Нечеловеческие хроники

2 глава У каждого свои странности

В комнату я зашла, как в дом родной и удивилась тому, что так быстро освоилась в чужой обстановке. Вот незадача! Надо было попросить Монику помочь мне извлечь себя из этого платья, возвращаться не хотелось… ладно, справлюсь как-нибудь… Путаясь в крючках, молниях и завязках я наконец была свободна. Платье я кинула на стул и быстро завернулась в халат, лежавший на кровати.

Ну и денек. Я вздрогнула, вспомнилась холодная вода. Кажется для того чтобы разбираться с собой у меня не осталось сил. Хорошо хоть Моника немного успокоилась. Я встала, погасила свет, подошла к окну и уперлась лбом в стекло. Его холод успокаивал мой воспаленный мозг. Ночь темна перед рассветом. Действительно было еще темно. Вокруг сад, почти лес. Луна спряталась и ни одного огонька. Звезды местами скрылись за тучами. Будет дождь, недовольно подумала я. Спать. Будет еще целый день, чтобы во всем разобраться. Кровать встретила меня шелковой прохладой, я скрутилась калачиком и стала медленно погружаться в сон. Вспыхивали бессвязные видения, они были расплывчатыми, а потом стали очень реальны. Я бежала…

Я бежала по парку, и было холодно. Я быстро осмотрелась. Никого. Руки ледяные, а в них, что-то теплое и мохнатое. Муфта, я удивилась и обсмотрела себя как-то со стороны. Шляпа с вуалью?! Во что я одета? Длиннющий подол странного платья путался от быстрой ходьбы. Я снова шла, почти бежала. Куда? А, вот и беседка. Там кто-то стоит. Я пошла медленнее, пытаясь понять, кто там. Высокий мужчина во фраке и странном расстегнутом плаще с влажными спутанными волосами стремительно направился мне на встречу. Мы почти столкнулись, и он с силой обнял меня, прижимая к себе.

— Дезире…любимая, что случилось?… это же опасно!

Я запрокинула голову, чтобы увидеть его лицо.

— Дарий, они решили убить тебя, — я плакала навзрыд и его лицо расплывалось.

— Шшшш… — он вытирал мои слезы тонким платочком. — Это не так легко сделать, ты же знаешь… — он улыбался мне так, что казалось солнце встало.

— Ты бы слышал, что говорил Елизар! — возразила я.

— Дезире! — я обернулась на крик и вздрогнула. К нам бежала Моника. Она была одета так же странно как и я. Подобрав подол, чтобы было легче бежать, она неслась к нам, удерживая шляпу на голове и явно задыхалась.

— Бегом через парк! — скомандовала она.

— Почему? — я почти кричала.

— Елизар тебя выследил! — она была испугана.

— Куда бежать? Он близко? Один? — Дарий схватил меня за руку, готовый к бегству. — Моника, смотри его глазами, ты же можешь!

— Он… еще далеко, но скоро будет здесь… — Моника смотрела в никуда. — Дарий… Монастырь Святой Женевьевы… Туда он догадается ехать в последнюю очередь. У вас будет время поговорить. Бежим!

Мы понеслись через парк, мимо фонтанов и скамеечек. Вот и выход. Мостовая?

— Дарий, двуколка… — Моника указывала пальцем на несущийся экипаж, запряженный двойкой вороных.

Дарий моментально кинулся к лошадям, они остановились.

— Вы нам нужны, сэр — сказал он извозчику. Тот только кивнул, так и не закрыв рот. Дарий быстро поднял меня и посадил внутрь, как пушинку, вскочил на подножку сам и повернулся к Монике.

— А ты? — он явно переживал.

— Я отвлеку его, — она снова смотрела в никуда и улыбалась.

— Спасибо, — прошептал Дарий тихо — Монастырь Святой Женевьевы скомандовал он, бросив монету извозчику, и забрался внутрь экипажа.

Мы уносились прочь, а Моника быстро шла в противоположную сторону. Меня била мелкая дрожь. Дарий закутал меня в свой плащ.

