Недозволенная память. Западная Беларусь в документах и фактах. 1921-1954.

Современная официальная белорусская историческая наука всегда называла и по сегодняшний день продолжает называть бойцов белорусских национальных войсковых формирований исключительно изменниками и предателями Родины. И практически никто и никогда не задался в этой связи следующим вполне логичным вопросом: «А какую же Родину они предали?»

Давайте хотя бы мы задумаемся над этим. Может, наши с вами земляки, веками проживающие на этих территориях, предали Российскую империю, в состав которой длительное время входила Западная Беларусь? Может, Польшу, а точнее, 2-ю Речь Посполитую, в административных границе которой Западная Беларусь находилась с 1921 по 1939 г.? Или же СССР, «освободивший» наши земли 17 сентября 1939 г.? Понятно, что ни на один из этих вопросов дать положительный ответ невозможно. Тогда о каком же предательстве может идти речь?

Сотрудничество белорусских националистов и, в частности, белорусских войсковых формирований с оккупационными властями это отнюдь не предательство, а самый обычный сознательный выбор. Другое дело, правильным ли этот выбор был.

Впрочем, не нам об этом судить, пусть история сама даст свою оценку.

За годы Второй мировой войны белорусские национальные войсковые формирования прошли через четыре этапа:

а) штурмовые отряды (июль 1940 г. — июнь 1941 г.);

б) вспомогательная полиция (1941–1944 гг.);

в) Белорусская самооборона (самаахова; БСА) (1942–1943 гг.);

г) Белорусская краевая оборона (март 1944 г.).

Штурмовые отряды.

Первый этап хронологически совпадает с началом Второй мировой войны и продолжается до 22 июня 1941 г. В исследуемый период заметно активизируется военная деятельность белорусских эмиграционных кругов. Фабиан Акинчиц, лидер белорусских национал-социалистов, автор проекта формирования диверсионных групп в польском тылу^{22}, в своем рапорте от 1.11.1940 г., представленном в восточный отдел НСДАП, согласовывает деятельность белорусских национал-социалистов на ближайшую перспективу. Рапорт, согласно данным историка из Минска А. Гелагоева, предусматривал:

• переподготовку военнопленных белорусов;

• переправку обученных кадров на территорию СССР для диверсионной деятельности^{23}.

Впрочем, как сообщает Ю. Туронок, главное командование вермахта и без Акинчица знало, как готовиться к войне, и только с декабря 1940 г. по март 1941 г. заслало в западные районы СССР 66 шпионско-диверсионных групп, которые состояли из белорусов, украинцев, литовцев и представителей других национальностей^{24}.

В отличие от Ф. Акинчица, который преимущественно занимался пропагандой среди белорусов — бывших военнослужащих польской армии — руководители Белорусского комитета самопомощи (Н. Щорс, кс. В. Гадлевский), в свою очередь, ориентировались на сотрудничество не с партийными, а с военными кругами Германии (абвером и СД). Документально установлено существование двух центров абвера, в которых проходили соответствующую подготовку наши соотечественники: Г. Суленовек под Варшавой и Лемсдорф под Аполем^{25}. Базами же для заброски агентов в БССР стали отделы БКС в Варшаве и Бяло-Подляске. Из добровольцев, набранных группой Щорса по согласованию с абвером, был сформирован диверсионный отряд в составе 50 человек — Первый штурмовой отряд. Правда, вопрос, а действительно ли он являлся первым, как об этом утверждается, навевает определенные сомнения. Существуют доказательства формирования спецподразделений белорусских диверсантов в Варшаве, подготовленных в Силезии при участии Юрия Вежана («Жана»), а также трех групп белорусских боевиков (32 человека), подготовленных в лагере около Астраленки^{26}.

Как отмечает историк С. Ерш, существовало еще одно спецподразделение во главе с Качаном[5] ^{27}. По данным КГБ СССР, в 1938–1939 гг. в берлинской школе разведки прошел пятнадцатимесячную переподготовку Иван Мищенко[6], который за двое суток до начала советско-немецкой войны был переброшен на территорию Западной Беларуси руководителем большой группы агентов^{28}. Достоверно установлено, что командиром одного из отрядов был В. Родько^{29}. Также известно, что в числе боевиков находился и Б. Данилевич. Это ему принадлежит авторство популярной в годы Второй мировой войны песни

По версии Ю. Туронка, Первый штурмовой отряд (50 человек), местом окончательной подготовки которого стал Лемсдорф, 17 июня 1941 г., совершив скрытый переход, разместился вдоль границы в районе Сувалок. По невыясненным пока причинам в БССР на следующий день, 18 июня, было переправлено не 50, как планировалось, а 41 человек. Отряд, имея на вооружении современное автоматическое оружие, связанный общими целями и задачами, успешно действовал в районе Столбцы — Барановичи^{31}. УНКВД Барановичской области, усиленное частями РККА и НКВД, срочно переброшенными из других областей БССР, попытался ликвидировать подразделение. Сохранился протокол, обнаруженный немцами в НКВД БССР, с текстом допроса советскими спецслужбами одного из членов штурмового отряда — Бронислава Волосевича. В ходе допросов Волосевич, не выдержав мучительных пыток, назвал несколько боевиков: Сединского, Акинчика, Точановского, Станкевича, Галчинского^{32}. Дальнейшая судьба их трагична — все они погибли от рук энкаведистов. Однако большая часть отряда (и не только этого), уйдя от преследования, укрылась в лесах, а 22 июня нанесла ряд мощных ударов по отступающим войскам РККА. Документы свидетельствуют: личный состав штурмового отряда (отрядов) летом-осенью 1941 г. еще до прибытия Р. Островского в Беларусь занял должности в первой гражданской администрации. Тот же Б. Данилович определен в гражданские власти на Смоленщине^{33}. Вернулся к немцам под Смоленском и диверсионный отряд Мищенко, совершив за месяц свыше 70 террористических актов и потеряв при этом всего трех агентов^{34}. Белорусские диверсанты составили костяк будущей национальной полиции, а некоторые, как, например, Григорий Зыбайло, встали во главе местных структур власти (Слоним)^{35}.

В целом, первый этап можно охарактеризовать как время формирования структур будущего национального войска. Согласно утверждениям ксендза В. Гадлевского, одного из лидеров национально-освободительного движения Беларуси времен Второй мировой войны, диверсионный отряд, о котором мы вели речь, положил начало «первой штурмовой роты» и национальным вооруженным силам^{36}.

Вспомогательная полиция.

Хронологические рамки второго периода (июнь 1941 г. — июль 1944 г.) совпадают с началом немецкого вторжения на территорию БССР и продолжаются до конца оккупации. На этом этапе формируется вспомогательная полиция[7]. Юридической основой ее создания явилась инструкция главнокомандующего сухопутными войсками Германии от 3.04.1941 г.^{37} Подбором и подготовкой полицейских кадров занимались Белорусские общественные комитеты^{38}.

Необходимо обратить особое внимание на процесс создания правоохранительного блока. На то есть ряд причин. Во-первых, это был фактически исходный пункт в деятельности оккупационного режима. Во-вторых, можно сказать, служба порядка создавалась заново, так как НКВД и районные отделы милиции прекратили свое существование. В-третьих, в процессе формирования силовых структур отражалось отношение населения к немецкой оккупации. Наконец, в-четвертых, вспомогательная полиция стала ареной борьбы белорусов и поляков.

На последнем остановимся подробнее. Поляки, укрепившись во власти, не собирались уступать ее белорусам. Вспомогательная полиция, штаты которой в большинстве населенных пунктов состояли из поляков, стала инструментом в легальной борьбе польских шовинистов против коренного населения. Данный факт не остался без внимания СД. Но не более. Зато белорусские политики, осознав, что под эгидой вспомогательной полиции можно законспирировать свои вооруженные силы, среагировали мгновенно, начав укреплять свои позиции в правоохранительном блоке.

Анализ документов тех лет свидетельствует: вспомогательная полиция, за редким исключением, состояла из поляков. Так, в Лидском округе они, войдя в контакт с нацистами, захватили все должности в местной полиции^{39}. Даже тогда, когда белорусы смогли изменить ситуацию в свою пользу, в лидской полиции этнических «белорусов было не более 20 %, остальные — поляки и русские»^{40}. Та же картина наблюдалась и в Слонимском округе, где, согласно рапорту руководителя местной БНС Г. Зыбайло,

Ничем не отличалась ситуация в Новогрудке и Барановичах^{42}. Ответ на вопрос, почему так произошло, пытается дать историк Л. Юревич. Он, в частности, пишет:

Приведенные аргументы, какими бы вескими на первый взгляд они не казались, не могут быть признаны убедительными. Контрдоводы представляются более обоснованными. Прежде всего, нельзя согласиться с тем, что в состав Белорусского комитета входили потомки поляков, — он полностью, как убеждают нас документы, был белорусским^{44}. Теперь о полиции. Да, поляки стремились подчинить ее себе. Недовольство белорусских национальных кругов и желание польских шовинистов сохранить Западную Беларусь в составе Польши приводило к постоянным взаимным обвинениям и конфликтам^{45}. Но в то же время известны факты, когда состав полиции был полностью белорусским. Так, в Вильно, едва там появились оккупационные войска, была создана городская полиция, насчитывающая 350 белорусов, и, по свидетельству современников, полякам места в ней не нашлось^{46}.

Стоит коротко остановиться и на том, как комплектовалась полиция. Туда попадали двумя путями: принудительно и добровольно. Если это происходило принудительно, то полицейские кадры оказывались, как правило, недостаточно квалифицированными. Пример: в деревню приходит разнарядка, требующая поставить кандидатов для службы в полицию. Сельчане, согласно данным немецкого исследователя Г. Русса, подчиняясь, направляли на службу тех, в ком деревня не нуждалась^{47}. Да и добровольцы, если честно, мало чем отличались от первой категории полицейских. Добровольцы — это те, кто был обижен на советскую власть, в первую очередь поляки и уголовники, для которых «появилась легальная форма грабежа населения»^{48}. Оккупантов это устраивало. Но не устраивало белорусских политиков, для которых полиция являлась легальной формой подготовки национальных вооруженных сил. Остро встал вопрос подготовки кадров. Белорусские националисты добивались от В. Кубе открытия в Минске подофицерской школы — кузницы кадров национальной полиции. Немцы, осторожничая, разрешили открыть курсы, но не школу, назначив их руководителем Ф. Кушеля. Перед ним открывалась возможность под видом вспомогательной полиции легально готовить военные кадры^{49}.

Ход дальнейших событий вынуждает подробней остановиться на личности Ф. Кушеля — знаковой фигуре коллаборационистского движения.

Франтишек Винцентович Кушель родился 16 февраля 1895 г. в д. Першаи Минского (позднее Воложинского) повета в белорусской крестьянской семье. Получил среднее образование. Во время учебы в школе примкнул к белорусскому национальному движению. Распространял среди товарищей по школе газету «Наша нива», в Ивенце создал и возглавил кружок молодежи, насчитывающий 15 человек. Кружок действовал до 1913 г. Перед Первой мировой войной Ф. Кушель призывается на военную службу в царскую армию. В октябре 1915 г., закончив школу младших командиров и получив звание младшего унтер-офицера, направляется в Виленское пехотное училище, которое было эвакуировано в Полтаву. После четырехмесячного обучения, получив первое офицерское звание прапорщика, убывает в 155-й запасной полк, дислоцировавшийся под Астраханью. С мая 1916 г. по ноябрь (согласно другим данным, по сентябрь) 1917 г. служил в качестве командира взвода, а затем роты на Западном фронте в 276-м Купянском полку. Участвовал в боях. Получил две боевые награды и воинское звание штабс-капитана. После развала царской армии вернулся на родину к родителям, которые жили в д. Заборье около Налибоков. На протяжении 1919–1920 гг. принимал активное участие в белорусском национальном возрождении. В Вильно знакомится и сотрудничает с А. Луцкевичем, С. Рак-Михайловским, А. Смоличем и другими. За распространение белорусских листовок и литературы, а также активную пробелорусскую пропаганду в 1919 г. Кушель был арестован польской жандармерией и водворен в лидскую тюрьму. В это время польские власти наконец-то решили вопрос о создании Белорусской военной комиссии (БВК)^{50}. Предложение о создании БВК — органа по формированию белорусских военных единиц в польской армии — было внесено в конце июля 1919 г. делегацией Центральной белорусской рады Виленщины и Гродненщины (глава делегации Б. Тарашкевич) во время встречи в Варшаве с начальником Польского государства Ю. Пилсудским. Однако официальное разрешение на ее создание Пилсудский дал только 22 октября 1919 г. Как свидетельствует сам Ф. Кушель, начальник лидской тюрьмы Красуцкий предложил ему войти в состав БВК и принять участие в ее работе.

Вместе с Ф. Кушелем в состав БВК вошли Павел Алексеюк (председатель), Антон Авсяник, Алесь Прушинский (поэт Алесь Гарун), Сымон Рак-Михайловский, Юстиан Мурашко, Андрей Якубецкий и Давид Якубовский. Позднее состав менялся, но Кушель работал в составе комиссии до ее роспуска. Командующим белорусской армии по предложению комиссии утвердили полковника г. Конапацкого.

Главной целью БВК являлось создание белорусской армии, вербовка добровольцев, осуществление «национального воспитания армии»^{52}. В ноябре 1920 г. БВК перенесла свою работу из Вильно в Минск (размещалась в 20-м номере гостиницы «Гарни»). В. Кушель возглавлял отдел кадров. С БВК активно сотрудничали известные белорусские деятели — Франтишек Уместовский, Тодор Верниковский, Змитрок Бядуля и другие.

Несмотря на заметную активность комиссии, организация белорусской армии продвигалась очень медленно. К весне 1920 г. даже те два белорусских батальона, которые, согласно приказу Ю. Пилсудского, было разрешено создать, не были сформированы. В марте 1920 г. приказом генерала К. Сосновского БВК отстраняется от набора добровольцев в белорусскую армию. Набор перешел в руки польских оккупационных властей, которые фактически бойкотировали его. Летом 1920 г. БВК эвакуировалась в город Лодзь, где находилась восемь месяцев, до своего роспуска после завершения польско-советской войны и заключения Рижского мира в 1921 г. В 1922 г. Ф. Кушель поступает на службу в польскую армию в качестве офицера. Закончил польскую офицерскую школу в Варшаве, затем служил в 66-м пехотном полку, руководя школой унтер-офицеров. В 1932 г. переведен в корпус кадетов, где четыре года служил в должности командира учебной роты. Затем служит в школе подхорунжих резерва в г. Пултуске. В 1939 г. в качестве командира батальона участвует в боях против немецкой армии в районе Львова. 22 сентября 1939 г. взят в плен Красной Армией. Вместе с многими тысячами польских офицеров содержался в Старобельском лагере смерти. В ноябре 1939 г., спасая себя и свою семью, дает согласие сотрудничать с НКВД в качестве агента для «разработки» антисоветски настроенных военнопленных^{53}. 17 мая 1940 г. военнопленного Кушеля переводят в Москву для изучения возможности его использования для «разработки» белорусских националистов. Вот как об этом писал много лет спустя сам Ф. Кушель:

В 40-м НКВД СССР, учитывая «вклад» Кушеля, разрешает его жене, поэтессе Наталье Арсеньевой, которая находилась в ссылке в Казахстане, вернуться домой. В выдержке из характеристики на агента Ф. Кушеля отмечено:

Не всегда из литературы ясно, где находился Кушель перед началом немецко-советской войны. Либо в тюрьме, что наиболее вероятно для агента-камерника, либо жил на своей родине, либо в Минске. 15 сентября 1941 г., как пишет сам Ф. Кушель, он получил предложение от председателя Минской горуправы доктора Тумаша возглавить белорусскую вспомогательную полицию, во главе которой в это время стоял Д. Космович. Но, видимо, эта должность Ф. Кушеля не интересовала, поскольку, отказавшись от нее, он вносит встречное предложение: открыть в Минске подофицерскую школу белорусской полиции^{56}. А теперь несколько слов о создании и функционировании курсов подготовки белорусских полицейских, открытых в Минске в первый год немецкой оккупации. В курс учебной программы, рассчитанной на три месяца, вошли следующие предметы: военная подготовка, которой отводилось 50 % времени; немецкий язык; белорусский язык; история и география Беларуси; политическая подготовка.

1 декабря 1941 г. минские курсы, приняв 400 кандидатов, начали готовить полицейских. В этом же месяце на базе курсов разрабатывается полицейская инструкция на белорусском языке. Всего было подготовлено 100 экземпляров инструкции. Уже в конце 1941 г. она поступила во все отделы полиции страны. Основная проблема, с которой столкнулись организаторы в ходе набора, — нежелание белорусов вступать в ряды полицейских. Это было связано с тем, что коренное население отрицательно относилось к полиции. Но ситуация менялась[8]. Престиж национальной полиции стал расти. Увеличился поток желающих, отбор среди кандидатов стал строже. Как вспоминают очевидцы, для пополнения силового блока была создана общебелорусская приемная комиссия (ОПК) в составе: Ф. Кушель — председатель; Ю. Сокович — начальник минской полиции; капитан М. Пугачев — начальник отдела кадров, Цвинер — переводчик^{57}.

Первое решение, принятое ОПК, касалось зачисления новых кандидатов из сельской местности. Акцентированию внимания именно на селе предшествовал целый ряд причин: 1) деревня — наиболее компактное место, где проживало коренное белорусское население; 2) именно в сельской глубинке, особенно в западных областях страны, белорусский национализм воспринимался положительно; 3) сельские кандидаты, пройдя соответствующую подготовку, становились преградой для польского и советского сопротивления, которое вербовало сельчан в свои ряды; 4) в деревне подрастало молодое поколение, которое в соответствующих условиях должно было пополнить будущую белорусскую армию.

Посильную помощь в решении кадрового вопроса оказала и национальная пресса. Так, «Беларуская газэта» открыла на своих страницах уголок белорусского полицейского. В дальнейшем, под непосредственным руководством капитана Ф. Кушеля, стал издаваться журнал «Беларус на варце», первый номер которого вышел в начале декабря 1943 г. Номер оказался очень удачным. В количестве 2500 экземпляров он разошелся по всей Беларуси[9]. Каждый номер открывался соответствующим сообщением-лозунгом, например, № 3 за 1944 г.:

По свидетельству преподавательского состава, большая часть слушателей была людьми русифицированными. Руководство курсов, учитывая это, выделило в отдельные учебные группы проверенных белорусов, убедив при этом немецкое руководство в необходимости подготовки инструкторов по военной подготовке для курсантов. Таким образом, в начале мая 1942 г. в Минске появилась нелегальная белорусская подофицерская школа, открыть которую, как уже отмечалось, в декабре 1941 г. нацисты не решились. На этом курсе помимо обязательных дисциплин вводилась тактика.

Необходимо отметить: результаты деятельности ОПК были налицо. Полицейские, которые запятнали себя грабежами, оказались в тюрьме, а в отношении которых имелся компрометирующий материал, уволены. К весне 1942 г., как пишет Ф. Кушель, в полиции «выросло ядро молодых здоровых физически, морально и сознательных национальных белорусов»^{59}. А уже осенью 1942 г. в рейхскомиссариате «Остланд» в полиции порядка служило 4428 немцев и 55562 местных уроженца. Для сравнения отметим, что, согласно российским источникам, в рейхскомиссариате «Украина» — соответственно 10194 и 70759 ^{60}.

Есть все основания утверждать, что, несмотря на трудности, полиция к весне 1942 г., получив название «Белорусская» не только благодаря месту расквартирования, но и став белорусской по сути, сформировалась и являла собой стройную систему, костяк которой составили:

Бывшие бойцы и командиры Красной Армии. Здесь нам хотелось бы привести факт, который при всей важности не упоминается в исторической литературе, посвященной Второй мировой войне. Речь пойдет о массовом освобождении военнопленных-белорусов. Дело обстояло следующим образом. Летом 1941 г. белорусские политики, обратившись к высшим политическим и военным кругам Германии, добились того, что командование вермахта, издав приказ, стало освобождать белорусов из лагерей. С сентября 1941 г. во все лагеря военнопленных, где содержались уроженцы Беларуси, убыли специальные комиссии во главе с белорусскими администраторами и политиками. Уже упоминавшийся выше Ю. Туронок сообщает, что одну из таких комиссий, членами которой являлись Василь Комаровский, Александр Крит и Генрих Баранович, возглавлял Фабиан Акинчиц^{61}. Интересная деталь: 8 сентября 1941 г., когда наши соотечественники возвращались к своим семьям, руководство германского военного ведомства, подтвердив свое решение, потребовало от комендантов лагерей ускорить процедуру освобождения военнопленных белорусского происхождения^{62}. По оценке И. В. Омельяновича, заместителя руководителя Белорусского представительства в Берлине, к концу 1941 г. из лагерей военнопленных немцами было освобождено более 20 тыс. белорусов^{63}. О том, что ждало освободившихся узников, рассказал в своей книге «Моя одиссея» С. Шевцов:

Жители Беларуси, прошедшие специальную подготовку. А теперь кратко остановимся на структуре и задачах самой полиции и за основу возьмем Барановичское окружное полицейское управление, первое упоминание о котором датируется осенью 1941 г.[10] Чтобы упредить вопрос, функционировала ли полиция летом 41-го, отметим: да, функционировала и состояла сплошь из поляков. По свидетельствам современников, первыми, кто вошел в нее, стали два поляка — братья Кшижановские^{65}.

Другого не следовало и ожидать. Администрация города была польской^{66}. Официальная история гласит: первым бургомистром Барановичского района стал поляк Хукин^{67}. Известные события, разговор о которых мы уже вели, резко изменили ситуацию в пользу коренного населения, что, безусловно, отразилось на кадровой политике и в правоохранительном блоке. Окружное полицейское управление, начальником которого являлся капитан Мишлевич[11], размещалось в столице округа по улице Нарутовича и состояло из восьми отделов: Барановичского (городского), Барановичского (районного), Новомышского, Городищенского, Мирского, Столбцовского, Клецкого, Несвижского^{68}. Районные отделы, в свою очередь, состояли из отдельных полицейских участков и постов. Всего насчитывалось 68 таких подразделений — по числу волостных управ.

Таблица № 46. ДАННЫЕ О ПОСТУПЛЕНИИ НА СЛУЖБУ В ПОЛИЦИЮ (ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ В Г. БАРАНОВИЧИ).

Источник: К'яры Б. Штодзённасць за лініяй фронту. Мінск, 2005. С. 178–179.

В состав Барановичского окружного полицейского управления (ОП) — служба порядка — (ОД) — входило четыре отдела: 1) криминальный; 2) политический; 3) служба порядка; 4) белорусские охранные войска (БОВ) — белорусская самооборона.

Первоначально штат окружной полиции[12], куратором которой являлся начальник немецкой жандармерии округа Макс Айбер, насчитывал 180 сотрудников^{69}. В 1944 г. численность полицейских составляла 500 человек^{70}. Белорусы служили вместе с поляками, русскими, украинцами, латышами, литовцами и татарами[13].

Округ, помимо самого полицейского управления, располагал полицейскими частями: спецподразделением «Ягдкоманда» (командир латыш А. Д. Точс); спецотрядом полиции (командир литовец Ю. Гурневич[14]), 57-м батальоном полиции (командир русский Р. А. Муравьев), а также 13-м, 66-м полицейскими батальонами и др.^{71}

Что из себя представляли белорусские полицейские военной поры? В Барановичской районной полиции на службе состоял 341 полицейский и 13 младших командиров. Каждый третий в прошлом являлся офицером РККА либо НКВД. Известно также: один полицейский попросился на службу, дезертировав из партизанского соединения генерала В. Чернышева. В Барановичах 29 полицейских погибнут в боях с партизанами, двое — по дороге к месту службы. 93 полицейских и 11 младших командиров летом 1944 г. окажутся в эмиграции. Двое полицейских умрут в немецких тюрьмах. 75 человек останутся дома, 34 из них будут осуждены советским судом. 16 полицейских (бывшие военнослужащие РККА и НКВД) перебегут к советским партизанам. 7 полицейских и 2 унтер-офицера будут ранены в боях, 2 полицейских попадут в плен.

Таблица № 47. ДАННЫЕ О НАЦИОНАЛЬНОМ СОСТАВЕ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ПОЛИЦИИ В Г. БАРАНОВИЧИ.

Источник: К'яры Б. Штадзённасць за лініяй фронту. Мінск, 2005. С. 179.

Вспомогательная полиция решала следующие задачи:

Отдел 1. Криминальный. Занимался профилактикой уголовных преступлений, раскрытием и установлением лиц, совершивших эти преступления. Криминальная полиция имела следственный отдел, который замыкался на СД. Белорусские следователи расследовали преступления, совершенные местными жителями^{72}. Политические дела находились в компетенции СД и немецкой жандармерии^{73}.

Следственный отдел Барановичского окружного полицейского управления и подчиненные ему структуры, завершив дознание[15], направляли материалы уголовных дел для дальнейшего рассмотрения мировому судье, а лица, задержанные по подозрению в совершении преступлений, а также подозреваемые в связях с польским сопротивлением либо партизанами, до принятия «окончательного» решения содержались в Колдычевском лагере^{74}. Вот как об этом рассказывает Я. Малецкий[16]:

Структура судебной власти была следующей: в Новогрудке базировался окружной суд, председателем которого являлся юрист Павел Свирид (1896 г. р.). Оперативно окружной суд обслуживал округа: Барановичский, Новогрудский, Слонимский и Ганцевичский^{76}. С мая 1943 г. заработал Барановичский окружной суд. Деятельность мировых и окружных судов, штаты которых утверждались белорусской администрацией, помимо рассмотрения уголовных дел сводилась к утверждению завещаний, разделу имущества и признанию прав на имущество[17].

Отдел 2. Политический. Занимался борьбой с политическим саботажем и провокациями. Отделу подчинялось белорусское СД, которым руководил бывший петлюровский полковник Дьяченко^{77}. Совместно с Барановичским отделом полиции и безопасности СД Дьяченко разработал операцию под кодовым названием «Вальдлойфер» («Лесные бегуны») — по созданию лжепартизанского отряда, которым командовали Леонтьев и А. Королевич[18]. Спецподразделение решало следующие задачи: 1) захват и уничтожение партизанских групп; 2) проверка местной полиции и администрации на лояльность^{78}. В сентябре 1941 г. 1-й и 2-й отделы ОД перешли под юрисдикцию СД^{79}.

Таблица № 48. ДАННЫЕ О ВОЗРАСТНОЙ СТРУКТУРЕ СОТРУДНИКОВ РАЙОННОГО ОТДЕЛА ПОЛИЦИИ БАРАНОВИЧСКОЙ УПРАВЫ.

