Неожиданная Россия

Глава 27. «Шитые рожи»: шаманы для царя Петра

Дальний Восток и первый император России

Пётр I, прорубив «окно в Европу» и перенеся столицу на Запад, не был чужд и проблемам Востока – особенно, Дальнего Востока. Первый русский император не только тщательно выстраивал добрососедские отношения с далёким Китаем, но и немало занимался дальневосточными владениями России. Именно по приказу Пётра проложили первую морскую трассу на Камчатку и три столетия назад направили первую научную экспедицию на наш Дальний Восток.

Расскажем почему император особым указом запретил казакам в Якутске носить дорогие кружева и для чего звал в Петербург шаманов с берегов Лены…

«Делают себе и женам своим и детям портища золотые…»

Помимо государственных реформ и побед царь Пётр прославлен массой колоритных и порою кажущихся нам анекдотичными указов – например, «О бритии бород и усов всякого чина людям, кроме попов», «О ношении немецкого платья», «О взыскании особой подати с бородачей» и подобные. Однако мало кто знает, что первый указ такого рода относился к городу Якутску.

28 октября 1697 года юный царь Пётр I подписал указ, начинавшийся словами: «В нынешнем году ведомо Нам учинилось, что в сибирских городах, а больше в Якутском, многие служилые люди делают себе и жёнам своим и детям портища золотые и серебряныя, бархатныя и объяринныя и байбероковые и из арбафныя с широкими золотными и с серебряными кружевы, холодныя; а иные на собольих и лисьих черных дорогих мехах…»

Современный человек и не поймёт многие термины данного указа. Три века назад «объяринной» называлась дорогая ткань с золотой и серебряной нитью, «байбероковой» и «арбафной» именовали столь же дорогую ткань из кручёного шёлка. Соболя и чернобурые лисицы понятны нам и сегодня без пояснений – уточним лишь, что качественная шкура лучшей чернобурки, добытая посреди таёжной Якутии, в ту эпоху могла стоить как хороший дом в Москве.

Вот царь Пётр I в своём указе и возмущался что «служилые люди», то есть стрельцы и казаки сибирских и дальневосточных острогов носят слишком дорогие одежды, «чего им по чину носить не положено». Царь в указе пояснял, что «те служилые люди, у которых такое излишнее дорогое платье есть, делают не от праваго своего нажитку, а кражею Великаго Государя казны, у каких дел они бывают, или с иноземцов грабежом те богатства себе наживают…»

То есть, как гласил царский указ, богатое платье наживалось не от законных прибылей, а при помощи коррупции и грабежа «иноземцев», как тогда именовали племена аборигенов Сибири и Дальнего Востока, обязанных платить меховую дань русскому царю. Поясним, что Якутск, особо упомянутый в данном указе, не случайно выделен из всех прочих «сибирских городов». Именно Якутский острог три столетия назад был главной «столицей» российского Дальнего Востока и главным поставщиком драгоценных мехов в царскую казну.

Воеводе Якутского острога подчинялись все земли от реки Лены до Охотского моря и Ледовитого океана, аж до границ Чукотки и берегов Камчатки. Именно там, к началу XVIII века добывали больше всего драгоценных соболей и чернобурых лисиц. Так что «служилые люди» в Якутске и подчинённых ему острогах, собирая меховую дань-«ясак» с местных аборигенов-«иноземцев», имели широчайшие возможности для коррупции и неправедной наживы. Как писалось в указе Петра: «Якутские служилые люди, которые в прошлых годах, подкупая воевод, были в ясачных сборщиках, и для всяких Великаго Государя дел в волости иноземския посланы будучи, в тех посылках ясачным людем чинили многия грабительства и разорения; а приехав в Якутской острог с теми воеводами делились, на воевод делали шубы собольи…»

Любопытно, что царский указ, запрещая излишнюю роскошь на Дальнем Востоке, не грозил коррупционерам никакими особыми карами – Якутия тогда и так была местом самой дальней ссылки, русских людей в тех краях для государственной и военной службы всегда не хватало, и ссыльные составляли значительную часть тамошних «служилых». Наказать ссыльных тяжелее, чем «пешей казачьей службой» в Якутии, было уже невозможно. Тратить же свои прибыли – хоть «правые», хоть неправедные, коррупционные – в острогах, посреди дикой тайги, было особо не на что. Вот стрельцы с казаками и соревновались друг с другом «портищами золотыми», которые везли на берега Лены ушлые купцы в обмен на драгоценных лис и соболей.

