Неожиданная Россия

Глава 43. Китайский лал в русской короне

История экономических взаимоотношений Китая и Российской империи

Вот уже четвёртый год Китай является главным внешнеторговым партнёром России, оставив далеко позади Германию, США и прочие крупные державы. КНР уступает в торговле с РФ лишь взятому в целом Евросоюзу. Однако и в прошлом китайский сосед был важнейшим экономическим партнёром нашей страны. Не случайно большая императорская корона, главная династическая регалия русских царей, увенчана именно китайской драгоценностью.

Расскажем, как это получилось, вспомнив все былые перипетии российско-китайской торговли минувших веков.

«Китайская грамота» и русская торговля

Впервые пекинский император дал разрешение русским купцам торговать в Китае ровно 400 лет назад. Произошло это в сентябре 1618 года, когда в Пекин добралась первая в истории официальная дипломатическая миссия из России. В итоге томский казак Иван Петлин доставил в Москву указ императора Чжу Ицзюня с дозволением нашим торговцам приезжать в Китай.

Но четыре века назад столице России не нашлось знатоков китайских иероглифов, императорский документ из Пекина несколько десятилетий пролежал непереведённым в архивах Посольского приказа. Именно этот казус родил для русского языка целую идиому – «китайская грамота», как символ чего-то совершенно непонятного и недоступного разумению.

На словах первый вернувшийся из Пекина русский пояснил, что «по своей вере, китайский царь, ни сам из государства не выезжает, ни послов своих и торговых людей не выпущает». Это соответствовало действительности – китайцы той эпохи искренне считали себя единственной цивилизацией посреди моря варваров, а огромный китайский рынок был слишком самодостаточен. Иностранные коммерсанты для него были мало важны, воспринимаясь лишь как дополнительный источник драгметаллов и разных диковинок.

Зато китайский товары – прежде всего шёлк – тогда были широко востребованы во всём мире. На русский рынок шёлк из Китая, у нас он именовался «камкой», попадал чрез посредничество среднеазиатских и персидских купцов. Драгоценная китайская «камка» считалась настолько статусной вещью, что попадала не только в завещания монархов, но даже в историю и географию России. Главный дальневосточный полуостров нашей страны, Камчатка, получил в XVII веке своё имя от прозвища своего первооткрывателя, сибирского казака Ивана Камчатого – прозванного так именно из-за приметной «камчатой» рубахи из китайского шёлка.

Интерес к коммерции с Китаем подогревали и западноевропейские купцы, особенно англичане. Не случайно в 1617 году, узнав об отправке русских посланников в Пекин, английский посол Джон Мерик в Москве буквально осаждал бояр из правительства первого царя династии Романовых, пытаясь выяснить перспективы транзитной торговли с Китаем через Россию. Настырного британца дипломатично отбрил боярин Фёдор Шереметев, объяснив послу, что «Китайское государство невелико, около всево ево стена в один кирпич, а подлинно ж неведомо…»

«Изволил послать в Китайское государство купчин своих…»

Одним словом, интерес к торговле с Китаем у Москвы четыре столетия назад был значительным, не смотря даже на отсутствие достоверных знаний и тысячи вёрст сибирского бездорожья, разделявшего центры обоих государств. Сложности логистики были таковы, что лишь в 1652 году царь Алексей Михайлович снарядил в Китай первую большую торгово-дипломатическую миссию – её глава, Фёдор Байков, один из ближайших к монарху чиновников, для будущей русско-китайской коммерции получил наличными огромную по тем временам сумму, 50 тыс. руб. Выражаясь языком той эпохи, царь «изволил послать в Китайское государство купчин своих».

Ровно 365 лет назад, в августе 1653 года из Тобольска в Пекин отправился первый русский торговый караван. Он вёз сибирскую пушнину и юфть – бычьи кожи, обработанные тюленьим жиром и берёзовым дёгтем. Юфть из Поволжья была единственным восточноевропейским товаром, известным на китайском рынке ещё со времён Золотой Орды.