— Ну… ну, что ты, — обнимал он меня. — что они нам сделают? — его голос смеялся.

Передо мной всплыло лицо Елизара, я закричала и очнулась, сидя на кровати. Меня действительно била дрожь. Я чувствовала себя замерзшей, потерянной и несчастной.

Я огляделась, постепенно возвращаясь в реальность. Зубы стучали. Было серо. Я посмотрела в окно. Ну конечно, дождь, открытое настежь окно. Поэтому и замерзла, начала я себя уговаривать. Я встала с кровати и прошлась по комнате. Сон был все еще реален. Опять мои видения, чтоб их… до чего ж реалистичные. Всех собрала, думала я с досадой. Душ, точно, горячий душ. Я бросилась в ванную и встала под струи горячей воды. Трясти перестало. Я возвращалась в реальность. Тело больше не бунтовало в отличие от мозгов. Я с тоской вспомнила о своем платьице. И со вздохом стянула с полки чистый белый махровый халат. Так-то лучше, подумала я и отправилась искать Монику. Искать долго не пришлось. Еще только на подходе к оранжерее, я услышала ее возмущенный голос. Она почти кричала:

— А меня это не интересует! Еще раз в работе я услышу от тебя слово — невозможно и ты уволен!

Так, она явно не в настроении и кто-то уже попал под горячую руку. Она нервно мерила шагами расстояние от фонтана к столику, курила, кричала в трубку телефона и гневно жестикулировала.

Я застыла в дверях, озадаченная, может зайти позже? Но она меня уже заметила. Махнула рукой на столик и продолжила.

— Я все сказала. Не зли меня иначе, все дальнейшие вопросы будем решать через Виктора. — она угрожала явно нешуточно. Замолчала, вслушиваясь, а потом удовлетворенно кивнула. — Вот так, хорошо. До связи. — закончила она разговор и повернулась ко мне.

— Да-а-а, — теперь она принялась за меня и я пожалела, что взялась за завтрак. — Так выглядеть ты больше не можешь себе позволить!

— Кошмары… — слабо отбивалась я.

— Кошмары? — она нервно захихикала. — Кошмары, моя дорогая, творятся сейчас в моем агентстве, а твои сны меня действительно начинают беспокоить. — добавила она присаживаясь и наливая себе чашку кофе, явно уже не первую.

— Ну, ничего определенного я почти не помню. Так… общее ощущение ужаса. — я лгала, не глядя на свою радушную хозяйку и переживала, только бы она не заметила как я залилась краской.

К счастью, Моника была слишком занята своими мыслями и планами, чтобы достаточно внимательно за мной следить. Поэтому я занялась гренками с золотистой корочкой. Поразительно, как меняется настроение между голодом и сытостью. Я всегда злее, когда голодна. Горячий кофе обжог горло и я осознала, что кошмар окончательно отступил. Стало светлее, дождь перестал плакать, и послеобеденное солнышко робко выглядывало из-за туч. Настроение поднималось вместе с улучшением погоды.

— Ну, перекусила, теперь поговорим? — на меня выжидательно уставились синие озера глаз.

— Давай поговорим…

Я молчала, ожидая, что будет дальше. Моника сверлила меня изучающим взглядом, некоторое время, потом вздохнула, осознав, что говорить придется все-таки ей.

— Катя, в свете последних событий, я хотела бы сначала кое-что уточнить.

— Спрашивай. — согласилась я, однако внутренне вся напряглась. Я была не уверена, что смогу просто ответить на многие вопросы. Моя жизнь слишком запутана для понимания, даже для меня самой.

— Ты сейчас работаешь?

— Нет. Сегодня второй день моей безработицы.

— Ты не позвонила за все время родителям… они ведь переживают… ты ушла из дома?