Источник: К'яры Б. Штодзённасць за лініяй фронту. Мінск, 2005. С. 180.

Отдел 3. Служба порядка. Служащие отдела обеспечивали контроль над взиманием налогов и поставками продуктов, а также осуществляли охрану общественного порядка, несли патрульную службу в населенных пунктах и на дорогах[19] ^{80}.

Отдел 4. Белорусские охранные войска. На отдел были возложены следующие задачи: 1) охрана населения от банд; 2) борьба с бандами. Личный состав отдела, состоящий из белорусов и поляков, осуществлял охрану гетто и лагерей, принимал участие в массовых расстрелах 1942–1943 гг., жертвами которых стало большинство евреев области. Полицейские, как свидетельствуют очевидцы, блокировали гетто, охраняли и сопровождали группы узников к месту расстрелов^{81}.

Известны факты, когда белорусские полицейские спасали евреев. Правда, «милосердие» больше напоминало торг. За информацию о погромах в гетто полицейские брали плату золотом. Это был самый настоящий бизнес^{82}. Практиковался еще один способ обогащения — побеги, которые полицейские организовывали также за определенную цену. Еврейские женщины, спасаясь от смерти, вступали в интимные отношения со своими «потенциальными спасителями»^{83}. Переходило полицейским и имущество обреченных. Например, в Барановичах полицейские, их многочисленные родственники и знакомые скупали еврейские дома «на снос» по цене от 100 до 300 немецких марок^{84}.

Известны также факты, когда евреев от смерти спасали сами немцы[20].

Таблица № 49. СОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ ПОЛИЦЕЙСКИХ Г. БАРАНОВИЧИ.

Источник: К'яры Б. Штодзённасць за лініяй фронту. Мінск, 2005. С. 180.

А теперь несколько подробней остановимся на Колдычевском лагере, охрану которого осуществляла рота белорусских и польских полицейских^{85} и который, согласно данным немецких архивов, являлся «центром подготовки белорусских гестаповцев»^{86}. Указывают на это и отечественные исследователи. Так, Б. Шерман, автор книги «…И ужаснулась земля», пишет:

Впрочем, приведенная цитата, надо признать, пестрит неточностями. Во-первых, охрану лагеря несла рота полицейских, а не батальон^{88}. Во-вторых, Кушель в марте 1942 г. не мог быть в Колдычево. В это время он находился в Минске, руководя полицейскими курсами, о чем есть ряд документальных свидетельств^{89}. И наконец, 13-й белорусский полицейский батальон был сформирован в марте-апреле 1943 г. и им командовал немецкий офицер майор Юнкер, а его заместителем являлся 27-летний рабочий-белорус Александр Л.

О порядках, царивших в Колдычевском лагере, основываясь на свидетельствах офицера СД, достаточно подробно поведал уже упоминавшийся нами известный общественный деятель времен Второй мировой войны Я. Малецкий^{90}. Есть и масса других свидетельств. Мы остановимся только на трех из них, но для полного представления о Колдычевском лагере этого будет предостаточно. В первом случае речь идет о побеге — из лагеря сбежали свыше 50 евреев. Однако 17 девушек, затравленных овчарками, были схвачены полицейскими во главе с М. М. Кухто[21]. Беглянкам отрезали груди и пригвоздили кольями к земле. После этого полицейские в целях устрашения специально выводили заключенных из лагеря и показывали распятых^{91}. Второй пример: неизвестный гражданин в возрасте 30–32 лет, задержанный по подозрению в связях с участниками Армии Крайовой, молчал на допросах, отказываясь назвать свое имя и выдать своих товарищей. В ходе допроса полицейские — комендант охраны лагеря лейтенант СД Н. А. Калько, шеф лагеря Иоран и охранники Виган и Вороник — пытаясь «разговорить» поляка, финским ножом прикололи к полу стопу ноги, а затем убили^{92}. Среди заключенных была беременная учительница из Слонима Ядвига Санчик, арестованная за связь с советскими партизанами. Полицейские изнасиловали ее, затем принялись дверью ломать пальцы рук, рвали волосы, а потом распороли живот штыками^{93}.

Подобных задокументированных свидетельств осталось немало. И их подлинность не вызывает сомнений. Но для истины важно отметить и другое обстоятельство: Колдычевский лагерь — это не только реализация нацистской политики геноцида относительно определенных групп населения, но и реакция белорусских националистов на кровавый террор польского и советского сопротивления[22]. К слову, подобная реакция была, безусловно, на руку захватчикам, которые внимательно отслеживали борьбу белорусов со своими политическими оппонентами и конкурентами в борьбе за власть.

Белорусская Самопомощь.

Хронологические рамки третьего этапа (июнь 1942 г. — май 1943 г.) совпадают с созданием Белорусского корпуса самообороны и его роспуском. Решение создать Белорусскую самооборону оккупированный Минск принял 29.06.1942 г. В этот день шеф ГКБ В. Кубе поручил И. Ермаченко, назначенного главным комендантом БСА, сформировать национальные части, которые планировалось подчинить командиру СС и полиции ГКБ^{94}. Уже на следующий день, 30 июня, централь БНС выступила с обращением в СМИ. Текст обращения, подписанный И. Ермаченко, В. Гадлевским, В. Ивановским, В. Козловским, Ю. Саковичем и архиепископом Филофеем (Нарко)^{95}, фрагмент которого мы приводим, гласил:

Организационным оформлением национальных войск занялась Главная военная комиссия (ГВК) в составе И. Ермаченко, В. Валькевича, Ю. Саковича, И. Косяка, Ф. Кушеля, М. Пугачева, В. Чеботаревича. Аналогичные комиссии появились в Барановичском, Новогрудском, Слонимском и Лидском округах.

Проект организации БСА разработал майор Ф. Кушель, положив в его основу следующую структуру: 3 дивизии и вспомогательные части. Как свидетельствуют документы, штаб корпуса, начальником которого централь БНС назначила подполковника И. Гутько, и 1-ю дивизию, в задачи которой входило оперативное прикрытие Минского и Слуцкого округов, планировалось разместить в Минске. 2-ю дивизию, в зону оперативного контроля которой вошли Барановичский, Новогрудский и Слонимские округа, предусматривалось разместить в Барановичах. 3-я дивизия, со штабом в Вилейке, предназначалась для оперативного прикрытия Вилейского, Лидского и Глубокского округов^{97}.

Немецкие власти, отклонив проект Ф. Кушеля, 14.07.1942 г. своим приказом, автором которого стал генерал Ценер, ввели собственную организационную структуру БСА: в каждом повете разрешалось создать войсковую единицу от роты до батальона под командованием белорусских офицеров. Вводился и контроль над создаваемыми частями. Только так и не иначе можно трактовать требования гитлеровцев: подразделения БСА в поветах подчинить коменданту поста жандармерии, в округах — полицай-гебитскоменданту, в ГКБ — начальнику полиции и войск СС^{98}.

Проведение мобилизации, обеспечение рекрутов продовольствием, обмундированием и жильем возлагалось на БНС. Немецкое военное командование, как впоследствии вспоминал Ф. Кушель, обязывалось предоставить оружие, осуществлять учебную подготовку и руководство оперативными действиями^{99}. Заботясь о подготовке командных кадров и дальнейшем усилении их руководящей роли в вооруженных силах, БНС в июле (согласно другим данным, в августе) открывает в Минске первое учебное заведение военного профиля — офицерскую школу с 3-недельным курсом обучения, под руководством Ф. Кушеля. Среди первых ее слушателей были представители и Барановичского округа: Микулич, Сажич, Качан, В. Русак — Барановичи; Чайковский, Г. Зыбайло — Слоним; Я. Сажич, Матысяк — Новогрудок^{100}. Церемонию открытия школы посетил генеральный комиссар Беларуси. Выступая перед слушателями, которых он назвал своими друзьями, В. Кубе «пообещал им будущее в белорусской армии»^{101}.

С августа по ноябрь 1942 г. минская офицерская школа (МОШ) произвела три выпуска белорусских офицеров — 260 человек. Вопросом спорным, но и особенно интересным является призыв в БСА: согласно проекту, он должен был проводиться в соответствии с принципом добровольности. Советские источники утверждают, что добровольцев не было, поэтому захватчики проводили мобилизацию силой, однако сопротивление партизан и мирного населения сорвало их планы^{102}. Но архивные источники не подтверждают таких оценок. Как писал Ф. Кушель, сообщение о создании БСА вызвало в стране «необычайный энтузиазм» и уверенность, что ей удастся уничтожить партизанщину и стать основой будущей национальной армии^{103}. Согласно К. Езавитову, приток добровольцев был такой большой, что не все из них были приняты^{104}.

Оккупационные власти, признавая всеобщий характер мобилизации, сообщали в Берлин:

По сообщениям В. Кубе, число добровольцев в октябре достигло 15 тыс.^{106}

БСА непрерывно получал пополнение. В округах формировались все новые и новые части и подразделения. На защиту Родины вставали люди всех возрастов. Усиленный рост численности БСА вызвал необходимость ускорить подготовку командных кадров взводного звена. Создаются новые учебные заведения — подофицерские школы: в Новогрудке, Барановичах, Вилейке, Глубоком, Браславе, Поставах и других городах, где прошли переподготовку несколько тысяч офицеров^{107}.

Начальником одного из таких учебных заведений в Новогрудке стал лейтенант Я. Сажич — недавний выпускник минской офицерской школы. Подофицерская школа, как писал сам Сажич, размещалась в женском польском монастыре, построенном еще в 1929 г. В монастыре обучалось и проживало 4 взвода курсантов: 1-й взвод (командир взвода Матысяк) состоял из обучающихся, имеющих семилетнее образование. Костяк курсантов составляли студенты местной учительской семинарии. 2-й, 3-й и 4-й взвода полностью были укомплектованы резервистами.

Кандидаты на присвоение первых офицерских званий, пройдя строгую медицинскую комиссию и не менее сложный следующий этап — вступительный экзамен, приняв присягу на верность Родине, постигали азы военной науки, изучая следующие дисциплины: белорусский язык, историю и географию Беларуси, строевую, огневую и физическую подготовку, тактику и рукопашный бой. Учебно-воспитательный процесс осуществляли грамотные, знающие свое дело профессионалы, среди которых были и доктора наук, например, А. Орса, офицеры Б. Рагуля, Я. Сажич, Матысяк и другие.

Пройдя курс обучения и стажировку в войсках, курсанты, сдав выпускные экзамены, получали первичные офицерские звания — лейтенант Белорусской армии. После 2-недельного отпуска молодые офицеры, получив назначение, убывали к месту службы. Так, например, лейтенант Орсич, один из отличников школы, сразу принял под свое командование роту в минском гарнизоне. Лейтенанты В. Сичевич и В. Битус возглавили подразделения лесной охраны, а лейтенант Малешко[23], попав в Лиду, занял должность командира взвода. Часть молодых офицеров, успешно закончивших Новогрудскую подофицерскую школу, пройдя собеседование, зачислялись без сдачи вступительных экзаменов в минскую офицерскую школу, которая, если следовать современной терминологии, являлась базой подготовки армейских кадров среднего и старшего офицерского состава^{108}.

Меры, предпринятые БНС по созданию кадровой белорусской армии, заметно повысили ее боеспособность, но и вспугнули чиновников из Берлина. Боясь стремительного развития национально-освободительного движения в стране и роста популярности идеи возрождения государственности, а также укрепления политических позиций белорусских националистов, в первую очередь И. Ермаченко, что не входило в планы нацистов, они в конце 1942 г., страхуясь, стали сворачивать проект «Белорусская самопомощь».

Шеф СД «Остланда», ведомство которого внимательно отслеживало процессы, происходящие в ГКБ, докладывал в конце июля Лезе:

Руководство Рейха, изучив отчеты СД, пошло на особые меры. Как показали дальнейшие события, в кабинетах германских спецслужб родился план нейтрализации белорусских националистов. Первый удар ощутил на себе генерал Ценер. Потеряв пост шефа СС и полиции, «крестный отец» БСА, сдав дела, убыл в Берлин. Его преемник, штандартенфюрер СС Вальтер Шиман, подчиняясь указаниям обергруппенфюрера СС Екельна, стал, саботируя линию БСА, исправлять «ошибки» своего предшественника: лишил поста главного коменданта БСА Ермаченко, распустил его штаб, Главную военную комиссию и военные комиссии в округах, на смену которым пришли военные референты во главе с одним человеком — референтом. Упразднялись воинские офицерские звания, подразделения БСА не укомплектовывались ни оружием, ни обмундированием^{110}. Что же касается самих батальонов БСА, им предложили придать статус полицейских батальонов под командованием немецких офицеров. Однако руководство БНС и командование БСА, зная, чего добивается Берлин, не согласилось с такими предложениями, — в первую очередь они стремились сохранить свою самостоятельность^{111}. Проблема, по существу, сводилась к тому, чтобы сохранить в национальных частях белорусский язык и свои командные кадры — то есть сохранить их национальный характер. В полицейских батальонах, которыми, как мы уже отмечали, командовали офицеры вермахта, это было невозможно.

Таким образом, конфликт приобретал политический оттенок. 3 октября 1942 г., подчиняясь приказам СС, 20 частей Самообороны переходят под юрисдикцию поветовых постов жандармерии. Этот приказ вынудил централь БНС направить полицейским властям обращение, в котором объяснялась необходимость возвращения БСА под юрисдикцию БНС^{112}. однако Берлин, преследуя свои цели, проигнорировал требования белорусов. Через месяц, 1–4 ноября 1942 г., в Минске прошел съезд окружных и поветовых делегатов БНС, рассмотревший вопрос дальнейшей судьбы БСА. Сухие строчки отчетов делегатов съезда сохранили озабоченность будущностью белорусской армии. Из выступления Б. Рагули, делегата от Новогрудского округа:

Выступление Б. Рагули поддержал председатель БНС Слонимского округа, который, в частности, заявил:

На помощь пришел В. Кубе, поддержав стремление лидеров БНС к самостоятельности белорусских частей. Да и высшие немецкие полицейские чины вынуждены, были хотя и с нежеланием, признать в ноябре, во-первых, тот факт,

Захватчикам пришлось согласиться с тем, что БСА все же имеет право на жизнь. В структуре БНС оставили военный сектор, и во второй половине ноября его возглавил Ф. Кушель, который также руководил работой окружных и поветовых референтов БНС по делам Самообороны^{117}. Реально оценивая всю сложность ситуации, и, что особенно важно, понимая, что с партизанами самостоятельно не справятся, оккупационные власти, как и обещали, в конце 1942 г. выдали частям БСА небольшое количество оружия[24]. Это, правда, не решило всех проблем с вооружением, но и не создавало особых препятствий: оружие добывали собственными силами, в том числе скупали у немецких солдат^{118}. Сергей Синяк (Хмара), начальник отдела пропаганды Слонимского гебитскомиссариата, писал после 2-й мировой войны:

4-7 марта 1943 г. в Минске состоялся очередной съезд окружных руководителей БНС и военных референтов. Итогом работы съезда стал меморандум, адресованный оккупантам, военный раздел которого требовал:

Дальнейший ход событий предугадать не трудно. Столь радикальные требования белорусов переполнили чашу терпения Берлина. Реакция, как и следовало ожидать, последовала незамедлительно. В мае (по другим данным, в марте)[25] 1943 г. командующий полицией порядка, отдав приказ, распускает Самооборону^{121}. Ф. Кушель, отстраненный от должности Главного референта БСА, возглавил белорусскую полицию^{122}.

События тем временем развивались стремительно. Был задействован сценарий, авторы которого, спецы из Берлина, распускают все военно-учебные заведения и ликвидируют БСА. Как писал Ф. Кушель, «ликвидация происходила очень жестоко»^{123}. Офицеры-белорусы, независимо от должностей и званий, направлялись с понижением в различные гарнизоны. Так, например, капитан Я. Сажич, начальник Новогрудской подофицерской школы, передав дела капитану Степуржинскому, получил назначение в Лиду, где его ждала вакансия командира роты, что было на три ступени ниже той, которую он занимал ранее^{124}.

Но была и другая реакция на происходившее — протест молодых белорусских офицеров, открыто, рискуя жизнями, выступивших против политики нацистов. Так, лейтенант Слонимский, командир взвода на станции Выгода — между Барановичами и Минском — обезоружил крупное подразделение немецкой железнодорожной полиции и, прихватив многочисленные трофеи, ушел в лес, создав антипартизанский отряд имени К. Калиновского^{125}.

Все это не осталось без внимания германских спецслужб. Была запущена машина ликвидации неугодных белорусских политиков. От расстрела И. Ермаченко, высланного под надзор гестапо в Прагу, спас доктор Вагнер, а вот члены централи БНС Ю. Сакович и Л. Моряков, местом ссылки для которых стал Лидский округ, погибли от пуль наемных убийц[26]. В октябре 1943 г. из страны был выслан Антон Адамович.

В ноябре 1943 г. погибает Козловский, а в декабре того же года член централи и бургомистр Минска В. Ивановский^{126}.

Высшим оккупационным властям, уверовавшим в то, что идея создания белорусской армии похоронена навсегда, было невдомек, что белорусы, просчитав всевозможные варианты, в очередной раз встали на защиту своего детища. Разумеется, идя на это, белорусские националисты понимали, что один неверный шаг — и все они смертники. И выход был-таки найден. Очень рискованный, но как всегда красивый и дерзкий, впрочем, как и все операции, когда-либо разработанные БНП. Патриоты, вступив в открытое противостояние с захватчиками, объявили в сентябре-октябре 1943 г. локальную мобилизацию в Барановичском и Слонимском округах^{127}.

Чего же добивались белорусы? Ответ подсказывает время: формируя национальные полицейские батальоны, а именно для этого и проводилась мобилизация, ставилась цель сохранить костяк вооруженных сил. Берлин, поставленный перед фактом, вынужден был дать добро на формирование батальонов, преследуя, естественно, и свои цели: положение на советско-немецком фронте складывалось отнюдь не в пользу вермахта. Бригаденфюрер СС генерал-майор полиции фон Готтберг, занявший вместо убитого подпольщиками Кубе пост генерального комиссара Беларуси, стремясь удержать ситуацию под контролем, 2 декабря 1943 г. обращается в Берлин и просит направить в Беларусь по 8 немецких офицеров, 2 административных чиновников, 58 подофицеров, 4 переводчиков и 2 шоферов на каждый формируемый батальон. Всего — по 74 человека на каждый батальон^{128}.

Теперь о том, как проходила мобилизация. Ее результаты стали неожиданностью: на призыв военных отделов отозвалось столько желающих, что этого количества хватило бы с запасом, чтобы сформировать два запланированных батальона, — часть людей пришлось даже направить в Слуцк, где должен был формироваться еще один батальон^{129}. Неожиданно был сформирован добровольческий батальон в Новогрудке. Его ядро составили учащиеся местной учительской семинарии^{130}. Планировалось создать добровольческие части в Глубоком и Лиде^{131}.

Таблица № 50. СТАНОВЛЕНИЕ БЕЛОРУССКИХ ПОЛИЦЕЙСКИХ БАТАЛЬОНОВ В БАРАНОВИЧСКОМ ОКРУГЕ[27].

Источник: Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. Мінск, 1993. С. 168.

В начале 1944 г. в ГКБ насчитывалось 7 батальонов общей численностью 2167 человек. По состоянию на 29 февраля 1944 г. начальнику СС и полиции Беларуси непосредственно подчинялись следующие полицейские формирования:

Белорусская краевая оборона.

Хронологические рамки четвертого этапа (февраль — июль 1944 г.) совпадают с организацией БКО и изгнанием нацистов с территории Беларуси.

В это время происходят серьезные перемены на советско-германском фронте, а также меняется ситуация в Беларуси, где идея возрождения государственной независимости становится доминирующей. И первое и второе обстоятельства не могли не повлиять на решение белорусских националистов по вопросу дальнейшей судьбы белорусской армии.

Как мы уже писали, в стране в 1941–1944 гг. регулярно предпринимались попытки создать свои вооруженные силы. И, надо сказать, небезуспешно. В то же время в Беларуси имели место и явления другого рода. Уже говорилось о том, что в декабре 1943 г. агентами НКВД был застрелен профессор В. Ивановский, еще ранее смерть настигла целый ряд белорусских деятелей. Многим пришлось покинуть страну. Но это не означало, что в Беларуси не осталось политика, который сумел бы довести начатое дело до своего логического завершения. Таким человеком стал Р. Островский^{133}, опальный белорусский националист, которому, если верить Ю. Туронку, смерть В. Кубе позволила вернуться на родину^{134}. И в начале октября 1943 г. Островский вместе со штабом командующего группой армий «Центр» фельдмаршалом Клюге перебирается из Смоленска в Барановичи[30].

А теперь попробуем разобраться, почему именно Барановичи, а не, например, Минск стали, если верить документам, эпицентром политической жизни страны. Ответ на этот вопрос мы нашли в воспоминаниях Д. Космовича (Коршун). Он, в частности, сообщает:

Прибыв в Барановичи, Островский, по словам Я. Малецкого, посетил всех местных политиков. В курс дела его ввел А. Русак, который в это время являлся бургомистром города. Во второй половине декабря 1943 г., в здании гебитскомиссариата, как мы уже ранее указывали, состоялось собрание белорусских деятелей, на котором присутствовало 45 человек. Окружной комиссар Вернер призвал белорусов к сотрудничеству с немцами. Выступил и Р. Островский. Он сказал, что «белорусы не верят немцам…»^{136}. Итог собрания известен: кандидатура Островского 19 декабря 1943 г. была предложена на должность Президента Белорусской Центральной рады^{137}. Через два дня, 21 декабря 1943 г., в Минске создается БЦР, и его президентом, как и планировала БНП, утверждается Р. Островский.

По свидетельству различных источников, главной задачей Островского являлось возрождение белорусской армии. И надо отметить, что с этой задачей он по мере своих возможностей и с учетом обстановки, сложившейся в стране, справился. В начале февраля 1944 г. Р. Островский вместе с Ф. Кушелем, секретарем президента Неронским, представителем штаба Готтберга капитаном Эмилем Куммером объехали всю Беларусь. Ни для кого не было секретом, что целью поездки являлось изучение возможности проведения мобилизации. По словам современников,

Забегая вперед, отметим: когда весною 1944 г. президент БЦР Островский вновь посетил Барановичи, его встречала белорусско-немецкая колонна с танками и почетный эскорт. Все население города и ближайших населенных пунктов вышло на улицы с национальными знаменами и музыкой. Так округ встречал Президента суверенного государства^{139}.

Островский, побывав во всех уголках Беларуси, понял: люди ждут, когда же, наконец, своя, белорусская армия придет на смену уже имеющимся полицейским батальонам, руководимым нацистами. Результат поездок по стране известен: 23 февраля Готтберг «в ответ на предложение президента БЦР от 18.02.1944 года» разрешил создать БКО и поручил БЦР провести в ГКБ войсковую мобилизацию^{140}. Однако сам Р. Островский приказ о создании БКО подписал только 6 марта 1944 г. В нем говорилось:

Как следует из приказа о всеобщей мобилизации в БКО, формирование национальных воинских подразделений проводилось от имени БЦР почти во всех округах Генерального комиссариата «Белорутения», за исключением округов, где против советских партизан активно действовали отряды Армии Крайовой (район р. Припять и Лидского округа).

Еще 25.02.1944 г. БЦР назначила своих окружных начальников БКО в Барановичах (Г. Зыбайло), Новогрудке (Б. Рагуля), Слониме (И. Дакиневич), возложив на них работу призывных комиссий в своих округах^{142}. А 1 марта Готтберг представил проект создания в течении 4–6 недель антипартизанского формирования, которое планировалось укомплектовать 20 тыс. человек: в него должны были войти кавказские и казацкие части, бригада Каминского и белорусские батальоны^{143}.

8 марта в округа поступает приказ о мобилизации[31]. Днем мобилизации объявлялось 10 марта. Особенность призывной компании заключалась в том, что в БКО принимались только белорусы, мужчины других национальностей на призывные комиссии не допускались^{144}. В течение нескольких дней на призывные пункты «явилось около 40 тыс. белорусов»^{145}.

Оккупационные власти, отмечая успех мобилизации, констатировали: она прошла успешно, и только экономические условия не позволили добиться лучших результатов^{146}. Из сообщения Новогрудского окружного комиссара:

Слонимский же комиссар, наоборот, отмечал, что «призывники укрываются от мобилизации»^{148}, однако, как отмечает историк Ю. Туронок, комиссар Эрен, заявляя это, выражал «свое личное, очень отрицательное отношение к мобилизации»^{149}.

Призыв отслеживали не только нацистские администраторы, но и поляки. Разведка Армии Крайовой отмечала «массовый характер мобилизации»^{150}.

А командующий Армией Крайовой сообщал: «белорусы в армию идут с желанием»^{151}.

Кстати, как отмечают очевидцы, формирование отрядов БКО обострило отношения между белорусами и поляками, которые не желали, чтобы коренное население имело свои вооруженные силы и препятствовали этому. По словам наместника БЦР по Глубокскому округу Косяка, в период мобилизации в его округе вреда «принесли больше польские влияния, чем большевистские». Об этом говорил и наместник БЦР по Новогрудскому округу Б. Рагуля, предложивший «на польский террор ответить теми же методами». Его поддержал член БЦР В. Родько, заявив:

Однако если с польскими шовинистами все было относительно понятно, то с нацистами, которые пошли на создание белорусской армии, возникли вопросы. Как и в случае с БСА, они стали саботировать создание БКО. Документально просматриваются три скрытые формы саботажа: 1) Готтберг не планировал создание 40-тысячной армии: это угрожало срывом работы необходимых Рейху предприятий и учреждений. Поэтому окружные комиссары, подчиняясь шефу Беларуси, забраковали более 50 % призывников, отправив их по домам^{153}. 2) Оккупированный Минск, пообещав обеспечить БКО оружием, своих обещаний не выполнил. Заявка генерала СС Готтберга в Берлин на получение 20 тысяч винтовок осталась неудовлетворенной^{154}. 3) Оккупационные власти, как показали дальнейшие события, использовали призыв в БКО для пополнения своих формирований. Зная об этом, Ф. Кушель, назначенный 10.03.1944 г. командующим БКО[32], 12 апреля направляет в округа распоряжение № 104-МТ:

Почему Берлин, согласившись на формирование белорусской армии, тормозил идею БКО? Вот что говорил после Второй мировой войны об этом сам Ф. Кушель:

Довольно интересным с точки зрения знакомства с обобщенной информацией об истории формирования БКО на территории Барановичского округа является приказ наместника БЦР по Барановичскому округу о материальном снабжении БКО с участием Белорусской самопомощи (БСМ):

Официальное формирование новых частей состоялось 31 марта, когда была установлена нумерация батальонов БКО. В конце марта БКО насчитывала 21629 чел. в составе 34 батальонов^{158}. Всего же было создано 39 стрелковых^{159} и 6 саперных батальонов (1, 2, 6, 7, 9, 11)^{160}. В полном составе в БКО вошли некоторые белорусские полицейские батальоны, отряды полиции порядка и различные белорусские формирования, созданные по инициативе населения. Как свидетельствовал на допросах в НКВД один из офицеров БКО К. Езавитов, каждый батальон насчитывал не менее 600–800 человек^{161}. Таким образом, общее количество частей БКО превышало 30000 чел., из них приблизительно 20000 новобранцев. К этому количеству необходимо приплюсовать и двадцатитысячную полицию порядка, ранее созданные полицейские батальоны, батальон СД, т. н. белорусский батальон охраны железных дорог и гарнизоны оборонных деревень (по 50-100 человек). Из этого вытекает, что общее количество белорусских вооруженных формирований по самым приблизительным подсчетам в апреле-июне 1944 г. достигло 70000 чел.

