Неблизкие

11. Лиза

У меня не то, что спать, лежать рядом получается с трудом. На коже словно плавят металл, а сердце так и норовит выскочить из груди от силы ударов.

Что он за человек, а? К чему это все делать?

Но Макса похоже не смущает тот факт, что я заняла половину дивана, и он благополучно отключается. Его дыхание выравнивается, а рука на моей талии тяжелеет.

К своему ужасу, я ловлю себя на мысли, что мое личное пространство никак не страдает от того, что его самым наглым образом нарушили. Даже наоборот. МОЕМУ телу и мне в целом нравятся ощущения, которые вызывает соприкосновение с ЕГО телом.

С ума сойти! Этого только не хватало!

Резко хватаю наглую руку и откидываю назад. Рывком сажусь на диване.

— Ну что ты за изверг? — сонно ворчит Макс.

— Я… есть хочу, — леплю первое, что приходит на ум, — и вообще вот так валяться с тобой не соглашалась.

— Так я и не спрашивал. Бери и спи.

Слышу, как он присаживается и буквально отлетаю от дивана. Я уже примерно ориентируюсь в пространстве, помню, что отходить нужно вправо, потому что слева у него стоит журнальный столик. А напороться на него и сверкнуть попой в полёте последнее, что мне нужно.

— Я выспалась. Давай завтракать.

Шумно выдыхает.

— За что мне это наказание? — встаёт, судя по скрипу, с дивана.

— Потерпи три недельки и будешь снова свободен, — стараюсь звучать уверенно, хотя реагирую на малейшее его движение.

Я будто радар, источающий бешеную энергию и улавливающие любой звук, касающийся Максима.

Всё во мне пульсирует и работает на максимальном режиме, когда он проходит мимо. Я даже отшагиваю в сторону, когда он приближается, потому что физически чувствую это приближение. Шаг, еще один. Воздух искрится, и теплеет.

— За эти три недели ты меня изведешь, — раздается совсем рядом. — Я в душ. За пять минут не оголодаешь?

— Нет.

Макс прячется в ванной, а я только теперь могу перевести дыхание. Приложив руку к груди, делаю несколько глубоких вдохов.

Всё нормально. Это просто… моя такая реакция на парня. Максим симпатичный, уверенный в себе, и я это, как девушка, ощущаю. А тот факт, что он мне не родной брат, стирает границы. Стирать-то стирает, но не убирает ведь до конца. Он хоть и не родной, но сводный. Надо об этом помнить и не ступать на шаткую дорожку, иначе я даже представить боюсь, чем это может закончиться.

Тряхнув головой, отгоняю морок, и направляюсь на кухню.

Мне срочно нужно чем-то занять руки.

Открыв холодильник, в отсеке для овощей нащупываю огурец и помидор. Нижняя полка абсолютно пустая, на средней — вчерашние коробочки с пловом и тефтелями, а на верхней, кажется, сыр и даже колбаса. Подношу ее к носу, чтобы проверить. Точно колбаса. Переместив руку к дверце, нахожу три яйца.

Так у нас тут получается полноценный завтрак.

По очереди переношу все добро на стол, а когда кладу туда яйца и тянусь за сыром, слышу недвусмысленный шмяк об пол.

— Чёрт!

— Опять? — раздается с неверием позади меня. Потом резкий шаг и кажется, Макс ловит еще одно яйцо в полете. — Так, девочка-беда, сядь-ка ты на место.

Он обхватывает меня за талию и усаживает на стул. Сам горестно вздыхает.

— Прости, — виновато прикусываю губу.

— Признай, тебе нравится видеть меня в наклонной позе, — рычит, начиная собирать разбитое яйцо.

— Если бы я могла видеть, то возможно, мне это и правда понравилось бы, — улыбаюсь на его тихие маты. — Но давай размышлять позитивно. Зато ты каждый день делаешь уборку на кухне. Разве это не плюс?

— Твоего нахождения здесь?

Меня дергает эта фраза.

— Ну прости, что так сильно мешаю, — выдаю с обидой. — Я…

В груди взрывается, когда мне на губы ложится большая ладонь и закрывает рот.

— Всё, угомонись. Плюсы твоего нахождения здесь в другом. Но давай договоримся, что если есть то, что могу сделать я, и после чего мне не придется лишний раз корячиться в уборке, то ты не геройствуешь и ждешь меня.

Я все еще не дышу, когда он убирает руку. Закусываю губы, пахнущие теперь мылом, и киваю.

Ладно, он прав.

