Три недели спустя
— Та-а-ак, еще один маленький штрих, — Камилла надевает на меня тонкую шапочку и удовлетворенно хлопает в ладоши. — Я знала, что тебе пойдет. Как только увидела в магазине, поняла, что твоё. С очками смотрится обалденно. Очень стильно, Лиз.
— Спасибо тебе, — ощупываю пальцами крупную вязку на шапочке.
Она тонкая, это скорее модный аксессуар, чем теплая вещь. Но мне приятно внимание Камиллы.
Она, после того, как я вернулась, не отходит от меня ни на шаг. Иногда её опека кажется чрезмерной, но со сломанной рукой, признаться, еще и без зрения, самой мне было бы непросто.
— Я тебя люблю, ты же в курсе? — протягиваю руку, а она, нырнув под неё, крепко меня обнимает.
— Естественно. Я же такое золотко.
Рассмеявшись, я присаживаюсь, чтобы обуть кроссовки.
— Готова? — спрашивает она, щелкая замком.
— Да. Не обязательно меня провожать до такси. Я знаю, как съехать на лифте вниз и спуститься по ступеням.
— Не лишай меня возможности лишний раз пройти мимо вашего соседа. Он там как раз чинит замок.
Улыбнувшись, встаю и беру с полки трость.
Она снова занимает здесь свое почетное место. Рядом с ней — парфюм Макса, которыми я по привычке брызгаюсь.
Я переехала в квартиру Максима окончательно из общежития сразу после того, как меня выписали, а это случилось несколько дней назад. Камилла предложила свою помощь. Отказывать ей я не захотела. Без Макса здесь пусто, и я бы, наверное, завыла от одиночества и тревоги за него.
Я так скучаю по нему. Дико. Ощущение, будто мы не виделись не три недели, а намного дольше. Сегодня первый раз, когда мы встретимся. Я ждала, когда у меня сойдет отек после операции. В этот раз восстановление заняло больше времени. В университет я пока не хожу. Врач сказал подождать еще как минимум неделю, окрепнуть и только тогда, если я буду уверена, что действительно готова, можно пробовать начинать жить привычной жизнью. Повязку на этот раз снимут не через пять недель, а почти через три месяца.
— Приехали, — водитель такси отрывает меня от мыслей.
Чувствую, как сердце вздрагивает и начинает биться чаще в ожидании встречи.
— Спасибо.
Открываю дверь, выставляю трость, нащупывая асфальт, а когда ступаю на него, меня кто-то придерживает за локоть.
— Здравствуй, Лиза.
— Мама?
— Я решила тебя сопроводить.
— Не нужно. Я могу сама.
Отнимаю руку и делаю несколько шагов вперед, но мама идет следом.
— Я знаю, что можешь, — отвечает сдержанно. — Я хотела увидеть Максима.
Остановившись, оборачиваюсь.
— Для чего?
Мысль о том, что она снова начнет говорить ему гадости, заставляет крепче сжать рукоятку трости. Я не позволю больше его оскорблять. И себя тоже.
— После того, что он сделал, мама? Опять будешь его обвинять?
Тимур рассказал нам на что пошел Максим, чтобы достать деньги. Ругал его, правда, сильно. Сказал, что нужно было сказать ему и он достал бы такую сумму. Но я — то знаю почему Макс так поступил. Ему было важно сделать все самому, и честно.
Мой любимый гордый мальчик.
— Нет, Лиза. Пойдем.
Непривычно мягко взяв меня за локоть, мама помогает мне подняться по лестнице.
— Как твое самочувствие? — спрашивает в свойственной себе манере.
— Я в порядке.
— Камилла помогает тебе? Вы хорошо питаетесь?
— Тебе бы не понравилось.
Удивительно, но я перестала испытывать постоянное чувство удушения рядом с ней. С некоторых пор меня не волнует, что она подумает или скажет. Я больше не чувствую, что обязана ей. И это оказывается, так приятно.
— Добрый день, — слышу знакомый голос следователя, когда мы входим внутрь здания.
— Здравствуйте, — поворачиваюсь на него.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он участливо.
— Спасибо, нормально.
— Магницкий уже ждёт не дождётся тебя. Я вас провожу, он в моем кабинете. У вас будет пол часа.
— Не против, если я зайду первая? Я буквально на минуту, — говорит мама, когда Александр уходит, а мы останавливаемся.
— Иди.
Мой пульс сбоит. Я опасаюсь за их разговор, поэтому, когда она входит в кабинет, подхожу ближе к двери и прислушиваюсь.
