Недозволенная память. Западная Беларусь в документах и фактах. 1921-1954.

Чтобы понять, какое значение в действительности придавалось БССР, как театру военных действий, обратимся к фактам. Осенью 1939 г. Генеральный штаб РККА приступил к разработке плана обороны и мобилизационного развертывания. План предусматривал ведение войны на два фронта: в Европе — против Германии и ее союзников и на Дальнем Востоке — против Японии^{5}. По указанию Сталина из Смоленска в Минск переместился штаб Западного особого военного округа (командующий генерал-полковник Д. Г. Павлов, член Военного совета — дивизионный комиссар А. Ф. Фоминых, начальник штаба — В. Е. Климовских)^{6}. Планом предусматривалось развертывание в западных областях БССР трех армий. В полосе Гродно, Августов, Грачево развернулись войска 3-й армии, штаб которой находился в Гродно (командующий генерал-лейтенант В. И. Кузнецов, член Военного совета — армейский комиссар 2-го ранга Н. И. Бирюков, начальник штаба — генерал-майор А. К. Кондратьев). Участок границы, находившейся южнее — так называемый белостокский выступ, заняли войска самой сильной по своему составу и оснащению 10-й армии (командующий генерал-майор К. Д. Голубев, член Военного совета — дивизионный комиссар Д. Г. Дубровский, начальник штаба — П. И. Ляпин); штаб ее располагался в Белостоке. На Брестском направлении дислоцировались соединения и части 4-й армии (командующий генерал-майор А. А. Коробков, член Военного совета — дивизионный комиссар Ф. И. Шлыков, начальник штаба — полковник Л. М. Сандалов); место дислокации штаба — город Кобрин^{7}.

В соответствии с планом военного ведомства, в Пинске дислоцировали военную флотилию (командующий контр-адмирал Д. Д. Рогачев). Флотилия насчитывала 4 огромных и два десятка меньших кораблей, авиационную эскадрилью, отборные подразделения морской пехоты^{8}.

Большое внимание уделялось инженерной подготовке. С этой целью в Беларуси собрали все инженерные войска. Задачи, стоящие перед ними, говорили за себя:

За несколько месяцев от Пинска к Кобрину прорыли канал длиной 127 км, соединивший бассейн реки Днепр с бассейном реки Буг. Руководство строительными работами осуществлял будущий маршал, начальник инженерных войск 4-й армии А. Прошляков, в распоряжении которого находилось несколько десятков тысяч рабочих: саперные части 4-й армии и заключенные. Канал был предназначен для прохождения кораблей в бассейн Вислы и далее на Запад^{10}.

Форсированными темпами возводились УРы: Гродненский, Осовецкий, Замбровский и Брестский^{11}. Всего вдоль западных рубежей оборудовали 13 УРов и 876 мощных боевых сооружений. На строительстве укрепленных районов помимо бойцов РККА и заключенных работало около 140 тыс. белорусских граждан^{12}.

Спешно строились шоссейные и железнодорожные дороги: Тимковичи — Барановичи, Орша — Лепель, Минск — Брест^{13}. Работы по модернизации старых и прокладке новых линий вели 13 армейских железнодорожных бригад, десять из которых численностью в 70 тыс. человек было сосредоточено у самой границы — для «перешивки германской колеи на широкий советский стандарт»^{14}.

Маневры смерти.

Анализируя динамику развития военных приготовлений Москвы на территории Барановичской области, И. Гальперин сообщает такой факт:

Готовясь «освободить» Европу, Советский Союз усиливал свою военную группировку в Беларуси. Общая ее численность весной 1941 г. составляла 2680 тыс. человек, 1800 тяжелых и средних танков, в том числе 1475 КВ и Т-34; орудий и минометов, без 50-миллиметровых, имелось 37500 тыс., самолетов новых типов — 15340 ^{16}. Бремя расходов на содержание войск легло на плечи жителей республики. Ежемесячно, например, военная армада, собранная в БССР, съедала до 60000 голов крупного рогатого скота^{17}.