Ну вот. Первый же настоящий вопрос и «десятка». Я вдруг заметила, что мои руки теребят скатерть. Медленный вдох, выдох и я решилась, чтобы рассказать свою историю абсолютно чужому человеку и в то же время, вдруг такому близкому и понимающему. Не знаю, что читалось на моем лице, но Моника продолжала смотреть на меня выжидающе, и слегка давя. И я начала…

Моих приемных родителей Сергея и Милы нет в живых уже два года. Моей опекуншей, после их внезапной смерти в автокатастрофе, была назначена младшая сестра моей приемной матери — Светлана. Светлым в этой женщине было только ее имя. К несчастью, мои приемные родители были богаты, успешны и до того как они меня усыновили еще и бездетны. И, как легко догадаться, мне мало кто был рад. Меня это не только не удивляло, но и не обижало, я бы сказала, вообще не трогало. Мои мама и папа любили меня всем сердцем и через эту безусловную любовь, моим «родственникам» было крайне сложно пробиться со своими чувствами и претензиями. Я их не виню. Сложно, наверное, любить и принимать столь странного ребенка, каким я была с самого детства. Больше всего кривотолков и пересудов вызвало вообще САМО мое появление. Родители об этом вспоминали всегда с улыбкой. Мама говорила, что я дар богов и меня им подарило море.

Как я полуторагодовалым ребенком оказалась на почти безлюдном пляже, не знал никто, однако именно там они меня и нашли. Я сидела на берегу и играла с мокрым песком, улыбаясь и морщась от удовольствия. Когда Мила подошла ко мне, я протянула к ней ручку и сказала: «Мама». Потом было много хлопот и проблем. Сергей долго искал через свои связи какую-либо информацию. Тщетно. Нигде не пропадал ребенок, никто не предъявлял на меня права и, казалось, что я вообще взялась из воздуха. И спустя несколько месяцев, меня усыновили.

Дальше больше. До трех лет я больше не произнесла ни слова и «родственники» получили возможность с новыми силами настаивать на отказе от меня. Мила была непреклонна. Она утверждала, что я очень одаренный ребенок и, что если «родственники» этого не видят, то она вообще удивлена, как они до сих пор себе лбы не порасшибали с такой явно выраженной слепотой. Я помню ее теплые, ласковые руки, внимательные и нежные, огромные глаза, цвета шоколада. Непослушные каштановые кудри, выбивающиеся из прически. Она была маленькой и хрупкой, но в силе характера и упертости она мало чем уступала Сергею — голубоглазому великану, на чьих коленях всегда было так уютно и спокойно. Иногда он брал нас обеих на руки и кружил. Это были тихие моменты счастья.

Потом я начала разговаривать, и новая волна сопротивления обрушилась на моих горячо любимых родителей. Мне был абсолютно не понятен шок взрослых от общения со мной. Их пугал не мой словарный запас, оказавшийся внезапно огромным, а то ЧТО я говорила. Я помню мамины слезы… тихие, на папином плече, на кухне, когда они думали, что я сплю. Она искренне расстраивалась, и они не знали, что со мной делать. Потом были дяди и тети, психологи…врачи.

Несмотря ни на что, мои родители отдали меня в обычную, нормальную школу. К тому моменту я уже более ясно представляла себе, что так пугало во мне людей и научилась об этом молчать. Как не парадоксально, мне помогли в этом не высокооплачиваемые специалисты, которых нанимал папа, по лучшим рекомендациям, а наша соседка. Тетя Женя, простая женщина, многие считали ее малообразованной. Она говорила странно, с непривычки ее действительно было тяжело понять. Слова русские, но фразы она строила так, что невольно заслушаешься, будто музыка, а понять сложно. Я привыкла, а она никогда не боялась того, что я говорила. Только стыдила меня иногда: «Ну что ж ты, Катенька, опять честной народ совсем заморочила? Негоже им знать того, что еще только случиться должно. Они ж со страху то, таких дел понатворят, что глядишь ни я, ни кто другой потом не выправит.» Потом стало легче, не то, чтобы я картинки видеть перестала, просто мои грезы наяву постепенно перешли в сны, красочные и яркие. Я о них молчала, только иногда, мама все же замечала, что сюрпризов для меня не существует. Ее это огорчало, и я научилась «удивляться». Со временем и сны поблекли, а может я просто перестала их помнить. Не хотела. Помню, как Мила, спрятавшись под «крылышком» у Сережи смотрела на меня влажными от слез глазами, когда мне вручали первую похвальную грамоту за хорошую учебу. Она была первой, но не последней, училась я действительно хорошо. Дальше олимпиады, победы и гордость моих приемных родителей. От моих странностей осталась одна, она не доставляла мне хлопот. До определенного момента, меня не беспокоило, что моя тень не всегда повторяет мои движения, а иногда совершает свои.

