РАЗДEЛ XIII. Я С ТОБОЮ НЕ ПPОЩАЮСЬ…

Калі мы прымалі рашэньне ад'язджаць, у нас не было ніякай магчымасьці выжыць тут. Нам пагражаў расстрэл. Паехаць — было адзінай магчымасьцю выжыць.

Вітаўт Кіпель.



Весной 1944-го будущее Беларуси зависело от решений, принятых Москвой, Берлином, Лондоном и Минском. Как видно из документов, существовало четыре варианта развязки «белорусского вопроса»:

1. План Белорусской операции «Багратион», получившей условное название в честь русского полководца Отечественной войны 1812 г. Петра Ивановича Багратиона, утвержден И. В. Сталиным 30 мая 1944 г. Главная военно-политическая задача плана заключалась в разгроме немецкой группы армий «Центр», освобождение от фашистских захватчиков центральных районов Беларуси, ликвидация белорусского выступа, создание предпосылок для проведения последующих операций в западных районах Украины, в Прибалтике, Восточной Пруссии и Польше.

Замысел Ставки ВГК предусматривал: глубокими ударами четырех фронтов[1] взломать оборону немцев на шести направлениях, окружить и уничтожить гитлеровские группировки на флангах белорусского выступа — в районах Витебска и Бобруйска, после чего, наступая по сходящимся направлениям на Минск, окружить и ликвидировать восточнее Минска главные силы армий «Центр». В дальнейшем, наращивая силу удара, выйти на рубеж Каунас — Белосток — Люблин{1}.

В Белорусской операции планируется 2 млн. 400 тыс. человек кадрового состава Красной Армии, 5200 танков и САУ, 5300 самолетов, 36400 орудий и минометов{2}. Ни в одной другой предшествовавшей операции советско-немецкой войны не привлекалось такое количество артиллерии, танков и боевой авиации.

Сосредоточение крупных сил советских войск позволило создать значительное превосходство над вермахтом: по личному составу 2:1, по орудиям и минометам — 3,8:1, по танкам и самоходно-артиллерийским установкам — 5,8:1, по боевым самолетам — 3,9:1 {3}. Белорусская операция «Багратион» начнется 23 июня, завершится 19 августа 1944 г. Советские войска с разных сторон прорвут оборону немцев, окружат и ликвидируют крупные группировки фашистских войск в районе Витебска, Бобруйска, Могилева, Бреста. В районе Минска будет самый крупный «котел», в котором окажется группировка в более 100 тыс. фашистских солдат, включая 35 тыс. пленных, среди них 22 генерала.

3 июля будет освобожден Минск. Последний белорусский город — Брест — будет освобожден 28 июля. А к 19 августа — дню завершения наступательной операции «Багратион» — советские войска выйдут к Риге, на границу с Восточной Пруссией, на Нарву и Вислу. Потери вермахта составят более 500 тыс., включая пленных. Безвозвратные потери советских войск составят 178 тыс. человек.

2. План немецкого командования, понимавшего важность белорусского «балкона» заключался в том, чтобы удержать Беларусь любой ценой. Для обороны белорусского выступа привлекались войска группы армий «Центр» (командующий генерал-фельдмаршала Э. Буш). В их состав входили 3-я танковая армия, а также 4, 9 и 2-я полевые армии.

Всего группа армий «Центр» имела 50 дивизий и 3 бригады. Кроме того, на флангах белорусского выступа на стыках с группой армий «Центр» привлекалась часть сил 16-й армии группы армий «Север» и 4-й танковой армии группы армий «Северная Украина». В общей сложности советским войскам противостояли 63 немецкие дивизии (в том числе 3 танковые и 2 моторизованные) и 3 бригады, которые насчитывали 1,2 млн. человек, 900 танков и штурмовых орудий, 9500 полевых орудий и минометов, 1350 боевых самолетов{4}.

3. План Лондонского эмигрантского правительства «Буря», военные и политические цели которого излагались в «Правительственной инструкции для страны» от 27 октября 1943 г., предусматривал: по мере отступления немецких войск овладевать освобожденными районами, чтобы Красная Армия застала там уже сформированные аппараты власти, подчиненные эмигрантскому правительству. В операции предполагалось задействовать 70–80 тыс. солдат и офицеров Армии Крайовой, находившихся, главным образом, в Восточной и Юго-Восточной Польше, а также на территориях Литвы, Западной Украины и Западной Беларуси.

