Нечеловеческие хроники

22 глава Неприятности продолжаются

Нам всем хотелось уйти из этого подземелья, мрачно хранящего свои тайны, поэтому решение его покинуть немедленно даже не обсуждалось.

Горечь и отрава неоправданных ожиданий буквально пропитала кабинет, который выглядел ранее довольно гостеприимно.

Мишель нес Нинон на руках, а мы, молча, следовали за ними.

Наша процессия остановилась только возле развороченного винного стеллажа. Среди обломков дерева, битого стекла и искореженного металла разлились кровавыми ручейками и лужицами смешавшиеся вина.

Нинон застонала, Мишель обернулся к Дарию:

— Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься? — осуждение сквозило в голосе хранителя.

— Нет, только то, что препятствует мне быстрому спасению друга… — с грустной усмешкой парировал Дарий, и наша процессия двинулась дальше.

Часы ожидания и неизвестности изматывали меня больше, чем весь ужас, пережитый недавно. В моей голове снова и снова проигрывалась последовательность событий, в которых опасность угрожала моим друзьям одному за другим. Каждый из них, словно агнец, ложился на алтарь заклания чужих планов, амбиций, либо непонятного мне злого гения, разыгрывающего партию незнакомой игры, с незнакомыми правилами, ставкой в этой игре однозначно была жизнь каждого из нас, а возможно и всех вместе!

Моя хрупкая человеческая оболочка с трудом выдерживала такие темпы. Адреналин в моих жилах уже не изменял ток крови, организм стал невосприимчив к выбросу гормонов. Слишком много их было за столь короткий промежуток времени. Я словно заведенная кукла, бесцельно измеряла комнату шагами вдоль и поперек.

Спать я тоже не могла. Едва я пыталась заснуть, как проваливалась в странное состояние, уже не бодрствования, но еще не сна, и перед моим взором сразу же вставали картины, приводящие меня в ужас: Дарий, с вздувшимися черными жгутами вен и серым лицом; безмолвный крик Ревекки, ее мечущаяся из стороны в сторону голова с перерезанным горлом; Нинон, лежащая на кушетке, разрываемая кашлем, с окровавленными руками; вампир, разрезающий Реввеке горло; собаки, раздирающие поверженного кабана; кровь, еще и еще… баталии и сражения прошлого, трупы, звуки раздираемой, еще живой плоти… Этому не было ни конца ни края. Я тонула в крови, растворяясь и прекращая существование, теряя себя. Среди этих кровавых сцен, я иногда видела черты Марты, она стояла неумолимым изваянием, полупрозрачная и равнодушная. Я тянула к ней руки, мне казалось, что она должна была слышать, как я кричу ей, но я не слышала собственного крика, а она не отзывалась, продолжая смотреть на этот кровавый ад. Ее призрачные щеки были мокрыми от слез, но она не отворачивалась, лишь ее лицо становилось все более решительным и жестким, за исключением глаз, они смотрели неотрывно и сочились слезами. Тогда я начинала кричать еще громче и просыпалась от того, что кричу по-настоящему, в голос.

Дарий неизменно оказывался рядом, чтобы помочь это пересилить, а холодный душ, смывал липкий пот и я снова и снова мерила комнату неверными шагами, стараясь больше не засыпать.

— Так больше не может продолжаться! — заявил Дарий, глядя, как я вышагиваю от одного окна к другому.

— Она уже окрепла? — это единственное что меня интересовало.

— Нет…но уже скоро… ты должна поспать… — неуверенно начал он.

— Марта мне не отвечает и повсюду кровь…

— Ты выключаешься на 15–20 минут, после чего вскакиваешь с криком, ходишь по комнате, а потом все повторяется…

— Человеческое тело слишком хрупко для всего этого! — перебила я его, резче, чем собиралась.

— Но оно поддается лекарствам… можно принять снотворное… — не очень уверенно пробормотал Дарий.

— Приняв снотворное, я не смогу проснуться и буду вынуждена смотреть этот кошмар дальше. — возразила я устало.