В Пекине русские товары, привезённые впервые не посредниками, а самими русскими, были успешно распроданы. Обратно караван Байкова доставил в основном разнообразные шелка-«камки» и небольшое количество специфических китайских товаров – разнообразных лекарственных трав. Китайская традиционная медицина уже тогда, через среднеазиатских купцов, пользовалась авторитетом на Руси и в Европе. Примечательно, что среди лекарств из Пекина в описи каравана фигурирует и примерно 30 кг «травы чай». Китайский чай почти до конца XVIII века будет считаться именно лекарственным средством, и лишь позднее займёт рыночную нишу самого популярного напитка.

Государство сразу оценило всю выгодность прямой торговли с Китаем. Однако сложности логистики и политические проблемы – на Амуре шла настоящая война казаков-первопроходцев с маньчжурами – не позволили сразу наладить регулярное движение «казённых караванов». Следующий под руководством опытного купца Сеиткула Аблина, «тобольского служилого татарина», тронулся в путь лишь в 1668 году, ровно 350 лет назад. Зато нам полностью известна его бухгалтерия – вывезя в Китай русских товаров на 4540 руб., караван доставил в Россию китайских шелков и прочих ценности на 18700 руб.

Оценив столь наглядную прибыль, государство 3 сентября 1672 года запретило под угрозой конфискации имущества любую торговлю с китайцами вне казённых караванов. Именно с этого момента в русско-китайской торговле начинается эпоха казённых караванов и государственной монополии на коммерцию с великим соседом.

Разворот мехового экспорта на Восток

Большую часть XVII века главную прибыль для российской казны давала государственная монополия на торговлю с Западной Европой сибирской пушниной. Добытые к востоку от Урала соболя и лисицы, в качестве экспортного товара, с успехом заменяли былой России современные нефть и газ.

Однако к исходу XVII столетия, накануне воцарения Петра I, русский меховой экспорт на Запад стал заметно падать. Это было вызвано тем, что, во-первых, европейские мануфактуры наконец стали массово производить качественные шерстяные ткани, а во-вторых, в Западную Европу были налажены поставки пушнины из Канады. Канадский бобр стал конкурентом сибирского меха.

В целях сохранения сверхприбылей от торговли пушниной, России срочно требовалось найти для своих мехов новые рынки сбыта. И здесь Москве улыбнулась удача в виде практически бездонного рынка Китая.

Экономика Поднебесной была самодостаточна, от внешней торговли ей требовались лишь драгметаллы. По сути, мех был единственным товаром, который в ту эпоху не производился в Китае. Спросу способствовал и тот факт, что как раз в те десятилетия китайцев завоевали маньчжуры, чья прародина отличалась суровыми зимами. Мех для новых властителей Китая был не только статусным, но и жизненно необходимым товаром.

Именно перспективы мехового экспорта заставили царя Алексея Михайловича отказался от войны с маньчжурами за земли по берегам Амура. Эта территория была уже неплохо освоена сибирскими казаками, довольно успешно отбивавшимися от наступления войск маньчжуро-китайской империи Цин. Однако выяснилось, что на Амуре нет внушительного «соболиного сбору». Основные центры добычи самого ценного меха той эпохи располагались существенно севернее, на просторах современных Якутии и Магаданской области.

По этой причине Москва отказалась от соперничества с Пекином за берега Амура и отдала эти земли маньчжуро-китайцам по Нерчинскому договору 1689 года. Земли на северном берегу Амура войдут в состав России лишь полтора столетия позднее. Однако этот договор позволил Москве начать оживлённую торговлю с богатым и многолюдным соседом. Не случайно русские дипломаты добились включения в его текст отдельной и тщательно сформулированной статьи о торговле: «Людем с проезжими грамотами приезжати и отъезжати до обоих государств добровольно и покупать и продавать, что им надобно, да повелено будет».

Эпоха казённых караванов с «китайкой»

Нерчинский договор открыл продолжительную эпоху караванной торговли с Китаем. Только за первое десятилетие XVIII века четыре государственных каравана, отправленных из Сибири в Пекин, принесли чистой прибыли почти на 420 тыс. руб, плюс еще более 100 тыс. пошлин с частных торговцев, с разрешения государства примыкавших к казённым караванам. Один лишь караван, вернувшийся из Китая в 1709 году под руководством опытного «купчины» Петра Худякова, вывезя из России товаров на 184 тыс. руб., в итоге получил чистую прибыль на 270 тыс.