Важным шагом в становлении белорусской армии было введение в 1944 г. формы для военнослужащих, а 18 марта того же г. — знаков различия командного состава. Необходимо подчеркнуть, что для соединений БКО была разработана особая серо-коричневая униформа и знаки отличия, которые базировались на национальной символике. Приветствием служили слова: «Жыве Беларусь!», на которые должен был следовать ответ: «Жыве!» либо «Слава Айчыне!»^{162}

Солдаты БКО приняли присягу на верность Беларуси 26 марта 1944 г. — на следующий день после празднования 26-й годовщины провозглашения независимости Белорусской Народной Республики. В тот же день в Минске принимали присягу и курсанты первой офицерской школы БКО, руководимой Виктором Чеботаревичем. Текст присяги, поступивший в батальоны БКО несколькими днями ранее, гласил:

ПРИЛОЖЕНИЕ № 4. СПИСОК БАТАЛЬОНОВ БЕЛОРУССКОЙ КРАЕВОЙ ОБОРОНЫ.

Источник: Літвін А. Акупацыя Беларусі (1941–1944): пытанні супраціву і калабарацыі. Мінск, 2000. С. 186–187.

Как следует из ряда изученных нами документов, ряд батальонов БКО, например, Новогрудский (№ 68, командир Б. Рагуля, насчитывающий 1200 чел.) присягу принял на день раньше — 25 марта. О том, как это происходило, рассказывает Л. Юревич:

В батальоны БКО стремилась наиболее физически развитая и интеллектуально образованная молодежь. В Несвиже 60 учащихся учительской семинарии добровольцами встали под знамена Погони. И так наблюдалось повсеместно.

Оккупационные власти, как мы уже упоминали, своих обещаний — обеспечить оружием и обмундированием — не выполнили. В конце апреля такая ситуация привела к тому, что съезд наместников БЦР, который прошел в Минске, постановил сократить численность БКО в соответствии с наличием оружия. Это постановление подействовало как угроза, и оружие из Германии стало все-таки прибывать. Однако и в этом вопросе многое зависело от местных факторов. Положение очень напоминало ситуацию с обеспечением Самопомощи. Поэтому пришлось довольствоваться оружием с местных складов — на 6–7 человек выдавали одну винтовку^{165}. Неудивительно, что Р. Островский, подчиняясь решениям съезда наместников БЦР, вынужден был привести личный состав БКО в соответствие с имеющимся в наличии оружием^{166}.

Анализируя имеющиеся в нашем распоряжении факты, вряд ли можно согласиться с тезисом советской историографии о том, что «мобилизуя мужской контингент населения в батальоны БКО, гитлеровцы готовили вывод боеспособного населения при отступлении из Беларуси»^{167}. Ссылки на насильственный характер призыва, которые делают советские, и не только, исследователи данного вопроса^{168}, также представляются нам несостоятельными. Поскольку каждая мобилизация подразумевает обязательность явки, то призывнику фактически угрожал не только расстрел в случае неявки, но и партизанская месть в случае подчинения приказу председателя Центральной Рады Р. К. Островского о всеобщей мобилизации в Белорусскую краевую оборону от 6.03.1944 г.

Создание БКО, как показала мобилизация, было делом давно назревшим, но затеянным достаточно поздно, чтобы последствия ее боевых операций выглядели более-менее ощутимо. Белорусские рекруты знали: их будут использовать в борьбе с советскими партизанами (читай частями РККА), и не их вина либо заслуга в том, что большинству из них — не получившим оружия — пришлось, так и не приняв участия в боевых действиях, разойтись по домам. Тогда, в марте 1944 г., многие белорусы могли избежать мобилизации и уйти в партизаны, благо ситуация на фронте этому способствовала. Однако они, присягнув на верность своему народу, поступили иначе.

В целом четвертый этап можно охарактеризовать как время формирования структур боеспособной национальной армии и в первую очередь ее социальной базы. Главными препятствиями на пути реформирования белорусских вооруженных сил стали глубокие идеологические и политические расхождения (АК, советские партизаны, нацисты).

Вмае 1941 г. начальник объединения РОВСа[34] генерал-майор фон Лемке обратился к командующему сухопутными силами Германии (ОКХ) генерал-фельдмаршалу фон Браухичу с письмом, в котором писал:

Обращение, однако, остается без ответа. Поэтому в начале июля 1941 г. фон Лемке обращается уже непосредственно к Гитлеру. 10 июля генералом было получено сообщение министра Мейснера о том, что письмо передано на обсуждение главного командования германскими вооруженными силами (ОКВ), а в середине августа пришел ответ от генерала-фельдмаршала Браухича, где указывалось, что «в настоящее время чины объединения не могут быть использованы в германской армии».

Вместе с тем знакомство с архивными документами и другими источниками показывает, что хотя Гитлер был ярым противником создания и использования местных вооруженных формирований, определенные круги фашистской Германии (особенно это касалось отдельных руководителей вермахта, сотрудников министерства иностранных дел, ведомства А. Розенберга и ряда других) считали эту политику неверной и возлагали большие надежды на использование местных сил в интересах Рейха. Уже в сентябре 1941 г. полковник фон Тресков, попав на прием к Гитлеру, предложил тому идею создания «восточных частей». Первоначально планировалось набрать 200-тысячную армию, позднее эта цифра увеличилась. Поскольку военнопленных насчитывались миллионы, а на временно оккупированной территории добровольцев, не жалующих советский строй, найти не представляло труда, то согласие фюрера, который вначале отклонил эту идею, было все же получено.

Хотелось бы сказать несколько слов о «восточных частях» в целом[35]. Первые добровольцы из числа военнопленных и гражданского населения появились в германской армии уже в первые месяцы Восточной кампании. Они использовались в тыловых службах в качестве шоферов, конюхов, рабочих по кухне, разнорабочих, а в боевых частях — в качестве подносчиков боеприпасов, связных, саперов. Тогда же, летом 1941 г., возникают многочисленные части местной самообороны, существующие, как мы уже говорили, под разными наименованиями: местная милиция (Orstmilitz), служба порядка (Ordnungsdienst), гражданское ополчение (Burgerwechr), местное ополчение (Heimwechr), самозащита (Selpstsenunz). Первые такие отряды появились в Эстонии и Литве^{170}.

В это же время формируются антипартизанские части — ягдкоманды (охотничьи или истребительные команды)[36]. Это небольшие, хорошо оснащенные автоматическим оружием группы, которые использовались для поиска и уничтожения отрядов сопротивления. В эти отряды отбирались наиболее надежные и хорошо подготовленные бойцы. Использование восточных добровольцев приняло к середине войны такой размах, что штатным расписанием пехотных дивизий, установленном 2 октября 1943 г., предусматривалось наличие 2005 добровольцев или, как их еще называли немцы, «Hiwi» или «Hilfwillige», на 10708 человек германского личного состава, что составляло около 15 % от общей численности^{171}. В то время как в соответствии с приказом Гитлера № 2/15 от 13 января 1942 г. численность восточных войск в вермахте «следовало ограничить. Войсковая организация не должна была превышать батальона»^{172}.

На территории СССР было сформировано более 180 отдельных частей и множество национальных батальонов: из числа русских — 75, кубанских, донских и терских казаков — 216, мусульман, туркестанцев и татар — 42, грузин — 11, народов Северного Кавказа — 12, азербайджанцев — 13, армян — 8. Всего — 377 единиц. Количественный состав этих батальонов по национальной принадлежности был следующим: латышей — 104 тыс. человек, литовцев — 36,8 тыс., азербайджанцев — 36,5 тыс.; грузин — 19 тыс., крымских татар — 10 тыс., народов Северного Кавказа — 15 тыс., татар (Татарстан) — 12,5 тыс., эстонцев — 10 тыс., армян — 7 тыс., калмыков — 5 тыс. человек. Что касается русских, то, согласно данным «правительства Денница», на 20 апреля 1945 г. существовали 599-я русская бригада — 13 тыс. человек, 600-я бригада — 12 тыс., 650-я — 18 тыс. человек^{173}.

Относительно белорусов известно, что была предпринята попытка сформировать 10 полков СС (по 2 тыс. человек в каждом), но она провалилась. Тем не менее, 10 тыс. наших соотечественников в восках СС все же служили^{174}.

В самой Беларуси размещались следующие батальоны: 600-й[37], 601-й («Березина»), 602-й («Днепр»), 603-й («Двина»), 604-й («Припять»), 605-й («Волга»), а также Русский запасной батальон «Центр», опытное соединение «Граукопф»^{175}.

Считается, что в коллаборационных формированиях помимо вспомогательных служб находилось еще около 300 тыс. человек. Однако если учитывать, что только 20 % из них участвовали в боевых действиях и многие затем переходили на советскую сторону, как, например, бригада Гиль-Радионова, насчитывающая около 2,2 тыс. бойцов, либо расходились по домам, то первоначальная цифра — 300 тысяч — значительно уменьшится. Согласно примерным подсчетам, в вермахте, войсках СС и люфтваффе находилось до 180 тыс. человек, которые перед началом войны жили в СССР и являлись советскими гражданами^{176}.

Из доступных ныне архивных материалов известно: на территории Барановичского округа, не считая кавказских, украинских, литовских, латышских, эстонских и других вооруженных формирований, а также подразделений русской вспомогательной полиции[38], дислоцировались следующие добровольческие части:

1) Русской освободительной армии (РОА, командующий генерал-полковник А. А. Власов);

2) Российской освободительной народной армии (РОНА[39], командующий бригаденфюрер СС Б. В. Каминский);

3) Донских казаков (атаманы, генерал-майор С. В. Павлов).

Русская освободительная армия (РОА).

Имя генерала Власова прочно ассоциируется у нас с Русской освободительной армией (РОА). Кем же был Власов и что такое РОА?

Андрей Андреевич Власов родился в 1901 г. в деревне Ломакино Нижегородской губернии в крестьянской семье (впоследствии советская пропаганда превратила ее в кулацкую). Закончил духовное училище, два курса духовной семинарии, 11-ю Нижнегородскую единую трудовую школу 2-й ступени. С марта 1919 г. (по другим данным с 1920 г.) добровольцем в Красной Армии. Успел повоевать против Врангеля. После Гражданской войны остался в кадрах сократившейся почти в 10 раз Красной Армии. В 1929-м окончил Высшие командные курсы «Выстрел», через год стал членом партии, а в 1935-м поступил на первый курс Военной академии имени М. Фрунзе, но окончить ее не успел. В 1938 г. Власова, в составе военной комиссии, направили в Китай помогать генералиссимусу Чан Кайши воевать с японцами. Там интернационалист Власов был удостоен китайского ордена Золотого Дракона. Когда в 1939 г. миссия вернулась в СССР, орденоносца назначили командовать 99-й стрелковой дивизией в Киевский особый военный округ. Через некоторое время дивизию[40] признали лучшей в Красной Армии, Власова наградили орденом Ленина, присвоили звание генерал-майора и в начале 1941 г. назначили командиром 4-го механизированного корпуса. После немецкого нападения корпус Власова понес большие потери, но сумел в относительном порядке отойти к Киеву. Андрей Андреевич был удостоен благодарности и назначен командующим 37-й армии и комендантом города. В сентябре 1941 г. вместе с основными силами Юго-Западного фронта Власов оказался в окружении и целый месяц лесами пробирался к своим. Его, спасшего десятки тысяч солдатских жизней, принял лично Сталин и направил формировать новую 20-ю армию, которая позднее отличилась в контрнаступлении под Москвой. За успешное руководство войсками Власову присвоили звание генерал-лейтенанта и наградили орденом Красного Знамени. 24 января 1942 г. командующий Западным фронтом Г. К. Жуков дал Власову следующую характеристику:

За бои на р. Ламе Власов был награжден высшей государственной наградой — орденом Ленина. Власов, как отмечают военные историки, действовал лучше двух командующих армиями Рокоссовского и Говорова, его соседей, будущих маршалов Советского Союза. Сложись судьба иначе — именно он, Власов, а не Жуков, командовал бы Парадом Победы. Это о нем, и его военном таланте, благодаря которому удалось отстоять Москву, народ слагал песни:

В марте 1942 г. Власова назначили заместителем командующего Волховским фронтом и послали во 2-ю Ударную армию, наполовину окруженную в волховских болотах. В апреле Власов берет на себя командование 2-й Ударной армией, командарм которой, генерал Н. К. Клыков, тяжело заболел. Фактически Власов стал командующим армией, которую было невозможно снабжать. Катастрофа была неизбежной. Войска, брошенные на произвол судьбы, в мае-июне 1942 г. были разбиты. Немцы полностью перерезали коммуникации армии. Остался лишь узкий двухкилометровый коридор, насквозь простреливаемый артиллерией. По свидетельству Хрущева, Сталин рассчитывал, что его любимец сумеет спасти 2-ю Ударную армию, после чего собирался назначить его командующим Юго-Западным фронтом.

Однако немцам удалось рассечь боевые порядки армии. Власов, спасая своих подчиненных, 11 июля 1942 г. в деревне Туховежи Оредежского района Ленинградской области сдается в плен (есть версия, что его выдали местные крестьяне-староверы). Ближайшее окружение командарма — член Военного совета 32-й армии Г. Н. Жиленков (до войны работал секретарем одного из райкомов ВКП(б) г. Москвы), начальник штаба 19-й армии генерал-майор В. Ф. Малышкин, начальник оперативного отдела Западного фронта генерал-майор Ф. И. Трухин, начальник штаба 21-го стрелкового корпуса Д. Е. Закутный, начальник Лиепайского училища береговой обороны И. А. Благовещинский — последовало его примеру.

3 августа 1942 г. Власов обратился к немецкому командованию с письмом, где предлагал создать русскую армию из военнопленных. 27 декабря советскими генералами, находящимися в плену, создается Русский комитет, который возглавил А. Власов (председатель) и В. Малышкин (секретарь). Комитет обратился к бойцам и командирам Красной Армии, всему русскому народу и другим народам Советского Союза:

Власов, приступил к созданию Русской освободительной армии (РОА), поставив перед ней следующие задачи:

Весной 1943 г. в Дабендорфе и Вальхайде под Берлином открываются школы добровольцев РОА. Под руководством майора Зыкова и бывшего заместителя главного редактора «Известий» Н. И. Бухарина для бойцов и командиров армии дважды в неделю выходят газеты «Доброволец» и «Заря».

В 1944 г. генерал-полковник Власов[41] имел две укомплектованные дивизии РОА. В начале 1945 г. РОА составила 50 тыс. человек, а весной того же года эта цифра возросла до 100 тыс. человек (согласно другим данным, от 600 тыс. до 1 млн.). Официальное назначение на должность главнокомандующего РОА Власов[42], являющийся к тому времени руководителем правительства России — Комитета освобождения народов россии (КОНР), получил 28 января 1945 г.

Личный состав РОА, пройдя военную подготовку, принимал присягу. Текст ее был таким:

Следует отметить, что мобилизация в армию Власова проводилась и в шталагах округа. Офицеры-вербовщики, посещая лагеря, увозили из них пополнение. Однако, говоря о «добровольном» переходе на сторону нацистов пленных красноармейцев, следует иметь в виду следующее: в большинстве случаев речь шла о выборе между жизнью и смертью. Причем смертью в неволе от непосильного труда, голода и болезней. У тех, кто противился, шансов на пощаду не оставалось.

Впрочем, в других местах от добровольцев не было отбоя, и тогда события приняли самый драматический оборот. О том, что бойцы и командиры Красной Армии, находящиеся в плену, массово уходят под знамена Власова, доложили Сталину. И вопрос стал ребром: ни один бывший советский военнослужащий не должен служить под знаменами Власова. Приказ, отданный «вождем», поразил своей нечеловеческой жестокостью: стереть с лица земли шталаги. Согласитесь, принятое решение (об уничтожении лагерей) действительно и без всяких колебаний можно назвать одним из самых драматичных моментов Второй мировой войны.

Но произошел и такой случай: летчик — славный «сталинский сокол» — отказался бомбить лагерь! Вместо этого, подняв боевую машину в воздух и едва проскочив линию фронта, совершил посадку и, сдавшись в плен, поведал миру о приказе Кремля. Ничего не добавляя от себя, приведем один документ — протокол допроса контрразведчиками 2-го Белорусского фронта сдавшегося летчика, чье предательство заключалось в том, что он отказался уничтожить лагерь военнопленных в Кричеве. Впервые этот факт был обнародован в 1996 г., когда журнал «Нёман» опубликовал роман белорусского писателя Ивана Чигринова «Не все мы сгинем». Цитируем этот документ:

Что было дальше с летчиком, мы пока не знаем. Живых свидетелей нет, его приговор, надежно скрытый в архивах КГБ, еще не найден, а стены камер, где он провел последние часы, молчат.

Скорее всего его расстреляли, — такие свидетели были опасны.

Необходимо отметить, что довольно интересным источником, изобличающим руководителей СССР в принятии решения о предании смерти своих соотечественников — солдат и офицеров, находящихся в германском плену, являются свидетельства командования вермахта. Как отмечал генерал Гальдер в своем дневнике от 12.07.1941 г., выдержки из которого цитирует в своей книге «По следам Второй мировой войны» историк Ю. Веселковский, советы сознательно бомбили лагеря пленных (в Орле и Новгороде), где содержалось по 40 тыс. пленных, и сбрасывали листовки, в которых говорилось:

То, что предпринял Сталин, можно называть по-разному. Предусмотрительностью, коварством, психологическим ходом — как угодно. Мы же считаем — речь в данном случае идет о преступлении против человечества.

Активность Власова здорово напугала Кремль. Принимается решение о ликвидации генерала-предателя. Задача эта возлагается на группу капитана госбезопасности С. И. Казанцева[43]. Глава Русской освободительной армии, или Кабан, как называли Власова военные разведчики, должен был быть устранен в Минске. В противном случае люди Казанцева должны были завербовать находившихся в городе офицеров РОА, чтобы потом с их помощью осуществить теракт против генерала в Берлине. В отчете на имя Пономаренко, составленном в Минске 2 августа 1944 г., Казанцев сообщал, что он завербовал

Но работать на советскую разведку Соболенко[44] не собирался. Он начинает вести двойную игру с Казанцевым. Дело в том, что всего через семь месяцев после своего исчезновения из Минска он возглавил, под именем Н. В. Тензорова, управление безопасности Комитета освобождения народов России (КОНР). Ясно, что СД никогда не допустило бы назначения на такой пост человека, заподозренного в связях с советскими спецслужбами.

Легенда об аресте понадобилась для того, чтобы объяснить внезапное исчезновение Соболенко из белорусской столицы.

А сейчас попытаемся ответить на вопрос: сколько гарнизонов Власова дислоцировалось на территории области.

Судя по документальным материалам, их было немного: 1) д. Лесная Барановичского р-на — рота РОА (150 чел.); 2) д. Лахазва Барановичского р-на — рота (150 чел., командир капитан Я. Медведев); 3) местечко Новая Мышь — рота (300 чел.); 4) г. Новогрудок — взвод (35 чел.); 5) д. Рудня Новогрудского района — взвод (60 человек)…^{186}

Размещение власовских войск в сельской местности, в непосредственной близости от лесных массивов, говорит о том, что эти подразделения использовались против партизан.

Российская освободительная народная армия (РОНА).

Исследуя вопрос добровольческих формирований, нельзя обойти стороной и это уникальное вооруженное формирование.

Работа с архивными материалами показала, что значительная часть сведений о нем в советской литературе, и не только, являются неточными. Так, отдельные авторы работ о РОНА утверждают, что ее военный руководитель был в прошлом «капитаном Красной Армии», а сама армия именовалась Русской освободительной национальной (РОН)^{187}. Чтобы внести ясность, пришлось обратиться к официальной версии автобиографии Б. В. Каминского, командующего РОНА, изучив которую, мы не нашли подтверждения появившимся в исторической литературе утверждениям, — Каминский в Красной Армии не служил и, соответственно, офицерского чина иметь не мог; он не был и партийцем со стажем; но войска, подчинявшиеся ему, на самом деле назывались Российской освободительной народной армией, чему есть документальные свидетельства^{188}.

Каминский Бронислав Владиславович родился в Санкт-Петербурге. (По некоторым данным в Витебске.) Являлся поляком по отцу и немцем по матери, что стало причиной 5-летнего заключения в советских лагерях. В 1935 г. опубликовал в центральной прессе статью о коллективизации, чем вызвал гнев чиновников от ВКП(б)[45], за что и лишился партийного билета, работы и подвергся очередному аресту. Его «пристегивают» к делу профессора Чаянова — одной из бесчисленных фальсификаций Лубянки. И если Александра Чаянова, выдающегося ученого, теоретика кооперации и действительного противника насильственной коллективизации, расстреляли, что соответствовало духу времени, то к Каминскому судьба оказалась более благосклонной. Его продержали в тюрьме до ноября и, ознакомив с приговором, выслали в г. Шадринск Курганской области, откуда он, освободившись, перебрался в поселок Локоть Орловской области, где и устроился инженером на спиртзавод[46].

Места, где осел Каминский, были известны своей «контрреволюционностью». Здешние крестьяне, не знавшие крепостного права, отличались свободолюбием, что продемонстрировали в 1918 г., восстав против советских порядков, упорно сопротивляясь насаждению колхозов.

В поселке Каминский, присмотревшись, сошелся с преподавателем физики из местного лесотехникума инженером-экономистом Константином Воскобойником. Он, как и Каминский, появился здесь, отбыв сибирскую ссылку. В 1938 г. чекисты, установив ограничения, «прописали его в поселке Локоть. А попал в ссылку за то, что десять лет жил под чужой фамилией, в чем сам признался, явившись в ОГПУ. Это «добровольное» раскаяние спасло его от наказания за более серьезные дела — в 1921 г. Воскобойник был пулеметчиком в мятежном отряде эсера Попова, но после разгрома, сменив документы и внешность, сумел скрыться.

Каминский и Воскобойник быстро нашли общий язык. А когда 4 октября 1941 г. пришли немцы, они, добившись расположения командующего 2-й танковой армии генерал-полковника Шмидта, чей штаб расположился в Орле, возглавили новую администрацию. Воскобойник, как и следовало ожидать, стал главой местного самоуправления, Каминский — его заместителем.

Чрезвычайно важно подчеркнуть, что вечевой сход местных жителей избрал К. П. Воскобойника губернатором Локтя и окрестных районов еще до прихода германцев^{189}. Но еще раньше, когда не стало большевиков, здесь, как и в других местах, разгулялась анархия. Отбившиеся от своих частей, одичавшие и голодные бойцы и командиры РККА, уголовники, крестьяне — все смешались в мятежную толпу. Заслоном на их пути стал Воскобойник и его отряд народной милиции численностью в 20 человек, вооруженный оружием, отобранным у чекистов и красноармейцев. Отряд разделил колхозное имущество, а окруженцев и невесть откуда появившихся мародеров встретил штыками.

25 октября 1941 г. Воскобойник огласил манифест о создании национал-социалистической партии России, в котором объявлял, что первейшая задача населения — борьба с большевизмом и построение нового Русского государства в содружестве с Германией. Автором манифеста являлся «Инженер Земля» — так называл себя сам Воскобойник.

Глава администрации, опираясь на народную милицию, развернул довольно активную деятельность. Одной из ее задач была борьба с только-только появившимися партизанами. Для борьбы с ними бойцы отряда применили «военную хитрость». Так как они не имели установленной униформы и ходили в гражданской одежде, то при подъезде к какой-либо деревне, жители которой подозревались ими в помощи партизанам, сами выдавали себя за последних. Применяя этот способ, бойцам часто удавалось застать врасплох «сочувствующее население» и самих партизан. Надо сказать, что таким образом милиционеры не только боролись с партизанами, но и старались подорвать их авторитет у местного населения.

К концу 1942 г. командование тылового района 2-й танковой армии вермахта санкционировало создание в Локте автономного района.

Соответственно было разрешено формирование более крупного отряда. Отряд Воскобойника разросся до 200 человек. В ближайших деревнях были организованы группы местной самообороны. Контингент народной милиции и групп местной самообороны составили добровольцы из числа местной молодежи, а также оказавшиеся в окружении бойцы и командиры 3-й и 13-й армий Брянского фронта, которые предпочли службу в этих отрядах немецкому плену.

Но параллельно с ростом отряда Воскобойника увеличивает свою численность, приобретает все большие масштабы и партизанское движение. Оно-то и не позволило бургомистру насладиться плодами своих трудов. 8 января 1942 г. (по некоторым данным, 8 февраля) партизаны, ворвавшись в Локоть, смертельно ранили Воскобойника. Место погибшего на посту главы местной администрации и командира отряда занял Б. В. Каминский.

Заняв новый пост, Каминский развернул бурную деятельность. Понимая, что прежние отряды самообороны уже не могут эффективно выполнять поставленные задачи, Каминский формирует более сильные отряды. Первый из них насчитывал более 500 ополченцев. Новый бургомистр объявил беспощадную войну партизанам. Те же, зная о наличии хорошо подготовленного отряда, старались обходить Локоть стороной.

Тем временем отряды самообороны росли. Во главе их ставились старосты волостей. Самооборона получает общее название — народная милиция. Каминский, стремясь получить абсолютную власть, борется с местными бургомистрами и начальниками полиции — «местными царьками». Он начинает работу по подрыву их авторитета перед местным населением и немецкой администрацией. Борьбу Каминский ведет через заместителей начальников полиции, играя на их честолюбии. Основным обвинением была связь с сопротивлением. Многих в результате этих обвинений расстреляли. В конце концов старая администрация, чего и добивался новый руководитель, была разогнана. Реорганизовав отряды, Каминский начал решительные действия против партизан и вскоре очистил от них подведомственную территорию.