Поэтому грозный царь Пётр ограничился лишь моральным осуждением и добрым советом. Как гласил его указ: «А буде у кого промыслом правым нажиток лишний сверх его нужных расходов явится, те пожитки надобно держать на покупку добраго себе ружья и панцырей и платья нужнаго, чтоб к службе был всегда готов и к боям с неприятелем потребен…»

«Для проведывания прямого ходу на Камчатский нос…»

Именно в годы царствования Петра I русскими первопроходцами была покорена и освоена Камчатка. Первый поход на далёкий полуостров отряд под началом якутского казака Владимира Атласова начал весной 1697 года. Однако «обретение Камчатки», как называли ту эпопею в XVIII веке, растянулось на два долгих десятилетия, фактически завершившись лишь к концу царствования Петра.

Крупнейший полуостров российского Дальнего Востока был не просто труднодоступен – дорога к нему от европейской части страны занимала минимум два года, а экспедиции на Камчатку для той эпохи по стоимости и сложности вполне сопоставимы с космическими полётами наших дней. Первый путь на Камчатку шел по суше – от берегов реки Лены, через «полюс холода» Оймякон и Колыму к чукотской реке Анадырь, и уже оттуда оленьи и собачьи упряжки первопроходцев поворачивали к камчатскому перешейку.

Помимо немалых природных трудностей, этот путь был смертельно опасен из-за сопротивления воинственных коряков. Быстро освоив огнестрельное оружие, коряки на рубеже XVII–XVIII веков сумели уничтожить несколько отрядов русских первопроходцев.

Альтернативой был морской путь, но не привычный нам, через Охотское море, а иной – из Якутска к устью Лены и далее вдоль побережья Северного Ледовитого океана вокруг всей Чукотки. Именно так, труднейшим даже для современных атомоходов маршрутом, шли лодки-«кочи» Ивана Рубца, первого русского атамана, достоверно побывавшего на Камчатке ещё в 1662 году (см. главу 14-ю книги «Оленья кавалерия»).

Огромный полуостров мог стать богатейшим источником драгоценной пушнины для царской казны. Не удивительно, что ведя далеко на Западе тяжелейшую войну со шведами Карла XII, царь Пётр озаботился поиском и созданием удобных путей на Камчатку. В январе 1713 года в Анадырском остроге получили царский указ: «На коряк итить войною и тех иноземцов разорить и камчацкой путь совершенно очистить…»

Именно этот указа станет началом большой войны русских первопроходцев и их союзников юкагиров с воинственными коряками – она навсегда войдёт даже в фольклор аборигенов севера Камчатки, породив легенду о «байдарках с крыльями» (см. главу 15-ю книги «Оленья кавалерия»). Но помимо войны, Пётр I приказал искать и новый морской путь на далёкий полуостров через «Ламское»-Охотское море. Царский указа гласил: «Смотреть накрепко и домогаца, чтоб сделать ход морем с Камчатки на Ламу, дабы всеконечно о том пути уведомитца…»

На противоположном от Камчатки берегу Охотского моря к тому времени уже более полувека располагался одноимённый острог. Но до Пётра I это русское поселение на тихоокеанском берегу не являлось морским портом, оставаясь лишь центром сбора меховой дани с окрестных эвенов-«тунгусов» (см. главу 4-ю книги «Оленья кавалерия»). О том, что Камчатка лежит где-то через море к востоку от Охотска, русские люди уже догадывались, но из-за отсутствия мореходных кораблей уходить от берега далеко в открытые воды не решались. В 1713 году царь Пётр направил на Дальний Восток группу опытных корабелов и моряков, как гласил его указ – «для проведывания прямого ходу чрез Ламское море на Камчатский нос».