Время шло, бежало. Переходный возраст был не сахар. Однако это все еще было счастливое время. И вот как-то мы с подружками решили погадать на суженого в рождество.

Лена и Света две сестры двойняшки пригласили меня к себе. Было весело, а главное интересно. От ожидания чуда захватывало дух. Запах благовоний, полный мрак, нарушаемый лишь двумя свечами, освещающими огромное зеркало в старинной позолоченной раме, серьезность и торжественность двойняшек сделали свое дело. Я посерьезнела и веселость, с легкой ноткой иронии, пропала. Света села гадать, а Лена увела меня в другую комнату и, закрыв дверь начала шепотом объяснять:

— Гадать нужно в одиночестве, иначе ничего не получится, я гадать не буду, суженого я своего уже видела и даже знаю наяву, — Лена смущенно заулыбалась, — прости, но кто это, я тебе не скажу, хорошо?

— Хорошо, — я и так давно заметила красноречивые взгляды Лены и Сережи из параллельного класса, — а что мне делать?

— Возьмешь зеркало поменьше, то, что брала Света. Скажешь «суженный, ряженный, приди, покажись», сделаешь из зеркал коридор, так чтоб тебе видно хорошо было, и смотри, пока не явится. Сильно близко подходить не давай, рассмотришь и баста, опускай маленькое зеркало, а не то выскочит из зеркала нечисть, которая образ его приняла, чтоб тебе его показать, тогда пиши пропало. Ясно?

— Ясно, а почему нечисть?

— Так старые люди говорят, бабушка говорила, что такое случалось, так что лучше поспеши, рассмотрела, и закрывай.

В соседней комнате послышались шаги, дверь открылась и вошла Света, она была расстроена. Лена забеспокоилась:

— Что? Опять не рассмотрела?

— Туман там один, рассматривать нечего, — фыркнула Светка недовольно.

— Ну, может не в этом году? — Лена явно пыталась успокоить сестру, но это не подействовало.

— Причем здесь этот год или другой? — Света явно уже негодовала, — бабушка говорила, что все равно когда спрашивать! Судьба или есть, или ее нет!

— Ну, и что ты хочешь сказать, ты замуж не выйдешь? — Лена села на пол — Что совсем ничего не видела?

— Видела… свет очень яркий, что-то не так, понимаешь?

— Катя, — Лена подняла голову и посмотрела на меня настороженно, — может не надо? Что-то уж очень странное показывают зеркала?

— Напугать меня хотите? — я с явной бравадой направилась к двери, — Нет уж, лучше знать есть судьба для меня или нет!

— Как знаешь, — Лена пожала плечами, Света отвернулась, — если что, опускай зеркало, помнишь?

— Помню… — пробормотала я и закрыла за собой дверь.

Комната встретила меня тихим мягким мраком, нарушаемым свечами и их отражением. «Боже, что я делаю?!» мелькнула мысль. Я села на стул и уставилась в зеркало. «Что там надо говорить?» и вдруг, руки сами взяли второе зеркало, глаза поймали зеркальный коридор, а уста произнесли громко и четко:

— Приди моя Судьба, Зову я тебя, Не желаю больше ждать, Я хочу тебя принять!