В мае 1942 г. части Каминского подчиняются 216-й немецкой пехотной дивизии. Убедившись, что местное самоуправление способно своими силами обеспечить безопасность тыловых районов, генерал Шмидт приказом от 19 июля 1942 г. реорганизовал Локотский район в уезд, а затем в округ, с включением в его состав 8 районов Орловской, Курской, Брянской областей, с общим населением 581 тысяча человек. Обязав назначенного обер-бургомистром Каминского заботиться о спокойствии и порядке на территории округа и осуществлять поставки продовольствия для немецких войск, оккупанты предоставили ему полную свободу действий. У новой эпохи появились свои символы. Один из них был рожден очередным приказом Каминского: стрелку часов перевели на один час назад, как было в дореволюционное время. А позже, в честь первой годовщины оккупации, Каминский издал приказ и о переименовании поселка Локоть в город Воскобойник, и присвоил городскому театру имя первого бургомистра.

Администрация обер-бургомистра во многом повторяла структуру обычных советских исполкомов. В обращении находились обычные советские деньги, зарплата милиционеров и учителей достигала 500 рублей. Работали банки, госпитали и школы. Имелся свой печатный орган — газета «Голос народа», которую редактировал бывший директор школы Николай Ващило. Следует отметить, что выпуск газеты начали с 2 тыс. экземпляров, а к середине 1943 г. тираж увеличили до 12 тысяч. Вот что писал «Голос народа» 26 октября 1942 г.:

Каминский, судя по сообщениям окружной газеты, столкнулся с рядом трудностей. Начав борьбу с самогонщиками и пьяницами, он объявил, что носители порочных пристрастий будут караться расстрелом.

Следует отметить, что обер-бургомистр, пойдя навстречу сельчанам, разрешил им поделить между собой колхозных лошадей, корма, постройки, хлеб. Но поскольку лошадей не хватало, крестьяне объединялись в земельные общества и помогали друг другу. В собственность округа перешли все промышленные предприятия. Заработала и судебная система, которая поражала своей оперативностью.

Генерал Шмидт, покровитель Каминского, как-то сказал:

Но главной задачей Каминского стала борьба с партизанами. Правда, шла она с переменным успехом в силу того, что личный состав в подавляющем большинстве в армии ранее не служил, а ведение антипартизанских действий дело достаточно трудное даже для опытных войск. Каминский насаждал в отрядах жесткую дисциплину. Например, когда при штурме д. Ольговна четверо бойцов бежали с поля боя, Каминский лично командовал их расстрелом перед строем^{192}.

Поскольку отряды местной полиции и самообороны не могли самостоятельно контролировать огромный район, из которого были выведены все немецкие войска, перед Каминским встала задача организации более многочисленных и хорошо вооруженных частей на регулярной основе. Осенью 1942 г. он объявляет мобилизацию мужского населения, в основном 1922–1925 гг. рождения. Мобилизация проводилась по Навлинскому, Брасовскому, Комаричскому, Суземскому, Севскому, Дмитровскому, районам Орловской области и Дмитриевскому и Михайловскому районам Курской области. Далеко не везде мобилизация проходила без проблем. В ряде случаев приходилось прибегать к репрессивным мерам — привлечению уклоняющихся к суду по законам военного времени, взятию заложников из семей, выселению из домов и т. д.

По мере наполнения личным составом начинают формироваться роты, батальоны, полки. Разрозненные отряды и группы начинают оформляться в подобие регулярной армии. Рассматривая свою миссию в масштабах России, Каминский присвоил своим войскам следующее название — Русская освободительная народная армия (РОНА). С этого времени РОНА стали называть также бригадой Каминского.

Следует сказать несколько слов об униформе, организации и вооружении РОНА. По своему внешнему виду бригада первое время не отличалась от партизанских отрядов. Специальной формы одежды установлено не было, и бойцы носили то, в чем являлись на призывные пункты, — гражданскую и красноармейскую одежду, сапоги, ботинки, лапти и даже ходили босиком. Поэтому и сами бойцы называли себя «дикой дивизией». Лишь в конце 1942 г. четыре батальона бригады получили старое немецкое обмундирование. К концу 1942 г. в составе РОНА имелось 14 стрелковых батальонов, каждый из которых имел в своем составе 3–4 стрелковые роты (по 100–150 чел.), минометный и артиллерийский взводы. На вооружении по штатному расписанию полагалось иметь 1–2 орудия, 2–3 батальонных (калибр 82 мм) и 12 ротных минометов (калибр 50 мм), 8 станковых и 12 ручных пулеметов. Однако на практике как в личном составе, так и в вооружении батальонов единообразия не существовало. Бригада располагалась в населенных пунктах поротно, а в крупных — побатальонно. Некоторые части несли гарнизонную службу, другие же систематически вели бои с партизанами, соответственно и части были укомплектованы личным составом и вооружением согласно выполняемым задачам. Вооружение бригады было в подавляющем большинстве советского производства. Оно было подобрано с полей сражений, отбито у партизан или поступило с немецких складов. Немцы, видя, что бригада Каминского является весьма боеспособным подразделением, стали снабжать ее различным тяжелым вооружением. Так в РОНА появился бронедивизион, на вооружении которого к 1943 г. состояло 8 танков (1 КВ-1, 2 Т-34, 3 БТ-7, 2 БТ-5), 3 бронемашины (1 БА-10; 2 БА-20), 2 танкетки, автомашины, мотоциклы, и зенитный дивизион, на вооружении которого были тяжелые зенитные пулеметы.

Поначалу сказывалось отсутствие квалифицированных специалистов и поэтому в местных лагерях военнопленных был проведен набор танкистов и артиллеристов, а также офицеров и сержантов.

Командованием 2-й танковой армии перед бригадой Каминского были поставлены следующие задачи: она должна бороться с партизанами, при необходимости с Красной Армией, охранять уборку урожая, сопровождать эшелоны с продовольствием, обеспечивать сбор налогов. Несколько позднее на части РОНА была возложена задача по охране железнодорожных путей. Борьбу против партизан каминцы вели довольно успешно, о чем свидетельствуют немецкие историки. Например, У. Ник, автор книги «Войска СС. Кровавый след», в частности, пишет: «20000 ополченцев Каминского не пропускали через свою территорию партизан»^{193}. Для того чтобы лишить партизан продовольственной базы, роновцы сожгли деревни Красная Свобода, Требушка, Черпь, Гаврилова Гута, Кокоревка, Конушино, Чухра, Смиличи, Игрицкое, Добровольская, Алтухово, Шушуево, непосредственно примыкающие к лесным массивам. Их жители были вынуждены переселиться в другие деревни.

Необходимо затронуть тему взаимоотношений каминцев с немцами. В советских документах и публикациях бойцов РОНА постоянно называют «немецкие холуи» и «головорезы», но некоторые документы свидетельствуют об обратном. Командир 1-й роты старший лейтенант Фокин был весьма жестким командиром. В отношении к партизанам, попавшим в плен, был беспощаден — расстреливал на месте, но в то же время вытащил из локотковской тюрьмы десятки человек на поруки. Открыто, не боясь, проявлял недовольство немцами и не раз вступал с ними в драки; в комендатуре сорвал все немецкие агитационные плакаты и приказал выбросить.

Еще пример. Командир 2-й роты 6-го батальона Остроглядов также имел натянутые отношения с оккупантами. Его рота, наиболее отличившаяся в боях с партизанами, находясь в гарнизоне села Зернова, не раз имела стычки с немцами, приезжавшими реквизировать продукты. Бойцы роты попросту их выгоняли, а однажды даже разоружили курсантов школы комсостава РОА, вменив им в вину повышенную гордыню.

Приведенные выше факты свидетельствуют не только о независимом характере каминцев, но и о низком уровне дисциплины. Это объяснялось недостатком профессиональных командиров и тем, что большинство бойцов ранее в армии не служило. Также способствовало этому наличие в бригаде бывших уголовников. По вопросу дисциплины в РОНА советские документы и публикации удивительно единодушны: мол, в бригаде Каминского процветала репрессивная и палочная дисциплина и чуть ли не за любую провинность бойцов расстреливали и вешали. Однако обратимся к первоисточникам. Вот, к примеру, выдержка из приказа от 11 июня 1943 г.:

За какие именно провинности были наказаны эти бойцы, не уточняется. В делах, касающихся РОНА, постоянно встречаются приказы о наложении выговоров, заключении на гауптвахту, отправке под арест по различным поводам, как то неявка во время учебной тревоги на свой пост, самовольная отлучка из расположения части; командирам подразделений — за нечищеное оружие их подчиненных и т. д. Любопытно: в одном из документов содержатся нормы питания для арестованных — 150 г хлеба и 1 л воды в день для содержащихся под строгим арестом; 300 г хлеба, суп раз в день и неограниченное количество воды для содержащихся под обычным арестом.

Ранее не служивший в армии, своих солдат Каминский старался приучить к жесткой воинской дисциплине. Об этом говорят штабные приказы. Во многих из них приказывается расследовать любые преступления, будь то убийство или подмена лошадей. За мародерство отдавали под суд и чаще всего приговаривали к расстрелу. Вводился строгий учет боеприпасов, стрелянных снарядных гильз, тары из-под боеприпасов. Каминский, прекрасно осознавая необходимость повышения боеспособности частей РОНА, постоянно инициирует проверки подразделений, зачастую выявлявшие вопиющие факты, как, например, совершенно не чищенное индивидуальное оружие. Проводятся учебно-боевые тревоги и учения, на которых отрабатывается взаимодействие всех подразделений. Каминский старался воодушевлять бойцов личным примером и поэтому при проведении операций не отсиживался в тылу, а находился на передовой. Во время боя за деревни Кокоревку и Алтухово он даже получил ранения.

В декабре 1942 г. в связи с окружением немецкой группировки под Сталинградом обстановка на фронте ухудшилась и РОНА была передана в подчинение корпусной группе под командованием фон Гильса, а в январе 1943-го — боевой группе Рюбсама. Части РОНА вели бои с партизанами в районе Дмитриева-Михайловки, охраняли пути сообщения на линии Брянск-Рославль, принимали участие в операциях под кодовыми названиями «Белый медведь 1» и «Белый медведь 2». К февралю 1943 г. численность РОНА составляла около 9-10 тыс. человек, из которых было сформировано четыре стрелковых полка.

В марте войска Красной Армии приблизились вплотную к границам Локотского округа. Это вынудило немецкое командование бросить на передовую все наличные части. Части бригады передаются боевой группе СС Цеендера (8-я кавалерийская дивизия СС «Флориан Гейер») и 72-й пехотной дивизии 20-го армейского корпуса. РОНА вступила в бой с регулярными частями Красной Армии, неся при этом тяжелые потери. Еще большие потери, чем в боях, бригада несла от «разлагающих мероприятий» партизан, которые всячески старались перетянуть на свою сторону бойцов Каминского. Но и контрразведка РОНА не дремала: было арестовано 27 бойцов бригады, 20 из которых впоследствии расстреляно.

С 16 мая по 27 июля 1943 г. бригада в составе 47-го танкового корпуса 2-й танковой армии участвует в операциях против партизан: с 16 мая по 6 июня в операции «Zigeunerbaron» («Цыганский барон») южнее Брянска, с 20 мая по 30 мая в операции «Freischutz» («Вольный стрелок») севернее Брянска, с 25 июля по 27 июля в операции «Zeydlitz» («Зейдлиц») в районе Рославля.

В районах в эти дни проводится новая мобилизация. На 1 августа 1943 г. численность РОНА составила около 12 тыс. человек. На вооружении было 15 единиц бронетехники, до 500 пулеметов, 40 минометов, 4 зенитных крупнокалиберных пулемета, одно зенитное орудие, полевая и противотанковая артиллерия. В июле 1943 г. формируется гвардейский батальон, основой которого послужила гвардейская рота, охранявшая штаб. На 1 августа его численность составляла около 400 солдат и офицеров (2 боевые, 1 учебная рота). На вооружении батальона были винтовки, пистолеты-пулеметы, 20 ручных и 5 станковых пулеметов, 5 минометов.

В 1943 г. в РОНА разрабатываются и принимаются знаки различия. Командный состав носил погоны с полем зеленого цвета, красным кантом, в середине один или два просвета: лейтенант — один просвет, старший лейтенант — один просвет и одна звездочка и т. д. Также был введен нарукавный знак в виде щитка с черным Георгиевским крестом на белом поле и желтыми буквами «РОНА». Так как пошивочные мастерские не справлялись с заказами, то знаки различия и щитки носили преимущественно офицеры.

В августе, когда Красная Армия перешла в крупномасштабное наступление, положение Локотского округа стало угрожающим. Каминский отдает приказ об эвакуации РОНА и гражданского населения в район г. Лепель Витебской области. В конце месяца, погрузив танки, артиллерию и другую технику, части РОНА вместе с гражданским населением — общим числом до 30 тыс. человек — отбыли в Беларусь. 28 августа 5-й полк в составе 20-го армейского корпуса был введен в бой.

Таким образом, напрашивается следующий вывод: Каминскому, несмотря на отсутствие военного образования, удалось создать мощное антипартизанское соединение.

Выгрузка эшелонов, прибывших в ГКБ, началась на станции Боровки 6 сентября 1943 г. РОНА представляла собой грозную силу, в состав которой входило: 5 пехотных полков — 10 тыс. бойцов; артдивизион — 36 полевых орудий; танковый батальон — 24 танка Т-34; 10 единиц бронетехники и около 20 автомашин; 15 минометов^{195}.

Бригада получила задачу: обеспечивать тыловые коммуникации 3-й танковой армии вермахта, которая удерживала рубежи на подступах к Орше и Витебску, находясь при этом под ударами партизанских соединений Лепельской зоны. Части РОНА расположились следующим образом: 1-й стрелковый полк (командир майор Галкин) расположился от Лепеля до Бочейково в опорных пунктах; 2-й стрелковый полк (командир майор Голяков) расположился в Сенно; 3-й стрелковый полк (командир майор Турлаков) расположился в Бешенковичах и опорном пункте Бочейково; 4-й стрелковый полк (командир майор Прошин) прикрывал Лепель с севера и юго-запада; гвардейский батальон (командир старший лейтенант Шургин), бронедивизион (командир ст. лейтенант Самсонов) и зенитный дивизион (командир ст. лейтенант Плохих) находились в Лепеле. Части бригады пополнили местные гарнизоны.

По прибытии частей РОНА в Лепель, вся власть в районе передается Каминскому, который начинает готовить войска к крупным антипартизанским операциям. Командир РОНА подготавливает почву для сотрудничества с населением. Сразу же начинают издаваться газеты «Голос народа» и «Боевой путь», в которых разъясняется политика Каминского, звучат призывы бороться с партизанами и вступать в РОНА.

Появление Каминского в Беларуси вызвало переполох в Белорусском штабе партизанского движения (БШПД), начальник которого, генерал Калинин, дает указание вести «разлагающую» работу с бригадой^{196}. Москва прислала опытных контрразведчиков. Началась охота на Каминского.

Именно в это время, в конце августа 1943 г., на сторону советских партизан перешла гвардейская бригада РОА численностью более тысячи человек во главе с полковником В. В. Гилем (Родионовым). Она перебила надзиравших за ней немецких офицеров и, как сообщает Б. Соколов, принесла партизанам весомый приз в виде бургомистра местечка Бегомль Трафимовича и власовского генерал-майора, бывшего командира 48-й стрелковой дивизии. Всех их тотчас доставили самолетом в Москву. Гиль был вызван к Сталину, награжден орденом, а затем вернулся в белорусские леса, чтобы во главе собственной бригады, теперь уже 1-й Антифашистской, бороться против немцев. В Москве тогда появилась идея сагитировать Каминского сменить фронт и преобразовать его бригаду во 2-ю Антифашистскую. Бронислав Владиславович однако оказался человеком принципиальным и на мировую с советами не пошел. Да, наверное, и не надеялся на пощаду после всех своих локотских дел.

Словом, Каминский отвечает решительным отказом и направляет руководству витебских партизан обращение, фрагменты которого мы приводим:

Больше Каминского не трогали. Было не до него.

С целью очистить коммуникации на линии Сенно-Чашники немецкое командование проводит операцию под кодовым названием «Hubertus» («Хуберт»). Операция началась 16 сентября. После нескольких боев каминцы заявили о 562 убитых партизанах и 35 взятых в плен. Бригада потеряла 34 человека убитыми, 61 ранеными, 38 пропавшими без вести. По другим данным бригада только ранеными потеряла более 200 человек. Было захвачено 2 пистолета-пулемета, 13 ручных пулеметов, 5 противотанковых ружей (ПТР), 4 самозарядные винтовки, 1 миномет, 139 винтовок, 3 револьвера, уничтожены два танка (1 Т-25 и 1 БТ-7), но при этом потеряно 2 ручных пулемета, 4 миномета, 6 пистолет-пулеметов, 60 винтовок, 1 орудие, 1 Т-34 и 1 БТ-7.

В январе 1944 г. немецкое командование готовит серию военных операций с целью очистить тылы 3-й танковой армии от партизан. В район Лепеля стягиваются крупные силы. С 18 по 25 января развернулись ожесточенные бои в районе Докшиц. Части 20-го мотопехотного полка 60-й мотодивизии, 185-й и 187-й пехотные полки 8-й пехотной дивизии, 31-й полицейский полк, 720-й запасной полк, три полка РОНА, 743-й и 858-й, 314-й и 513-й запасные пехотные батальоны серьезно потрепали партизан.

В результате боев, длившихся три месяца, 10 апреля 1944 г. Полоцко-Ушачская зона была полностью окружена. А 11 апреля начинаются операции «Regenshauer» («Моросящий дождь») и «Regenfass» («Ливень») с целью отбросить партизан в западную часть зоны, чтобы в последующие две-три недели завершить их окружение и затем уничтожить[48]. В целом замысел этих операций удался, и 17 апреля начинается операция по окончательному уничтожению зоны — «Frülhlingsfest» («Весенний праздник»). Это была крупнейшая антипартизанская операция в Беларуси. К ней были привлечены охранные, полицейские, фронтовые, добровольческие части, части СС, боевая группа группенфюрера СС фон Готтберга и 3-я танковая армия общей численностью до 50 тыс. человек^{198}.

11 апреля началось наступление из района Уллы в направлении Усевая, Слобода по всему фронту. В результате ожесточенных 18-дневных боев немецкие части достигли рубежа оз. Темча — оз. Гомель — оз. Павлицкое — оз. Шо — Зарубовщина — Тармак — Боровая Гора — Ковалевщина — Сорочино — Северный Берег.

Войска 1-го Прибалтийского фронта всячески старались помочь партизанам[49]. С утра 29 апреля 5 стрелковых батальонов 83-го стрелкового корпуса, фронта, усиленные артиллерией, танками и саперами, перешли в частичное наступление на Полоцком направлении. Прорвав оборону на направлении Липники — Ровное — Бочаны, они были остановлены контратаками немцев.

Партизаны понесли в этих боях тяжелые потери, и 28 апреля руководитель партизанских бригад зоны В. Е. Лобанок, радируя в Москву, доложил, что положение стало критическим и продержаться они смогут не более трех дней^{199}. Он предложил прорываться в северо-восточном направлении и выйти к Западной Двине на участке Островляны — Карпиница с задачей удерживать этот участок два дня до подхода сил фронта. Военный совет фронта, приняв решение спасти партизан, отдает приказ готовить прорыв в западном направлении на участке к северу и югу от озера Шо. В ночь на 5 мая партизаны вышли из окружения в Сенно-Оршанскую и Бегомльскую зоны, в Вилейскую и северную часть Минской области[50].

По немецким данным, которые приводит Ю. Туронок, партизаны понесли тяжелые потери: 7011 человек погибло в боях, 6928 — попало в плен, а 349 перешло на сторону немцев. Тем не менее 4000 партизанам удалось выйти из окружения. (По другим данным, потери партизан составили: 3654 человека погибло, 1794 — попали в плен). Потери другой стороны составили: убито — 101 немецкий полицейский, 57 добровольцев, 17 военнослужащих вермахта; ранено — 361 немецкий полицейский, 224 добровольца и 40 военнослужащих вермахта. Было захвачено: 3 орудия 45 мм, 28 автомашин, 24 ПТР, 10 пистолет-пулеметов, 70 ручных пулеметов, 26 станковых пулеметов, 38 самозарядных винтовок, 1082 винтовки, 47 пистолетов, 2 зенитных пулемета и большое количество боеприпасов и снаряжения^{200}.

Успешные действия бригады РОНА, наступавшей на наиболее трудном участке, были высоко оценены германским командованием. Каминский был удостоен Железного креста 1 класса. По распоряжению Г. Гиммлера бригада передается в состав войск СС и получает наименование штурмовой бригады СС РОНА. Каминскому присваивают звание бригаденфюрера СС (генерал-майор), что сродни званию генерал-лейтенанта Красной Армии^{201}. В летописи Второй мировой войны другого такого случая не было: подданный СССР стал генералом СС.

После передачи бригады в состав войск СС снабжение вооружением, обмундированием и снаряжением улучшается. Хотя бригада и вошла в состав СС, наряду с петлицами СС бойцы продолжали носить старые знаки отличия.

В целом цель операции «Frühlingsfest» («Весенний праздник») была достигнута: Лепельская партизанская зона ликвидирована и на железнодорожной линии Молодечно — Полоцк наступила разрядка. Но обстановка, тем не менее, оставалась напряженной: остаточные партизанские группы, рассеянные по болотистым лесам, продолжали вести борьбу. Это обстоятельство вынудило провести новую войсковую операцию под кодовым названием «Kormoran» («Баклан»)^{202}. В боевых действиях были задействованы каминцы: 5-й полк штурмовой бригады СС РОНА, батарея штурмовой бригады СС РОНА[51]. Операция задумывалась для окончательной очистки района севернее ж/д линии Минск — Борисов от партизан. Началась она 22 мая наступлением частей 3-й танковой армии и 4-й армии на Сенненскую зону. И опять штурмовая бригада СС РОНА шла в атаку на наиболее трудных участках. Методично тесня партизан, немецким войскам удалось к началу июня окружить их. В окружение попала 21 бригада: 4 из Полоцко-Ушачской зоны, 7 из Сенно-Оршанской зоны и 10 из Бегомльской зоны — в общей сложности 22 тыс. человек^{203}. Понимая безнадежность положения, партизаны, разбившись на небольшие группы, стали прорываться из окружения.

В результате операции немцам удалось полностью очистить от партизан прифронтовую полосу от Полоцка до Орши. Потери советского сопротивления составили: 4911 убито, 354 взяты в плен. Захвачено: 5 минометов, 62 пулемета, 14 ПТР, 56 пистолет-пулеметов, 629 винтовок, 10 самозарядных винтовок, 13 пистолетов, большое количество снаряжения, боеприпасов, продовольствия, домашней скотины, уничтожено 457 лагерей^{204}.

А путь генерала СС Б. Каминского лежал в Барановичский округ. В конце мая бригада вместе с гражданским населением перебрасывается в район Лиды, причем переброска велась пешими колоннами, а не на поездах. По прибытии бригада попадает под начало командующего полицией и войсками СС в этом районе. Предполагалось, что здесь бригада будет переформировываться согласно штатному расписанию войск СС. Первоначально формируется 1 гренадерский батальон из 4-х рот и 1 тяжелый батальон (1 орудие, противотанковый и зенитный взводы, саперная рота).

Часть бригады перебрасывается в Новогрудский округ. Только в самом Новогрудке находилось 11 тыс. бойцов, еще 2 тыс. — в Дятлово. Есть данные о том, что Каминский в Новогрудский округ прибыл еще в марте 1944 г. Об этом, в частности, пишет в своей книге «Трагедия белорусского «Артека» И. Васюкевич:

Мы, к сожалению, не располагаем обобщенными данными, характеризующими численность гарнизонов РОНА. Но, судя по документальным материалам, в одном только Дятловском районе размещалось 22 таких гарнизона^{206}. Это не так уж и мало, учитывая весьма скромные размеры указанного района. Каминский и здесь остается верен себе: проводит ряд дерзких операций против партизан, заставляя считаться со своей бригадой. Дятлово, где размещался его штаб, представлял собой мощный укрепрайон[52].

Однако есть и иная точка зрения относительно боевых достижений РОНА. Один из известнейших популяризаторов белорусской национальной идеи 40-х гг. ХХ ст. Я. Малецкий, воспоминания которого мы неоднократно приводили, рассказывал, как каминцы боролись с партизанами:

Появление Б. Каминского в этих местах, естественно, не осталось без внимания советских спецслужб — оперативных сотрудников партизанского соединения Барановичской области, которые, получив ориентировку из Москвы, продолжили охоту за генералом СС, начатую еще в Восточной Беларуси. Каминский, зная о об этом, ловко обходил капканы НКВД.

В июле 1944 г., когда советские войска вошли в Барановичскую область, бригада Каминского, включенная в состав боевой группы Якоба, удерживала западный край Налибокской пущи и 4 июля вступила в бой с партизанами у Негневичей. А 8 июля бригада была введена в бой против наступающих частей Красной Армии и вместе с частями 50-й пехотной дивизии попыталась удержать линию Вселюб — Новогрудок. В этих боях бригада понесла исключительно тяжелые потери. Многие попали в окружение. Советская спецгруппа «Дружба», имея приказ схватить Каминского, провела, говоря современным языком, «зачистку» Липичанской пущи. В плен попало 45 немецких солдат и офицеров, а также несколько каминцев, которых, подвергнув пыткам, сразу же расстреляли. Приняв достойную смерть, ничего не рассказали о своем командире и бойцы РОНА, плененные вместе с 75 солдатами и офицерами вермахта вокруг местечка Дятлово^{208}.

А бригада в это время стояла под Ченстоховом, где ее планировали развернуть в 29-ю гренадерскую дивизию СС. Но в наличии было всего 1700 человек, остальные погибли, разбежались, попали в окружение. Поэтому первоначально были сформированы: 2 гренадерских батальона, 1 артбатарея (2 советских гаубицы 122 мм), 1 танковая рота (4 Т-34 и советская САУ), 1 противотанковая рота (8 советских пушек ПТ).