Именно тогда отправленные по царскому указу специалисты привезли на российский Дальний Восток первый компас. Уже в 1716 году архангельский помор Яков Невейцын и якутский казак Кузьма Соколов «со товарищи» сделали в Охотске первый океанский корабль, сумевший морем достичь Камчатки. Так волей Петра I появился первый русский порт на нашем дальневосточном побережье и первенец будущего Тихоокеанского флота.

«А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен…»

«Обретение Камчатки» позволило Петру I познакомиться и с Японией, точнее – с японцем. В ходе своего первого похода на полуостров казаки атамана Атласова отбили у аборигенов «полоненника»-пленника неведомой национальности. Сам Атласов называл его «индейцом» (именно так и писал в донесениях начальству, через о), и описывал, что пленник «подобием как-бы гречанин – сухощав, ус не велик, волосом чёрн…»

Не сложно догадаться, что казачий атаман просто никогда не видел раньше ни греков, ни японцев. А неведомый пленник был именно японцем – купцом из Осаки, чей корабль тайфуном занесло далеко от родных островов и разбило у берегов Камчатки. Первопроходцы Атласова, простые казаки, слышали о том, что где-то на юге есть богатая страна Индия, вот и сочли японца «индейцом».

О всех неизвестных ранее народах первопроходцы были обязаны немедленно сообщать начальству. Так весть про камчатского «индейца» попала в Якутск, а оттуда в европейскую часть России, к самому царю.

Пётр I географию мира знал куда лучше, чем казаки-первопроходцы. Ещё в годы царствования его отца, когда готовили в Китай посольство Николая Спафария (см. главу 9-ю книги «Оленья кавалерия»), в Москве появилось первое лаконичное описание Японских островов на русском языке: «За Китайским государством на востоце во окияне море от китайских рубежей верст с 700 лежит остров зело велик имянем Иапония, и в том острове большее богатство нежели в Китайском государстве обретается, руды серебряные и золотые и иные сокровища, и хотя обычай их и письмо схоже с китайским, однако ж де они люди свирепее…»

Пётр сразу понял, что неизвестный может быть японцем и распорядился немедленно привезти его с Камчатки. Так появился царский указ: «Ведомо великому государю учинилось, что иноземец взят в Камчадальской земле… Чтоб якуцкие служилые люди с иноземцом ехали к Москве со всяким поспешением и обережью от всяких непотребных случаев, и того посланнаго с ними иноземца берегли…»

Пешая дорога с Камчатки шла через юг Чукотки и север Якутии, от берегов реки Анадырь, чрез Колыму, к берегам Лены. Несчастному японцу пришлось много дней идти на лыжах. Как сообщалось в донесении атамана Атласова: «И тот полоненик шел на лыжах от Анадырского зимовья, и стали у него ноги пухнуть и ногами заскорбел, потому что ему на лыжах ход не за обычай и идти ему было не вмочь…»

Японца всё же довезли в Якутск, и далее через всю Сибирь доставили в Москву. Там 8 января 1702 года с ним встретился сам царь Пётр I. Как сообщают архивные документы тех лет: «На Москве того полоненика языку и нихто не знают…»

Японец, однако, оказался толков и за время общения с казаками-первопроходцами сумел немного выучить русский. Вообще наши соотечественники высоко оценили камчатского пленника: «А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен…» Сразу стало понятно, что пленник родом из развитого государства, а не привычный первопроходцам представитель первобытного кочевого племени.

Японец рассказал царю Петру о своей далёкой родине – купец из Осаки по имени Тотэкава Денбей ранее немало путешествовал, бывал в разных японских городах и даже в Китае и Корее. Впрочем, сложности перевода запутали русских писцов, и они записали показания Денбея с явной ошибкой: «С Японского острова в Китай сухой и морской путь есть. И он, Денбей, в Китаях сухим путем и морем бывал».