— Не настолько люди слабы! — в который раз возразил Дарий, — Человеческий предел возможностей — это миф… Вспомни их способность к выживанию не смотря на болезни эпидемии, войны, голод…

Этот разговор повторялся снова и снова.

Я была на пределе, в каком-то персональном аду. Это продолжалось уже вторые сутки, но мне казалось, что много дольше. Больше ничего не происходило, казалось, все события замерли, выжидая, чтобы обрушиться на нас вновь, с еще большим ожесточением. Однако именно сейчас, в затишье, а не в каскаде событий, мои нервы оголились так, словно с меня содрали кожу. Я ощущала малейшие изменения чужого настроения, общая атмосфера тревоги наполнила воздух, и я, вдыхая ее с воздухом, сама становилась чем-то подобным. Эмоцией. Словно сплошной мембраной, улавливающей малейшие колебания в окружающем меня пространстве.

Самым страшным временем для меня было время еды, совместно с нашими компаньонами. Неизменно и независимо ни от чего в доме Нинон, словно в большом хорошо отлаженном механизме, все происходило в назначенные ею часы, по заданному ею расписанию.

Сидя в огромной гостиной, за большим, опустевшим без гостеприимной хозяйки, столом, глядя на холодную маску, ничего не выражающего лица Ревекки, осунувшееся, украшенное, словно после хорошей драки, синяками, лицо Мишеля, лицо Маркуса, которое не покидала скорбь и печаль, я боялась…

Страх неизвестности, пожалуй хуже, чем любые, даже самые трагические события, потому, что от тебя ничего не зависит, ты НИЧЕГО не можешь!

Время обеда. «Что в этот раз заставит меня проглотить Дарий?»

Размышляя таким образом, я плелась в гостиную. Дарий крепко держал меня под локоть, хотя с виду, можно было скорее предположить, что он меня галантно поддерживает.

Оживление возле гостиной, сразу привлекло наше внимание.

Во главе стола, как ей и положено, сидела Нинон. Бледная, с утомленными мутно красными глазами, слабая, но живая!

— Нинон! — я бросилась к ней.

— Ну, все уже не так страшно. — возразила она, отвечая на мои объятья.

Рядом стоял, положив ей руки на плечи, Мишель. Его уже можно было зачислить в ряды живых, хотя выглядел он по-прежнему скверно. Разве что изменилось выражение глаз, из них исчезли затравленность и обреченность.

Ревекка, стояла у окна с красным кубком в руках и легкой улыбкой на довольном лице.

Маркус, едва сдерживая нетерпение, расхаживал возле камина.

— Что у нас сегодня на обед? — как ни в чем не бывало, осведомилась Нинон у вошедшего в сопровождении безмолвных слуг Жака.

— Bourride[25], Bœuf en daube[26], ваше любимое, а так же небольшой сюрприз… — невозмутимо сказал, скорее пропел Жак, после чего, величественно замолчал, взглядом контролируя процесс сервировки стола, расторопными слугами.

— Ну конечно! — рассмеялась Нинон, — Присаживайтесь к столу, быстрее.

Ее нетерпение передалось всем. Быстро рассевшись, по уже привычным местам, все, словно по команде уставились на Нинон.

— Ну, уж нет! — почти со смехом заявила она, положив ложку на стол. — Так я рискую подавиться и умереть самой банальной из всех смертей, так и не успев выздороветь!

— Мадам, — немедленно вмешался Дарий, с галантной усмешкой на губах, — мы слишком заждались и истосковались, лишенные вашего общества…

Нинон резко вскинула голову, на ее лице появилась тень ее привычной задорности:

— Вы мне льстите… — заявила она, и, после недолгой паузы, добавила — Впрочем я вела бы себя так же, если не хуже… Обещаю, что после того, как я расправлюсь со своим волчьим аппетитом, я к вашим услугам, целиком и полностью!

— Мы наберемся терпения! — Маркус с легкостью поддержал их высокопарную перепалку.