— Не Вас я ожидал увидеть.
От голоса Максима у меня на спине рассыпаются мурашки. Машинально прикладываю ладонь к груди, успокаивая взбушевавшееся сердце.
— Лиза тоже здесь, — мама отвечает как всегда серьезно. — Я не отниму много времени … — запинается, будто подбирает слова, — я посчитала своим долгом поблагодарить тебя лично. За то, что ты сделал.
От удивления я застываю. Мне ведь это не послышалось?
— Я всегда считала, что пронесенная сквозь года дружба нерушима. И хотела для Лизы самого лучшего. Но, как оказалось, лучшее для себя она нашла сама. И не прогадала. Я сейчас даже не о деньгах. А о том, что несмотря ни на что, ты не оставил ее, не отвернулся, хотя мог бы. У тебя ситуация сложилась тоже неблагоприятная. Другой бы человек думал о том, как не попасть в тюрьму. А ты думал о моей дочери. Спасибо.
Растираю пальцами шею, отступая от двери подальше. В груди сжимается и впервые за три недели я испытываю по отношению к маме тепло.
Даже не за три недели, а за всю жизнь. Она редко говорит спасибо, и еще реже признает свои ошибки.
Максим ей что — то отвечает. Но что именно я не слышу. Через пару секунд открывается дверь.
— Мне подождать тебя на улице? — мама спрашивает нерешительно, что для нее несвойственно.
Я даже теряюсь на миг.
Еще утром я бы сказала однозначное нет. Но сейчас…
— Мы можем поговорить, если ты готова, — говорю совсем другое.
— Буду тебя ждать, Лиза.
Коснувшись моей руки, мама сжимает мои пальцы, а я, вдохнув побольше воздуха, наконец, вхожу в кабинет.
От ожидания трепещет сердце. Максим здесь. Я чувствую его взгляд, что жалит кожу, присутствие, которое перышком проходится по моему телу и заставляет нервные окончания звенеть.
Надеюсь, он не пожалел о том, что сделал? Страх о том, что ему здесь очень плохо каждый день терзает меня, как кровожадное чудовище. Что, если за это время он посчитал, что зря пошёл на такую жертву? Что, если переоценил свои возможности?
— Макс….
От волнения я мелко дрожу. Делаю несколько шагов вперед и замираю. Чувствую, что он стоит напротив. От него такая мощная энергетическая волна исходит, что у меня подкашиваются ноги.
Нервно облизываю губы.
— Я так соскучилась, Максим… — шепчу с жутко колотящимся сердцем.
Он же все еще любит меня, правда?
— Не больше, чем я.
Я резко теряю равновесие от того, как он подхватывает меня и впивается в губы.
Облегчение взрывается фейерверком. Трость с глухим ударом падает на пол, когда я оплетаю его шею руками.
Любит!!!! Он меня любит!
Наши языки сталкиваются, меня буквально распластывает о его сильное тело. Восторг проникает в каждую клетку.
Как же я скучала, Господи!
Отросшая и колючая щетина жалит мою кожу, но я даже не ощущаю боли. Главное, что я снова чувствую ЕГО. Он все такой же горячий, сумасшедший. И кажется, ни о чем не жалеет.
— Стесняшка, ты как? — спрашивает между поцелуями.
Руками обхватывает мою голову, я чувствую, как жадно его взгляд скользит по мне.
— Лучше всех, а ты? Как ты? — также жадно изучаю подушечками пальцев его впалое лицо.
Он похудел, скулы сильнее очертились. Бедный мой… хороший.
— Я теперь тоже, — отвечает, подхватывая меня за талию и усаживая на что — то твердое.
Вероятно, стол.
— Я так волновалась, — говорю ему в губы.
Мои руки живут своей жизнью и гладят его грудь, плечи, шею. Пытаюсь восполнить в памяти каждый сантиметр его тела, поэтому скольжу на автомате ниже, цепляю пальцами шнурок на спортивных штанах.
— Тш-ш-ш, — дергается Макс, — я тут три недели на нервах, еще и без тебя, не накаляй, стесняшечка, а то… — угрожающе кусает меня за шею.
По мне проходит кипящее волна, концентрируясь водоворотом внизу живота. Закручивает, нагревает. И я, повинуясь порыву, делаю то, чего раньше бы никогда не сделала не просто в общественном месте, а в полицейском участке.
Опустив руку, сжимаю каменную твердость Макса.
— Лиз-з-з-з-з, — шипит он пораженно, резко отстраняясь.