В Беларуси активизировалась работа по подготовке командиров и политработников запаса, деятельность Осоавиахима и команд МВПО. Улучшался учёт и обучение призывников. Если, к примеру, в 1937 г. было подготовлено 100 тыс. значкистов противовоздушной и противохимической обороны и свыше 21 тыс. стрелков первого разряда, то в 1939–1940 гг. подготовили уже свыше 720 тыс. «ворошиловских стрелков», значкистов ГСО, ГТО, ПВХО, 6350 пулеметчиков и 4500 снайперов^{18}. Как это было в действительности, сообщает Н. Дикевич:

По ходу стоит заметить, что именно тогда, в 40-е годы, пробивал себе путь в большой спорт уроженец д. Хвоево Несвижского района Барановичской области Ромуальд Клим (1933 г. р.) — чемпион Олимпиады-64 в Токио по метанию молота^{20}.

Аэроклубы БССР только в 1939 г. выпустили 1112 летчиков^{21}. Через год количество летчиков, подготовленных Осоавиахимом СССР, достигает 121000 человека^{22}. В военно-авиационных заведениях Советского Союза, которые, как известно, за первые две пятилетки (1927–1937) подготовили 50000 летчиков и штурманов, обучалось более 5 тыс. белорусов^{23}.

В стране росла сеть военных заведений. Система обучения ВВС СССР, к примеру, насчитывала 3 военных академии, 2 высших школы штурманов, курсы переподготовки командного состава, 16 технических и 88 авиационных училищ и школ^{24}. Наше исследование будет неполным, если мы не обратимся к полным данным по численности РККА. В официальных советских источниках они отсутствуют. Так, в шеститомной «Истории Великой Отечественной Войны Советского Союза 1941–1945 гг.» о количественном составе армии ничего не сказано. Большая Советская Энциклопедия сообщает:

Уже цитированный нами В. Суворов утверждает:

Таблица № 25. ЧИСЛЕННОСТЬ РККА (1937–1941).

Источник: Суворов В. День «М». Москва, 2000. С. 476.

Надо сказать, что БССР (особенно её западные районы) не была приспособлена к дислокации большого количества войск. Встал вопрос, где и как их размещать. Эту проблему разрешил Кремль, отдав приказ на строительство «новых казарм, аэродромов, полигонов, баз снабжения, узлов и линий связи»^{27}. Строительные работы, безусловно, легли на плечи местного населения.

А теперь дадим слово Маршалу Советского Союза К. А. Мерецкову:

Согласно воспоминаниям бывшего начальника штаба 4-й армии (г. Кобрин) Л. М. Сандалова, автора книги «На Московском направлении», в 1939–1940 гг. прибывших бойцов и командиров размещали в складах, бараках, любых помещениях^{30}. Упоминавшийся выше историк А. Трофимчик также сообщает, что в это время «большое количество учреждений народного образования было занято армейскими частями»^{31}.

Необходимо подчеркнуть, что составной частью подготовки предстоящей агрессии явилась идеологическая обработка. Сталинское руководство резко провело грань между пропагандой, направленной на заграницу, и внутренней пропагандой. Разрыв между ними стал поистине вопиющим: Кремль в СМИ, рассчитанных на заграницу, клялся в дружбе и верности союзнику — Германии, и в то же время вел интенсивную военную подготовку. Мощный пропагандистский аппарат большевиков, используя печать, радио, устную пропаганду, постоянно внушал населению мысль, что армию ждет легкая победа. Характерным продуктом этой пропаганды был роман Шпанова «Первый удар», в котором утверждалось, что в момент, когда разразится война, в Германии вспыхнут восстания рабочих. Как отмечал советский писатель К. Симонов, роман был «издан полумиллионным тиражом и твердой рукой был поддержан сверху»^{32}. Сущность советской стратегической доктрины была изложена в следующих словах Полевого Устава (1939):

«Гроза» — прелюдия белорусской трагедии.

Ход военных приготовлений — предстоящего «освободительного похода» в Европу — основательно обсуждался в Кремле с участием Сталина и его помощников — членов правительства: Молотова, Ворошилова, Берии и других. Так, 23 декабря 1940 г. в Москве состоялось совещание под руководством И. Сталина, на котором присутствовало в полном составе Политбюро и все высшее военное руководство страны: руководство Наркомата обороны, Генерального штаба, начальники центральных и главных управлений, командующие и начальники штабов военных округов и армий, генерал-инспектора родов войск, начальники всех академий, командиры некоторых корпусов и дивизий. Всего, как следует из исследования В. Суворова, 276 маршалов, генералов и адмиралов^{34}. Совещание, проходившее девять дней (с 23 по 31 декабря), велось в обстановке строгой секретности. Речь, как сообщают документы, на том совещании шла о нападении на Германию.

