— Что дальше? — Ревекка явно нервничала.
— Сейчас Нинон должна лечь на кушетку, Дарий и Дезире станут возле ее плечей, а вы с Мишелем у ног. — от бесцветного голоса Маркуса было не по себе.
Нинон быстро подошла к кушетке и легла. Ей хотелось, чтобы все УЖЕ началось, как можно быстрее, чтобы она не успела испугаться окончательно.
Маркус что-то делал руками такое, что воздух сгущался. Все тело ощутило тепло и неимоверную тяжесть, словно сверху придавила гранитная плита.
Нинон пыталась оглядеться, но все плыло. Она слышала шепот. «Считать от ста до единицы?» метнулось сознание. Глаза сами закрылись. Лицо Моники было очень далеко, приближаясь с каждым отсчетом все ближе. Попытки приблизить его быстро, ничего не давали. Наконец, словно огромная голограмма, полупрозрачное лицо Ники с бездонными глазами, зависло перед внутренним взором, всего на мгновенье, а затем «ринулось» на Нинон с ужасающей скоростью. Она утонула в этих глазах, внутренне вся сжалась, а затем все исчезло: груз, давивший на ее тело, звуки странного ритма, само тело, свет, цвета. Наступила полная и абсолютная тьма.
«Что происходит?» вопрос возник из ниоткуда. Существовало только ее сознание. «Моника… я ищу ее…» в мыслях вяло повторялось имя подруги. Тьма посветлела, словно собирался рассвет. Вдали появилось яркое зеленое пятно, которое приближалось с ужасающей скоростью, увеличиваясь в размере до тех пор, пока не стало огромным окном — плакатом. Изумрудная поляна, на которой пасутся стреноженные лошади. На картинке появилась Моника, она что-то говорила и рылась в седельной сумке одной из лошадей. Звука не было.
«Почему я ничего не слышу!». Сознание «потянулось» к мерцающему изображению.
Нинон ощутила себя за спиной Ники. Внезапно ее оглушил гвалт звуков и запахов. Все стало реально, кроме ее самой. Нет. Она видела себя, стоящей с остальными, немного в стороне, но это была уже не она.
— Кстати, — Моника злилась уже не на шутку, — а зачем я должна была брать с собой этот шар?
Продолжая возмущаться, она достала шар из сумки, он явно мешал ей найти салфетки, затем она повернулась к остальным.
В прозрачной сфере отразился радугой солнечный свет, затем она стала молочно белой, словно наполненной клубами белого тумана. Раздался громкий хлопок, стекло лопнуло, и сфера исчезла из рук Моники, которая медленно оседала на траву, окруженная бело-молочным туманом.
Нинон потянулась к Монике. «Нет!» кричало сознание, но туман поглотил их обеих.
Тьма.
«Опять?!»
На этот раз тьма была не полной. Рядом было свечение нежно золотистое, с белыми и фиолетовыми всполохами, словно северное сияние.
«Моника!»
Сияние не откликнулось, оно кружилось, словно попав в невидимый водоворот.
«Постой!», сознание потянулось следом.
Нинон изо всех сил старалась «дотянуться» до свечения, которое в своем странном водовороте таяло и рассеивалось.
У нее что-то получилось, во всяком случае, теперь она тоже ощущала себя попавшей в водоворот, а свечение Моники стало ближе и отчетливей. Затем ощущения изменились. Они неслись с бешеной скоростью по какому-то туннелю, который постоянно менял направление.
«Что за американские горки с вращательным элементом?.. Да уж, ехидства мне и в такой ситуации не занимать…» Каким-то образом удалось усмехнуться.
«Моника! Моника! Отзовись!» сознание Нинон пыталось «достучаться» до виновницы этого «веселья», но было все еще тихо. Тишина давила.
«Нинон?» в размытом сиянии образовался маленький сгусток голубого света.
«Да!» радостно воскликнула Нинон и изо всех сил, бросилась к этому сгустку, после чего она почувствовала столкновение, странное, безболезненное, но очень жесткое.