Документы свидетельствуют: когда советские войска стремительно продвигались по территории Беларуси, командование АК ввело в действие план «Веер», цель которого заключалась в захвате власти в Западной Беларуси{5}. Накануне взятия Красной Армией Вильно туда нелегально прибыл из Варшавы командующий Виленским и Новогрудским округом генерал «Вилк» (Волк). Под этим псевдонимом скрывался подполковник Александр Кжижановский. Имея приказ лондонского правительства захватить Вильно до вступления советских войск, он разработал операцию «Остра брама»[2]. Однако план генерала «Вилка» потерпел полное фиаско. На этот счет в докладной записке Берии от 16 июля 1944 г., адресованной Сталину, Молотову и первому заместителю начальника Генерального штаба Антонову сказано:

«Туда действительно сунулась одна бригада, немцы ее поголовно разбили, и на этом «занятие» Вильно поляками прекратилось»[3].

Однако после того, как советские войска очистили город от немцев, пользуясь попустительством командования 3-го Белорусского фронта, «поляки стали проявлять нахальство». Например, когда над городской ратушей был водружен советский флаг, то вскоре ниже его появился и флаг Польши, который, правда, сразу же был снят. Вступившие в город аковцы попытались навести там свои порядки. Как говорилось в той же докладной записке:

«Поляки безобразничают, отбирают насильно продукты, рогатый скот и лошадей у местных жителей, заявляя, что это идет для польской армии…»{6}

Чтобы пресечь эти бесчинства, 17 июля «Вилка» и его начальника штаба арестовывают. На следующий день будут разоружены и их подчиненные{7}.

4. Автором плана восстания в Минске в период проведения Второго Всебелорусского конгресса[4] являлся командир 15-го батальона БКО 22-летний В. Родько («Волк»).

«Был у Родько, — свидетельствует член ЦК БНП Б. Рагуля («Минский»), — план восстания. Основной силой должен был стать мой батальон, который находился под Докшицами. Нам должны были подать состав, чтобы мы прибыли в Минск. Там мы бы стали главной силой предстоящего восстания, целью которого было бы провозглашение независимой Белорусской Народной Республики. Но состава немцы нам не дали, возможно, что-то узнали…»{8}

О предстоящем восстании знало и командование АК. Оно всячески препятствовало белорусам.

«Я, подчиняясь Родько прибыть в Минск, — писал после войны член БНП В. Сикора, — где «все должно решиться», выехал поездом с 12-ю вооруженными бойцами. Состав подорвали аковцы»{9}.

Возникает вопрос: почему БНП отказалась от проведения восстания? Ответ на него мы нашли у непосредственного участника событий Б. Рогули:

«План антинемецкого восстания в Минске, который разработал Родько, был, известно, фантастический. Сил у БНП было очень мало. Значительно меньше, чем у Армии Крайовой во время Варшавского восстания. Тем более что началась операция «Багратион» и советские танки стремительно приближались к Минску. Поэтому часть членов ЦК БНП выступила против самоубийственного плана. Необходимо было сохранить людей ради будущей партизанской и подпольной борьбы с новыми оккупантами»{10}.


Глава 1. Дорога на Запад

Обстановка на немецко-советском фронте резко изменила ход событий. Остро встал вопрос эвакуации. В ГКБ ее официально объявили 28 июня 1944 г.{11} Попытаемся раскрыть содержание тезиса «немецкая эвакуация» подробнее, иллюстрируя ее свидетельствами очевидцев. Но прежде отметим: когда советские войска приблизились к Минску, 8000 жителей Белорусской столицы добровольно вышли на строительство укреплений вокруг города{12}.


Бег от смерти.