Разговор превратился в обычную салонную болтовню о ничего не значащих, но приятных мелочах. Однако ожидание продолжило висеть в воздухе, еле заметной вуалью, которую не удалось развеять даже великолепному трехъярусному торту — кулинарному шедевру шеф-повара.

— Что ж, — начала говорить Нинон, и все, словно по команде перестали есть, пить и всячески создавать непринужденную атмосферу, — ситуация действительно очень странная… Мне многое непонятно, но я все же рассчитываю, что вместе мы сможем понять хоть что-нибудь… После того, как я вошла в петлю…

Я, затаив дыхание, следила за ее рассказом, а еще, даже если бы я захотела, у меня бы все равно не получилось игнорировать реакцию остальных слушателей.

Дарий все больше хмурился, казалось, что он встревожен и разозлен одновременно. На его лице мелькало озарение догадки, мне непонятной, но очень тревожившей, т. к. злость, в конце концов, сменила маска холодной ярости.

Ревекка выглядела, очевидно, так же, как и я, удивленной, озабоченной и ничего не понимающей. Это неведение ее явно раздражало, т. к. она безотчетно сжимала и разжимала свои маленькие, но очень сильные кулачки.

Маркус слушал очень внимательно, иногда кивая, словно то, что он слышал, подтверждало его подозрения, иногда вскидывая, по-особенному голову, будто заглянув Нинон прямо в глаза, он смог бы добраться до истины, внезапно ускользающей от его хватки аналитика и стратега.

— Так что можно считать мое путешествие бесполезным… — Нинон закончила свой рассказ и замолчала, влившись в ряды безмолвных.

Какое-то время ничего не менялось, каждый обдумывал услышанное и анализировал, сообразно собственному жизненному опыту.

— Грустно признавать, но наше невежество в человеческой магии теперь очевидно настолько, что даже стыдно как-то… — озадаченно провозгласил Маркус.

— Не спорю… — Дарий, повернулся к Маркусу, — я сам об этом размышлял… посвящения, которые доступны человеку на пути обретения силы, для меня полная загадка.

— Тем более что Моника БЫЛА человеком, почему людская магия настигла ее и после инициации? — оживилась Ревекка.

— Дезире, при каких обстоятельствах ты ее инициировала? — вмешалась Нинон.

— Она умирала от чахотки… — быстро ответила я.

Обстоятельства и причины инициации, обычно все предпочитают хранить в тайне — это очень личное и если бы была возможность промолчать, я бы это сделала, но в данной ситуации, я не представляла себе, как можно избежать разглашения тайны, да еще и не моей.

— Ты уверена, что именно умирала?! — с нажимом уточнила Нинон.

— А что еще это могло быть? — с горькой усмешкой парировала я.

— Ты когда-нибудь слышала о «болезни шамана»? — Нинон явно не собиралась останавливаться.

Это звучало знакомо, только откуда?

— Что-то слышала, хотя не уверена… — пробормотала я.

— Нинон, не тяни жилы, говори как есть! О чем речь? — взвился Маркус.

— «Болезнью шамана» называют странное состояние, в которое впадает одаренный в магии человек, своего рода испытание, духа, веры, выносливости и психической устойчивости, если уж на то пошло. Говорят, что в это время человек видит не один, реальный мир, к которому все привыкли, а много… — Нинон внезапно замолчала, а потом продолжила, качая головой, словно сама не верила тому, что говорит, — возможно, другие измерения. Я точно не знаю, что происходит еще, это дает силу, в каждом отдельном случае разную, но всегда мощную, однако для окружающих такой человек все равно, что сумасшедший, до тех пор, пока не пройдет испытание, либо пока не умрет.

— В случае если провалил тест — ты покойник? — недоверчиво переспросила Ревекка.

— Что-то в этом роде. — подтвердила Нинон.

Мысли в моей голове понесли галопом. Я это определенно уже слышала, по-другому, но смысл был тот же! «Тетя Женя!» эта мысль словно обожгла изнутри, «Она говорила что-то подобное обо мне, когда пыталась помочь с моей не в меру разговорившейся тенью!»