В разгар Северной войны со шведами каждый вернувшийся из Пекина казённый караван позволял формировать до пяти новых пехотных полков. Стремясь контролировать торговлю с Китаем и максимизировать прибыль, Петра I предпринял беспрецедентные меры, чтобы не допускать к этой коммерции лиц без «проезжих грамот», то есть без государственных разрешений. Сибирских воевод по приказу царя обложили драконовскими штрафами – по 1000 руб. за каждого русского подданного, уличённого в нелегальной торговле с китайцами.

Частным купцам разрешалось посещать Китай только в составе казенных караванов, а ценнейшие виды пушнины – соболь и черно-бурая лисица – были объявлены «заповедными товарами», государственной монополией. Все имевшиеся у частных лиц соболя и чернобурки подлежали сдаче в казну по твердо установленным ценам. Вскоре к этой госмонополии присоединят и «камчатских бобров», то есть мех каланов, который оказался крайне востребован на китайском рынке.

Помимо сибирских мехов, составлявших тогда около 70 % русского экспорта в Китай, казенные караваны везли в Пекин западноевропейские зеркала и моржовую кость. Обратно вывозили в основном шёлковые и хлопковые ткани – не зря все цветные хлопчатобумажные сукна в России той эпохи именовались «китайкой».

«На границах ради купечества взберётся удобное место…»

Власти империи Цин, понимая всю заинтересованность России в китайской торговле, не раз пытались использовать её как средство политического давления, периодически под разными предлогами препятствуя пропуску караванов. К тому же маньчжуров, правивших в закрытом от мира Китая, смущало частое появление в Пекине внушительного количества русских торговцев – с каждым казённым караваном их приходило несколько сотен.

В итоге в 1727 году, после инициированного маньчжурами пятилетнего перерыва в караванной торговле, стороны договорились, что помимо караванов, Россия и Китай будут вести и пограничную торговлю. «На границах ради купечества взберётся удобное место и оградится оградою…» – гласил новый договор.

В следующем году 350 солдат Якутского полка построили на границе с империей Цин (ныне граница Бурятии и Монголии) специальную торговую слободу, получившую монгольское имя Кяхта. Впритык китайцы построили свой купеческий посёлок Маймачен – в переводе с китайского «Торговый город». На следующие полтора столетия именно «кяхтинский торг» станет главным центром всей русско-китайской коммерции. Уже к середине XVIII века, в общем объеме внешнеторгового оборота России, на долю Кяхты приходилось 8-10 %.

В 1757 году империя Цин окончательно замкнётся от мира. По указу императора Хунли из страны выдворят всех иностранных торговцев, сохранив лишь два внешнеторговых центра – порт Кантон (Гуанчжоу) на юге, и Кяхту-«Маймачен» на севере. В 1758 году Пекин посетит последний казённый караван из России, после чего коммерция с Поднебесной окончательно перейдёт в пограничную Кяхту.

Радикальные изменения затронут и организацию торговли с Китаем. Указ новой императрицы Екатерины II в августе 1762 года отменит прежнюю госмонополию: «Китайский караван отдать в вольную торговлю, и позволить всем, кто бы ни пожелал, на границе торговать с платежом пошлин… И для такого ныне вольнаго в Китай торга прежде учинённые запрещения отставить и всеми товарами торги производить невозбранно».

Свободный торг с Китаем в Кяхте облагался пошлинами – наши купцы платили в казну 23 % от стоимости закупленных китайских товаров и 18 % от продажной цены отечественных. От пошлин освобождались транзитные европейские товары (т. к. с них уже была взята пошлина на западной границе России), а также наиболее необходимая в нашей стране продукция Китая – хлопок и шёлк-сырец.

Единственным товарами, полностью запрещёнными в торговле с Поднебесной, стали лишь оружие и драгметаллы. Китай тогда был не только самым населенным, но и богатейшим государством мира. Весь XVIII век он в обмен на свои шелка, чай и фарфор получал от западноевропейских купцов значительную долю всего обращавшегося на планете серебра, добывавшегося тогда главным образом в испанских колониях Южной Америки. И часть этого пришедшего от европейских коммерсантов драгметалла в свою очередь поступала из Китая в Россию в обмен на сибирские меха.