О том, как проводилась эвакуация в Барановичской области, хорошо видно из отчета Барановичского окружного комиссара Вернера от 10 августа 1944 г. В отчете Вернера, составленном по следам роковых для нацистов июльских событий, говорится о том, что в субботу, 22 июля 1944 г., обер-фюрер Вернер получил приказ в понедельник 26.06.1944 г. прибыть в Минск для участия в совещании по вопросу проведения запланированной операции против банд в районе Налибоки. В воскресенье, во второй половине дня, обер-фюрер Вернер выехал в Минск. Хотя в эти дни по округу уже довольно заметно было возбуждение населения, вызванное поступившими сведениями из Слуцка и устной пропагандой беженцев из Слуцкого района, тем не менее на упомянутом выше совещании в Минске вопрос военного положения не обсуждался и ни слова не было сказано об угрожающей обстановке. И это несмотря на то, что на нем присутствовали в том числе и высшие офицеры вермахта. Возбуждение населения еще больше усилилось в понедельник, чему способствовали мощные налеты советской авиации на г. Барановичи и Барановичскую область. В результате большая часть населения в панике покинула город, ища убежища в деревнях или в чистом поле.

Вторник, 27 июня 1944 г. Ночью советская авиация вновь нанесла мощный бомбовый удар по городу, в результате чего Барановичам был причинен огромный ущерб. Настроение населения стало еще более подавленным, чем накануне. Стали заметны случаи бегства.

Среда, 28 июня 1944 г. Военная обстановка стала угрожающей. В первой половине дня были предприняты попытки связаться с Минском, однако они оказались безуспешными. Во время второго посещения оберфюрером Вернером генерала Невигера в 11.00 последний настаивал на немедленном принятии решения и отдачи указаний гражданским управлениям. В 12.25 наконец удалось связаться с Минском и получить приказ от заместителя генерального комиссара штандартенфюрера СС Фрайтага о свертывании работы и последующей эвакуации из Барановичского округа. На основании поступившего указания об эвакуации из округа в 14.30 состоялось совещание референтов окружного комиссара, на котором, кроме сотрудников комиссариата, присутствовали комендант полиции округа майор Меха и начальник СД гауптштурмфюрер СС Хегер. На совещании были приняты срочные меры по эвакуации и распределены обязанности между отдельными референтами. Ответственным за эвакуацию учреждений был назначен начальник отдела Вусман; ответственным за эвакуацию промышленных предприятий и фирм утвержден начальник отдела Бертрам; ответственным за эвакуацию сельскохозяйственных предприятий — окружной сельскохозяйственный руководитель Эгерс; ответственным по общим вопросам эвакуации — Альфред Мюллер; ответственным за автотранспортный парк — Борис Мичке.

В 19.00 на совещание были приглашены все руководители предприятий и фирм города… на котором были оглашены меры, которые необходимо немедленно принять в связи с эвакуацией… Были обсуждены возможные даты начала эвакуации. Отправка женского персонала комиссариата была предусмотрена на пятницу.

Четверг, 29 июня 1944 г. Вечером отдан приказ на эвакуацию из Несвижского и Клецкого районов.

В первой половине дня окружному комиссару Гилле в Новогрудок была отправлена радиограмма следующего содержания:

«Барановичский округ готовится к эвакуации, немедленно отправьте казаков из лагеря в Лесна в западном направлении…»{13}

Необходимо отметить: в это время, когда поступил приказ об эвакуации, в Новогрудок прибыл батальон Б. Рагули. О его дальнейшей судьбе свидетельствует А. Войтович:

«Рагуля привел свой батальон в Новогрудок. Уже отступали немцы и недалеко были большевики. Он построил своих бойцов на Замковой горе и сказал следующее:

— Друзья! Я вас отсюда взял, сюда и привел. Немцы уже отступили, а завтра уходим и мы. Сегодня не могу приказывать, кто не боится оставаться, кто с партизанами имел связь — можете остаться. Я не принуждаю, чтобы все вы уходили на запад. Кто хочет с нами, пожалуйста, кто нет, оставайтесь. Может, еще встретимся. Скоро». На запад ушло 120 солдат и офицеров батальона»{14}.

Эскадрон, согласно воспоминаниям лейтенанта БКО Н. Рулинского, эвакуировался из Новогрудка.

«Я ехал в одной машине с Б. Рагулей, на «Татре». Кроме нас, в ней была еще его будущая жена[5] и Василь Рагуля, бывший сенатор польского Сейма. Из города я выехал на мотоцикле, но меня увидел Рагуля: «Садись, — говорит, — у меня есть место». Так мы приехали в Гродно, перешли мост, и там нас встретил Родько. Направили нас в Варшаву»{15}.