Потерявшись в пространстве, уже успеваю подумать, что наверное зря это сделала. Но шаги, раздавшиеся по кабинету и щелчок замка говорит об обратном.
Эмоции подхватывают меня вихрем, когда я снова оказываюсь в его руках.
Плавлюсь, таю.
Макс задирает мою юбку и придвигает меня к краю. Касается пальцами перешейка трусиков, нетерпеливо сдвигает его в сторону.
От прикосновения уверенных пальцев к чувствительной плоти, я вздрагиваю. Желание, как кислота, шипит в воспаленном теле.
Хочу его так сильно, что от нетерпения сводит между ног.
Мне так не хватало его все это время. А сколько еще будет не хватать одному Богу известно. Поэтому наплевав на все смущение, которого сейчас вообще не испытываю, ищу его губы и притягиваю к себе за торс.
— Это будет самый быстрый секс в моей жизни, — хриплый голос таранит мой рот, а спустя секунду мое тело точно также таранит член Максима.
Я вскрикиваю, по телу прокатывается сильнейшая дрожь.
Мы ввинчиваемся друг в друга, целуемся, как сумасшедшие. Каждый толчок внутри ощущается невероятно острым и болезненно приятным.
Откинув назад голову, тихо поскуливаю, когда Макс алчно кусает мою шею, крепко сжимает бедра, вколачиваясь в бешеном ритме.
До мушек в итак моем невидящем сознании, до головокружения и мощных спазмов, сотрясающих меня через каких — то несколько минут.
— Прости, — шепчет, сжав меня в объятиях после того, как заканчивает сам.
Его грудная клетка тяжело вздымается, мышцы от напряжения сокращаются.
Все мое тело сейчас как сплошной горячий шар. Оно хочет еще. Я хочу еще. Хочу. Чтобы Макса выпустили и больше никогда не отпускать его от себя.
Мне так хорошо в его руках, так уютно, что кажется я снова буду реветь, хоть как и обещала не делала этого больше после операции ни разу.
— Если Александр будет выделять нам на встречи его кабинет, я могу приходить каждый день, — ласково поглаживая его отросшие волосы на затылке, восстанавливаю сбившееся дыхание.
— Он конечно, ко мне благосклонен, но не настолько, — усмехается Максим.
После того, как мы убираем за собой следы преступления, он садится в кресло и тянет меня к себе.
— Ты расскажешь мне прогнозы? — умащиваюсь в его руках поудобнее.
Наконец — то я чувствую его, как раньше.
— Ты в курсе всей истории?
— Да
— В общем, как оказалось, чувак, который заказал у меня вывод денег, говорил правду. — от того, как его правая рука нежно гладит мое бедро, а левая ныряет мне в волосы, я замираю. Хочу вот так всегда, безостановочно, — Его реально кинули. Но выяснилось, что кинули не только его. Когда Леонидов начал расследование, потянулась целая вереница мухлежа с оффшорами у его бывшего партнера Ломова. Короче, сейчас они все это расследуют. А я выступаю в роли свидетеля.
— Ну, это же неплохо да? — хмурюсь, пытаясь понять во что это все выльется Максу.
— Неплохо. Плохо то, что Ломов подал на меня в суд.
— О Господи, — вскидываюсь, но Макс силой прижимает меня обратно.
— Спокойно. Скажу тебе по секрету, Леонидов негласно подтягивает меня к расследованию. Я взломал систему этого Ломова. Там такие схемы он проворачивал. Кидал людей на бабки, и оказывался чистеньким. Так что те деньги, что я якобы у него вывел, и не его вовсе.
С ума сойти. На что только люди не пойдут ради денег.
— Но это ведь тебе не на руку.
— Меня в любом случае ждет суд. Но Леонидов на моей стороне. Он сказал, что поможет обыграть всё случившееся в мою пользу. Хотя бы в ситуации с Ломовым.
— А твоему следователю… Леонидову можно доверять, да? — от тревоги за Макса у меня снова начинает сжиматься в груди.
— Да. Он нормальный мужик. Держит меня здесь в изоляторе. В отдельной камере. Почти что курорт. Единственное, напрягает общение с адвокатами Ломова и Ровенского. Они все как будто мозг мне выворачивают своими допросами, но ничего прорвемся. Филипп Николаич говорит, что есть большая вероятность того, что мне влепят общественные работы и штраф. За содействие в расследовании. Так что… жди меня, стесняшечка.
Переместившись, обхватываю его за шею и крепко обнимаю.
— Я согласна хоть вечность. Но хотелось бы побыстрее…