Российские же власти, в целях преумножения в стране запасов драгметаллов, запретили оплачивать китайские товары монетой – их полагалось обменивать на меха или иную продукцию.

Мамонт и белка для китайского рынка

Уже через десятилетие «вольнаго торга» пограничная Кяхта далеко обогнала по оборотам торговлю Астрахани, до того на протяжении двух столетий по праву считавшейся ведущим центром русской коммерции с Востоком. За вторую половину XVIII столетия внешнеторговые обороты России с Китаем вырос в 16 раз – с 533 тыс. руб. до более чем 8 млн. К концу того века торговля с китайцами превышала 60 % всей азиатской торговли нашей страны.

70-75 % всех русских товаров, экспортировавшихся в Китай, составляла пушнина. При том в Поднебесную шла главным образом дешевая белка, но в огромных количествах. С 1768 по 1785 годы в Кяхте ежегодно продавалось от 2 до 4 миллионов беличьих шкурок. В 1781 году здесь продали китайцам в обмен на серебро рекордное количество – 6 млн белок!

Второе место после белки занимал горностай, его в Кяхте китайцы ежегодно закупали от 140 до 400 тыс. шкурок. И естественно особо ценным предметом русского вывоза в Китай оставался соболь – на исходе XVIII века в Кяхте продавалось от 6 до 16 тыс. соболиных шкур ежегодно.

Даже знаменитая «Российско-Американская компания» осваивала Аляску именно с целью поставки мехов на китайский рынок. Добытые русскими промышленниками на Алеутских островах и приполярном побережье Америки меха каланов, морских котиков и песцов продавались китайцам в Кяхте, на севере Поднебесной, или на юге Китая в Кантоне (Гуанчжоу). Там одна шкурка «морского бобра»-калана в начале XIX столетия продавалась по 100 руб. серебром.

Впрочем, весь XVIII-й и первую половину XIX века Россия была для Китая источником ещё одного востребованного и крайне необычного товара. Ежегодно в поднебесную через Кяхту продавалось несколько сотен пудов мамонтовых бивней. Центром их «добычи» в ту эпоху был приполярный Жиганск, острог на севере Якутии. Один пуд мамонтовой кости три века назад стоил как десяток крестьянских лошадей, а объёмы продаж ископаемого товара в Китай были таковы, что учёные Поднебесной в ту эпоху искренне считали мамонта живым обитателем Сибири.

Поскольку китайцы всё же знали, что туши и костяки мамонтов всегда находят в земле и никогда не встречали на поверхности, они делали «логичный» вывод – мамонт похож на огромного подземного крота. «Далеко на севере, в стране русских, близ Ледяного моря, имеются кроты величиною со слона. Они живут в земле и умирают, едва лишь коснётся их дуновение воздуха или луч солнца… Мясо этих животных холодно, как лёд. Оно целебно для больных лихорадкой. Зубы их сходны с бивнями слонов. Уроженцы севера делают из них миски, гребни, рукоятки для ножей…» – записано в XVIII столетии в энциклопедии китайского императора Канси по итогам торговых контактов с русскими.

Китайская экзотика для России

В свою очередь Китай тоже был поставщиком различной экзотики на русский рынок – от целебных трав, вроде ревеня, до драгоценных камней. Китайский ревень, трава из семейства гречишных, три века назад считался в Западной Европе почти панацеей от всех заболеваний. И Российская империя с большой выгодой контролировала транзит популярной «травы» – закупая её у китайских купцов по 5–6 руб. за пуд и продавая на биржах Англии и Голландии в 50 раз дороже!

Существовавшая в XVIII веке повсеместная мода европейской элиты на Китай, привела к тому, что со времён Петра I во дворцах всех русских монархов и вельмож существовали «фарфоровые комнаты» и «лаковые кабинеты», оформленные в китайском стиле. Для них в Поднебесной закупали массу дорогостоящих украшений. Со времён царицы Анны Иоанновны в Китае целенаправленно заказывались даже шёлка, которые на берегах Янцзы по доставленным из Петербурга эскизам украшали вышивкой с двуглавыми орлами и прочей российской символикой.