А в это время, в пятницу, 30 июня 1944 г., в 5.00 железнодорожным транспортом из Барановичей были отправлены немецкие женщины. В комиссариате осталось только 4 дамы, которые еще были необходимы для поддержания деятельности учреждения.

Военная обстановка все больше накалялась, угроза нависла над северной и южной частями округа, а поэтому был отдан приказ об эвакуации в 3 этапа Столбцовского, Мирского и Ляховичского районов.

Суббота, 1 июля 1944 г. Настроение населения, оставшегося в городе, все время ухудшалось. Наблюдались случаи панического бегства. Причиной резкого ухудшения настроения было известие о том, что руководящая верхушка местного самоуправления (БЦР) покинула город и округ. Особенно подло при этом вел себя уполномоченный БЦР д-р Станкевич. Еще удалось помешать выехать из города бургомистру Русаку, который все же в понедельник, 3.07.1944 г., покинул город{16}.

Имеющиеся в нашем распоряжении документы позволяют со всей категоричностью утверждать: в отчете Барановичского окружного комиссара Вернера «Об эвакуации оккупационных учреждений в связи с наступлением Красной Армии» допущены неточности. Из них следует, что белорусские администраторы ушли из города последними. Об этом, в частности, оставил воспоминания офицер БКО Я. Сажич:

«Отступление на Запад. Наш был последний поезд, который уходил с центральной станции в Барановичах (станция Барановичи-Полесские уже была занята советскими войсками). Несколько дней перед этим были свидетелями больших колонн пеших и повозок отступающих белорусских крестьян и других. Многие подофицеры, например, Русак и солдаты, подходили ко мне, спрашивая, что делать. Советовал им, когда ничего не знают дома — где ты и когда сможешь спрятаться от советского террора, — оставаться. Мы едем неизвестно куда и когда вернемся. В последний момент присоединились к нам пару девушек в зеленой униформе (среди них Юзя Бречко)…»{17}

Вообще надо отметить, что оккупационные власти, спасаясь, бросили сотрудников-белорусов. Так было не только в Барановичской области, так было на всей территории страны.

«Я выехал в Лиду, — расскажет после 2-ой мировой войны Ф. Кушель, — где в это время должен был находиться Р. Островский и Готтберг. Президент со своим секретарем Невронским и адъютантами Родзевичем и Плескачевским выехали в Вильно, откуда планировали прибыть в Лиду, куда, по данным, которые он получал, должен был эвакуироваться штаб Готтберга. Транспорт БЦР достиг Лиды 2 июля. Первый вице-президент Шкелёнок и я по телеграфу связались с городом, но ни штаба Готтберга, ни Президента там не было»{18}.

А в это время в административной столице области, как следует из отчета Вернера, опасность все время нарастала. Грабежи складов, квартир и т. п., в которых, к сожалению, принимали участие и служащие вермахта, принимали массовый характер. При этом, замечает Вернер, части вермахта, проходившие в эти дни через город, в большей части разбитые солдаты и одиночные группы, вели себя недостойно немецкого солдата и только поступками немецких солдат объясняются грабежи. Несмотря на это, упреки в адрес гражданского управления со стороны вермахта не прекращались.

Вторник, 4 июня 1944 г. Перед обедом ответственные лица комиссариата старались и прилагали все усилия к тому, чтобы получить транспортные средства и рабочую силу, чтобы все же вывести из города материалы и ценное имущество.

В 11.00 гражданским учреждениям рекомендовано покинуть город.

Разрушениями зданий гражданские учреждения не занимались. Разрушение всех кирпичных зданий и предприятий в городе взял на себя вермахт, и план разрушений был конкретно согласован с офицером-сапером 52-й дивизии{19}.