Коридор пропал. Наступила полная темнота. Я удивлено стала всматриваться в эту полную темень, и вдруг мне показалось, что тьма передо мной зашевелилась и стала приближаться. «А где же свечи?» мелькнула мысль, «должно быть светло!». Звон в ушах, свет резанул глаза, я зажмурилась и, через мгновение, удивленно уставилась на свое отражение в зеркале. Коридора и свечей, по прежнему не было… С отражением тоже что-то не так. Вроде я, а вроде бы и нет. Отражение подмигнуло.

— Вот бред! Сплю я что ли?

— Не спишь, — говорило отраженье, т. е. мое подобие в зеркале. — Ты звала меня, принимай! — улыбка отражения тоже была странная, как и абсолютно незнакомое выражение глаз.

— Чур, меня!

— Ну началось, — отражение сморщилось, — сначала приди, а теперь, чур!

— Ты кто? — я все не решалась опустить зеркало, не вылезает же, хоть и очень близко.

— Судьба… Ты же звала… принимай!

— Как? Я же суженого вызывала, я что, сама себе судьба на всю жизнь?!

— Ты что заказывала, помнишь? — от зеркала начало веять могильным холодом, как впрочем, и от взгляда.

— И что теперь делать? — руки начали ходить ходуном, в голове прозвучало Ленино «помнишь», и я почти уронила зеркало на стол. Свет погас, холодный порыв ветра принес дыханье: «поздно!», а что дальше я уже не помнила. Девочки рассказывали, что почти час не могли открыть дверь и зайти, а потом дверь открыло сквозняком, непонятно откуда взявшимся, и нашли они меня на полу без сознания.

Вот тогда и стало тяжело, просто невыносимо! Моя тень теперь вытворяла, что хотела! Хорошо, что люди этого не замечали, и я очень надеялась, что это существует только в моей голове. Тетя Женя долго вздыхала и причитала. Она говорила, что сама с таким не сталкивалась и мало что об этом слышала. Обещала «поспрошать» у товарок. Долго мы к этой теме не возвращались, я уже и привыкать стала к тому, что мне мерещилось и, почти не замечала игрища своей тени.

Через полгода умерла Света. Утонула. Я была как чумная и снова меня спасла тетя Женя: «Она ж свет видела, вот на свет и пошла, к Богу вернуться, вот, что было ее судьбой» Это объяснение меня мало успокаивало, тем более, что видела я Свету в одном из своих снов-видений в воде, с синюшно-бледной кожей и еще, она улыбалась. Не вязалась эта счастливая улыбка на ее губах, с тем как она выглядела. И нашли ее улыбающуюся. Потом несколько раз она мне снилась и говорила со мной, это я тоже к своему сожалению, забыть не могла. Она просила маму ее успокоить. Но как это возможно? Тетя Женя долго тогда со мной разговаривала, говорила, что у Бога все предусмотрено и что неизвестно кому хуже, тому кто в лоно к Матери-Природе, да к Богу-Отцу ушел, или тому, кто остался здесь дальше, уроки свои учить. Много она еще рассказывала всякого, не помню уже всего, но после разговоров с ней, всегда легче становилось.

Спустя два года я потеряла своих приемных родителей, сразу обоих, единым махом. Я проснулась затемно от собственного крика, который разрезал зарождающееся морозное утро и расколол его сверкающий лед на куски. Я уже знала, что из поездки они не вернутся никогда. Отец не справился с управлением на скользкой дороге, когда встречную машину понесло на их полосу.

На похоронах было множество людей, но я их толком не помню. Моя тетя и с этого момента опекунша, стояла рядом и вместо меня принимала соболезнования. Я слышала лишь гул множества голосов и не сразу поняла всю катастрофичность моего положения. Позже, мрамор этих могил стал мне роднее и теплее собственного дома. То, что Света задалась целью упрятать меня в психушку, меня мало беспокоило. Я давно научилась обходить все провокационные вопросы подобных специалистов и четко знала «допустимые» нормы для отклонений. Абсолютно нормальных людей не бывает — это тоже подозрительно. Так что «тянула» я на подростка, пережившего травму и это все, что моя опекунша получила. Досадой ее состояние, поведение и отношение ко мне назвать было можно с большой натяжкой. Ее сын Миша, меня побаивался с детства, так что втянуть его в «доведение меня до белого каления» у моей новоявленной мамочки не получилось. Мужа у Светы не было и нет, что удивительно только для нее самой и очевидно для любого человека способного объективно мыслить. Моей проблемой стало совсем другое.