Даже знаменитая Большая императорская корона, созданная для коронации Екатерины II и позднее возлагавшаяся на всех российских царей вплоть до Николая II, в качестве центрального украшения несла драгоценный камень, купленный в Китае – огромный ярко-алый «лал», родственник рубина. Его в XVII веке купил в Пекине один из первых русских посланников, заплатив внушительную цену в 2672 рубля – в Москве той эпохи за эту сумму можно было купить почти три сотни жилых домов. Спустя два столетия при Александре II царские ювелиры оценили китайское украшение императорской короны в 100 тыс. руб. серебром, что в современных ценах будет соответствовать примерно 3,3 млн долларов.

Впрочем, самой главной китайской экзотикой для русского рынка два-три столетия назад являлся всем нам привычный ныне чай. На протяжении XVIII века он из сугубо лекарственного средства, продававшегося исключительно в аптеках, постепенно становился модным напитком.

Если в 1749 году Россия закупила в Китае чая на 4 тыс. руб., то в 1792 году уже на 399 тыс. К концу столетия чай из Поднебесной прочно вошел в быт высших слоев русского общества. В начале царствования Александра I самые дорогие сорта китайского чая продавались в столичном Петербурге по цене 10–12 руб. за фунт, примерно, как две-три крестьянские коровы. По воспоминаниям приближенных, император Александр I ежедневно с утра «кушал чай, всегда зелёный, с густыми сливками…»

Господство китайского чая и русского ситца

XIX век стал эпохой завоевания российского рынка китайским чаем. Официально его разрешили продавать не в аптеках, а в трактирах и ресторанах в качестве тонизирующего напитка лишь с 1 января 1822 года специальным указом Александра I. Любопытно, что в первое десятилетие свободной чайной торговли этот напиток дозволялось продавать только до полудня.

Если в начале XIX века чай был популярен лишь у высшего общества и в близких к Китаю городах Сибири, то к середине того столетия чайная мода охватывает все крупнейшие города европейской части России. В 1842 году в нашу страну ввезено две с половиной тысячи тонн «китайских листьев». В том году только в Москве работает более 200 чайных трактиров, в которых за год выпивалось 82 тонны чая на сумму более 515 тыс. руб. серебром.

В первой половине XIX века существенно меняется всё товарное содержание русско-китайской торговли. Чай быстро опережает прежде господствовавший шёлк, но и среди русских товаров, продающихся в Китай, идут существенные перемены. Меха, добытые исключительно охотой, уступают место продуктам организованного сельхозпроизводства – каракулю и мерлушке.

В русском экспорте в Китай растёт и доля фабричных тканей – как шерстяных, поставлявшихся транзитом из Европы, так и отечественного ситца. Если раньше на Руси «китайкой» именовали импортированную из Китая хлопчатобумажную ткань, то в XIX столетии, по мере развития ткацких фабрик центральной России, так стали именовать русские ситцы и прочие ткани, успешно продававшиеся в Китай.

К середине позапрошлого века в Поднебесную поставляется уже 47 % всего российского экспорта мануфактурных и фабричных товаров. На Западе русская промышленность не могла успешно конкурировать с европейской, зато активно осваивала рынки Азии. К 1853 году 68 % русского экспорта в Китай составляли «мануфактурные товары» и только 5 % «мягкая рухлядь», ранее безраздельно господствовавшая пушнина.

Изменениям в русско-китайской торговле способствовала и отмена Александром II в 1855 году действовавшего более века запрета на покупку товаров из Поднебесной за деньги. Вскоре новые договора Петербурга с Пекином, не только подарили нам Приамурье и Приморье, но и открыли для русского купечества возможность торговать во всех городах и портах Китая. Правда, из-за отсутствия филиалов российских банков в Поднебесной, вскоре большая часть расчётов в русско-китайской торговле стала вестись через английских банкиров Шанхая.

«А теплую водицу чай назло нам выдумал Китай…»

К середине XIX столетия доля китайского чая в стоимости всего российского импорта достигла 8 %. И вплоть до начала XX века объёмы закупок русскими коммерсантами китайского чая удваивались каждое десятилетие.