После генерала армии Г. Жукова, доклад которого был посвящен новым приемам нападения, слово взял начальник штаба Прибалтийского особого военного округа П. С. Кленов. Он, как известно, говорил не просто о наступательных операциях, а об операциях особого рода:

Тема второго доклада, с которым выступил начальник ГУ ВВС РККА генерал-лейтенант П. В. Рычагов, — «Военно-воздушные силы в наступательной операции и борьбе за господство в воздухе». «Лучшим способом поражения авиации на земле, — резюмировал любимец Сталина, — является одновременный удар по большому количеству аэродромов возможного базирования авиации противника»^{36}. С докладом «Использование механизированных соединений в одновременной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв» перед присутствующими выступил командующий Западным особым военным округом генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов. Герой Испании, как всегда, был краток:

В заключительном слове нарком обороны маршал С. К. Тимошенко, подведя итоги, призвал присутствующих иметь в виду следующее:

Забегая вперед, стоит отметить, что одной теорией сталинский генералитет не ограничился. Еще до завершения совещания 49 высших командиров получили задания на оперативно-стратегическую игру. По размаху и важности эта игра, как убеждает нас советская историография, была крупнейшей за все предвоенные годы^{39}.

Немного о ее сути. Советские войска тогда возглавлял генерал-полковник Д. Павлов, германские — генерал армии Г. Жуков. Игра, в ходе которой разыгрывался сценарий порабощения Европы, удовлетворила наблюдателей — Сталина и весь состав Политбюро. Тот факт, что Д. Павлов стал генералом армии, говорит о многом. Убывающие к местам дислокации войск советские генералы, отработав на картах штурм Кенигсберга, Варшавы, Праги, Бухареста, Кракова и Будапешта^{40}, прекрасно понимали, что данная игра впоследствии будет иметь не столько «теоретическое, сколько сугубо практическое значение»^{41}.

Повторно военачальники Сталина собрались в Москве 11 января 1941 г. Преамбула второй стратегической игры была таковой: РККА переносит боевые действия на территорию противника на глубину 90-180 км и выходит армиями правого крыла на рубеже рек Висла и Дунавец. Тогда же, судя по всему, Сталин одобрил план «Гроза», который становился программой действий Красной Армии. Кто же был автором этого плана? Ответ на этот вопрос дает В. Суворов:

Теперь, когда окончательный план созрел, когда определилась и конкретная схема агрессии и очередность ударов, слово — последнее слово — оставалось за Сталиным. По данным различных источников, он и его выдвиженец Жуков надолго остались одни. Никто и никогда после этого не мог сказать и никогда не скажет, о чем они беседовали. Но итог беседы станет известен: была определена дата нанесения удара по союзнической Германии — 6 июля 1941 г.^{43}

В соответствии с политической целью кампании в Европе генштаб РККА определил замысел предстоящей стратегической операции. Предусматривалось нанесение двух главных ударов — первый: севернее Полесья — с территории Беларуси и Прибалтики, второй: с территории Украины и Молдовы. Войска Красной Армии, согласно плану, выходили в промышленные районы Силезии и отрезали Германию от источников нефти, союзников и развивали наступление на Берлин и Дрезден^{44}.

Попробуем представить себе картину тщательно продуманной переброски войск, которая, как и была предусмотрена жуковской «Грозой», началась весной 1941 г. В своей книге «Дело всей жизни» маршал Советского Союза А. Василевский пишет по этому поводу:

А вот что рассказывает о военных приготовлениях генерал армии С. М. Штеменко:

Подробную картину переброски войск дает Маршал Советского Союза К. С. Москаленко в своей книге «На юго-западном направлении»:

В трудах советских историков, изданных много лет спустя после завершения Второй мировой войны, сделано следующее заключение:

Как вспоминал впоследствии Маршал Советского Союза С. К. Куркоткин, автор книги «Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне», к западной границе было доставлено 100 тыс. тонн горючего^{49}. Надо отметить, что накопление горюче-смазочных материалов, боеприпасов, продовольствия и снаряжения шло с сентября 1939 г.