В августе 1944 г. дивизию Каминского бросили на подавление Варшавского восстания. Боевые группы 29-й и 36-й гренадерских дивизий войск СС подошли к польской столице, где уже шли ожесточенные бои. Боевая группа Фролова численностью более 1500 человек вошла в нее утром 5 августа. Тактика боя в городских условиях была незнакома бойцам РОНА, и поэтому группа несла чувствительные потери. А это не лучшим образом сказалось на дисциплине, и так упавшей до самой низкой отметки. Солдаты 29-й и 36-й гренадерских дивизий СС устроили настоящую резню в городе и занялись мародерством. По свидетельствам варшавян, на руке у каждого ронавца красовались по три-пять пар часов, а их женщины увешивали себя драгоценностями»^{209}. Доходило до конфликтов с немецкими офицерами. Командующий варшавской операцией обергруппенфюрер СС Эрдхард фон Бах-Залевски был буквально завален жалобами на личный состав 29-й дивизии СС. Бах-Залевски предпочел избавиться от Каминского, и 19 августа тот был осужден военно-полевым судом и расстрелян[53]. Сведения об этом постарались довести до польского подполья, но скрыли от самих каминцев. Опасаясь эксцессов с их стороны, заявили, что «вождь убит… польскими подпольщиками»^{210}.

В сентябре остатки дивизии были направлены в Мюзинген на формирование 1-й дивизии РОА[54].

Надо сказать, что обстоятельства смерти Каминского до сих пор относятся к числу неразгаданных тайн. Официальная версия смерти, озвученная советскими историками, не выдерживает никакой критики. Первым, кто озвучил эту версию, стал начальник Генерального Штаба ВС СССР генерал армии С. М. Штеменко, автор книги «Генеральный Штаб в годы войны» М., 1934). Штеменко писал:

Но давайте зададимся следующим вопросом: а чем занимались сами нацисты, завоевав пол-Европы? Разве не тем же самым — насилием, убийствами, мародерством, что и Каминский со своей бригадой? С одной лишь разницей: творили это похлеще РОНА! Может, немцы кого-то расстреляли, отправили в концлагерь или разжаловали, лишив наград и льгот за это? Разумеется, ничего подобного не было. Так, может, и Каминского расстреляли вовсе не за «резню и грабежи в Варшаве»?..

Прежде чем подойти к ответам на поставленные вопросы, укажем на одну интересную деталь: документы из разных архивов, содержащих хоть какую-то информацию о казни генерала СС, сегодня недоступны. Почему?

Работая над материалами, мы нашли один документ Брянского УФСБ, который в какой-то мере проливает свет на это темную историю. Начальник управления НКВД Орловской области Фирсанов сообщал 17 июля 1942 г. начальнику Второго управления НКВД Федотову:

Таким образом, не исключено, что в Локоть он прибыл с особой миссией. Во всяком случае, известно, что «трудился» Бронислав Владиславович на НКВД и здесь. Правда, по отзыву лейтенанта Гурова, «агент к работе относился недобросовестно, на явки являлся неаккуратно, задания точно не выполнял»^{213}. Заканчивая свое донесение, майор Фирсанов спрашивает:

В 1942 г. этого почему-то не сделали. Почему?

Есть все основания предполагать, что Каминский отрабатывал на оккупированной территории специальное задание. Суть его сводилась к следующему: создать отряд местной самообороны и, совершая убийства, насилия и грабежи, спровоцировать население на вооруженную борьбу с захватчиками. И делал это, надо сказать, агент «Ультрамарин» довольно успешно. Благо и учитель под боком имелся — бывший пулеметчик Воскобойник. Он-то и дал Каминскому, когда тот открылся, уроки настоящей «политграмоты». Куда более содержательные, чем в Шадринском РО НКВД. За что, к слову, и поплатился.

Спецслужбы, ликвидировав Воскобойника, пытались вразумить своего секретного сотрудника. Из этого, как мы уже знаем, ничего путного не вышло. Но даже и тогда, когда Каминский оборвал все оперативные контакты, лишив жизни трех сотрудников советских спецслужб, его не ликвидировали. В июле 1944 г., когда РОНА ведет бои с Красной Армией, на позиции каминцев сбросили 30 тыс. листовок. Советское военное командование, обращаясь к бойцам Каминского, просит «всех советских граждан, которые обманом или насилием были втянуты на службу к немцам», сложить оружие, гарантируя жизнь^{215}. Что произошло потом, мы уже знаем.

Решение, принятое на Лубянке, было до примитивности простым: ликвидировать агента, который слишком много знал.

И сегодня, спустя много десятилетий, ФСБ России не называет исполнителя нейтрализации Каминского. Но нам известна ее схема. В 1944 г., как сообщается в некоторых публикациях, один заключенный концлагеря Заксенхаузен — бывший командир диверсионного отряда, воевавшего под Орлом, капитан госбезопасности, — сумел организовать «утечку» информации с компроматом на Каминского. Он «по секрету» сообщил сокамернику, что командир РОНА генерал СС Каминский на самом деле — давний агент НКВД, внедренный к немцам^{216}.

Естественно, предать огласке такую взрывную информацию ведомство Гиммлера не могло: в те дни, после провала июльского покушения на фюрера, шла тотальная чистка армии. Проводили ее эсесовцы, они-то и решили, что Каминскому для приговора будет вполне достаточно обвинения в обыкновенном мародерстве. На «Ультрамарина» была выдана санкция на арест. Суд СС обвинил его в мародерстве и приговорил к расстрелу. Чтобы избежать бунта русских эсесовцев, и была инсценирована засада, в которой «трагически погиб командир штурмовой бригады СС ваффен — бригаденфюрер СС Каминский»^{217}.

И последнее. Что касается РОНА. Бригада участвовала в важнейших боевых событиях на Беларуси в первой половине 1944 г. и сыграла важную роль в борьбе с партизанами. РОНА была едва ли не самым эффективным антипартизанским соединением, созданным на оккупированной территории. Но Каминскому, увы, не удалось сделать РОНА армией в полном смысле этого слова.

Казачьи формирования.

В годы минувшей войны территория области стала пристанищем не только для солдат РОА и РОНА, но и для казачьих формирований, действовавших в составе гитлеровских войск.

Что это за формирования? Почему они оказались на службе у нацистов? Какова их дальнейшая судьба? Ответы на эти и другие вопросы дает научная работа авторитетного специалиста по истории Второй мировой войны, профессора А. М. Литвина «Казачий стан в Беларуси» (Нёман. 1996. № 12).

Как следует из исследования белорусского автора, летом 1942 г. фронт на юге Советского Союза выдвинулся далеко на восток, к Кавказу. Немецкая армия заняла казачьи территории, на которых во время Гражданской войны существовали шесть республик: Донская, Кубанская, Терская, а также Оренбургская, Уральская и Астраханская. Эти республики — казачьи вольницы — были жесточайше подавлены большевиками.

И не удивительно, что казаки встретили немцев как освободителей. Население целых станиц выходило навстречу частям вермахта с цветами и хлебом-солью. Захватчики вели себя в этих местах вполне корректно, здесь почти не было случаев дикости и жестокости, столь частых в других оккупированных районах страны. Землевладельцам возвратили землю и имущество, отобранное когда-то советской властью, и казаки спокойно зажили в возрожденных станицах.

В сентябре 1942 г. в Новочеркасске собрались представители большого казачьего схода. По казацкой традиции выбрали походного атамана — начальника штаба Войска Донского. Им стал инженер С. В. Павлов, который еще летом добился от немецкого командования разрешение на формирование Донского войскового штаба и строевых казачьих частей^{218}. Павлову было присвоено звание полковника и походного атамана.

Павлов Сергей (настоящее имя Ерофей) Васильевич родился 4 октября 1896 г. в станице Екатерининской в казачьей семье, глава которой, Василий Михайлович Павлов, был войсковым старшиной. Ерофей, следуя семейным традициям, окончил Донской кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище, из которого был направлен в чине хорунжего в 47-й Донский казачий полк в начале Первой мировой войны. В конце 1916 г. командирован в Винницкую школу военных летчиков и зачислен в состав русской авиации. На Дон, домой, возвратился после революции 1917 г., где после установления штыками власти большевиков периодически вспыхивали восстания. Боевой офицер-фронтовик, первоклассный военный летчик, кавалер многих орденов за храбрость, вступает в отряд донских партизан, был тяжело ранен и долгое время, скрываясь от красных, объявивших за его голову награду, находится на излечении в станице Константиновской. Во время общего восстания казаков, подлечившись, вступает в их ряды. Служит в броневых частях и донской авиации. Оставленный вместе с другими донцами в Новороссийске, переходит на нелегальное положение. Приобретя фальшивые документы, стал Сергеем Поповым. Работает бухгалтером, чертежником, но постоянно живет под угрозой ареста.

В это время ЧК арестовывает и держит в заложниках его отца, от которого с помощью пыток пытается узнать местонахождение сына. Не добившись желаемого, оперативники ДонЧК, мстя за Ерофея, изрубили Павлова-старшего шашками. К 1939 г., пройдя заочный курс технической школы, С. В. Попов получил аттестат инженера-конструктора^{219}.

Официальная история гласит: полковник С. В. Павлов в сжатые сроки формирует первые два полка, а в конце декабря 1942 г. в Новочеркасске формирует еще один полк — Донской казачий. В их состав вошли добровольцы, местные жители и военнопленные. Казаки, становясь под знамена вермахта, принимали присягу, автором которой являлся профессиональный писатель — атаман Всевеликого Войска Донского генерал Петр Николаевич Краснов[55]:

Полки носили традиционную униформу. Из тайников извлекалось оружие: шашки, револьверы, кинжалы и винтовки. По свидетельству людей, близко знавших Павлова, это «был человек выдающихся организаторских способностей, и во многом именно благодаря его руководству казакам удавалось повысить боеспособность добровольческих частей»^{221}.

Вряд ли казаки считали государственной изменой возобновление борьбы против советской власти. Особенно теперь, когда избавление казалось уже таким близким. Советские партизаны, пытавшиеся проникнуть в казачьи станицы, встретили сокрушительный отпор добровольческих частей^{222}.

Катастрофа немцев под Сталинградом вынудила казаков отступать вместе с ними. Павлов (уже в чине генерал-майора), в активе которого имелось 10 отборных полков, выдвигается на запад. Это был массовый отход тысяч добровольцев и их семей. Они еще не забыли трагедию 20-х гг., и вполне обоснованно боялись сталинского гнева. Переход, несмотря на помощь немцев, был тяжелым.

С февраля 1943 г. по январь 1944 г. казачий стан был на Украине, а затем началась его передислокация на Беларусь. Здесь командование вермахта предоставило для размещения казаков 180 тыс. га в районе городов Барановичи, Слоним, Новогрудок. Одновременно была предпринята реорганизация казачьих строевых частей, объединенных в 10 пеших полков численностью в 1200 штыков каждый^{223}.

Как проходила эвакуация и шло формирование на Новогрудчине 1-го и 2-го казачьих полков, наглядно свидетельствуют штабные документы 6-й сотни 1-го сводного пешего казачьего полка им. генерала П. Н. Краснова, которые были захвачены партизанами бригады им. Дзержинского Барановичской области.

Первой 28 января была отправлена пешая сотня хорунжего Корытина в составе 132 казаков и 4 офицеров с полным вооружением и музыкальным взводом. Маршрут следования: Лемберг — Брест — Барановичи. К 17 февраля сюда прибыло более тысячи казаков вместе со штабом атамана Павлова. Как явствует из приказа № 24 от 17.02.1944 г., до 400 казаков находилось в Новогрудке, 425 на ст. Лесной, 350 в районе Бреста.

Атаман Павлов приказывает: сформировать при казачьем штабе 1-й казачий сводный пеший полк им. генерала П. Н. Краснова в количестве до 1000 человек под командованием войскового старшины Лобысевича и 2-й казачий полк под командованием полковника Г. П. Тарасенко. В состав 2-го казачьего полка был включен дивизион капитана Русакова в количестве 350 человек.

Полк организовывался по принципу прежнего формирования казачьих полков. В него входило 6 сотен. В структуре: командир и два заместителя, адъютант, 6 командиров сотен, 24 командира взводов, вахмистры, 24 взводных урядника, 768 казаков строевых, 16 писарей полковых и сотенных, 2 делопроизводителя и 2 казначея, 36 обозных 1-го разряда (сотенных), 28 обозных 2-го разряда, 8 поваров, 2 знаменосца, 8 портных, 16 сапожников, 8 фуражиров, 1 врач, 8 фельдшеров, 18 санитаров, 7 оружейных мастеров, 2 переводчика и 1 священник. Всего 1000 человек.

Специальным пунктом отмечалось, что в принцип формирования полков должно быть положено распределение казаков постанично во взводных соединениях и по войскам — в сотенных соединениях.

Параграф 14 приказа гласил:

Полковник А. И. Медынский был назначен начальником штаба по формированию воинских частей при казачьем штабе. Он должен был обеспечить формирование казачьей бригады.

На второй день — 18 февраля 1944 г. — был отдан приказ № 1 по 1-му казачьему сводному пешему полку им. генерала П. Н. Краснова, в котором конкретизировались задачи полка, утверждались командный состав и структура.

Как отмечалось в приказе: «…ввиду незначительного количества терских и других казаков вливать их в кубанские сотни»^{225}. Параграф 16 гласил: «При получении приказаний от начальников слово «есть» запрещаю как советский термин и приказываю отвечать: «слушаюсь», «так точно», «никак нет». От всех офицеров полка требовалось носить казачьи погоны и именоваться казачьими воинскими званиями. Пистолеты носить только с правой стороны».

Из приказа № 9 от 29 февраля 1944 г. видно, что к этому времени дополнительно прибыли: 1-я Донская сотня (разместилась в д. Кустино и д. Кошелево; командир — сотник Извозчиков; в сотне 120 казаков и 5 офицеров), 2-я Кубанская сотня (д. Зарой. Состав: 135 казаков, 3 офицера; командир — хорунжий Ананько). 3-я Донская сотня (д. Кошелево; командир — сотник Костюрин; 108 казаков и 3 офицера). 4-я Кубанско-Терская сотня (д. Кузиничи; командир — хорунжий Дмитриев; 127 человек), 5-я резервная сотня (командир — хорунжий Козлов; личный состав — 154 человека, д. Кузиничи). Всего прибыло 655 человек^{226}.

Казачий стан в Новогрудке, ставший прибежищем для казаков с Кубани, Дона и Терека, жил по старым казачьим законам. Переселенцы стали возделывать землю и разводить скот. Мужчины снова надели черкески, кое-кто — в основном это были старики — даже щеголяли в военной форме, оставшейся еще с царских времен. Возродились обычаи, зазвучали старые песни. Под началом Павлова в Новогрудке выстроили походную церковь, школу, больницы. Стала выходить газета «Казак»^{227}.

По словам современников, казаки на Новогрудчине стали переименовывать населенные пункты. Так, например, д. Заполье стала станицей Кубанской^{228}.

Приезжали в Новогрудок и эмигранты — казаки из Западной Европы, жаждущие участвовать в освобождении своей страны. Гостей встречал сам Павлов в городской гостинице «Европа», в которой с 17 мая 1944 г. разместился его штаб^{229}. Среди приезжающих были и такие прославленные участники первых битв с большевиками в 1918–1921 гг., как генерал Петр Краснов, бывший атаман донских казаков, Вячеслав Науменко, бывший атаман кубанских казаков^{230}.

Имеются данные, что в Новогрудке размещалась разведывательно-диверсионная школа. История этого заведения такова. Возникла она в Кракове, позже была переброшена в Новогрудок и прикомандирована к штабу походного атамана казачьих войск. Именовалась Казачья парашютно-десантная школа особой группы «Атаман», конспиративное название — Казачья автомотошкола. В школу, начальником которой являлся есаул Б. И. Кантемир, набирались казаки и казачки в возрасти от 20 до 30 лет, имевшие спортивную подготовку и законченное среднее образование. Для поступления в школу требовалась аттестация от командования частей, в которых ранее служили кандидаты в курсанты. Личный состав школы достигал 120 человек офицеров и рядовых казаков. При школе имелась и особая группа учащихся — малолетние казачата-сироты. Попадая в школу, каждый курсант получал часто менявшийся псевдоним или цифровой номер. В программу обучения будущих разведчиков и диверсантов входила общая подготовка: обучение владению огнестрельным оружием различных систем, метанию гранат, рукопашному бою и специализированная подготовка: изучение радио и телефонной службы, различных видов сигнализации. В Новогрудке велась полная подготовка боевиков-снайперов, подрывников, медсестер, связисток, копировальщиц, шифровальщиков и т. п. В школе одновременно обучалось до 80 человек. Срок обучения — 3–6 месяцев. За время своего существования школа сумела сделать лишь один полный выпуск^{231}.

Появление в Новогрудском округе специальных казачьих поселений не осталось без внимания местных журналистов. Официальный орган округа газета «За праўду» 6 марта 1944 г. приветствовала появление казаков:

28 мая 1944 г. эта же газета, кстати сказать, редактируемая местным учителем Алексеем Анищиком[56], поместила беседу с сотником Донсковым:

Со 2 по 16 июня 1944 г. в районе расселения казаков на территории Новогрудчины находился уполномоченный по казакам-беженцам майор Мюллер. 21 июня 1944 г. он направил докладную записку в рейхсминистерство по занятым Восточным областям, в которой обстоятельно осветил вопросы эвакуации и расселения казаков, проблемы, возникшие в связи с этим на местах, взаимоотношения казаков с местным населением, борьбу казаков с партизанами и т. п. Мюллер отмечает, что в Новогрудском округе с началом немецкого отступления вынужденно расположились 11000 казаков с примерно 6000 лошадей. Касаясь взаимоотношений, складывающихся у казаков с коренным населением, майор Мюллер пишет:

Однако, как видно далее из докладной записки, у Мюллера сложилось впечатление, что местные власти рассматривали казаков только в качестве военной силы для борьбы против партизан, а их окончательное расселение растягивали на как можно более длительный срок.

Павлов наладил боевую подготовку вверенных ему частей. На 16 июня 1944 г. было сформировано 2 казачьих полка по 1000 человек. И хотя запас стрелкового оружия, которым снабдили их немцы и который пополнялся советским оружием, захваченным в боях, был довольно скудным, казаки успешно противостояли партизанам, которыми кишели леса вокруг Новогрудка. Казаки охраняли районы своего проживания, шоссе и небольшой участок железнодорожной линии Новоельня — Новогрудок. Вдоль всей линии были оборудованы казачьи опорные пункты, которые обеспечивали беспрепятственное движение по шоссе и железной дороге.

Третий полк, затребованный высшим начальником СС и полиции для боевого использования вне Новогрудского округа, был сформирован, обмундирован и вооружен в течение нескольких дней. Обмундирование и вооружение было выделено полицией. Мюллер пишет, что в день его прибытия полк уже находился на станции Новоельня в готовности к погрузке для участия в операции против партизан. Он поведал также о том, что идет формирование еще пяти казачьих полков.

Приведем несколько документов, характеризующих деятельность казаков на Новогрудчине:

Вот еще один документ, датированный 18.02.1944 г. Цитируем дословно:

Активность казаков была сразу замечена разведкой партизан. В Москву, в БШПД[57], полетели радиограммы примерно следующего содержания:

Как и в случае с генералом Каминским, партизанские особисты стали «пасти» генерала Павлова. Методы спецслужб все те же: предложение сдаться в плен в обмен на сохранение жизни. Ничего, правда, у чекистов не получилось. Тогда заработал пропагандистский аппарат. Гарнизоны засыпали листовками, смысл которых сводился к одному:

Казаки, за редким исключением, и на этот раз не поддались на уговоры.

17 июня 1944 г. атаман Павлов вдруг неожиданно погибает. Обстоятельства его гибели в окрестностях Новогрудка так и остались невыясненными: то ли с ним свели счеты партизаны, то ли застрелил казацкий часовой, которому атаман не ответил на пароль. Впрочем, зная, как нацисты устраняли белорусских политиков или, например, генерала Каминского, можно предположить, что смерть Павлова — также их работа. И основания для таких предположений имеются достаточно весомые. 17 июня 1944 г. генерал С. Н. Краснов стал свидетелем гибели походного атамана^{239}. На лесной дороге у Новогрудка его штаб попал под ураганный огонь немцев, которые в темноте приняли казаков за партизанский отряд^{240}.

Кому была выгодна смерть атамана Павлова? На этот вопрос будущим исследователям еще только предстоит ответить.

Тем временем Берлин получает сообщение о гибели Павлова «в бою против банд».

Но, как отмечали современники, преемник, при всех его достоинствах, все же несколько недотягивал до своего предшественника.

Вскоре жизнь казаков на Новогрудчине оборвалась. Полки, отступая под ударами советских войск, со своим скарбом двинулись вначале в Польшу, а затем в Германию и Австрию. В сентябре 1944 г. германские власти предоставили казакам новое пристанище: на севере Италии — в одном из немногих районов, еще остававшихся под властью агонизирующего Рейха. Была выбрана область, наиболее отдаленная от линии наступления Красной Армии. Вначале казачий стан поселили в Гемоне, а затем перевели в Карнию и Толмецию, предоставив земельные наделы и дома, что, разумеется, вызвало недовольство местного населения. Казаки здесь, как и в Новогрудке, организовали жизнь по законам своих станиц. Как и прежде, они представляли собой скорее поселение, нежели войско, хотя их полки вновь включились в борьбу с прокоммунистически настроенными местными партизанами. В мае 1945 г. казаки обозом ушли на юг Австрии, где и сдались английским властям.

1 июня 1945 г. англичане, подчиняясь Тегеранским соглашениям, передали НКВД всех обитателей казачьего стана, располагавшегося около города Лиенц. Сотни тысяч людей, бежавших от советского террора и казалось бы нашедших убежище на Западе, все равно оказались в сталинских лагерях. Все они, как станет известно после крушения СССР, были истреблены[59].

В январе 1947 г. генералы Т. И. Доманов, П. Н. Краснов, С. Н. Краснов, А. Г. Шкурко, Гельмут фон Панневиц и другие были повешены в Москве по приговору Верховного Суда СССР^{243}.

Суровая реальность — насилие и бесчеловечность по отношению к евреям — вынудила узников 38 гетто Барановичской области определить свое отношение к оккупационным властям, разработать свою стратегию и политику в сложных условиях.

Казалось, евреи были обречены. Захватчики сделали для этого все, что было в их силах, и уверовали в то, что у евреев остался один выход — смерть. Но они ошиблись. Евреи, несмотря на крайне тяжелое положение, все же попытались оказывать сопротивление. Они с первых дней советско-немецкой войны поднялись на борьбу против нацистских поработителей. Еврейское сопротивление носило самый разнообразный характер: от невыполнения распоряжений до активной вооруженной борьбы, участие в которой принимали мужчины, женщины, старики, дети — все обитатели гетто.

Нам удалось найти немногочисленные сведения только об 11 подпольных организациях, действующих в гетто Барановичской области (заметим, их было намного больше).

Таблица № 53. РУКОВОДИТЕЛИ ЕВРЕЙСКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ (1941–1943)[73].

Источники: Шерман Б. …И ужаснулась земля. Барановичи, 1990. С. 35–38; Мышанка Д. Кому жить и кому умереть… Тель-Авив, 2002. С. 53–135; Коган Дж., Коген Д. Як мы перажылі Халакост з яўрэйскім партызанскім атрадам у Беларусі. Мінск, 1999. С. 97–102; Перадайте об этом детям вашим…: История Холокоста в Европе 1933–1945. Москва 2001. С. 92; Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Нясвіжскага раёна. Мінск, 2001. С. 242–243; Левин В., Мельцер Д. Черная книга с красными страницами: (Трагедия и героизм евреев Белоруссии). Балтимор, 2005. С. 118, 242, 306, 450–453, 553, 554.

Барановичское гетто. 20 декабря 1941 г. молодой врач Абрам Яковлевич Абрамовский, заручившись поддержкой единомышленников, создает подпольную группу^{280}. Обладая незаурядными организаторскими способностями, Абрамовский на первом заседании поставил вопрос о кассе взаимопомощи: многие узники нуждались в предметах первой необходимости, у некоторых не оказалось постельного белья или оно пришло в негодность; нужно было добывать медикаменты, продовольствие, дрова. Чтобы воплотить эти цели в жизнь, следовало собрать команду инициативных и смелых людей. Так появилась подпольная боевая дружина из шести человек[74]. Возглавил ее Абрамовский. Для него не существовало понятий «трудно» или «невозможно». В невероятных условиях гетто Абрамовский, не зная даже азов конспирации, сумел организовать стройную и боеспособную подпольную организацию, о существовании которой знали лишь единицы. Боевая дружина состояла из троек (групп). Старший тройки получал задание и знал только одного человека из подпольного штаба. Нелегальная сеть гетто решала следующие задачи: 1) накопление оружия, боеприпасов и медикаментов; 2) установление контактов с группами и отрядами сопротивления, действующими за пределами гетто; 3) организация побегов; 4) подготовка вооруженного восстания.

Начали со сбора оружия. Оно добывалось тремя путями: 1) скупкой у нацистов, полицейских и местного населения; 2) похищалось в немецких воинских частях; 3) изготавливалось в лагерных мастерских. Оружейный вопрос курировали группы во главе с Э. Хотя, П. Ясиновским, Д. Колпеницким, Л. Белой, М. Зильберманом, Я. Круглецким, М. Вегнером, братьями Аркадием и Матвеем Липниками, Г. Браславом, Л. Лидовским, братьями Столярами, С. Родкопом.

Еврейская предприимчивость, о которой представители других национальностей судачат уже целыми столетиями, это не что иное, как естественная реакция народа на далеко не идеальные условия его существования. Пригодилась она и в кровавые 40-е гг. ХХ ст. Обитатели Барановичского гетто сдаваться без боя не собирались. Изучив рынок оружия, они стали запасаться. 50 штук патронов, например, можно было приобрести за 50 немецких марок^{281}. Первыми, кому удалось доставить в гетто оружие — ручной пулемет, два нагана и десяток гранат, — были братья Столяры^{282}. В феврале 1942 г. они пронесли на территорию лагеря 78 винтовок, 3 тыс. патронов, 12 ручных гранат. Группа С. Родкопа доставила партию оружия, похитив его в немецкой части «Feldzug-B», личный состав которой, в т. ч. и узники гетто, занимались сборкой и сортировкой трофейного советского оружия. Приобретением оружия занимался и подпольный молодежный кружок Копелевича, организационно оформившийся в начале 1942 г.

В гетто насчитывалось более 10 складов оружия. Наиболее крупный находился на чердаке еврейской больницы: 70 винтовок, 10 ящиков патронов и гранат, автомат ППД. Второй, в котором хранились гранаты, — размещался в доме Ляховицкого по улице Садовой^{283}.