Царь Пётр I решил использовать неожиданного японца для установления торговых связей с его родиной. «По указу великого государя, – гласил приказ царя, – присланной из Якуцкого острога иноземец Денбей оставлен на Москве учиться руской грамоте, а как он рускому языку и грамоте навыкнет, дать Денбею в научение из руских робят человека три или четыре, учить их японскому языку и грамоте…»

«Ехать вам до Камчатки и всё на карте исправно поставить…»

Известно, что спустя ряд лет, в 1710 году Пётр I вновь встречался с японцем Денбеем, к тому времени крестившимся и принявшем русское имя Гавриил. Итогом этой встречи стал указ Петра для властей Якутска и Камчатки: «Домогатца всякими мерами чтоб учинить с Апонским государством торги немалые, как и у китайцев с русскими людьми бывают торги, чтобы в тех новоприисканных торгах великого государя казне учинить многую прибыль. И проведать какие в Японском государстве узорчатые товары обретаются, также и русские товары в том государстве какие надобны, и станут ли они с русскими людьми торговать…»

При жизни Петра I так и не успели найти морской путь с нашего Дальнего Востока в Японию. Но именно этот приказ вдохновил мятежного камчатского казака Ивана Козыревского (см. главу 21-ю книги «Оленья кавалерия») отправиться морем на юг и первым из русских людей описать Курильские острова.

Сам царь Пётр хорошо понимал всю недостаточность географического изучения дальневосточных рубежей России. Имевшиеся на тот момент карты огромного и важного для страны региона напоминали скорее примерные чертежи, без точных координат и масштабов. Поэтому ровно 300 лет назад, к 1719 году по указу Петра I была подготовлена первая по-настоящему научная экспедиция на Дальний Восток.

Экспедицию возглавили молодые офицеры – 25-летний Иван Евреинов и 24-летний Фёдор Лужин – выпускники московской «Школы математических и навигацких наук», только что закончившие «геодезический класс» петербургской Морской академии. Фактически это были первые морские офицеры и картографы, получившие высшее образование по последнему слову науки той эпохи не за границей, а в России.

В январе 1719 года царь Пётр I собственноручно написал краткий приказ для первой научной экспедиции на Дальний Восток: «Ехать вам до Камчатки и далее, и описать тамошния места: сошлася ли Америка с Азиею, что надлежит зело тщательно сделать не только зюйд и норд (т. е. на юг и север – прим. А.В.), но и ост и вест (на восток и запад – прим. А.В.), и всё на карте исправно поставить…»

Одновременно всем властям Сибири и дальневосточных острогов направили «послушной указ», т. е. строжайший приказ царя: «Когда вам объявители сего нашего указу Иван Евреинов, Федор Лужин явятца, тогда их отправить до Камчатки и далее и для того дайте им провожатых, сколько человек пристойно, из таких людей, которые гораздо были сведомы о тамошних местах, также дайте всё протчее, чего они будут требовать, дабы ни в чем им остановки не было».

Покинув в январе 1719 года Санкт-Петербург, первая научная экспедиция прибыла в Якутск ровно 300 лет назад. В следующем 1720 году Евреинов и Лужин через порт Охотска добрались на Камчатку. Ещё через год экспедиция побывала на Курильских островах, добравшись почти до самой Японии. И хотя первая научная экспедиция на нашем Дальнем Востоке тогда не смогла доподлинно установить «сошлася ли Америка с Азиею», но впервые появилась карта тихоокеанского побережья России, основанная на инструментальной съёмке. Впервые появился составленный Иваном Евреиновым каталог географических координат городов и отдельных пунктов Сибири и Дальнего Востока.

В ноябре 1722 года карты и все материалы экспедиции её возвратившиеся участники передали лично царю Петру. Географические исследования Евреинова и Лужина стали основой для знаменитой Камчатской экспедиции Витуса Беринга, продолжившей научное изучение Дальнего Востока, начатое по указу Петра I ровно 300 лет назад.

«Отыскать Якуцкаго уезда шаманов лутчих…»

Царя Петра I интересовали не только экономические богатства и география дальневосточных владений России. Отдельный и особый интерес первый русский император проявил к шаманам Дальнего Востока.

Хотя царь-реформатор глубоко интересовался классической наукой и мыслил вполне рационально, но всё же был не чужд и мистическим увлечениям. Таинственные посредники между миром людей и духов заинтересовали Петра I настолько, что до наших дней сохранился ряд императорских указов по поводу дальневосточных шаманов.