— Я просто хотела помочь. — произношу в свое оправдание, — Когда ты всю жизнь все делаешь сама, а потом приходится ждать, когда у других появится время на то, чтобы помочь тебе с банальными вещами…то неосознанно чувствуешь себя… инвалидом.

— Ну ты загнула. — присвистывает Макс, а потом задумчиво спрашивает, — Значит… сама хочешь готовить?

Пожимаю плечами.

— Я люблю готовить.

— Ну окей.

Не успеваю среагировать, как Макс внезапно берет меня за руку и тянет к себе.

— Ты готовишь, я руковожу, — встает позади меня, обхватывая мои руки своими.

Сердце снова пускается вскачь, ощущая его твердое тело и близость. Между нами нет даже сантиметра. Его грудь плотно впечатана в мою спину, а пальцы крепко оплетают мои. Они у него сильные и по-мужски грубоватые.

— Как это? — шепчу в миг пересохшими губами.

На этот вопрос Макс демонстрирует мне ответ действиями. Подталкивая меня из одной стороны в другую, достает моими руками сковороду из духовки. Мы вместе ставим её на плиту и включаем.

Я смеюсь, потому что выглядит это жутко неуклюже, но тем не менее, настроение стремительно поднимается. Мама последние пару недель все готовила сама, заставляя меня ждать и не позволяя делать вообще ничего. «Не прикасайся к чайнику, обожжешься», «Нож не бери, порежешься», «С вилкой аккуратнее, Елизавета, может тебе это время вообще пользоваться ложкой?».

Как-будто я совсем недееспособная. Нет, я понимаю, что частично так и есть. Но с Максом вот сейчас этого не ощущается.

— Видишь, какие у нас с тобой волшебные ручки, — изрекает, когда нам удается разбить яйца без потерь в сковороду.

— В четыре руки всегда получается лучше, — улыбаюсь, пока он руководит ножом, и мы режем овощи. Я позволяю ему делать это моими руками, и закусив губу, просто отдаюсь ощущению, в котором он главный, но при этом я не чувствую себя второстепенной. — Это как на фортепиано. В четыре руки мелодия звучит глубже.

Макс хмыкает.

— С кем играла? — щекочет дыханием мою шею.

Инстинктивно прижимаю голову к плечу, пока сумасшедшие мурашки муравьями бегают по коже.

— С преподавателем, — отвечаю с тоской.

— Что за тон? — он прекращает резать и кажется, заглядывает мне в лицо.

Я чувствую тепло на правой щеке от его близости.

— Да ничего, — вздыхаю, качая головой, — мне просто репетировать нужно. Так вышло, что я играю первого сентября перед первокурсниками, и мне нужно тренироваться. Но я не знаю где.

— А зачем тебя поставили выступать, если ты временно не можешь себе позволить репетиций?

— Я могу. Мне просто негде. И я понятия не имею где можно арендовать зал или фортепиано. Или ты про зрение?

— Про него.

— Это вообще не проблема. Я играю даже не видя. Знаю клавиши наизусть.

— В этом мы похожи, — он зачем-то откладывает нож и кладет мои ладони на стол. Свои опускает поверх и медленно гладит мои пальцы, — я тоже стучу по клавишам на глядя. — замираю, чувствуя, как в животе сладко стягивает от того, как он ведет подушечками по мизинцам, потом безымянным и средним к запястьям и обратно. — У тебя очень красивые пальцы, — говорит мне на ухо, задевая губами мочку.

От нее ток в двести двадцать курсирует прямо к груди и ниже. Растекается в животе, сотрясает органы.

Я вздрагиваю и перестаю дышать. Накаляюсь, как электрическая лампа. Слегка поворачиваю голову в право и кожей чувствую колючую щетину, скользящую по моей щеке.

Боже…

Если бы я могла, то зажмурилась бы, потому что ощущение такое, словно меня раскачивают на качелях, всё выше и выше.

Ветер бьет мне в лицо, а адреналин кипятит кровь.

Всеми силами торможу это движение.

— Спасибо, — шепчу, отбирая руки и максимально стараясь отстраниться, — там уже кажется, нужно убирать яйца.

Воздух трещит, во мне будто дыра высверливается под воздействием тяжелого взгляда.

Закусываю губу, оглушенная своим же сердцебиением.

Уже готовлюсь, что Максим сейчас отойдет, но вместо этого он снова берет мои руки в свои.

— Может, ты сам доготовишь? — пытаюсь их забрать, но меня разворачивают к плите.

— Партию в четыре руки не прерывают, не знала? — заставляет взять лопатку.

— Нет такого правила, — снова позволяю ему руководить.

— Будет.