«Моника! Ты меня слышишь?» с надеждой позвала Нинон.
«Да… где мы?» пришло ощущение удивления и растерянности.
«Тебе лучше знать, это ты сюда отправилась, а я увязалась за тобой, чтобы вытащить тебя назад в твое тело…» общение теперь давалось легче.
«В мое тело?» удивление Моники накрыло Нинон волной.
«Да! Оно сейчас абсолютно бесцельно валяется на диване в моей гостиной» не удержалась Нинон, а затем ей показалось, что она услышала или почувствовала смешок, неуверенный, но это было уже что-то.
«Слушай,» Нинон решила сразу перейти к делу, «надо отсюда выбираться, ты не представляешь что началось после того, как эта штука тебя забрала! Все в шоке! Тебя выбило из тела и никто не понял как!»
«Я не имею ни малейшего представления как это сделать и, кроме того, неужели тебе не интересно, что будет дальше? Здесь так красиво!» восторг Моники передался Нинон.
«Красиво?! Да тут темно как в колодце!» возразила она возмущенно.
«Как темно?.. Ты не видишь?»
«Нет» Нинон начинала сердиться, этой сумасшедшей видите ли интересно! Внезапно, для Нинон «включили» зрение. Свет струился отовсюду. Это был свет звезд и отсветы от разноцветных ниточек, канатов и полупрозрачных гигантских «труб», испещрявших все пространство, насколько можно было позволить себе осмотреться. Они нигде не начинались и не заканчивались, словно пронизывая собой все пространство открывшегося для обозрения бесконечного космоса. Причудливые переплетения складывались в узор, расходясь дальше цветной паутиной, чтобы стать частью другого узора и так бесконечно!
Нинон и Моника, вращаясь, неслись с потрясающей скоростью внутри одной из таких полупрозрачных труб-жил, яро-фиолетового цвета.
«Ты это видишь?» Нинон настиг волной восторг Моники.
«Да… что это такое?» Нинон ощутила трепет и восхищение.
«Я не представляю, что это такое и как отсюда можно выбраться… и у меня такое чувство, что я должно остаться… это что-то очень личное и важное, понимаешь?»
«Нет!» Нинон пришла в ярость, ее подозрения начинали оправдываться! Необходимость есть, а результата не будет…
«Ты не в силах что-либо изменить, да и я тоже…» в ответе Моники чувствовалась уверенность и ожидание.
«Ты не хочешь вернуться?!» Нинон была обескуражена.
Движение прекратилось. Вернее, движение прекратилось для них, а все остальное пришло в движение. Их трубопровод завязался в узел, вокруг их свечений, а затем стал быстро переплетаться с другими пучками света, образуя яркий причудливый узор таким образом, что они оказались в центре этого плетения.
«Что происходит?!» возмутилась Нинон.
«Я не знаю…»
Узор, казалось, был закончен. Теперь их вместилище стало быстро увеличиваться в размерах, словно гигантский мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги, а затем он начал наполняться волнами цвета, который струился из каждого плетения этого неимоверного узора. Их шар был полностью «затоплен» всеми существующими красками, когда началась пульсация.
Эта пульсация раздробила все цвета на мириады маленьких цветных капель.
Нинон полностью потеряла свечение Моники.
«Моника!» это был крик тонущего.
«Я все еще здесь», голос Ники показался не в меру веселым.
«Откуда такая радость?» возмутилась Нинон.
«Сейчас увидишь» раздался смешок.
И тут началось! Словно по неслышной команде, капельки цвета запульсировали, замигали и пришли в движение.
«Ого!» Нинон не удержала возгласа удивления.
Перед ней стало вырисовываться светящееся тело Моники, состоящее из пульсирующего света, словно ее кто-то выткал из общего буйства цвета. Ее тело неестественно огромное и прекрасное, парило в мыльном пузыре. Белоснежная одежда на манер греческой тоги, волосы струящиеся золотом, глаза неестественного яркого фиолетового оттенка, все это находилось в непрерывном движении, словно некая сила удерживала капельки цвета вместе, чтобы сотканный узор сохранился.