Помимо сбора оружия, штаб боевой дружины готовил и осуществлял побеги, которые, правда, не всегда заканчивались удачно. Так в сентябре 1942 г. нацисты, узнав о подготовке к побегу, ввели в гетто крупные карательные подразделения и, со слов очевидцев, «учинили кровавую расправу. Узников забрасывали гранатами, расстреливали из автоматов. Совершить побег удалось немногим»^{284}. Наиболее удачно в этом направлении действовала группа И. Медреша, ей удалось в том же сентябре вывести из гетто 30 человек, а в начале декабря — еще 25[75]. Штаб боевой дружины определил пункты сбора и переправки в лес лиц, бежавших из гетто: 1) деревня Святица Ляховичского района; 2) д. Плотники Пинского района; 3) д. Великие Луки, Щербово, Грабовец Новомышского района^{285}.

В сентябре 1942 г. подпольщики, оповещенные о готовящейся последней акции по уничтожению гетто, подготовили восстание. План состоял из следующих пунктов: 1) осуществление взрыва здания гебитскомиссариата с целью отвлечь нацистский гарнизон; 2) поджог гетто. Пожар, считали в штабе, обеспечивал возможность выхода из лагеря. По плану, разработанному в гетто, курьеры установили связь с командирами еврейских партизанских отрядов И. Ройтманом и Шерешевским, базой которых являлась территория Пинской и Барановичской областей. Бойцы отрядов, скрытно обойдя немецкие посты и засады, проникли в город и, затаившись, стали ждать команды. Но этот план был сорван, видимо, из-за предательства… Партизаны вынуждены были «принять бой с карателями на подступах к лагерю, и в неравном бою все погибли»^{286}.

Поздней осенью 43-го, когда гетто не стало, около 40 еврейских мастеровых, содержащихся в здании СД, «бежали через прокопанный ими тоннель. Остальных, примерно 60 человек, перевели в Колдычевский концлагерь»^{287}. Побегом руководил Иосиф Белоскурник^{288}.

Концлагерь Колдычево. Еврейская подпольная группа, руководителем которой являлся Р. Фридман, создана 25 июня 1943 г. Известно, что в состав группы входили Д. Коцман[76], С. Бреслав. Подпольщикам удалось 24 марта 1944 г. совершить побег. Спасся 91 узник^{289}. И это был далеко не единственный побег. Достоверно известно о судьбе 300 узников лагеря — бывших обитателей гетто, — совершивших побег и пополнивших ряды сопротивления.

Новогрудское гетто[77]. Антифашистская организация — подпольный комитет — образована 8 мая 1943 г. в составе: Б. Иоселевич (руководитель), И. Яремовский, Раковецкий, Д. Коган, Д. Коген и др. Из гетто был осуществлен массовый побег. Об истории дерзкого побега рассказывает польская газета «Фольксштиме».

Дятловское гетто. Создано 22 февраля 1942 г. для еврейского населения Дятлово и Лиды. Еще до образования гетто, в самом Дятлово заявила о себе антифашистская организация во главе с Алтером Дворецким, который потом возглавил юденрат.

Сопротивление, организованное в гетто, являло собой ячейки: 20 ячеек по 3 чел. в каждой — всего 60 подпольщиков. Накапливалось оружие. Готовилось восстание. Известны случаи побегов. 6.08.1942 г. еврейский партизанский отряд (командир Атлас Ехель) совершил налет на гетто. Освобожденные узники влились в ряды сопротивления. На территории Дятловского района активно действовал еще один еврейский партизанский отряд (командир Гершель Каплинский), личный состав которого состоял из бывших узников Дятловского гетто^{291}.

Несвижское гетто. Образовано 1 сентября 1941 г. Сопротивление в гетто в своем развитии прошло 3 этапа: совет рабочих (осень 1941 г., руководители — Склар, Натан Мосар, Баренштейн, Холявский); исполнительный комитет; подпольный комитет (руководитель Шолом Человский). Подпольный комитет состоял из нескольких боевых групп (по 30 чел. каждая) и штаба. Подполье располагало пятью складами с оружием (пулеметами, винтовками, гранатами, холодным оружием). Комитет готовил восстание, которое было назначено как раз на тот день, на который нацисты планировали ликвидацию гетто. Во время восстания было убито и ранено 40 гитлеровцев и полицейских. Большие потери были и среди восставших. Спаслось всего 25 евреев. Они, разбившись на группы (М. Домосек, Ш. Человский), сумели уйти в лес, где и сформировали еврейские партизанские отряды.

Мирское гетто. Действовала подпольная группа. Организован побег 300 узников, которые, имея оружие, влились в ряды сопротивления. Восстание готовилось, но было подавлено.

Клецкое гетто. Действовала боевая группа. Накапливалось оружие. Организовывались побеги. Восстание готовилось, но было подавлено^{292}.

Гетто в Новом Свержне. Действовала подпольная группа. Накапливалось оружие. Готовились побеги. 29.01.1943 г. совершен хорошо спланированный побег. По некоторым данным, побег был спровоцирован нацистами, которые тем самым развязали себе руки при ликвидации гетто.

Ивьевское гетто. Создано 1 августа 1941 г. для еврейского населения местечек Бакшты, Трабы, Липники. Председатель юденрата — Моше Копольд. В гетто действовала боевая группа (руководитель Мотка Гинзбург), в активе которой ряд успешных побегов и сбор оружия. Группа во главе с М. Гинзбургом, совершив побег и сформировав еврейский партизанский отряд, вошла в советский партизанский отряд «Искра» бригады им. Кирова. За голову М. Гинзбурга нацисты установили награду в 50 тыс. марок. В гетто погибло 5 тыс. евреев.

Лидское гетто. Действовала подпольная группа (руководитель И. Гордон). Складировалось оружие. Совершен ряд дерзких побегов. Они организовывались через «белых гусей» — польских полицейских.

Слонимское гетто. Действовала боевая группа в составе Зораха Кременя, Аншела Делятитского, Ильи Абрамовского, Зелика Милиновского и др. Председатель юденрата — Квинт.

Складировалось оружие. В распоряжении боевой группы насчитывалось более 10 арсеналов оружия: 1) столярная мастерская (З. Милиновский, И. Абрамовский, арсенал способен был вооружить несколько крупных партизанских отрядов); 2) слесарная мастерская (М. Сновский, Ш. Сновский); 3) кузница по ул. Первомайская (Ф. Хацкелевич, Я. Хацкелевич); 4) синагога (Н. Циринский, хранилось большое количество пистолетов); 5) частный дом (Шелюбский); 6) частный дом (Матус Сновский); 7) склад радиоприемников (Натан Ликер, переправлено в лес помимо автоматов, пулеметов и пистолетов 6 радиоприемников) и т. д.

Подполье активно занималось разведкой, установив через З. Кремень связь с партизанским отрядом им. Щорса (начало 1942 г). Оружие из гетто к партизанам доставляли: Г. Герцовская, Г. Рудштейн, Е. Эйхенбаум, Г. Мехзон, Г. Зигель, Л. Штейндам. В сложных условиях в гетто активно велась разведывательная работа. Известно, что подполью удалось завербовать и переправить к партизанам обер-лейтенанта Эриха Штейна.

Велась подготовка к восстанию. Нацисты, узнав об этом, 29 июля 1942 г. оцепили гетто и, боясь выступления узников, устроили кровавую резню. Погибло 15 тыс. евреев. Помощь, обещанная партизанам, оказана не была.

Прежде чем перейти к дальнейшему исследованию темы еврейского сопротивления, отметим: мы до сих пор знаем далеко не всю правду о создании, функционировании и ликвидации еврейских гетто на территории Беларуси в годы Второй мировой войны. И уж тем более мало кто догадывается о том, что первые искры народного сопротивления с присущим ему массовым героизмом вспыхнули именно в Барановичской области.

Одной из составляющих активного антифашистского сопротивления помимо восстаний стали еврейские партизанские отряды. По оценкам белорусских историков, основанным на архивах ЦШПД, в партизанских отрядах Беларуси находилось около 15000 евреев, из них 6328 человек в Минском и Барановичском партизанских соединениях^{293}. Сегодня документально установлено существование нескольких еврейских партизанских отрядов, действующих в оккупированной Барановичской области.

К рассказу о еврейском партизанском движении мы вернемся чуть позже, а пока попытаемся ответить на ряд вопросов, не получив ответа на которые, наше исследование, поверьте, не сможет претендовать на полноту и объективность.

Вопреки истине, в советской историографии прочно укрепился миф о том, что на оккупированных землях, едва туда ступила нога германского солдата, тотчас развернулась всенародная партизанская война^{294}. О том, что эту «борьбу поддержала значительная часть населения»^{295}, — миф из той же оперы, только идущий под вторым порядковым номером. Кто же на самом деле первым взялся за оружие, направив его против захватчиков? Ответы на поставленные, заметим, не нами — временем, — вопросы можно получить, только обратившись к цифрам.

По неполным данным Чрезвычайной комиссии СССР по расследованию преступлений и злодеяний немецко-фашистских захватчиков на оккупированной территории, которые хранятся в филиале государственного архива в Барановичах, в области погибло 181179 мирных жителей^{296}. Долгое время о национальной принадлежности жертв геноцида говорить было не принято. Только в 2000 г., когда вышла историко-документальная хроника еврейских общин республики «Памятники геноцида евреям Беларуси», стало ясно, против кого именно был сфокусирован террор нацистов. Из 181179 мирных жителей области, имена которых удалось восстановить, евреи составили 133581 человек, или 80 %^{297}.

И еще, для сведения, несколько цифр. 1941 г. нацисты завершили, создав в области 38 гетто и загнав туда более 172753 евреев. В сентябре-октябре того же года количество гетто, «сократив», довели до 32-х. Узников пяти гетто (Несвиж, Турец, Телеханы, Городея, Козловщины) — 8463 человека — расстреляли. В 1942 г. появляется еще одно гетто — в Кореличах, где гитлеровцы сосредоточили, в ожидании казни, более 700 местных евреев. Тогда же, в 1942-м, «упразднили» еще 21 гетто, умертвив 70490 его обитателей. Оставшиеся 12 гетто — 54318 человек — «разгрузили» в 1943 г.^{298}. И все эти «мероприятия» проводились по отношению лишь к одной группе населения и только в одной из областей страны, Барановичской. А если рассматривать масштабы геноцида по всей Беларуси? От фактов не уйдешь: первой и главной мишенью, конечно же, оказались евреи.

Местное население в своем отношении к тому, что происходило с евреями в годы оккупации, делилось на четыре группы.

Первую и самую многочисленную группу составляли те, кому до этого не было никакого дела. Слишком страшна была жизнь вокруг, надо было выжить самим и спасти своих детей. Они не помогали, но и не доносили немцам, если видели евреев вне территории гетто.

Вторую группу составляли те, кто наживался на евреях. И неудивительно, что для многих жителей оккупированных территорий охота на евреев стала своеобразным бизнесом.

ИЗ ИНСТРУКЦИИ ОКРУЖНОГО КОМИССАРА Г. НОВОГРУДКА.

Уже в первые дни оккупации области у фашистов были составлены подробные списки обреченных. Помогали их составлять те же соседи, которым доставались квартиры, вещи угнанных в гетто. По свидетельству Д. Мышанки, в областном центре, например, такие списки подготовили

Все было намешано в этом: и корыстные интересы, и антисемитизм, культивируемый еще до войны на государственном уровне. Нацисты выплачивали за предательство деньги, выдавали мыло, соль^{300}. Особо ловкие — мы уже говорили об этом — привозили хлеб в гетто и за каждую буханку брали только золотом. Не жалели детей, бежавших из гетто. Брали за ручку и отводили в комендатуру. Иногда это были дети, чьих родителей коммерсанты от Иуды хорошо знали до войны^{301}.

Почему так происходило? Давайте вернемся к ранее рассмотренной работе историка А. Чемера «Наваградская беларуская гімназія». Автор рассказывает, как евреи Новогрудка безжалостно наживались на местных белорусах при сдаче в аренду жилых помещений под Новогрудскую гимназию. В частности, А. Чемер пишет:

В комментарии к сказанному А. Чемером следует добавить, что в годы национал-социалистической оккупации в Новогрудке действовало два гетто, обитатели которых, за редким исключением, оказались один на один со своей бедой. Советские партизаны тоже не пытались спасать евреев. И так было не только в одном Новогрудке — это наблюдалось повсеместно.

Третья группа — те, кто помогал евреям, рискуя своей жизнью, ибо за укрывательство и помощь была только одна мера наказания — расстрел. Крестьянин из-под Новогрудка Константин Козловский спас десятки еврейских жизней^{303}. Чудом выжившие узники вспоминают сегодня его, посмертно удостоенного звания «Праведник народов мира»[79], в разных уголках земного шара.

Четвертая группа — те, кто уничтожал евреев. И это были не только зондеркоманды, личный состав которых состоял из нескольких сотен немецких военнослужащих. Уничтожением евреев в Беларуси профессионально (!) занималось около 20 тыс. человек^{304}. Зверствовали литовские, латышские, украинские, польские, белорусские батальоны. Трудились они, судя по официальным данным, в поте лица.

Почему произошло так, что евреи, веками живя на этой земле, вдруг стали изгоями? И заметим, не только для нацистов, но и для белорусов? Почему последние, отвоевывая себе место под солнцем, видели в еврее врага? Не в последнюю очередь подобные настроения инициировали оккупационные власти, стремясь вбить клин в общество с целью ослабления зарождающегося сопротивления.

Анализ публикаций белорусской прессы периода оккупации позволяет утверждать: свою пропаганду нацисты выстроили так, чтобы с помощью невероятных слухов стравить белорусов с евреями. Примеров тому предостаточно. Вот строки из статьи «Борьба Германии против еврейства» (Беларуская газэта. 1942. 26 лістап.):

Прекрасно зная, как ноют нанесенные белорусским семьям раны, полученные в результате массовых репрессий 1939–1941 гг., фашистские идеологи стремились, в первую очередь через периодическую печать, вбить людям в голову, что в этом виновен рожденный стараниями евреев советский большевизм. Неоднократно заявлялось, что его готово поддержать все еврейство мира, особенно в Америке, где оно путем махинаций накопило большие капиталы. Показательна тут позиция Эдмунда Гана. В статье «Жиды-хозяева Советского Союза» он писал:

При знакомстве с белорусскими СМИ 1941–1944 гг. замечаешь, что в еврейском вопросе они стремились всеми силами и средствами проводить линию, которая давно была выработана в Берлине. Эту тему также достаточно широко, хотя, возможно, и не по собственной инициативе, освещала и газета «Голас вёскі». На ее страницах не найдешь ни одной статьи, в которой об отношениях белорусских крестьян с евреями было бы сказано хоть что-нибудь позитивное. Характерно, что названная газета активно освещала еврейский вопрос и после того, как в сельской местности стараниями оккупантов он был фактически «решен». Правда, к освещению его подходили более с теоретической, чем практической стороны. Примером может служить статья «Вечный жид». Возможно, перепечатка из других газет, что, по сути, ничего не меняет. В ней дается высокая оценка немецким национал-социалистам, «сорвавшим маску с евреев», показавшим «миру, что нет немецких, английских, американских и других жидов, а есть только один вечный жид, который, оставаясь верным себе, не может стать настоящим гражданином той страны, где он живет». В рассматриваемой статье евреям ставилось в укор, что они не любят тяжелого труда,

В статье евреи признаются виновными в развязывании Второй мировой войны. Заканчивается она такими словами:

Пропагандистская наживка нацистов сработала. По свидетельству немецкого исследователя Бернгарда Кьяри, евреи «попали в ситуацию между молотом и наковальней»^{309}. Чтобы выжить, спасти себя как социальную группу, они взялись за оружие.

Еврейский партизанский отряд А. Бельского.

Первым партизанским отрядом, костяк которого составили евреи, несомненно, стал отряд Бельского, действовавший в своеобразном треугольнике, образованном шоссейными дорогами Лида — Новогрудок, Новогрудок — Новоельня и железной дорогой Новоельня — Лида до станции Неман.

Вокруг деятельности отряда сегодня ходит много легенд. Попытаемся отделить зерна от плевел (истину от вымыслов), опираясь на информацию из первых рук: свидетельства современников и архивные документы, которые по разным причинам до настоящего времени не брались во внимание. Но прежде чем рассмотреть боевую деятельность этого уникального вооруженного формирования, правда о котором и сегодня, спустя более чем полувека, остается тайной за семью печатями, обратимся к фигуре самого командира, чья биография характерна для его поколения.

Анатолий (Тувий) Давидович Бельский родился в 1906 г. в деревне Станкевичи, недалеко от Барановичей, в большой еврейской семье, состоящей из родителей, Давида и Бейлы, и одиннадцати детей: девяти сыновей и двух дочерей. Это была единственная небелорусская семья в деревне. Бельский старший держал мельницу и, как все его соседи, жил, обрабатывая землю.

С детских лет Тувию — он был старшим в семье — привили тонкое восприятие окружающего мира, научили видеть его во всех красках. Получив хорошее домашнее образование, он, оставив родительский дом, совершенствует его в еврейской школе Тарбут, которая открылась в Новогрудке после Первой мировой войны. Закончив школу, Тувий пытается получить университетский диплом, справедливо полагая, что осуществить мечту ему, еврейскому пареньку, удастся. Но все попытки оказались тщетны.

С 1927 г., едва ему исполнилось 21 год, Тувий на службе в польской армии. После шести месяцев он уже инструктор, обучает молодых рекрутов, что было редкостью для евреев. Отслужив и отклонив предложение остаться в кадрах, Бельский возвращается домой и, женившись, осел в городе Лида, где для него начинается тихая и спокойная жизнь семейного человека. Вот только спокойной она была недолго. Ибо наступило 17 сентября 1939 г. Будущее рухнуло в одночасье. Чудом, в отличие от своих единоверцев, избежал сталинских лагерей. Но судьба ему уготовила другое, куда более страшное испытание, — немецкую оккупацию.

5 декабря 1941 г. гитлеровцы, оцепив Станкевичи, схватили, зная о проживающей здесь еврейской семье, стариков Бельских. Давида и Бейлу подвергли пыткам, требуя указать, где остальные домочадцы. Ничего не добившись и мстя за неудачно проведенную этническую чистку, оккупанты сожгли, предварительно разграбив, дом, а хозяев, затолкав штыками в автомашину, увезли в Новогрудок, где и бросили в одну из камер городской тюрьмы. Через три дня, 8 декабря, они погибнут вместе с 5 тыс. евреев[80].

Сохранились воспоминания о том страшном дне:

8 декабря семья Бельских уменьшилась на пять человек: не стало родителей, двух братьев и сестры.

Небольшая авторская ремарка: 11 января 1966 г. бывший командир 7-й роты 727-го пехотного полка Иохан Артман, чьи подчиненные устроили зверскую расправу над евреями Новогрудчины, будет оправдан. У районного суда в Траунштайне возникнут сомнения в правдивости показаний… свидетелей^{311}.

Что же касается остальных Бельских, то четыре брата — Тувий (Анатолий), Асаель, Зусь и Арчик[81], обзаведясь оружием, и заложили основу будущего партизанского отряда, командиром которого стал старший из них. А ведь на дворе стоял еще только декабрь 1941 г.!

Деятельность еврейского партизанского отряда можно разделить на два этапа: 1) декабрь 1941 г. — весна 1943 г.; 2) весна 1943 г. — лето 1944 г.

В самом начале первого этапа группа Бельского, как видно из воспоминаний бойцов его отряда, не собиралась вести масштабные боевые действия, «оружием они запасались с целью самообороны и первоначально не имели планов воевать с немцами»^{312}. Но со временем она пополняется друзьями, родственниками и беглецами из Лидского, Новогрудского, Слонимского, Барановичского гетто и Колдычевского концлагеря^{313}. Весной 1942 г., когда к Бельским присоединились семьи Больда и Дентельских, группа насчитывала 20 бойцов.

Командир требовал от партизан жесточайшей дисциплины и неукоснительного выполнения приказов, не останавливаясь и перед крайними мерами наказания. Для ведения боевой деятельности не хватало почти всего — оружия, боеприпасов, взрывчатки, гранат, но самым ощутимым было отсутствие профессионально подготовленных кадров. Поэтому принимается решение организовать лесную школу младших командиров, которую возглавил сам Бельский.

Несмотря на трудности, связанные с необходимостью вести обучение, уже с весны 1942 г. еврейский отряд активно заявил о себе. Бойцы Бельского спиливали телеграфные столбы, резали телефонные линии, взрывали мосты, громили немецкие гарнизоны.

Кроме боевых действий, обычно диверсионного характера, отряд, ряды которого насчитывали около 40 человек, занимался разведкой и контрразведкой. Почти во все оккупационные административные учреждения удалось внедрить своих людей, что давало возможность быть в курсе намерений противника: его передвижения, дислокации, настроений, снабжения, совершенных либо планируемых репрессий. Эти, большей частью фрагментарные, сведения анализировались и обрабатывались группой разведки, а потом передавались командиру.

Разведка Бельского установила связь с Новогрудским, Лидским и Слонимским гетто. Для этого привлекли проверенных людей из числа местных жителей: К. Козловского (белорус), братьев Бобровских[82], Баинского (поляк). Для сбора и дальнейшей переправки в отряд узников, совершивших побег из гетто, действовали явочные квартиры: в деревне Литовка и на ближайших к гетто хуторах. Непосредственно связь осуществлялась через партизана Н. Опенхайна.

За скудностью источников, позволяющих отследить боевой путь большинства еврейских партизанских отрядов, действующих на территории области в 1941–1942 гг., внимания заслуживает следующий нацистский документ:

Приведенный документ уникален. Нацисты указывают, что спецподразделение СС следовало на операцию по уничтожению евреев. Работая над книгой, мы нашли документальное подтверждение тому, что именно евреи, и никто другой, расправились с карателями. Итак, документ — рапорт правительственного советника Юнгвирта министру Восточных территорий Розенбергу от 12.06.1942 г.:

«Авторство» данной операции еще предстоит установить. Достоверно лишь известно, что провел ее не Бельский. Помимо его отряда в регионе активно действовали и другие. Например, еврейские отряды Ш. Зорина и доктора Маркуса Шлема (Атлас)[84] ^{317}.

Деятельность отряда Бельского, личный состав которого насчитывал более 300 человек, не осталась без внимания германских спецслужб, о чем свидетельствуют многочисленные сообщения из самых различных источников, начавшие широким потоком поступать в Берлин^{318}. За голову Бельского и его братьев обещано крупное денежное вознаграждение: 100 тыс. марок. Любой, кто владел и сообщал информацию о местонахождении отряда, освобождался от налогов.

Бельский, вступая на путь борьбы, твердо знал, с кем имеет дело, твердо знал, что его противник не побрезгует любыми провокационными методами, чтобы достичь цели. Бельский неоднократно меняет базу. Она «кочует» по деревням Изва, Зебелево и другим глухим, только ему известным местам. Такая тактика обеспечивала относительно безопасное существование и позволяла успешно избегать организованных немцами облав и нежелательных встреч как с отрядами Армии Крайовой, так и с бывшими советскими военнослужащими.

Для групп самой разнообразной этнической и политической окраски отряд Бельского оказался нежелательным конкурентом. Последовали конфликты, которые возникали не из-за различия идеологий и мировоззрений, а из-за возможности добыть продовольствие и одежду. Когда сферы интересов пересекались, что происходило повсеместно, конфликты перерастали в вооруженные столкновения, в ходе которых имелись потери со всех сторон^{319}.

О том, как делили сферы влияния, то бишь, белорусские деревни, рассказывает бывший боец еврейского отряда Д. Коган:

Проблема обеспечения продовольствием требовала решения. И решали ее предельно просто: продукты у населения забирали силой^{321}. Белорусы, боясь поборов, обращались за помощью к представителям оккупационных властей. Нередко конфликты заканчивались следующим образом:

Об обстоятельствах боя на хуторе Белоруса и гибели еврейских партизан и местных жителей свидетельствуют архивные документы^{323}.

В завершающей стадии 1-го этапа партизанская база Бельского напоминала миниатюрную копию еврейского местечка с населением 1200 человек[86]. Лагерь имел свои «улицы» с землянками по обе стороны. Некоторые землянки были очень большими и вмещали по 30–50 человек. В маленьких землянках жили командиры со своими семьями. В лагере имелись следующие запасы продовольствия:

В истории еврейского сопротивления были свои герои и свои предатели[87]. Одни активно вели борьбу с нацистами, другие — верой и правдой служили им. Мы уже говорили о том, что оккупанты не брезговали никакими провокационными методами, только бы добраться до евреев, взявших в руки оружие. Практиковались эти методы и в борьбе с отрядом Бельского.

Специалисты из немецких спецслужб, понимая, что к Бельскому невозможно внедрить агента не еврея, усиленно искали в еврейской среде предателя. И нашли. Им оказался Хайм Ланцман. По легенде, разработанной в СД, Ланцман оказался в партизанском лагере, заявив, что он житель Новогрудка, остался жив, притворившись мертвым, когда нацисты уничтожили большую группу узников гетто, в числе которых он находился. Однако история, рассказанная «узником», звучала неправдоподобно, да и поведение его настораживало. Вовсю заработали особисты Бельского, которым удалось-таки «разговорить» Ланцмана. Стало известно, что офицеры СД вели Ланцмана больше года. Тот оправдал их надежды, поэтому именно его и направили на базу отряда. В заложниках оставили жену. Партизанский суд приговорил предателя к смерти^{325}.

Возвращаясь к теме «евреи и спецслужбы Гитлера» необходимо отметить: гитлеровской армии служило около 150 тыс. тех, кому Израиль и сегодня без проблем присвоил бы израильское гражданство^{326}. Информацией о некоторых из них мы располагаем:

Агент гестапо Нохен Эпштейн, выполняя приказ, прибывает из Варшавского гетто в Минское, где, как утверждает Н. Счеснович, автор книги «Записки актера и партизана», начал простым полицейским. А затем, внедрившись в среду гетто, донес своим хозяевам о подполье. Арестовали начальника еврейской полиции Розенблата, который собирался с большой группой узников уйти к партизанам. Розенблата пытали: выкололи глаза, отрезали уши, выломали зубы, а затем расстреляли. Должность начальника еврейской полиции занял Эпштейн. Но и он, как сообщает Н. Счеснович, был расстрелян при ликвидации гетто^{327}.

Вот еще пример на эту тему. Автор книги «Свет не без добрых людей» И. Гальперин, еврей по национальности, во время оккупации служил переводчиком в Forstschutzkommando («Лесная стража») воинской части ВВС Германии, командиром которой был Ганс Канцов. Штаб части находился в Барановичах^{328}.