В Барановичах и других городах области согласно «Акта Барановичской областной комиссии об истреблении и угоне советских граждан на каторгу, разрушении и ограблении народного хозяйства, учреждений культур и искусства немецко-фашистскими захватчиками на территории области в 1941–1944 гг.», захватчики разрушили 7 зданий государственных библиотек с десятками тысяч книг, разграбили и разрушили краеведческий музей в Слониме, разрушили 4 детских дома, сожгли и взорвали 192 школы, 1 театр, 9 кинотеатров, 110 зданий промышленного назначения, 4 здания детских учреждений, 52 мельницы, уворовали 213 текстильных станков, 12 электроагрегатов, 27 электромоторов, 1 передвижную электростанцию, уничтожили все больницы, поликлиники, амбулатории области… сожгли более 5 тыс. коммунальных домов, 14 бань и прачечных, 17 гостиниц, здание телефонно-телеграфной станции.{20}

Но есть факты, которые не упоминаются в советских источниках. Например, согласно рассказам очевидцев, «перед отступлением немцы организованно раздали населению запасы зерна». Правда, позже, когда произошла смена власти, «наши приказали все сдать»{21}.

Но вернемся к драме, разыгравшейся в Барановичской области. Как видно из отчета Вернера, 4 июля 1944 г. в 13.00 автоколонна, состоящая из 8 легковых и 2 грузовых автомашин, выехала со двора окружного комиссариата и двинулась в направлении Слонима. Незадолго до отъезда была отправлена следующая радиограмма:

«Генеральному комиссару в Лиде. По распоряжению генерала Невигера во вторник, 4.07.1944 г., в 13.00, оставили Барановичи. Подписал Вернер»{22}.

В 4.00 8.07.1944 г. город Барановичи был полностью очищен от немцев{23}.

«Вечером в тот же день, — напишет в своей книге «Свинцом и словом» партизанский журналист Г. Будай, — я был в Барановичах. Еще повсюду виднелись следы только что закончившегося сражения, полыхали пожары, дымились руины. Но люди ликовали, они дождались своих освободителей — героических воинов Красной Армии»{24}.

Сколько же восторженных жителей областного центра вышло на улицы встречать «освободителей»? В воспоминаниях восторженного партийного автора этот момент деликатно опущен. Наверное, потому, что на самом деле описываемого Г. Будаем массового восторга не могло быть в принципе. Поскольку, как следует из докладной записки майора Горбачева начальнику политического отдела 65-й армии полковнику Ганиеву о наведении порядка и положении дел в г. Барановичи от 13 июля 1944 г.:

«До войны в городе было 60 тыс. жителей. В первый день освобождения, т. е. 8 июля, в городе было не более 600–800 человек»{25}.

Впрочем, надо полагать, автор прекрасно знал, где подевалось остальное население Барановичей. Хотя бы потому, что именно он, еще в бытность редактором подпольной газеты, от имени областного комитета КП(б)Б подготовил в начале июля к печати специальную листовку, фрагменты которой мы приведем:

«Советское правительство, — обращался генерал В. Чернышев к населению области, — не думает наказывать вас за то, что вы остались в оккупированных районах. Советская власть — это ваша родная власть»{26}.

Только веры к той власти не было, и белорусы массово снимались с обжитых мест. «Накануне наступления Красной Армии в Германию из Барановичского округа, — явствует из отчета Барановичского комиссара за 11.08.1944 г., — выехало 500 членов СМБ»{27}. Интересная деталь: по дороге в Германию к эшелону с молодежью «присоединились юноши и девушки из Слонима и Новогрудка»{28}. Из числа «оборонцев»[6] примерно 50 крестьян при эвакуации округа отступили с немцами{29}.

В октябре 1944 г. в пределах Германии проживало не менее 700 тыс. белорусов, в том числе беженцев и эвакуированных — 80 тыс. человек, военнопленных польской армии — 60 тыс., военнопленных Красной Армии — 50 тыс., членов СБМ — 10 тыс. человек. Вместе с вывезенными из Белоруссии рабочими на территории Германии проживало около 1 млн. белорусов{30}.

Что двигало этими людьми? Ответ один. Они еще не забыли коллективизацию, репрессии, национальное угнетение и многое другое, что намертво ассоциировалось с Советской властью. Для них, западных белорусов, и не только, насильственно включенных в состав СССР в 1939–1940 гг., возвращение Красной Армии и власти Сталина — Пономаренко — Тура было не чем иным, как еще одной оккупацией, не менее жестокой, чем немецкая.


Загрузка...