«Ты себя видишь?» выдохнула Нинон.
«Уже да…» светящиеся губы Моники шевелились, а лицо выражало удивление. Она поднесла свою руку к глазам и теперь рассматривала ее своими удивительными глазами.
Внезапно появилась музыка, негромкая и прекрасная, необычная, словно пело все вокруг.
«Музыка сфер…» донесся до Нинон голос Моники.
«В твою честь?» язвить Нинон всегда удавалось.
«Нет…» Моника смеялась, «просто раньше мы ее не слышали… я думаю, она была всегда».
За спиной Моники занимался рассвет, ослепительно белое зарево быстро увеличивалось, до тех пор, пока Моника не оказалась «вписана» в этот абсолютно правильный белый круг света. Затем нити света, со всех сторон устремились к Монике, к ее голове, волосам, глазам, рукам, пальцам… Все ее огромное голографическое тело теперь было «подключено» к проводам света, находящихся в непрерывном движении.
«Что происходит?!» Нинон на какой-то момент заглушила усиливающуюся музыку своим криком.
«Посвящение…» пришел ответ, «вы это так называете…» ответил странный голос, не мужской, не женский. Очень мощный и звучный, такой голос просто не мог принадлежать никому из живых!
«Так бывает у всех?» Нинон накрыло робостью.
«У многих… не у всех… у тех кому это предначертано… Вы об этом потом не помните, забываете, как сон… Уходи!» последнее слово накатило на Нинон, выталкивая ее из сферы мыльного пузыря.
«Моника!» кричала Нинон.
«Она тебя уже не слышит…»
«Она нужна нам!» Нинон кричала в пустоту срывающимся голосом и расплакалась бы, если б смогла.
«Она вернется…»
«Когда?!» Нинон была в отчаянье!
«Гертруда должна умереть!» эмоций в этом голосе не было, это утверждение прозвучало как приказ и сразу началось движение! Нинон быстро отдалялась от Моники, словно падала в бездну.
«Почему?!» что есть силы, крикнула она.
«Она мешает посвящению!» ответ пришел, словно ударил в грудь. Движение ускорилось, свет начал меркнуть, звуки волшебной музыки исчезли, и теперь Нинон стремительно падала в полной тьме.
Фантасмагория света исчезла внезапно, свет резанул по глазам. Тело Нинон рухнуло на кушетку, словно его швырнули, и меня с силой отбросило от нее на пол, его холодная плитка была сейчас как нельзя кстати. Правая рука ныла от боли. Шею обожгло чем-то теплым, почти горячим.
— У нее кровь! — Дарий уже был рядом, подхватил меня на руки и отнес к длинному дивану.
Остальные стояли вокруг кушетки, на которой корчилась от жуткого кашля Нинон. Очевидно, упала я одна, остальные устояли.
Мишель замешкался на мгновение, после чего быстро метнулся к стойке с реактивами, что-то отыскал и подбежал к нам с Дарием.
— Это перекись, она остановит кровь. — быстро сказал он и сунул в руку Дарию мокрый кусок бинта, после чего быстро вернулся к кушетке и помог Нинон приподняться, чтобы та могла хоть немного откашляться.
— Черт… Черт… — хрипела она между удушливыми приступами ужасного кашля, — моя спина… сплошной синяк… мои легкие… отбивная…
Я с ужасом увидела, что ее рука, которой она прикрывала рот, абсолютно красная.
Меня тошнило. Живот скрутило внезапной острой болью от нахлынувшего страха.
Ревекка застыла памятником, вперившись рубиновым взглядом в Нинон.
На лице Маркуса калейдоскопом сменяли друг друга маски страха, гнева, непонимания, ожесточения, до тех пор, пока его лицо не застыло, искаженное болью.
Нащупав бинт, который прижимала к моей голове ледяная рука, я прижала его, и обернувшись к Дарию, почему-то рявкнула:
— Сделай что-нибудь!