О сотрудничестве евреев с нацистами, считаем мы, необходимо отдельное самостоятельное исследование. А пока из опубликованных в прессе материалов видно следующее: судят и довольно часто. невиновных. Вот что, к примеру, сообщает эмигрантская газета «Беларускі голас»:

А вот выдержки из статьи «Угнетал своих, но ему — можно!» (Беларускі голас):

А теперь вернемся к первому этапу. В целом его можно охарактеризовать как время формирования еврейского партизанского отряда: создание организационного ядра (командир Тувий Бельский, заместитель — Асаель Бельский, начальник штаба — М. Лазарь), накопление оружия, выработка методов борьбы, создание агентурной сети. Отряд являл собой мобильное, хорошо вооруженное и подготовленное подразделение, способное выполнять самые разнообразные боевые задачи.

Советских партизан первые два года войны на территории области вообще не было. Даже если теоретически допустить возможность обратного, то, по утверждению историка Ю. Веселковского, все они «сидели тихо и их нельзя было назвать партизанами. Никакой боевой деятельности они не вели»^{330}.

Отсутствие боеспособных партизанских формирований подтверждается также советскими и зарубежными историками^{331}. Фон Гервардз, офицер вермахта, а до начала советско-немецкой войны сотрудник Германского посольства в Москве, сообщает:

Далее бывший дипломат отмечает:

Нельзя отрицать наличия в области остаточных групп войск Красной Армии, которые, согласно точке зрения профессора И. Тимоховича,

Об этом сообщают и немецкие источники. Так, Ален Кларк, автор книги «Барбаросса», пишет:

Если говорить о советских источниках, необходимо остановиться на постановлениях ЦК КП(б)Б «О мерах по дальнейшему развитию партизанского движения в западных областях Беларуси», датированном 26–28 февраля 1943 г. и «О дальнейшем развертывании партизанского движения в западных областях Белоруссии от 22.06.1943 г.»^{335} Белорусский историк В. Лемешенок, автор работ, посвященных партизанскому движению, выделяет главную причину отсутствия такового:

Пишет об этом и К. Т. Мазуров, уполномоченный ЦК КП(б)Б и ЦШПД по руководству партизанским движением и созданию партийного и комсомольского подполья в Барановичской области:

Как видим, все слухи о наличии подполья в первые годы оккупации в Барановичах (и не только) — преувеличены. Точку зрения бывшего кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС поддержал в 1982 г. Институт истории партии при ЦК КП(б)Б. Из справки института от 04.05.1982 г.:

Есть еще свидетельство, которое, считаем мы, заслуживает особого внимания. В 1983 г. Институт истории партии при ЦК КПБ выпустил работу «Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944 г.)». Так вот на странице 26 в таблице «Количество партизанских бригад и отрядов, действовавших на оккупированной территории Барановичской области в годы Великой Отечественной войны» в графе «1941 год» стоит прочерк^{339}.

Советские историки, доказывая обратное, будут ссылаться, что и делают с 1944 г., на партизанский отряд В. Коржа. Да, такой отряд, если верить партийным документам, действительно был. Но вовсе не в Барановичской, а в Полесской области. Про организацию первых отрядов в Западной Беларуси генерал и герой СССР В. Корж писал в своей «Докладной записке»:

Есть в «Записке» и другая, для нас не менее любопытная информация — оценка руководителей партизанского движения Беларуси:

А теперь, что касается самого Коржа и его отряда, о котором принято говорить как о первом партизанском формировании. Свидетельствует Илья Борисов, автор книги «Человек из легенды», посвященной К. Орловскому. 22 июня 1942 г., сообщает И. Борисов, капитан государственной безопасности Орловский, прибывший из Китая, где он выполнял «интернациональный» долг, в Москву, явился за назначением в НКВД СССР. Попал он на прием к одному из заместителей наркома. Между ними произошел следующий разговор:

Опираясь на многочисленные источники и, что важно, на большое количество мемуарной литературы[90], посвященной советскому сопротивлению, необходимо выделить 4 категории граждан, составивших основу советских партизанских отрядов, местом дислокации которых стала территория Барановичской области:

1) Военнослужащие Красной Армии, так называемые окруженцы, осевшие в населенных пунктах («примаки»): а) не успевшие уйти за линию фронта; б) совершившие побег из немецкого плена.

2) Партийный, советский и комсомольский актив среднего звена (район — город — поселок), так называемые восточники, по каким-либо причинам не сумевшие уйти с советскими войсками.

3) Евреи, скрывающиеся от немецких репрессий.

4) Сотрудники НКВД и их «подопечные» — уголовники[91].

Теперь зададимся вопросом: имелись ли предпосылки для развития советского сопротивления в области? Документы, которые мы изучили, дают однозначный ответ: нет^{342}. На это имелись свои причины:

1) отсутствие организационных и материальных условий;

2) отсутствие общественно-политических условий;

3) отсутствие надлежащих социальных условий;

4) отсутствие единого руководящего центра, способного возглавить партизанское движение;

5) эффективная деятельность немецкого репрессивного аппарата и спецслужб;

6) отказ отдельных членов диверсионных групп, заброшенных в область, от дальнейшей борьбы с нацистами.

Остановимся подробно на некоторых из них, которые, по нашему мнению, заслуживают особого внимания.

Как мы уже сказали, первая причина заключалась в отсутствии организационных и материальных условий развития партизанского движения. Известно, что накануне советско-немецкой войны вопросам партизанской борьбы не уделялось должного внимания. Военная доктрина и воинские уставы СССР ориентировали народ на то, что если война будет развязана империалистами, то она будет вестись на территории противника, что в условиях массового применения танковых войск и авиации партизанское движение не будет иметь важного значения. Правда, в первой половине 30-х гг. высшее политическое и военное руководство советского государства допускало возможность применения партизанских форм борьбы в случае вторжения армии иноземных захватчиков на территорию Советского Союза. Так, в мае 1930 г. К. Орловский, С. Ваупшасов, В. Корж, А. Рабцевич и А. Спрогис начали заниматься организацией и боевой подготовкой партизанских кадров в БССР.

Идея создания учебных партизанских отрядов принадлежала Ф. Э. Дзержинскому. Еще 18.02.1925 г. он представил проект формирования строго законспирированных небольших, но хорошо обученных и вооруженных групп. В случае войны и захвата противником советской территории эти группы должны были поднять партизанскую войну и дезорганизовать вражеский тыл^{343}. Предложения Дзержинского, горячо поддержанные военачальниками М. Н. Тухачевским и И. Э. Якиром, были одобрены. Реввоенсовет СССР разработал организационные мероприятия по партизанской борьбе в тылу врага в будущей войне.

Поручая своему заместителю В. Р. Менжинскому основательно заняться вопросами подготовки партизанских кадров, Дзержинский незадолго до своей смерти писал:

В Беларуси заранее были сформированы партизанские отряды и диверсионные группы, в состав которых входили: подрывники-минеры, пулеметчики, снайперы, парашютисты, радисты; созданы базы оружия, боеприпасов и продовольствия; в специальных школах готовились кадры руководителей партизанского движения.

В Беларуси сформировали несколько отрядов: Минский, Бобруйский, Слуцкий, Мозырский, Полоцкий. Минский отряд возглавил С. Ваупшасов, Слуцкий — В. Корж. Командиром Бобруйского отряда был назначен К. Орловский. Количество личного состава в каждом из отрядов колебалось от 300 до 500 бойцов и командиров.

Вся эта работа проводилась, конечно, в глубокой тайне. Секретными были и проведенные в августе 1932 г. под Москвой Бронницкие тактические маневры-учения, будущих партизан, предусматривающие высадку в тылу «врага» партизанского десанта. В учениях участвовали части дивизии особого назначения, Высшая пограничная школа, академии и училища. На маневрах присутствовали нарком обороны К. Е. Ворошилов, его заместитель М. Н. Тухачевский.

В том же, 1932 г. группа чекистов, среди которых находились К. Орловский и С. Ваупшасов, была награждена орденами Трудового Красного Знамени БССР — «за активное участие в организации партизанских отрядов…»[92]

В конце 30-х гг., буквально накануне Второй мировой войны, партизанские отряды были расформированы, закладки оружия и боеприпасов изъяты. Всего, по оценкам исследователей, из тайников извлекли 150 пулеметов, 50 тыс. винтовок, амуницию и динамит^{346}. Сама работа по подготовке к партизанской борьбе была свернута.

Вторая причина. Она заключалась в том, что в области отсутствовали социальные условия для развития партизанского движения. Западные историки, ссылаясь на немецкие архивы, рисуют следующую картину: в начале советско-немецкой войны значительная часть местного населения вела себя пассивно, занимала нейтральную, выжидательную позицию по отношению к немецким войскам. Люди, враждебно реагируя на действия остаточных групп Красной Армии, активно выступали против них ради сохранения своего имущества^{347}. Советские диверсанты и разведчики тоже вначале не находили поддержки у местного населения, их зачастую выдавали оккупационным войскам, а те арестовывали их и расстреливали^{348}.

Подобное поведение жителей Барановичской (и не только) области было вполне мотивированно: многие были недовольны предвоенной политикой советского правительства, которое, лишив людей земли и свободы, широко применяло репрессии, аресты и расстрелы.

И последнее. Были случаи, когда руководители диверсионных групп, прибывшие в область по заданию советских властей, отказывались от ведения партизанской борьбы. Группы распускались, бойцы избавлялись от оружия и расходились по домам. Например группа В. Басариновича, направленная в ноябре 1941 г. Разведуправлением РККА в область — «для проведения разведывательной работы». Спецподразделение, оказавшись на оккупированной территории, по предложению командира, Басариновича, направилось в Ляховичский район, к его отцу. Здесь состоялась встреча с братом отца, Станиславом, который возглавлял местное отделение Белорусской народной самопомощи. Он и убедил советских диверсантов отказаться от выполнения приказа Москвы, рассказав о событиях, происходящих в обществе. Разведчики, узнав правду, разошлись по домам, а сам командир устроился работать в немецкую заготовительную организацию бухгалтером^{349}.

Теперь о группах военнослужащих, действующих, как утверждает советская историография, в области. Документально подтверждается наличие 30 таких формирований[93].

Да, они вступали в вооруженное столкновение с нацистами. Мы уже говорили об этом. Но деятельность их была крайне пассивной, и это серьезно беспокоило Москву. Чтобы изучить ситуацию на местах, в Беларусь убыл уполномоченный ЦК КП(б) Украины И. Сыромолотный. И вот что он доложил в столицу:

В Кремле сделали оргвыводы. Руководство партизанским движением возложило на Генштаб Красной Армии, а 30 мая 1942 г. при Ставке Верховного Главнокомандования создается Центральный Штаб партизанского движения (ЦШПД). П. Паномаренко, получив звание генерал-лейтенанта, возглавил этот штаб. 9 сентября 1942 г. создается Белорусский штаб партизанского движения, который возглавил 2-й секретарь ЦК КП(б)Б П. Калинин, его заместителями в разное время работали секретари ЦК КПБ Г. Эйдинов, И. Ганенко и И. Рыжиков, заместитель председателя СНК БССР И. Крупеня, генерал-майор И. Артемьев, заведующие отделами ЦК КП(б)Б А. Прохоров и В. Закурдаев. Перед ЦШПД выдвигались задачи: развернуть партизанское движение, организовать и координировать боевые действия партизанских сил в соответствии с планами Кремля^{351}.

Думается, читателям небезынтересно будет узнать дополнительную информацию о сталинском «гауляйтере» в Беларуси — Пономаренко. Родился Понтилеймон Кондратьевич в 1902 г. в Краснодарском крае. С 1938 г. — в аппарате ЦК ВКП(б), точнее, в организационном отделе. Кстати, в том самом отделе, по предложению которого принимается специальное постановление СНК СССР об усилении органов безопасности. Для сотрудников НКВД были установлены специальные звания на три ступени выше, чем в Красной Армии, а денежное содержание, естественно, увеличилось в четыре раза. Было предусмотрено, что за проведение «операций» (читай, массовых расстрелов невинных людей) сотрудники спецслужб могли представляться к награждению боевыми орденами и медалями. Служба карателей получала неограниченные полномочия.

В 1938 г. друг советских чекистов Пономаренко назначается на пост Первого секретаря ЦК Компартии Беларуси. Судьбы его предшественников по партийной линии таковы: Богуцкий — расстрелян, Кнорин — ликвидирован, Осадкин — расстрелян, Гамарник — покончил с собой, Гай — ликвидирован, Шарангович — расстрелян, Волков — ликвидирован; предшественники Пономаренко по линии Совнаркома и ЦИК БССР: Змитро Жилунович (писатель Тишка Гартны) — сошел с ума от пыток и умерщвлен в могилевской психбольнице НКВД (1937), Язеп Адамович застрелился перед арестом; Николай Голодед покончил с собой, выбросившись из окна здания НКВД на мостовую; Валькевич и Ковалев — бесследно исчезли; Червяков — покончил с собой.

После вступления РККА в Западную Беларусь (сентябрь 1939 г.) по приказу Пономаренко была запущена планомерная и целенаправленная кампания против белорусов, евреев, поляков — всех, кто не очень-то стремился под солнце сталинской конституции. Массовые репрессии 1939–1941 гг. носили четко выраженный планомерный характер и осуществлялись советскими карателями под руководством «родной и любимой» партии, политику которой четко и неукоснительно проводил «товарищ» Пономаренко, набивший руку в орготделе ЦК ВКП(б).

«Проявил» себя Пономаренко и в июне 1941 г., когда ему положили на стол информацию руководителей Западного особого военного округа, в которой сообщалось следующее: «22 июня командование германской армии готовит нападение на СССР». И что же Пономаренко? Он проигнорировал сообщение разведки, и доклад о предстоящей войне в Москву не пошел.

Было еще время подготовить войска к войне, а людей — к эвакуации. Было время для подготовки партизанского и подпольного движения. Но Пономаренко ничего не сделал. Он спасал себя. Вовремя доложившись, занимает следующие посты — начальник Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования, член военных советов Западного, Центрального, Брянского, Первого Белорусского фронтов.

С 1944 по 1948 г. Пономаренко — председатель СНК, а затем Совета министров БССР (одновременно с партийной должностью Первого секретаря). С 1948 по 1953 г. (год смерти Сталина) — секретарь ЦК ВКП(б). В 1953–1954 гг. — министр культуры СССР и одновременно министр заготовок. С февраля 1954 г. — Первый секретарь ЦК КП Казахстана. С 1955 г. — посол в Индии и Непале. С 1959 по 1962 г. — в Нидерландах, а с 1962 по 1964 г. — представитель СССР в Международном агентстве по атомной энергии. С 1965 г. — преподаватель Академии общественных наук при ЦК КПСС, исследователь истории партизанского движения и коммунистического подполья. Член ЦК КПСС и Президиума ЦК КПСС (при Сталине), депутат Верховного Совета СССР.

Награды: 4 ордена Ленина (1-й орден — «за заслуги в деле освобождения Западной Беларуси» в сентябре 1939 г.; 2-й — за депортацию граждан Беларуси в 1939–1940 гг. в советские лагеря смерти; 3-й — за расстрелы заключенных летом 1941 г.; 4-й — «за плодотворную и активную деятельность»); орден Октябрьской революции (за то, что дожил до пенсии); полководческий орден Суворова, орден Отечественной войны первой степени (хотя даже близко к фронту никогда не приближался); орден «Знак Почета» (известный в народе, как «веселые ребята»).

Уж очень стремился советский «гауляйтер» получить Героя. Но не дали.

В энциклопедическом издании «Великая Отечественная война 1941–1945 гг.» отмечается, что П. К. Пономаренко занимался подбором кадров для руководства партизанским движением. Да, это так. Но, похоже, гораздо более активно он работал не над взращиванием кадров, а над созданием в Беларуси собственного культа. Причем, тесня при этом даже самого главного кремлевского диктатора. Судите сами: на территории одной только Барановичской области действовало 5 партизанских формирований, носящих имя Пономаренко (Сталина — 3), а по всей Беларуси — 24 (Сталина меньше — 23). Может, Пономаренко стремился и орден своего имени учредить вместо ордена Отечественной войны?

И еще один штрих к портрету Пономаренко. Он несет прямую ответственность за то, что лишь мизерная часть из более чем миллионного еврейского населения Беларуси в начале войны была эвакуирована или сумела бежать на восток. Подавляющее большинство же — более 800 тыс. человек — с невиданной жестокостью было уничтожена в гетто. И он же, Пономаренко, осенью 1942 г. отправил командованию партизанских формирований Беларуси радиограмму: евреев, бежавших из гетто, в партизанские отряды не принимать. Это по вине «партизана № 1» было полностью ликвидировано Минское гетто, уничтожена половина населения столицы, ликвидировано городское подполье (об этом рассказ впереди).

А теперь рассмотрим, как Пономаренко руководил советскими партизанами. Первое, с чего он начал, — с подготовки кадров. В 1941 г. эту задачу осуществляли многие органы: подпольные республиканские и областные, партийные комитеты (кроме Барановичского), Главное политуправление Красной Армии, военные советы фронтов, НКВД, органы госбезопасности. Это нередко порождало неразбериху, параллелизм в постановке задач, приводило к напрасной гибели людей и иным отрицательным последствиям.

Полигоны смерти.

Имеющиеся в нашем распоряжении многочисленные архивные документы позволяют выделить следующие учебные центры, где проходили диверсионную подготовку лица, которые в дальнейшем направлялись в Барановичскую область:

1) Оперативно-учебный центр по подготовке специалистов подпольной и партизанской борьбы. Создан при штабе Западного фронта. Основание: приказ Командующего войсками фронта маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и постановление ЦК КП(б)Б от 13.07.1941 г. Центр размещался в районе деревень Ченки и Марковичи под Гомелем. Программа обучения — 30 часов занятий. Курсанты изучали стрелковое оружие, минно-подрывное дело, тактику партизанских действий, основы конспирации и способы ведения разведки[94].

2) Центральные специальные школы (ЦСШ). Созданы распоряжением Государственного Комитета Обороны в январе 1942 г. Всего было три таких школы: школа № 1 готовила партийных и комсомольских работников; школа № 2 занималась подготовкой организаторов партизанского движения, руководящего состава партизанских отрядов (командиры, комиссары, начальники штабов) и инструкторов минно-подрывного дела; школа № 3 обучала радистов-операторов.

3) Специальные курсы по подготовке групп для заброски в тыл противника. Созданы в апреле 1942 г. согласно постановлению ЦК Компартии Белоруссии. Размещались недалеко от города Мурома Владимирской области и вошли в историю под названием «особый белорусский сбор», поскольку комплектовались за счет лиц белорусской национальности, находившихся в Красной Армии и советском тылу. Персональный отбор курсантов и формирование групп на курсах осуществлял ЦК КПБ[95]. Наркомат обороны СССР откомандировал 2500 военнослужащих-белорусов на эти курсы.

4) Белорусская школа подготовки партизанских работников (БШПР). Создана в декабре 1942 г. на базе курсов («особого белорусского сбора»). В БШПР одновременно занималось от 170 до 200 человек. Учебная программа была рассчитана сначала на 20 дней, а в дальнейшем увеличена до 2 месяцев. Школа, кроме основной учебной базы, которая находилась на станции Сходня Московской области, развернула филиал на Калининском фронте[96].

5) Войсковая часть особого назначения НКВД СССР № 9903. С июля 1941 г. часть, которой командовал майор Строгис, размещалась в Кунцево на территории детского сада под Москвой. Курс обучения колебался от 3 до 10 дней. Курсантов — детей 14–18 лет, большинство из которых являлись школьниками[97], учили взрывать мосты, прививали навыки быстро, не оставляя следов, сжигать жилые дома. «Практику» диверсанты проходили в Подмосковье. Достоверно известно: с 18 по 25.11.1941 г. ими было «дотла сожжено 53 населенных пункта. В огне погибли тысячи советских людей. Еще тысячи остались без крова»^{352}.

6) Школа подготовки партизанских кадров. Размещалась в деревне Марковичи Тереховского района Гомельской области. Основанием создания школы явилось постановление ЦК КП(б)Б от 18.07.1941 г. Имелся филиал школы в Мозыре. Одновременно в школе и филиале обучалось от 200 до 400 человек. Курс подготовки: 10 дней. Имелось отделение по подготовке женщин-разведчиц, на котором прошли обучение 60 девушек. С июля по август 1941 г. школа подготовила 3490 диверсантов. Когда немецкие войска оккупировали территорию Гомельской области, школа перебазировалась в Брянск, затем Тулу, Рязань и Москву. Всего на базе этого заведения подготовлено около 200 боевых групп численностью до 1500 человек^{353}.

7) НКВД БССР. 22 июня 1941 г. НКВД БССР привел в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат. Однако только 1 июля 1941 г. Наркомат внутренних дел СССР принял директиву № 168 о задачах органов внутренних дел в условиях военного времени. Казалось бы, НКВД БССР должен был сыграть главную роль в развертывании борьбы в тылу врага, ведь более 2 тыс. оперативных работников, а также штатные негласные сотрудники НКВД БССР и ее агентурно-осведомительная часть могли бы составить ядро советского сопротивления на оккупированной территории. Этого не произошло.

Тем не менее до конца 1941 г. НКВД создал для заброски в оккупированные районы республики 15 партизанских отрядов с общим количеством бойцов 758 человек, а также 45 оперативных групп, насчитывавших 1259 человек. Их основу составили сотрудники республиканских НКВД, милиционеры и курсанты Могилевской межкраевой школы НКВД (начальник школы майор госбезопасности Калугин).

Кроме создания партизанских отрядов и оперативных групп, для проведения разведывательно-диверсионной работы в Беларуси НКВД БССР подготовило и оставило на оккупированной территории 1192 агента. Для осуществления диверсий 287 агентов были объединены в 73 диверсионнотеррористические резидентуры. Но, как мы уже отмечали, спецподразделения со своей миссией не справились. Поэтому начало партизанской войны и зафронтовой работы органов госбезопасности в 1941 г. можно считать чистой импровизацией.

Минский историк И. Валахович, автор работы «Неизвестная война-3», выделяет ряд причин, которые, по его мнению, объясняют это: плохое вооружение, продовольственное и вещевое снабжение, отсутствие опыта ведения партизанской войны, недооценка противника и др.^{354}

Из докладной записки заместителя начальника УНКВД по Барановичской области Зайцева, возглавлявшего в июне-сентябре 1941 г. Червенский партизанский отряд НКВД:

Столкнувшись с отказом населения оказывать помощь продовольствием (и не только), чекисты (ни один партизанский отряд, ни одна опергруппа НКВД БССР)

В Кремле это вызвало шок. Для руководителей диверсионных подразделений вводилась особая система стимулирования — политика пряника и кнута. Осел по ту сторону фронта — Герой, не сумел — трибунал. В своих воспоминаниях «На тревожных перекрестках» (М., 1974. с. 233–234) о создании «организующих центров народной войны, вносящим в партизанское движение коммунистическую сознательность, воинскую четкость и железную дисциплину», известный сталинский боевик С. А. Ваупшасов пишет:

8. Особая группа при Наркоме внутренних дел СССР. Создана приказом Л. Берии 5 июля 1941 г. Руководство: П. Судоплатов (начальник), Эйтингон, Мельников, Какучая (заместители), Серебрянский, Маклярский, Дроздов, Гудимович, Орлов, Киселев, Масся, Лебедев, Тимошков, Мордвинов (направленцы по Прибалтике, Беларуси, Украине). Задачи особой группы (ОГ): ведение разведопераций против Германии и ее сателлитов, организация партизанской войны, создание агентурной сети на оккупированной территории.

При ОГ создается войсковое соединение — отдельная мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН НКВД СССР), которой командовали в разное время комбриг П. М. Богданов, В. В. Гриднев и Орлов. Под своим началом ОГ имела более 25 тысяч солдат и офицеров, из них 2 тыс. иностранцев[98].

Комплектование ОГ и ОМСБОН НКВД СССР проводилось:

1) Из Коминтерна. Димитров, Ибаррури, Мануильский с согласия Сталина передали всех боеспособных политэмигрантов, состоящих на учете в Коминтерне, в том числе участников интернациональных бригад в Испании. Всего несколько сотен человек.

2) Из ЦК ВЛКСМ. Заведующий военным отделом ЦК комсомола Шелепин передал более 700 добровольцев, мобилизованных по разверстке ЦК ВЛКСМ.

3) Из Центрального ордена Ленина института физической культуры. Проректор ЦИФК Чикин передал свыше 400 студентов и преподавателей, а также спортсменов и мастеров спорта спортивных обществ Москвы — 600 чел., альпинистов — 100 чел.

4) Из органов милиции и пожарной охраны НКВД СССР.

5) Из Высшей школы НКВД СССР.

6) Из дивизии им. Дзержинского — рота саперов.

7) Из центрального аппарата НКВД СССР и их периферийных органов.

8) Из тюрем и лагерей СССР. По приказу Берии выпустили на свободу большую группу оперативных работников НКВД и разведки.

9) Из числа уволенных ранее чекистов.

10) Из состава негласного спецаппарата оперативных управлений и отделов НКВД СССР.

11) Из ВВС Красной Армии — эскадрилья транспортных самолетов и бомбардировщиков дальнего действия; отборное подразделение десантников.

В октябре 1941 г. ОГ реорганизуется в самостоятельный 2-й отдел НКВД, который по-прежнему находился в непосредственном подчинении Берии. В 1942 г. производится реорганизация советских разведорганов. В Генштабе создаются два разведуправления: одно (во главе с Кузнецовым) — для обслуживания нужд фронтов и ставки, другое (Ильичев) — для координации закордонной разведки в странах, в том числе и США, не ставших немецкими оккупационными зонами. Создается самостоятельный отдел (Селивановский) по заброске агентуры и диверсионных групп в немецкий тыл в военной контрразведке СМЕРШ (1943). Действовал разведывательный отдел в ЦШПД.

Особая группа — 4-е Управление НКВД и ее войсковые соединения, как следует из официальных документов, создали и направили в Беларусь первые партизанские истребительные группы[99]. Всего в тыл противника убыло более 2-х тысяч оперативных групп общей численностью 15 тысяч человек^{357}.

Партизанскому движению, свидетельствует мировая практика, предшествует большая организаторская работа, чего, как мы видим, в Барановичской области не было. Москва начала с диверсионных групп, личный состав которых, укомплектованный чекистами, имел большой опыт военной и партизанской деятельности. В 1942 г. в Барановичскую область прибыло 10 организаторских групп, в 1943 г. в западные области Беларуси, в том числе и Барановичскую, соответствено 9 партизанских бригад, 10 отдельных отрядов, 15 организаторских групп. Также боевыми рейдами туда передислоцировали более 10 тыс. советских партизан^{358}. Всего, по данным советских источников, в Барановичскую область ЦК КП(б)Б направил более 600 руководящих работников в составе партизанских, диверсионных, специальных и других групп^{359}.

