сдержаться, я подбежал к рюкзаку, вытащил притороченную к нему лопату и кинулся к камню.

Вблизи он напоминал скорее ухо закопанного в землю великана. Он стоял под углом к реке, так, что каменный мусор, частично задерживаясь в его ковше, по мере переполнения скатывался в реку, и бурные весенние потоки растаскивали его по всему берегу до озера.

Тени не было, но куда она должна была падать в три часа пополудни, догадаться было нетрудно. Я обошел камень, встал со стороны, обращенной к скале, и вонзил лопату в каменную крошку.

Никогда я не трудился с таким удовольствием, как в этот раз. Даже рана, почувствовав торжественность момента, притихла и не давала о себе знать. Я швырял куски крепкой белой глины, смешанной с камнями, как землеройная машина, не прерываясь, не разгибая спины и даже не вытирая со лба пот. Только углубившись по колено в землю, я обратил внимание, что яму окружили четыре пары ног.

– Надорвешься! – сказал мне Влад, опуская мне на плечо руку. – Уступи место кандидату исторических наук.

Я не стал спорить и выбрался из ямы. Влада не устраивал диаметр, и он принялся сначала расширять яму, а потом уже копать вглубь. Конечно, такой крепкий грунт следовало бы разбивать киркой. Наша маленькая лопатка, предназначенная для окучивания роз в палисаднике, была столь же эффективна, как и дробь для бегемота.

Через минут десять Влад уступил место Анне. Ей яма уже доходила до пояса, и для удобства девушка опустилась на корточки, напоминая ребенка, играющего в песочнице лопаткой.

Анну сменила Лада. Влад предусмотрительно подал ей руку, помогая спуститься в яму. Ожидание становилось невыносимым. Мы все топтались на краю ямы, словно хотели по малой нужде. Никто из нас не в силах был оторвать взгляда от дна ямы. Напряжение достигло немыслимых величин!

Я слишком нетерпелив, и подобные ситуации для меня невыносимы. Выдернув из ямы Ладу, которая, как мне казалось, копает слишком вяло, я с удвоенной силой принялся за работу, издавая сдавленный звук при каждом ударе. Комья глины летели, словно ракеты фейерверка. Я должен был, обязательно должен был что-то откопать! Пусть пустой ящик, пусть даже полусгнивший сапог, пусть, черт возьми, истлевший труп кошки, но к чему-то обязательно надо было прийти!

Я настолько накрутил себя, что уже не мог определить точно – показалось мне или же в самом деле звук от ударов лопатой изменился, стал более глухим, какой бывает при наличии пустот. У меня не хватило духу продолжать работу. Не знаю, как бы я расстроился, если бы это оказалось лишь плодом моего воображения.

Выпрямившись под недоуменными взглядами своих спутников, я протянул лопату батюшке.

– Я суеверный, отец Агап. Попробуйте вы, может, у вас получится.

Батюшка, взволнованный вниманием к своей персоне, осторожно сполз в яму, уже достигшую глубины не менее полутора метров, и несколько раз тюкнул лопатой.

Мы все одновременно издали вопль восторга. Штык лопаты вонзился в дерево. Не без усилий выдернув его, батюшка опустился на колени и принялся расчищать глину руками. На дне ямы постепенно выступала крышка черного сундучка, обитого по углам и по диагонали металлическими уголками и лентами.