— Мне нужно позвонить! — решительно заявила я.

— Кому?! — удивился Маркус.

В глазах Дария появилось понимание, смешанное с явным неодобрением.

— Твоей тете Жене? — уточнил он.

— Да, думаю это единственный доступный нам эксперт. — я смотрела на Дария почти с вызовом, прекрасно понимая, что сейчас услышу довольно длинную лекцию о том, как это опасно.

— Хорошо. — неожиданно согласился он и стремительно вышел из гостиной.

На меня уставились четыре пары заинтересованных глаз, и я поняла, что объяснить придется.

— Я росла на ее глазах, она мне как родная, в этой моей ипостаси, — сумбурно начала я, — мы с Моникой были у нее перед поездкой в Венецию… к ней же мы отправили Юру с Сашей, после того как Саша подверглась магическому воздействию, которое предназначалось мне… Тетя Женя человек и она достаточно сильна в магии… — закончила я свою пылкую сбивчивую речь.

— И она в курсе того, что мир не так прост, как кажется на первый взгляд. — заявил вернувшийся Дарий, протянув мне сотовый.

Я взяла телефон и вопросительно посмотрела на него.

— Один раз с него можно позвонить. — со вздохом сказал Дарий, — Это часть нашего с Юрой уговора.

Я кивнула и набрала номер по памяти.

Длинные гудки тянулись нескончаемо долго, а трубку никто не брал. Я уже начала сомневаться, тот ли номер я набрала, как услышала знакомое «Алло?»

— Теть Женя? Это я, Катя… — неожиданно для самой себя, затараторила я.

— Катенька! — динамик захлебнулся избытком радости.

— Я… по делу звоню… — пристыжено пробормотала я, т. к. только сейчас вспомнила, что обещала ей звонить.

— Конечно по делу, как же еще? — смешливые нотки в ее голосе прозвучали для меня упреком.

Мои глаза, внезапно наполнились слезами, а в горле запершило от прочно обосновавшегося там комка.

— Время сейчас такое, странное и суровое, — продолжила тетя Женя, как ни в чем не бывало, — Юра, поди, тоже сейчас за вас отдувается, уж не знаю, кто там его начальство такое есть, а только по головке его за ваши проделки точно не погладили.

— Юра? — удивилась я, — Он сейчас у вас?

— Сейчас нет, он то приезжает, то уезжает, а вот Сашенька уже на поправку пошла.

— Я рада это слышать. — выдавила я из себя.

— Говори что стряслось. — повелительным тоном заявила моя странная тетка.

Все время моего сбивчивого рассказа, она меня не перебивала, а вот когда я закончила свой «урезанный» рассказ, максимально адаптированный таким образом, чтобы «не разглашать» никаких тайн, мне учинили, что называется, форменный допрос.

— Дар у Моники был до того, как она сделала свой выбор? — уточнила тетя Женя.

— Да.

— А умерла бы она или нет, этого ты не знаешь наверняка?

«Далась же им ее смерть», выругалась я про себя и честно ответила:

— Не знаю.

— Что ж, думаю, что кто бы ни намекнул тебе на болезнь шамана, прав, только тут еще кое-что… дар ведь и украсть можно… — она замолчала, а я попыталась это переварить.

— Украсть? — не выдержала я.

— Да, есть обряды кражи, подмены, много чего существует, можно хоть старость свою на молодушку скинуть… — тетя Женя недовольно зацокала языком, — если бы не этот твой сон, не видать бы Монике своего дара, как своих ушей. Одно могу сказать точно, тот, кто украл ее дар на время, захочет его насовсем, поэтому надо найти вора, иначе Моника никогда не вернется в свое тело, а может и вовсе умрет.

Маркус шумно втянул воздух носом, а Дарий, поймав мой взгляд, картинно развел руками.

Я витиевато выругалась, про себя, кляня качественный телефон и сверслух всех окружающих.

— И что делать? — озвучила я всеобщий вопрос.