Москва приходит «на помощь».

Прежде, чем приступить к исследованию динамики развития советского партизанского движения в области, необходимо обратить внимание на появлении там Барановичского подпольного обкома КП(б)Б. Такая периодичность изложения событий диктуется необходимостью подчеркнуть, что «всенародная борьба» была инициирована Москвой, а не самим населением, как об этом утверждает советская историография.

Итак, в конце 1942 г. ЦК КП(б)Б разработал план переброски в Барановичскую область группы партийных работников — подпольного комитета партии во главе с секретарем обкома В. Е. Чернышевым[100]. Операция возлагалась на оперативных сотрудников БШПД Калининского фронта. О составе, руководителе и задачах группы знали немногие. Все прояснилось на аэродроме Старая Таропа, где были готовы к вылету шесть самолетов с планерами. В ночь с 17 на 18 марта 1943 г. (по другим данным в ночь с 18 на 19 марта) самолеты, вылетев с Большой земли, приземлились на партизанском аэродроме бригады «Железняк» около районного центра Бегомль Минской области. Так начался отсчет деятельности Барановичского подпольного комитета партии, в состав которого помимо Чернышева («Платона») входили Е. Д. Гапеев («Соколов»)[101], Г. А. Сидорок («Дубов»), С. П. Шупеня[102], помощник Чернышева В. З. Царюк[103]. (В немецкий тыл десантировались также Ф. Д. Ковалевский и адъютант «Платона» — И. В. Сачивко). Был и еще один помощник, без которого, считали в Кремле, миссия партдесанта была бы невыполнима, — подполковник государственной безопасности Д. М. Армянинов («Донской»)^{360}.

Организаторская группа убывает в деревню Карповичи Ильянского района Виленской области, откуда берет путь в Налибокскую пущу, куда и прибывает в конце марта, обосновавшись в бригаде им. Чкалова, дислоцировавшейся на территории Ивенецкого района^{361}.

О том, как развивалось советское партизанское движение, рассмотрим на следующем материале, позаимствованном из советских источников, которые позволяют выделить следующие пять групп, которые и заложили будущие очаги сопротивления в Барановичской области: 1) партизанские формирования, созданные из военнослужащих Красной Армии; 2) партизанские отряды, основу которых заложили местные жители; 3) отряды, бригады и группы, прибывшие из других областей Беларуси; 4) отряды, сформированные на базе диверсионно-разведывательных, организаторских, инициативных групп.

ПЕРВАЯ ГРУППА. Партизанские бригады.

1942 г.: «Ленинская» (декабрь). 1943 г.: «Первомайская» (май), им. Кирова (июнь), им. К. Е. Ворошилова (ноябрь), «Победа» (декабрь), «25 лет БССР» (декабрь).

1944 г.: им. А. В. Суворова (март), «Первая Белорусская кавалерийская Бригада» (23 августа).

Отряды. 1942 г.: им. К. Е. Ворошилова (март), «Грозный» (апрель), «1 Мая» (апрель), им. М. В. Фрунзе, «Борьба» (май), им. А. В. Суворова (Стрелкова) (май), им. Г. И. Котовского (июнь), пулеметно-артиллерийский, Первый кавалерийский, Второй кавалерийский (август), им. Чапаева (сентябрь), «Искра» (ноябрь).

1943 г.: «Октябрьский» (13 февраля), «Балтиец» (6 мая), им. Г. К. Орджоникидзе (19 июня), «Ленинский» (2 июля), им. М. Калинина (август), им. С. М. Буденного (октябрь), им. А. А. Жданова (ноябрь), «Красногвардейский» (29 декабря), «За Советскую Белоруссию» (19 декабря), им. Д. Фурманова (декабрь), «25 лет БССР» (31 декабря), им. И. В. Сталина (декабрь).

1944 г.: «Мститель», им. М. И. Кутузова (8 марта), им. П. К. Пономаренко (март), им. И. В. Сталина (2 марта).

Всего: бригад — 8; отрядов — 28.

ВТОРАЯ ГРУППА. Партизанские отряды, костяк которых составило местное население.

1942 г.: «Первый Комсомольский» (август).

1943 г.: им. Я. Коласа, «Разжаловичский», «Залужский», «Туховичский» (декабрь).

1944 г.: «Калковский» (апрель), им. С. Г. Лазо (29 июня).

Всего: отрядов — 7.

ТРЕТЬЯ ГРУППА. Партизанские формирования, прибывшие в Барановичскую область из других областей Беларуси.

Бригады. 1942 г.: 18-я им. М. В. Фрунзе (17 сентября прибыла в Клецкий р-н из Ивенецкого р-на Минской обл.);

1943 г.: 20-я им. В. С. Гризодубовой (в июле передислоцировалась из Люблинского р-на Минской обл. в Бытенский р-н);

1944 г.: им. К. К. Рокоссовского (январь).

Отряды. 1942 г.: 620-й (прибыл из Заславльского района Минской обл. в Воложинский р-н), им. И. П. Кузнецова (прибыл из Радошковичского р-на Вилейской обл. в Воложинский р-н; май), им. С. М. Буденного (из Заславльского р-на Минской обл. в Ивенецкий р-н; июнь), 125-й (из Дзержинского р-на в Ивенецкий р-н; июнь), им. В. П. Чкалова (№ 621) (прибыл из Заславльского и Дзержинского р-нов Минской обл. в Юратишский р-н; 28 декабря), им. Г. К. Жукова (из Минской обл. в Ляховичский р-н; 28 декабря).

1943 г.: 4-я рота отряда «Мститель» бригады «Народные мстители» им. В. Т. Воронянского Минской обл. (прибыла в Ивенецкий р-н; апрель). Отдельный отряд им. С. М. Кирова (прибыл из Новосибирской обл. в Клецкий и Ляховичский р-ны; май), им. Ф. Э. Дзержинского (октябрь), Отдельный отряд им. А. А. Жданова (прибыл из Минской обл. в Несвижский и Столбцовский р-ны; август). «Бесстрашный» (из Витебской обл. в Новогрудский и Кореличский р-ны; ноябрь).

1944 г.: им. К. К. Рокоссовского, 620-й отдельный отряд им. В. И. Чапаева (прибыли из Кличевского р-на Могилевской обл. в Клецкий р-н; январь), 200-й отдельный отряд (передислоцировался из Могилевской обл. в Клецкий р-н; январь), им. Д. А. Фурманова (апрель).

Всего: бригад — 3; отрядов — 16.

Переформирования бригад и отрядов, сформированных на базе прибывших в область отрядов и бригад.

Бригады. 1942 г.: им. И. В. Сталина создана 19.11.1942 г. на базе 125-го отряда, прибывшего в июне 1942 г. из Дзержинского р-на в Ивенецкий р-н; им. Чкалова — образована в ноябре месяце на базе 620-го и 621-го отрядов, прибывших из Заславльского р-на.

1943 г.: им. Н. А. Щорса (ноябрь). Сформирована на базе отряда Н. А. Щорса, сформированного из групп во главе с С. С. Ключником, которые выделились в феврале из отряда им. В. П. Чкалова, бригады им. В. П. Чкалова; им. П. К. Пономаренко (декабрь) — на базе отряда им. С. М. Буденного; им. Ф. Э. Дзержинского (октябрь), им. В. И. Чапаева (12 декабря) — на базе 125-го отряда.

1944 г.: 19-я бригада им. В. М. Молотова (январь).

Отряды. 1942 г.: «Большевик», им. А. В. Суворова, им. Ф. Э. Дзержинского — выделены из отряда № 125 (ноябрь); им. И. П. Кузнецова — выделен из отряда № 620 (июнь).

1943 г.: им. А. Я. Пархоменко (май), им. П. К. Пономаренко, им. А. А. Жданова, им. К. Е. Ворошилова (октябрь) — на базе 125-го отряда; им. С. М. Кирова (19 февраля), «За Советскую Родину» (30 апреля), «За Советскую Белоруссию» (май), им. А. А. Андреева (октябрь) — на базе 620-го отряда; «26 лет Октября» (26.09.1943) — на базе бригады им. В. П. Чкалова; «25 лет БССР» (декабрь) — на базе отряда им С. М. Буденного; им. С. К. Тимошенко (декабрь) — на базе отряда Буденного; им. Н. Н. Воронова (декабрь) — на базе отряда им. С. М. Буденного; им. А. М. Василевского (декабрь) — выделен из отряда им. С. М. Буденного; 106-й отдельный отряд (апрель) — на базе отряда им. С. М. Буденного; им. М. И. Кутузова (апрель) — на базе отряда «Мститель» Минской области.

1944 г.: им. Я. М. Свердлова (7 января) — на базе отряда № 125; им. Г. М. Маленкова (27 января), «Штурм», резервный отряд (январь), им. П. А. Алыбина (март) — на базе 620-го отряда; им. И. В. Сталина (январь) — на базе штабной роты бригады им. Сталина.

Всего: бригад — 8; отрядов — 26.

ЧЕТВЕРТАЯ ГРУППА. Формирования, образованные на базе диверсионно-разведывательных, организаторских, инициативных групп, заброшенных на территорию Барановичской области.

Бригады. 1943 г.: им. Ленинского комсомола (сентябрь) — на базе инициативной группы А. В. Станкевича («Бригада Дяди Васи» Минской обл.); 1-я Барановичская бригада (ноябрь) — на базе группы Г. И. Безлюдова, «Котовцев», «Десантников», «Лешки»; «Вперед» (ноябрь) — на базе отряда «Большевик», «Сибиряк» и др.; им. Г. К. Жукова (март) — на базе групп Н. А. Сорокина, Д. П. Шаркевича, С. С. Ключко; «Комсомолец» (декабрь).

1944 г.: им. А. Невского (апрель) — на базе инициативных групп А. Г. Байкова, Н. М. Гаврилова и В. П. Богатырева, Ф. У. Шаченкова, прибывших из Минской обл.

Отряды. 1942 г.: им. Ф. Э. Дзержинского (апрель) — на базе групп П. А. Александрова и П. П. Федосеева; им. А. В. Суворова (октябрь) — на базе группы Н. А. Сорокина; им. Н. Н. Воронова (декабрь) — на базе группы Д. П. Шаркевича («Данилы»); им. М. В. Фрунзе (август) — на базе групп Ф. И. Серебрякова и М. Ф. Дегтярева; им. Ф. Э. Дзержинского (сентябрь) — на базе группы И. С. Кушнера.

1943 г.: «Октябрь» (январь) — на базе групп Н. В. Ковалева, Г. И. Безлюдова, М. И. Ильинича, С. П. Лесничего; им. К. К. Рокоссовского (март) — на базе группы С. С. Ключко, прибывшего в Барановичскую обл. по заданию Кличевского подпольного центра Могилевской обл.; им. С. Г. Лазо (апрель) — на базе групп А. Ф. Астапова, А. А. Адамова; им. М. И. Калинина — на базе групп И. В. Шеметовца, В. И. Боженко; им. А. В. Суворова (май) — на базе группы И. С. Кушнера; им. Н. А. Щорса (май) — на базе группы С. С. Ключника; «Орел» (май) — на базе групп Г. И. Безлюдова, «Котовцев», «Десантников», «Лешки»; «Белорусский мститель» (май) — на базе группы Н. А. Рашинского, переброшенной 8.01.1943 г. по заданию ЦК КП(б)Б и БШПД в Ивенецкий р-н; им. А. Невского (апрель) — на базе инициативных групп А. Г. Байкова, Н. М. Гаврилова и В. П. Богатырева, Ф. У. Шаченкова, прибывшим из Минской обл.; «Непобедимый» (июнь) — на базе групп П. Н. Герасимчика («Прокопа»); им. Г. И. Котовского (июнь) — на базе групп А. Н. Леошко, М. М. Чайковского; им. В. М. Молотова (июнь) — на базе группы «Цыганка», направленной в область штабом Западного фронта; «Большевик» (июнь) — на базе групп А. Я. Приданникова, Т. Ф. Путилова, В. В. Чужанова; им. В. П. Чкалова (июль), им. А. М. Матросова (июль), «За Родину» (июль) — на базе инициативных групп Т. Н. Сухорукова, Ф. С. Чернова; им. М. Ф. Сильницкого (июль) — на базе группы Т. Н. Сухорукова; им. Г. И. Котовского (сентябрь) — на базе групп И. С. Кушнера; им. П. К. Пономаренко (сентябрь) — на базе групп, прибывших из Заславльского р-на Минской обл.; им. А. М. Матросова; им. Г. И. Котовского (сентябрь) — на базе группы А. В. Станкевича, «Сибиряк» (сентябрь) — на базе группы Н. В. Пронькина; им. А. И. Микояна, «Победа» (ноябрь) — на базе групп отряда Щорса; «25 лет ВЛКСМ» (ноябрь) — на базе групп Н. А. Сорокина, Д. П. Шаркевича, С. С. Ключко; им. В. И. Ленина (ноябрь) — на базе групп Ф. И. Серебрякова, М. Ф. Дегтярева, И. С. Кушнера; «Сокол» (декабрь) — на базе группы И. Кузнецова; им. М. И. Калинина (декабрь) — на базе отряда им. Н. А. Щорса; «За Советскую Белоруссию» (декабрь) — на базе группы А. В. Станкевича; им. С. М. Буденного, А. В. Суворова, В. М. Молотова (декабрь) — на базе отряда «Победа».

1944 г.: им. В. И. Чапаева (январь) — на базе отряда им. Н. А. Щорса; им. К. К. Рокоссовского (февраль) — на базе отряда Щорса; им. А. С. Щербакова (март), им. К. Калиновского (апрель) — на базе отряда Щорса; им. К. Калиновского (16 апреля), «Мститель» (апрель) — на базе групп А. Г. Байкова — Н. М. Гаврилова и В. П. Богатырева, Ф. У. Шаченкова; им. Ванды Василевской (июнь) — на базе группы А. В. Станкевича.

Всего: направленно групп — 35, создано партизанских отрядов — 45, создано партизанских бригад — 6 ^{362}.

Таблица № 54. РУКОВОДЯЩИЙ СОСТАВ СОЕДИНЕНИЯ ПАРТИЗАНСКИХ БРИГАД И ОТРЯДОВ БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ (1943–1944).

Источники: За край родной. Минск, 1978. С. 25–230; В Принеманских лесах. Минск, 1975. С. 21–166.

В апреле 1943 г. создается соединение партизанских бригад и отрядов Барановичской области во главе с В. Чернышевым, для руководства которым область делится на четыре зоны: Столбцовскую, Ивенецкую, Лидскую, Щучинскую, несколько позже — Слонимскую и Южную. В зонах образуются межрайпартцентры, которые, как и следовало ожидать, возглавили партийные функционеры, направленные сюда Москвой:

1) Ивенецкая (14 апреля 1943 г.) — руководитель Григорий Иванович Сидорок, зона действия: Воложинский, Ивенецкий, Столбцовский районы Барановичской, Дзержинский, Минский, Заславльский — Минской и Радошковичский район Вилейской области. Состав: 5 бригад и 3 отдельных отряда общей численностью 5500 человек.

2) Лидский (25 апреля 1943 г.) — руководитель Ефим Данилович Гапеев, зона действия: Лидский, Юратишский, Радунский, Вороновский, Новогрудский, Любчанский, Ивьевский районы. Состав: 6 бригад, 1 отдельный семейный отряд общей численностью 4200 человек.

3) Щучинский (18 апреля 1943 г.) — руководитель Степан Петрович Шупеня. Зона действия: Щучинский, Мостовский, Дятловский, Козловщинский, Желудокский, Василишковский, Зельвенский районы и г. Слоним[104]. Состав: 4 бригады и 1 отдельный отряд общей численностью 3200 человек.

4) Столбцовский (2 октября 1943 г.) — руководитель Владимир Зенонович Царюк. Зона действия: Столбцовский, Мирский, Кореличский, Новомышский, Городищенский районы. Состав: 6 бригад общей численностью 3550 человек.

5) Слонимский (14 августа 1943 г.) — руководитель Михаил Трофимович Анищик[105]. Зона действия: Слонимский, Козловщинский, Бытенский районы. Состав: 1 бригада общей численностью 808 человек.

6) Южный межрайком КП(б)Б (сентябрь 1943 г.) — руководитель Федор Алексеевич Баранов. Зона действия: Клецкий, Бытенский, Ляховичский, Несвижский районы. Состав: 3 бригады, 4 отдельных отряда общей численностью 2400 человек.

Как видим, на территории области действовало 26 бригад и 11 отдельных отрядов общей численностью более 22 тысяч советских диверсантов^{363}. Правда, данные эти расходятся с цифрами генерала В. Чернышева, указывающего, что соединение, которым он командовал, имело

Неточности не только в этом. Известно, что партизанское командование завышало потери противника. Например, историк Ю. Веселковский, автор книги «По следам Второй мировой войны», пишет, ссылаясь на советские источники, что за три года войны партизаны Беларуси уничтожили 500 тыс.(!) немцев, среди них 47 генералов и рейхскомиссар В. Кубе. А Пономаренко сообщает другие данные:

Велась своя «статистика» и в штабе соединения партизанских бригад и отрядов Барановичской области. Так, отставной генерал В. Чернышев в своих воспоминаниях, опубликованных на страницах книги «В Принеманских лесах», пишет:

Только факты говорят об обратном. Партизаны области, отражающие в это время немецкую карательную операцию «Герман», не могли принимать участия в первом этапе «рельсовой войны»[106], которая повсеместно началась в ночь на 3 августа 1943 г. и продолжалась до сентября, о чем имеются документальные свидетельства^{367}. У партизан вообще была манера преувеличивать численность потерь противника, как правило, они завышали цифру не менее чем вдвое. Сами они не всегда верили в свои выдумки, но им было выгодно этими преувеличениями объяснять Москве свои поражения и неудачи в лесной войне. Кроме того, такие уловки помогали В. Чернышеву получать дополнительную помощь из-за линии фронта.

Таким образом, приходим к следующим выводам:

1) Советское партизанское движение заявило о себе, оформившись организационно, в апреле 1943 г., когда приступил к работе подпольный обком партии.

2) В основу формирования партизанского объединения была положена территориальная система комплектования с единым руководящим центром, костяк которой составили кадровые офицеры Красной Армии, НКВД и НКГБ, партийные, советские и комсомольские работники, прибывшие в область в составе 35 организаторских, диверсионных, инициативных групп. Личный состав соединения присягал на верность советскому государству. Если на первом годе войны отсутствовал единый образец присяги и каждая группа имела свой текст, в основу которого была положена Конституция СССР, то с весны 1943 г. в области пользовались единым текстом присяги, утвержденной 12.05.1942 г. для всех партизанских формирований Беларуси:

Справедливости ради надо отметить: работая над книгой, мы нашли более 4 текстов партизанских присяг, одна из которых была на белорусском языке^{369}. Очевидно, присягу на белорусском приносили в первую очередь местные крестьяне, ранее не служившие в Красной Армии и плохо знавшие русский язык. Характерно, что и в белорусском тексте не говорилось прямо о верности советскому правительству. Ведь он предназначался для жителей области, всего полтора года находившейся под советским господством.

3) Партизанское формирование, в состав которого входило 25 бригад и 122 отряда[107], строилось по военному образцу (отряд — полк — бригада) и являло собой кадровое армейское диверсионное подразделение чаще всего во главе с прошедшими соответствующую специальную подготовку офицерами силовых структур Советского Союза. На последних распространялись воинские и специальные звания. Весь командный состав — от командира взвода до командира соединения — получал звания в порядке их очередности[108]. Так, 16 сентября 1943 г., большой группе командиров партизанских подразделений, в том числе и Барановичской области, были присвоены воинские звания: В. Чернышеву — генерал-майора, 36 командиров полков и бригад стали полковниками, 1777 — получили первичные или очередные офицерские звания^{370}.

4) В составе Барановичского соединения действовал мощнейший военно-политический аппарат, включающий в себя следующую структуру: 5 подпольных межрайпартцентров — Ивенецкий, Щучинский, Лидский, Слонимский, Столбцовский, Бытенский межрайком, Барановичский горком, Лидский горком и 23 подпольных райкома партии, насчитывающие свыше двух тысяч членов и кандидатов в члены КПСС. В 1944 г. действовали также Барановичский обком[109], один межрайком, Барановичский горком, Лидский горком, райком и 25 райкомов ЛКСМБ, которые объединяли 384 первичные комсомольские организации, насчитывающие в своих рядах 4894 комсомольца^{371}. Руководителями структурных партийных и комсомольских подразделений являлись кадровые партработники, направленные в область ЦШПД и ЦК КП(б)Б. Партийная работа строилась по армейскому образцу. Как известно, осенью 1942 г. в целях установления полного единоначалия институт военных комиссаров Красной Армии был упразднен. В партизанских формированиях его сохранили. Политическую работу в отрядах возглавлял комиссар, в ротах — политруки, во взводах, отделениях — агитаторы, что соответствовало штатной расстановке политработников Красной Армии.

5) Партизанское соединение В. Чернышева централизованно оснащалось современным стрелковым, автоматическим, артиллерийским и другими видами вооружения, продовольствием и обмундированием. Согласно советским данным, в Беларусь, в том числе и в Барановичскую область, Москва перебросила 60 тыс. винтовок, 15 тыс. автоматов, 5 тыс. пулеметов, 100 млн. шт. патронов, 400 тонн взрывчатки, сотни минометов, противотанковых ружей, что соответствовало огневой силе около 10 пехотных дивизий^{372}. «Дикие банды, — докладывал Барановичский окружной комиссар Вернер в Минск, — стали серьезной и грозной опасностью по мере того, как они все улучшали свою организационную структуру, вооружение, получали для руководства русских офицеров, сброшенных на парашютах, и их боевая деятельность направлялась и руководствовалась учреждениями в Москве»^{373}. За время боевой деятельности партизаны области спустили под откос 1476 воинских эшелонов, взорвали 145 железнодорожных и сотни шоссейных мостов, разгромили свыше 700 гарнизонов противника, разбили и сожгли сотни автомашин, сбили 9 самолетов, уничтожили около 75 тыс. и взяли в плен более 22 тыс. солдат и офицеров немецкой армии^{374}.

6) В партизанском соединении действовала единая система наград. Приказ Пономаренко от 3 августа 1942 г. устанавливал своеобразные «нормы» подвигов для награждения партизан Золотой Звездой Героя. Она полагалась за «крушение военного поезда не менее 20-ти вагонов, цистерн или платформ с живой силой, техникой, горючими или боеприпасами с уничтожением состава с паровозом. За уничтожение складов с горючим, боеприпасами, продовольствием, амуницией. За нападение на аэродром, за уничтожение материальной части. За нападение или уничтожение штаба противника или военного учреждения, а также радиостанции и за другие выдающиеся заслуги»^{375}. Как следует из исследования российского автора Б. Соколова, приказ Пономаренко в значительной мере способствовал припискам в партизанских донесениях. Тем не менее более 2500 человек были удостоены орденов и медалей СССР, а семь из них — В. Е. Чернышев, К. П. Орловский, Б. А. Булат, Ф. М. Синичкин, В. З. Царюк, В. В. Щербина, К. С. Гнидаш — получили звания Героя Советского Союза[110]. Полководческими орденами были награждены: орденом Суворова I степени — генерал В. Чернышев, Суворова II степени — офицеры Г. Сидорок, С. Шупеня, Е. Гапеев^{376}.

Хотелось бы закончить этот раздел выдержками из мемуаров М. Гриба (Народная воля. 2005. 23 февр.): «Сегодня для школьников и студентов вводится соответствующий курс — «История Великой Отечественной войны». Я — двумя руками за то, чтобы новые поколения хорошо знали прошлое. Но не могу терпеть той однобокости, того прихорашивания, той официозной мифологии, которую навязывает сегодня государство, так как своими глазами видел совсем другую историю. Когда началась фашистская оккупация, то днем, естественно, вынуждены были прятаться от немцев. Ну а ночью спасались от тех, кого сталинская пропаганда называла народными мстителями. И те и другие грабили. А когда кто пытался защититься, то без колебаний ставили к стенке. Когда листаю книгу «Память: Дятловский район», то хоть убей — не могу поверить в те фантастические цифры ущерба, что будто бы нанесла здесь фашистам группка народных мстителей. У немцев, пожалуй, вообще не было в районе столько живой силы и техники, сколько уничтожено согласно партизанским отчетам! Зато и сегодня помню направленные на нас стволы партизанских автоматов».

Приложение № 5[111]. ПРИМЕРНОЕ КОЛИЧЕСТВО ВООРУЖЕННЫХ ФОРМИРОВАНИЙ, ДИСЛОЦИРОВАВШИХСЯ НА ТЕРРИТОРИИ БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ (1941–1944).

Источники:

1. НАРБ. Ф. 4683. Оп. 3. Д. 971. Л. 278–292; Ф. 3601. Оп. 1. Д. 18. Л. 12.

2. Літвін А. Акупацыя Беларусі (1941–1944): пытанні супраціву і калабарацыі. Мінск, 2000. С. 186–187, 203–225, 230–243.

3. Шерман Б. …И ужаснулась земля. Тель-Авив, 2002. С. 13, 26, 56, 66.

4. ФБКМ. КП-635; КП-2085.

5. В Принеманских лесах. Минск, 1975. С. 78, 95, 130, 156, 191, 192.

6. Свинцом и словом. Минск, 1981. С. 204.

7. За край родной. Минск, 1978. С. 19, 88.

8. Уголовное дело Яроша. Т. 44. Л. 2–3. Хранится в КГБ Республики Беларусь.

9. Борисов И. Человек из легенды. Минск, 1991. С. 300.

10. Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941–1944). Минск, 1983. С. 93–95.

11. Приказ генерала Готтберга от 15.03.1944. AG KB ZH, mf, aleks, Т-175, R. 7/2508. 449.

12. Васюкевич И. И. Трагедия белорусского «Артека». С. 84.

13. Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. Мінск, 1993. С. 168.

14. Кушаль Ф. Спробы стварэння беларускага войска. Мінск, 1999. С. 60, 87, 89.

15. Петрушкевич А. Партизанский край // Наш край (Барановичи). 2004. 3 марта. С. 3.

16. Памяць: Гіст.-дакум. хроніка горада Баранавічы і Баранавіцкага раёна. Мінск, 2000. С. 226.

17. Юрэвіч Л. Жыццё пад агнём. Мінск, 1999. С. 158–170.

18. БелСЭ. Мінск, 1970. Т. 2. С. 135–136, 138.

19. Гальперин И. Свет не без добрых людей. Тель-Авив, 2004. С. 113.