Так весной 1722 года Пётр распорядился «из сибирских городов, а имянно Якуцкаго уезда, где можно отыскать лутчих для взятья ко двору его императорскаго величества из Тунгускаго и из Ламутскаго народов Шитыхъ Рожъ несколько шаманов лутчих, которые пользуют от болезней и бутто шаманством своим угадывают, коликое число взять…»

В переводе с русского языка трёхвековой давности это означало приказ отыскать в Якутии среди местных эвенов лучших шаманов, которые умеют лечить болезни и угадывать загаданные другим человеком цифры. Вероятно, царь где-то прослышал про такие способности дальневосточных аборигенов, ну а «Шитыми рожами» русские первопроходцы в ту эпоху именовали некоторые роды первобытных якутов, эвенов и юкагиров, которые украшали свои лица особыми татуировками, продёргивая иглой под кожу крашеную нить.

Известно, что умеющих лечить шаманов царь Пётр собирался отправить в Европу для изучения медицины, дабы соединить знания Востока и Запада. Назначение шаманов, угадывающих «коликое число взять», тоже вполне очевидно – наверняка царь планировал использовать их для разгадывания шифров и прочих разведывательных надобностей.

Вообще-то многие современники Петра, знавшие первобытные племена Сибири и Дальнего Востока не понаслышке, относились к шаманам довольно скептически. Как писал в столицу один из сибирских воевод: «Те шаманы били в бубен и крычали, а иного шаманства за ними никакова кроме того нет…»

И всё же в Якутске во исполнение царского указа в 1723 году провели настоящий конкурс на лучшего шамана и составили, как писали в ту эпоху, «риэстр». Этот сохранённый архивами реестр самых сильных шаманов Дальнего Востока с указанием волостей Якутского уезда стоит привести полностью, уж очень он колоритен:

«Кангаланской волости шаман Кучюняк Мазарин, он же Харабытик, шаман Уреыбасъ.

Кокуйской волости шаман Сыдыбыл Дабудаков, шаманъ Иктей Кривой.

Борогонской волости шаман Банга, шаман Турчакъ Бучюко, шаманы Тыкы, Кыпчыкова сын Мосхою, он же Саингы, шаман Кусенек.

Нерюптенской волости шаман Могудер, шаман Ламуга Байтаков.

Намской волости шаман Кутуях, Бахинского роду шаман Дегорень.

Мегинской волости шаман Бырдый Кытынаков.

Сыланской волости шаман Байга.

Емконской волости шаман Дагыс, Тагуйского роду шаманы Кулакай, Дебука, Челодай, Дакку, Лучинского сын шаман Одуй.

Боронской волости шаман Кусегей Жары, Дакырского роду шаманы Тас, Силим, Чачик.

Ерканской волости шаман Жалан Омолдонов.

Жарканской волости шаман Конлеку.

Шаманы ж Якуцкого города тамошние уроженцы pycкиe люди Федор Турбин и Семён Рубачев».

Шаман Кучюняк Мазарин, «он же Харабытик», и шаманъ Уреыбас – всё это звучит любопытно. Но не менее интересны и «pycкиe люди Федор Турбин и Семен Рубачев», перечисленные в качестве сильнейших шаманов на берегах Лены. К сожалению, иных подробностей обо всех этих людях архивы до наших дней не сохранили.

Этот реестр шаманов Якутии отослали царю в Петербург. И в 1724 году Пётр I повторил приказ выслать к нему лучших: «Чтоб из Якуцка из оных народов лутших шаманов Шитых Рож его императорскаго величества указом привесть в Иркуцк к выбору, которые из них угодны будут для взятья в Петербург».

Иркутск в том 1724 году по указу Петра стал центром особой провинции в составе огромной Сибирской губернии. Эта «Иркутская провинция» включала в себя все дальневосточные владения России: Якутию, Забайкалье, побережье Охотского моря и Камчатку с Курилами. Поэтому именно в Иркутске должен был пройти финальный отбор лучших якутских шаманов.

Однако таёжные кудесники – или, говоря современным языком, «народные целители» и экстрасенсы – попасть в Петербург, новую в столицу Российской империи, так и не успели. В самом начале 1725 года царь Пётр I умер. Теперь вы, уважаемые читатели, знаете, что один из самых величайших монархов в истории нашего Отечества, первый император России, уходил из жизни в ожидании чуда с Дальнего Востока.