Моя собственная тень, которая и до этого особо не радовала своим «поведением» стала просто сводить меня с ума — теперь я слышала ее голос. Тетя Женя просто с ног сбилась, пытаясь мне помочь. Однако кроме «одержимости» других «диагнозов» она так и не получила в результате всех своих осторожных попыток хоть как-то облегчить мое состояние и прояснить ситуацию. Препирательства и споры по любому поводу в моей голове приводили в бешенство. Я получала кратковременный отдых ночью, в полной темноте. Как ни странно, именно ночь давала мне передышку и я почти перестала спать, т. к. днем мне приходилось отбиваться от навязанного «советчика», очень словоохотливого и всезнающего, а ночью наступало время, когда я могла остаться наедине с собой. Мой самоконтроль, доведенный до автоматизма, трещал по швам и грозил вот-вот лопнуть.

В таком состоянии, мне удалось окончить школу и поступить в университет, на факультет психологии. Однако учиться там я так и не начала, т. к. наступило мое совершеннолетие. Каким образом, почти все, что досталось мне от моих родителей перешло к моей дражайшей опекунше, я не знаю. Какие связи и «аргументы» она задействовала, мне трудно было сказать, т. к. я была в этот момент слишком занята разбором полетов в собственной голове. Пришлось срочно устроиться на работу «куда возьмут». Жила я это время у тети Жени в маленькой комнатке и была рада этому, подозревая, что все могло сложиться намного хуже. Взяли официанткой в кафе средней руки, потом лето — в Крыму сезон отдыхающих, стало немного легче. Южный берег Крыма всегда давал желающим возможность заработать. Правда только тем, кто готов был терпеть временные лишения и жить в условиях «не очень». Поэтому жила я как и мои сменщицы в общей комнате, которую снимали хозяева летнего кафе для своих работников. Два дня назад на работе мне сообщили, что я уволена, без объяснения причин. Тень моя не собиралась замолкать и идти на какие-либо уступки, так что после почти суточных споров о бессмысленности моего существования я, неожиданно для самой себя поставила ей ультиматум: или она замолкает и не подает голос без моего разрешения, или я утоплюсь. Моя вечная спорщица объявила мне, что я блефую, и я решилась оборвать свое существование, т. к. жизнью это давно назвать было нельзя.

— Вот так ты со мной встретилась. — сказала я Монике и отвернувшись уставилась в окно, ожидая ее реакцию, с горечью предполагая какой она будет, т. к. реально представляла КАКОЙ она должна быть. Однако тишина затянулась, и я посмотрела на свою гостеприимную хозяйку с вызовом и горько бросила:

— Моника, ты все еще хочешь подписывать со мной контракт?

Казалось, она не слышала вопроса и смотрела на меня как-то странно, но не так, как я ожидала.

— Катя, а после того, как я вытащила тебя из воды, ты больше не слышишь свою тень?

— Нет…

— Но, тебя мучают кошмары, да?

— Да.

Я непонимающе уставилась на Монику, она не выдала и сотой доли той, ожидаемой мной реакции.

— Я рада, что ты рассказала мне обо всем. Ты даже не представляешь на сколько это важно… А на счет чего обычно были споры?

Вопрос был для меня абсолютной неожиданностью! Она мне верит и не считает сумасшедшей?! Я уставилась на нее так, будто видела впервые.