Дарий вздрогнул, словно от увесистой пощечины, вскочил на ноги и исчез. Где-то сверху раздался звук разрушения, приглушенный «слоями гамбургера», а затем Дарий возник возле Нинон, скорчившейся на кушетке со стаканом какой-то жидкости. Приподняв ее, он попытался влить в нее эту влагу, но его остановила рука Мишеля:
— Что это? — Мишель сорвался на крик.
— Яд! — зло бросил Дарий, сверля его гневным взглядом.
Мишель отступил в абсолютной растерянности, и Дарию удалось влить по глотку в Нинон все содержимое стакана, используя мгновения, когда кашель отступал. Затем, оставив Нинон на попечение Мишеля, он подошел к Маркусу:
— Что это было?! — гнев гулял в его голосе.
— Я никогда с таким не сталкивался. — спокойный голос Маркуса при сложившейся ситуации звучал абсолютно дико. — Что-то пошло не так, было вмешательство со стороны… я пока ничего не понимаю…
— Не понимаешь?! — Дарий был готов бросится в драку, но абсолютная неподвижность Маркуса, стоящего под боем, с невозмутимостью атланта, заставила его опустить занесенную для удара руку.
— Прекрати! — вмешалась Ревекка, встав между вампиром и азарием, явно готовая к бою — Никто не мог такое предвидеть! Что вообще сегодня происходит?!
Дарий молча отошел, сел возле меня и, обняв как ребенка, начал укачивать.
— Я в порядке… — прошептала я, не в силах оторвать глаз от Нинон.
Сокрушительные приступы кашля повторялись все реже, но ее бледность становилась просто пугающей!
— Что с ней? — опять почему-то шепотом спросила я.
— Она борется… — так же тихо ответил мне Дарий.
Маркус поймал взгляд Дария и долго сверлил его своими зелеными глазами, в них сквозил невысказанный вопрос, после чего Дарий коротко кивнул и, отвернувшись, спрятал свое лицо в моих спутанных волосах.
Тогда Маркус снова взялся плести своими удивительными пальцам невидимы узор, что-то еле слышно читая.
Нинон становилась синюшней, приступы кашля больше не повторялись, она лежала абсолютно недвижимо, словно медленно угасая.
Мишель навис над ней, жадно ловя любые признаки изменений. Он был на грани отчаянья.
Ревекка, словно сканируя пространство, переводила рубиновый взгляд с одного на другого участника этой пантомимы.
Я вообще ничего не понимала. Мне было страшно. События неслись снежным комом, сменяя друг друга, и становилось только хуже и хуже. Казалось, что я была окружена не друзьями, которых хорошо знала, а какими-то чужаками, готовыми вцепиться в глотку друг другу при любом удобном случае. Эта готовность, словно витала в воздухе. Я только сейчас поняла, что сама напряжена до предела так, словно пришло время защищать свою жизнь.
Маркус закончил свое плетение и шагнул к Нинон.
— Даже не думай! — заорал Мишель, закрывая ее своим телом.
— Не будь дураком, дай ей шанс! — возразил Маркус, глядя ему в глаза с ощутимым нажимом.
В лице Мишеля что-то дрогнуло, словно оборвалось.
— Хорошо… — обреченно пробормотал он, открывая Маркусу доступ к Нинон.
Азарий что-то «погрузил» в грудь Нинон, взял ее голову в свои ладони и застыл, словно изваяние.
— Что он делает? — опять шепотом спросила я.
— Помогает… — голос Дария больше походил на шелест. — Она не справляется…
Мишель резко вскинул голову и посмотрел на Дария. В его взгляде бушевала неприкрытая ненависть. Эта дуэль длилась довольно долго. Наконец Дарий кивнул:
— Если тебе так легче…
Я не поняла о чем речь, и только растерянно смотрела на этих бессмертных. Казалось, что все нити дружбы, благожелательности, понимания, связывавшие их, едва возникнув, лопались с треском, словно перетянутые струны скрипки. Они раздавали обещания ненависти друг другу холодными взглядами. Лица выражали решимость, но к чему?!