— Искать вора. — приказным тоном ответил «мой эксперт», — Господь интересно управил, то что Моника могла, это лишь тень ее настоящего и очень сильного дара, и ведь кто-то его пользовал все это время, а тебе вот финтифлюшку эту во сне сунули и посвящение пошло полным ходом, как и должно было быть. Одно плохо, — тетя Женя вздохнула уж как-то очень тяжко, почти обреченно, — по своей воле с такими вещами никто не расстанется… воевать вам придется, за подругу то свою…

Я подняла глаза и столкнулась с глазами Дария, в них плескался такой огонь, что я невольно содрогнулась.

— В чем заключается война? — обреченно спросила я.

— За такие возможности иной раз и до смерти бьются.

— Сколько у нас времени?

— А сколько вам его дали? — ответила она мне вопросом на вопрос.

Я посмотрела на Нинон, она только покачала головой.

— Мы не знаем…

— Я тебе вот как скажу, если дар украден недавно, то время у вас есть, иные посвящения длятся годами, а коли кража была давно… — она обреченно вздохнула.

— То его нет. — закончила я за нее.

— Ну-у… — протянула тетя Женя, — здесь циклы важны, это три дня, пять дней, семь, а девять дней, это крайний срок, после этого возврата не будет, да только я не знаю какой из этих циклов правильный в вашем случае.

— Я успею! — сквозь зубы процедил Дарий.

Я вздрогнула, по моим подсчетам третий день подходил к концу. Маркус вцепился в подлокотники своего стула и тот жалобно заныл под его пальцами.

— Юре говорить, что ты звонила? — неожиданно поинтересовалась тетя Женя. — Он извелся весь…

— Да, я перед ним в долгу. — сказала я намного жестче, чем собиралась.

— Кать, не пропадай… — это прозвучало как мольба.

— Конечно! — засуетилась я. — Как только появится такая возможность.

— Ну да, на войне как на войне. — нервно хихикнула моя собеседница.

— Война? — удивилась я.

— Конечно, — рассмеялась тетя Женя, — уж не возня в песочнице, так это точно. Буду ждать от вас вестей.

— Спасибо. — только и ответила я, отключив телефон.

Дарий буквально отобрал у меня сотовый, после чего выдернув из него батарею, смял ни в чем не повинный мобильник в какую-то однородную массу и выкинул ее в хрустальную пепельницу.

Маркус порывисто поднялся и, схватив Дария за руку, заявил:

— Я иду с тобой!

— Нет! Один я быстрее доберусь до ее горла!

— Это не обсуждается! — лицо Маркуса меняло оттенки от белоснежного до пунцового, его желваки ходили ходуном.

Из его глаз ушла боль, на смену ей пришел гнев и безумие.

— Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не обсуждается! — огрызнулся Дарий.

— Ты издеваешься?! — ярость Маркуса искала выход и готова была излиться на кого угодно.

— Нет, — Дарий положил руку на плечо азария и его голос внезапно стал мягче, — когда-то ты оставил для меня надежду, я тебе сегодня даю уверенность. Гертруда умрет!

Нинон нащупала на своем плече руку Мишеля и вцепилась в нее «мертвой» хваткой, словно ища поддержки и защиты, испугано скользя взглядом по всем присутствующим.

Ревекка, вытянувшись в струнку, была напряжена до предела, но молчала.

Меня начала бить мелкая противная дрожь, словно от холода.

— Есть уверенность в том, что вор — Гертруда? — пролепетала я.

Нинон оживилась:

— Твоя Марта требовала именно ее голову, она же вручила тебе шар, похоже, ей известно то, что для нас является тайной.

— А если мы ошибаемся? — прошипела Ревекка.

— Тогда смертей будет много! — Маркус буквально выплюнул угрозу.

Дарий смазанным движением оказался возле меня, взял мое лицо ледяными ладонями, поцеловал в лоб и, глядя мне в глаза, сказал:

— Маркус, береги мою жизнь, а я пошел спасать твою… — и… исчез.