— Ну… о том, что я не должна молчать о своих видениях и предчувствиях, что люди имеют право знать из чего им выбирать и что я зарываю свой талант в землю…

— Мне надо подумать… — она порывисто вскочила и стала мерить шагами привычное пространство, явно не замечая этого. Неизменная сигарета уже была в руках, и неразборчивое бормотание не складывалось для меня даже в обрывки фраз. Я совсем была сбита с толку реакцией моей возможной работодательницы, а она явно взволнованная, все еще не замечала меня и ничего вокруг. «Хорошо, подождем, реакция все равно будет, хоть и запоздалая. Не может же человек нормально отнестись к моему рассказу!»

— Катя, — Моника склонилась надо мной и протягивала мне какие-то бумаги — заполни пока анкету, а я сейчас вернусь. Я быстро… — сказала она и умчалась куда-то в дом, прихватив с собой телефон.

Анкета была обычным опросником, к ней были приколоты еще несколько тестов. Я с улыбкой просмотрела тесты. Ничего, с чем я не могла бы справиться. Я стала писать, постепенно заполняя пустующие графы. Когда я почти закончила сражаться с психологическими шедеврами, вернулась Моника, она была бледна и явно чем-то расстроена.

— Ну как успехи?

— Заканчиваю… для чего здесь тесты?

— Обычная процедура, для тебя она не имеет никакого значения, просто заполни и все.

Я дописала и протянула стопку заполненных бумаг. Налила себе кофе и уставилась выжидательно. Теперь я хотела получить объяснения по поводу происходящего и что самое важное, я хотела понять почему ожидаемой мной реакции не последовало.

— Катя, скажи, а я тебе не кажусь знакомой, может видение, воспоминание или что-то в этом роде? — осторожно поинтересовалась Моника.

— Моника…

— Ника… — вдруг уточнила она, я подняла бровь.

— Хорошо…Ника, в моей голове были тысячи образов и странных видений, разных лиц и событий… это сложно объяснить… единственное лицо, которое долго преследовало меня… как бы это по понятней… — я засомневалась, а потом взяла из стопки лист, перевернула его и начала рисовать. Моника ждала, не заглядывая, просто она вытянулась в струнку, вся подобралась и почти не шевелилась. Эту статую выдавали только глаза, она казалось, даже не дышала. Я закончила и протянула ей листок.

— Это набросок, иногда я рисовала это лицо в красках.

— Ох… — Ника смотрела на мой рисунок, как на привидение, она схватилась за голову и на ходу бросила, бледными губами — Я сейчас…

Она умчалась в свою комнату, а я осталась сидеть одна, мысли бились в моей голове, сталкиваясь с треском и играя в пинг-понг о мой череп. Голова раскалывалась, я стала растирать виски и шею, все тело горело, как при температуре.

Моника вихрем подлетела ко мне и протянула золотой медальон на тоненькой цепочке. Я взяла его, покрутила.

— Да вот же, — она выхватила его из моих рук, нажала на внутреннюю пружину и открытым протянула мне.

Теперь уже моя кровь покинула мою голову. Внутри медальона была великолепно выполненная миниатюра. Я уставилась на нее, это именно то лицо, которое преследовало меня столько времени. Темные волосы, уложенные локонами вокруг белого лица, высокий, умный лоб, выразительные глаза, теплый шоколадный взгляд со смешинкой и задором, курносый нос, яркие губы сжаты, словно сдерживают улыбку, острый подбородок, тонкая шея; в ушах и на шее украшения зеленого камня, подозрительно похожи на те, что Моника одела на меня перед балом. Я вопросительно уставилась на нее.

— Это моя подруга, ее уже давно нет в живых… ты поразительно на нее похожа. Именно поэтому я не только полезла за тобой в воду, а еще и захотела поближе с тобой познакомиться… мне ее очень не хватает.

— Как?… Как она…

— Утонула… — с сарказмом сказала Ника и горько усмехнулась — Наводит на размышления, правда?

Я не ответила. Топиться, это что, мода побережья?

— А украшения? — прошептала я.

— Да, это ее, мне так хотелось создать иллюзию ее присутствия, хотя бы ненадолго и вот, что из этого получилось! — горько воскликнула она — Эта иллюзия ожила не только для меня!