На что они были готовы пойти и ради чего?!
— Ее состояние меняется. — голос Ревекки, привлек всеобщее внимание к Нинон.
Мертвенная бледность покидала ее лицо, губы перестали быть синюшными, их белесый оттенок был близок к розовому и, насколько я могла судить, она дышала, почти незаметно, но все же.
Маркус впервые пошевелился, нашел глазами Дария и спросил:
— Яд, при тебе? — Дарий кивнул. — Нужно еще…
— Это ее убьет! — возразил он.
— Уже нет, скорее придаст сил. — лицо Маркуса разгладилось, казалось еще немного и он улыбнется.
Дарий с сомнением протянул Маркусу маленький пузырек, но он не успел его взять, т. к. Мишель опередил азария.
— Яд?! — Мишель был близок к безумию.
— Сейчас это единственное лекарство… — осторожно сказал Маркус, пытаясь забрать пузырек из судорожно сжатого кулака хранителя. — ей придется пить его еще какое-то время, но это поможет.
— Вы ее убиваете! — закричал Мишель и бросил пузырек в пол, намереваясь разбить его.
Все пришли в движение, но Ревекка опередила. Она подхватила злополучный пузырек у самого пола и быстро отпрянула от хранителя.
— Совсем с катушек послетали! — процедила она сквозь зубы и протянула «яд» Маркусу.
— Мишель, прошу тебя… — простонала я, — дай им помочь… я сама не все понимаю… но они борются за нее, а не против.
Мишель отступил от кушетки, безжизненно опустив руки и замер, словно смирившись.
— Сколько капель ты ей дал? — требовательно спросил Маркус, стоя со стаканом воды в руках.
— Пять. — откликнулся Дарий.
— Значит четыре в самый раз. — пробормотал Маркус себе под нос, отмеряя сомнительное лекарство в стакан с водой, а затем он медленно влил его сквозь полуоткрытые губы Нинон.
— Ждем… — заявил Маркус и отошел, предусмотрительно спрятав пузырек во внутренний нагрудный карман своего пиджака.
— Чего именно? — нерешительно спросила я.
— Этого… — Маркус кивком указал мне на Нинон.
Она слабо пошевелилась, открыла глаза, мутные, как при сильном жаре и беззвучно зашевелила губами.
— Что, любовь моя?! — Мишель снова был рядом.
Кушетка, в которую он вцепился, жалобно скрипела под его пальцами, но он этого даже не осознавал. Все его внимание было сосредоточено сейчас на той, без кого он не представлял себе своего существования.
Губы Нинон продолжали шевелиться.
Глаза Мишеля внезапно стали огромными, а рот открылся, его челюсть уже явно ему не принадлежала.
Маркус закрыл себе рот ладонями и его глаза засветились почти детским восторгом, абсолютно мне непонятным.
Меня начало мелко, противно трусить.
Лицо Ревекки разгладилось и, абсолютно неожиданно для меня, на нем появилась улыбка, быстро перешедшая в тихий смех.
Я недоуменно обернулась к Дарию и поняла, что трусит не меня, а его от беззвучного хохота.
— Что происходит?! — я испугалась массового безумия.
— Она грязно ругается… — теперь Дарий смеялся уже в голос.
— Грязно?! — давилась смехом Ревекка, — Да я такого устного творчества уже лет триста не слышала!
— Слишком витиевато для умирающей. — поддержал Ревкку Маркус.
Это веселье начинало походить на истерику.
— Я ничего не слышу! — воскликнула я.
— Ее речь посвящена нашим умственным способностям… — Дарий просто захлебывался от восторга, — и тому, что она с нами сделает позже…
Мишель застыл в нерешительности с округлившимися глазами, пунцовый, хватая ртом воздух, словно он не мог поверить, что перед ним именно его дама сердца.
— С ней все нормально? — недоверчиво поинтересовалась я.
— Более чем мы могли рассчитывать, — с усмешкой констатировал Маркус, — умирающие ТАК не могут…