Вдоль границы прекратились строительные работы. По оценкам генерала Г. Григоренко, весной 1941 г. по всей 1200-километровой линии были взорваны укрепления стоимостью 120 млрд. рублей^{50}. По команде начальника Генштаба РККА Г. Жукова все аэродромы были придвинуты к границе. Если истребительная и войсковая авиации базировались на аэродромах, удаленных от границы до 40 км, то бомбардировочная — на 50–70 км. К, примеру, 74-й штурмовой полк 10-й авиационной дивизии 4-й армии перебазировался на полевой аэродром в 8 км от границы^{51}. В. Суворов пишет:

Согласно мемуарам целого ряда маршалов и генералов, занимающих высшие посты в РККА, командующий Западным особым военным округом генерал армии Д. Павлов поставил задачу армиям, артиллерии и авиации, каждому танковому, механизированному и кавалерийскому корпусам^{53}. Командир 213-го стрелкового полка майор Т. Я. Яковлев получил следующий приказ переправиться через Августовский канал на его западный берег, расположенный на узкой полосе местности между границей, и ждать команду на окружение немецких частей в районе польского города Сувалки^{54}. По мнению белорусского и польского историка Е. Мироновича, И. Сталин, насаждая военные базы на землях бывшего Польского государства, планировал создать на Белосточчине польскую автономную область в качестве зародыша польской советской республики, активно милитаризировал ее и даже не проводил там коллективизации^{55}.

И, наконец, нам хотелось бы сослаться еще на один источник, который, может быть, больше других расскажет о последних приготовлениях Сталина. В 1971 г. в Москве вышла в свет книга «Генерал Карбышев», автор которой, Е. Г. Решин, пишет:

Любопытно вот что: как стало известно только недавно из раскрытых в последние годы военных архивов СССР, на границу с Германией в полосе 20–40 км 18–19 июня 1941 г. была переброшена треть (!) всей военной мощи СССР — десятки дивизий первого эшелона. И занимались они там вовсе не подготовкой оборонительных рубежей (что и нелепо для их расположения), а подготовкой к вторжению. В частности, они были полностью до взвода оснащенными тактическими картами Польши, Германии, Румынии, Венгрии, а вот карт Беларуси, Украины и республик Балтии у них вообще не было. И их даже не было для этих войск издано^{57}. В комментарии к сказанному В. Ростовым и А. Деникиным следует добавить, что в первые недели советско-немецкой войны командиры ряда дивизий РККА жаловались, что на всю дивизию(!) имеется всего 2–3 карты, хотя карта должна быть у каждого командира взвода.

18 июня 1941 г. перегруппировка советских войск завершилась. Но этим дело не закончилось. В Кремль вызвали Л. Берию. По указанию Сталина он начал подготавливать поголовную высылку жителей приграничья. События развивались довольно быстро. В ночь с 19 на 20 июня 1941 г. во всех западных областях БССР одновременно была проведена операция по аресту так называемых «участников повстанческих организаций и формирований» и выселению членов их семей. Всего было репрессировано 24412 человек, в том числе и в Барановичской области «3199 душ, в т. ч. арестовано и заключено в тюрьмы — 476 человек, выселено — 2723 душ»^{58}.

Вот что пишет «член повстанческой организации» С. Спасюк:

Это описание можно дополнить рассказом еще одного из 24412 «повстанцев»:

Всего, по подсчетам историков, из Беларуси ушло 92 таких эшелона^{61}. Анализ архивных материалов позволяет констатировать: из Барановичской области, равно как и других западных областей, в действительности было депортировано населения больше, чем сообщают официальные документы.

Таблица № 26. ЧИСЛЕННОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ ЛЯХОВИЧСКОГО РАЙОНА (1940–1944).

Источник: БФГА. Ф. 693. Оп. 1. Д. 1. Л. 26.

Как видно из таблицы № 26, на конец 1940 г. на территории Ляховичского района проживало 49589 жителей, а в 1944 г., когда в районе вновь была установлена советская власть, которая и провела учет жителей, там проживало 27537 человек, то есть по сравнению с 1940 г. убыль населения составила почти 50 %. Как сообщают исторические источники, за годы немецкой оккупации (1941–1944) в районе расстреляно и замучено фашистами 1389 жителей, на фронте (в составе РККА) и в советских партизанских отрядах погибло 1323 человека. Эвакуации и мобилизации населения Ляховичского района в 1941 г., согласно официальным данным, не проводилось^{62}. Вывод напрашивается сам.