— Ее имя?! — я требовала ответ, хотя внутренне уже знала его.

— Дезирэ…

— Дарий и Елизар…

— Знали ее, как и я. — закончила она мое предположение, которое уже было внутренней уверенностью. — Теперь ты понимаешь мое нежелание расставаться с тобой?

Я понимала и не понимала.

— Настолько похожа?

— Очень. И кроме того, теперь тебя в покое уже вряд ли оставят. — вдруг заявила она. — я сыграла с тобой злую шутку, прости, поэтому лучше тебе остаться со мной… — Моника умоляюще смотрела на меня.

— И что от меня потребуется?

— Быть! — почти с детским восторгом ответила она.

— Ника, ты понимаешь, что я не она… — начала я осторожно.

— А это отличная идея! Теперь не надо ломать голову над псевдонимом! — Ника, казалась почти счастливой, потом нахмурилась — Известного человека всегда тяжелее бесследно похитить…

Я не была готова к такому повороту событий!

— Похитить?!

— Ну, понимаешь, не я одна заметила это сходство. Они рано или поздно попытаются связаться с тобой…

— Может, объяснишь?

— А может, хватит на сегодня откровений и воспоминаний? — в тон мне парировала Моника.

— И чем займемся?

— Ну, — она хитро улыбалась, — для начала подпишем контракт!

— Шутишь? — я не верила своим ушам.

— Твои странности меня не пугают, если ты, конечно, не будешь смущать тех, кто не готов…Ты сможешь не говорить об этом ни с кем, кроме меня?

— Тебе это интересно? — я была удивлена не на шутку.

— Ты не одна со странностями. — вдруг заявила она и подмигнула мне прежде чем опять унеслась в свою комнату.

Вернулась она так же неожиданно, как и исчезла. Что за поразительная способность передвигаться так быстро? В руках у нее была папка внушительных размеров.

— Вот, подписывай, это твой контракт с моим агентством. — Моника сияла.

— Это? — я уставилась на нее недоверчиво, — такой огромный?

— Это не стандартный рабский контракт, — она все еще улыбалась, явно довольная собой — я все равно искала новое лицо. Виктору это понравится. — от этой неожиданной концовки я опешила.

— А он…

— Друг, ты познакомишься с ним позже, он вернется через пару дней… Слушай, можешь читать, можешь нет. Это довольно скучные юридические изыски. На основании этого, ты становишься одной из основных моделей. Поторопись у нас еще куча дел. Подписывай и поехали.

Я уставилась на Нику, в очередной раз удивленная ее характером и резкими, одной ей понятными переходами.

— Я все таки почитаю. — сказала я не очень уверенно.

— Как хочешь, я тогда пойду, подберу тебе что-то из одежды. В магазин в халате ехать не очень весело, даже на машине.

Она снова исчезла, а я пробежала глазами свой контракт. Он действительно не рабский, дающий много преимуществ. Интересно, сколько надо потрудиться, чтобы заработать такие перспективы. Очевидно, Моника привыкла получать то, что она хочет, независимо от цены. Она знает, что я согласилась бы и на меньшее? Или это был странный подарок ее прошлой дружбе? Наверно да. Она мне нравилась. С ней было легко и сложно одновременно. Она понимала и принимала меня со всеми моими странностями и явно обладала своими. Хваткая, резкая на поворотах, откровенная и удивительная в своей странной и непредсказуемой простоте. Будь что будет. Я подписала бумаги и кинула их на край стола. Что я теряю, в конце концов, вчера я собиралась умереть, так почему нет? Ника стояла в дверях и смотрела на меня изучающее.

— Готова?

— Да.

— Пошли.

Она схватила меня за руку и потащила в свою спальню. Ну конечно, на кровати опять красовалась добрая половина ее гардероба. Я не сдержала улыбки, выбрала джинсы попроще, футболку и пошла к себе за босоножками.

— Ужасно. — Моника хмурилась рассматривая мою обувь. — Ладно, уже сегодня вечером у тебя будет из чего выбирать.