Помимо насильственного выселения белорусских граждан проводились и другие спецмероприятия: уничтожались пограничные заграждения и отводились в глубь страны пограничные войска. Еще 18 июня начальник пограничных войск НКВД БССР генерал-лейтенант Богданов потребовал эвакуировать все семьи военнослужащих^{63}.

Из всех имеющихся в настоящее время архивных оперативных документов немецкого Генштаба известно, что ни Гитлер, ни его генералы не имели намерений, ни планов нападения на Советский Союз. Ни ОКВ (Верховное главное командование вермахта), ни ОКХ (Главное командование сухопутных войск) не имели ни черновиков, ни набросков плана войны, как не имели никаких указаний от Гитлера на этот счет^{64}.

Еще в конце 1939 г. германский генеральный штаб подготовил доклад о состоянии РККА.

О том, что в Берлине не возникало даже речи о войне против СССР, говорит следующий шаг Гитлера. После разгрома Франции он пошел на резкое сокращение вооруженных сил. И это в той обстановке, когда Советский Союз, «освободив» Эстонию, Литву и Латвию, формирует Прибалтийский особый военный округ, все силы которого сосредоточиваются на границе с Восточной Пруссией. Немецкие стратеги осознавали: советизация Прибалтики имеет смысл только в случае, если замышляется война против Германии.

21 июня 1940 г. Гитлер впервые в самом узком кругу высказал мысль о «русской проблеме». 29 июня генерал-полковник Ф. Гальдер поручил начальнику штаба 18-й армии генерал-майору Э. Марксу подготовить наброски плана войны против СССР. Первоначально план имел кодовое название «Фриц», а не «Барбаросса»^{66}.

По мере приближения советских войск к германской границе все более реальным становилось вооруженное столкновение союзников. В Берлине, проследив развитие внешнеэкономических событий, дипломатических контактов, ознакомившись с данными разведки, изучив состояние военной промышленности и степень подготовки РККА, поняли, что СССР одним ударом может перерезать нефтяную аорту в Румынии и парализовать всю германскую промышленность, армию, авиацию и флот^{67}. И если Сталин, совершая поистине роковой просчет стратегического значения, был уверен в успехе «Грозы», то иначе рассуждал Гитлер.

Из протокола допроса генерал-фельдмаршала В. Кейтеля от 17 июня 1945 г.:

В июне 1941 г. Гитлер издает ряд приказов. Первый — № 32 от 11.06.1941 г., в котором распорядился к осени значительно сократить вооруженные силы Германии. Потом, через три недели, в дополнение к приказу № 32 появится приказ № 32-Б, в котором содержались конкретные меры по сокращению вермахта:

Потом, правда, советские историки, «оценив» эти приказы, назовут их «нелепыми, а самого Гитлера профаном»^{70}.

Были, впрочем, и другие приказы, авторы которых сидели в Кремле. 15 марта 1941 г. нарком обороны СССР подписал приказ, который вводил в действие положение «О персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время». На основании этого документа к 1 мая 1940 г. весь личный состав Красной Армии получил медальоны с вкладными листками, в которых указывались краткие биографические данные и место жительства родных. Вкладыш заполнялся в двух экземплярах. Один экземпляр в случае гибели его владельца вынимался и хранился в штабе, второй же, вложенный в медальон, оставался при убитом или умершем от ран.

И, наконец, последнее. В том же июне, на Вильгельм-штрассе, в Берлине подготовят еще один документ — ноту об объявлении войны, полный текст которой в СССР по понятным причинам никогда не публиковался. Сей документ не случайно не предавался широкой огласке, намеренно утаивался с 1941 г., и только фактически сейчас среди прочих жгучих тайн, подобных расстрелу в Катыни, стал достоянием гласности. До этого люди не видели оригинала, а долгие десятилетия знакомились с документом лишь в «переводе», сделанном избранными советскими исследователями под контролем и цензурой государства. Приведем фрагменты из этого документа:

Что это означало, становится понятным лишь теперь.

Когда 22 июня 1941 г. германский посол Шуленбург передал наркому по иностранным делам Союза ССР В. Молотову, которого, как известно, В. Ленин называл «каменная жопа», ноту об объявлении войны, советский нарком задал всего один вопрос: «Чем мы заслужили это?»^{72}