Чай не из Китая, а из британских колоний, появится на российском рынке лишь незадолго до революции, вплоть до 1917 года более 90 % выпитой в России заварки будет исключительно китайской. При этом до 30 % стоимости чая на русском рынке составляли таможенные пошлины, ставшие важным источником доходов для госбюджета. Чайные пошлины хотя и значительно уступали акцизам на водку, но вполне соответствовали доходам госбюджета от акцизов на табак и сахар.

Столь бурное распространение привычки к заморскому напитку вызвало целый ряд общественных движений против чая. В России XIX века регулярно появляются брошюры, в которых чай объявлялся вредным и «бесовским», разоряющим русскую казну, приводящим к пожарам (из-за использования самоваров) и разрушающим обычаи предков.

Убежденным противником чая был один из самых почитаемых православных святых Серафим Саровский. «Сколь возможно, удерживай и от чаю» – гласило одно из его распространенных нравоучений. В среде «славянофильского» дворянства были популярны стихи тверского помещика и популярного публициста Александра Бакунина, отца известного анархиста: «А тёплую водицу чай назло нам выдумал Китай…»

В 1874 году выходит брошюра «Чай и вред его для телесного здоровья, умственный, нравственный и экономический». На её страницах всячески осуждается «иноземный напиток из Китая, который может разорить народ из-за своей дороговизны», а также является причиной бессонницы и «способен довести до эпилепсии». Дольше всех от чая воздерживались старообрядцы, в словаре Даля есть даже ряд их античайных поговорок, например: «Кто пьет чай, тот спасения не чай». Но к началу XX века и ревнители старой веры не устояли перед китайским напитком.

Чайная «цусима»

Экономические мотивы античайных настроений становятся вполне понятны, если посмотреть какие огромные суммы уходили из России в оплату за чай. К концу XIX века чай из Китая составлял 5,7 % стоимости всего русского импорта. Для сравнения: ввоз всех машин за тот же период составлял 12 % стоимости импорта. То есть в начале прошлого столетия Россия на покупку всего промышленного оборудования и всех механизмов тратила лишь в два раза больше, чем на закупку чая.

Сам Китай в то время находился в полном политическом ничтожестве, его земли почти открыто делили на зоны влияния множество государств. Однако экономика даже такого бессильного Китая играла заметную роль в международной торговле.

Господство китайского чая на русском рынке, вместе в всеобщей привычкой подданных Российской империи ежедневно пить чай, привели к резкому дисбалансу торговли. По статистике 1894 года стоимость китайских товаров, проданных в Россию, ровно в 10 раз превышала всю стоимость российской продукции, купленной в том году китайцами. Выправить такой дисбаланс не помогли даже успешно начавшиеся поставки в Китай отечественного керосина, до русско-японской войны успешно конкурировавшего на дальневосточном рынке с нефтепродуктами из США.

Пик чайного импорта дореволюционной России пришелся на 1907 год, когда из Китая привезли почти 90 тыс. тонн чая. В следующее десятилетие русскими коммерсантами закупалось в Китае 70–80 тыс. тонн ежегодно. В эталонном 1913 году в Россию поступило 75,8 тыс. тонн чая на сумму 216,7 млн руб. Это в полтора раза больше, чем было потрачено в том году на всё образование в Российской империи, от приходских школ до университетов.

И это данные только по легально растаможенному чаю. По оценкам специалистов тех лет, вместе с контрабандными поставками Россия потратила в 1913 году на покупку «китайских листьев» более 300 млн царских рублей – на эту сумму тогда можно было построить, например, дюжину новейших линкоров или проложить половину Транссиба.

При этом столь внушительные закупки чая в Китае не превращали Россию в важнейшего экономического партнёра Поднебесной. Если в начале XIX века Россия была одним из основных торговцев на китайском рынке, то к началу XX века наша доля во внешней торговле Китая составляла чуть более 4 %, в полтора раза уступая даже Японии, лишь недавно вынырнувшей из средневековой самоизоляции. Попытки С.Ю. Витте посредством КВЖД и «Русско-Китайского банка» активнее проникнуть на рынки Поднебесной разбились о поражение в русско-японской войне.

У нас и ныне, спустя столетие с лишним, помнят обидный разгром русского флота в 1905 году. Но почти никто не помнит, что в те времена Россия ежегодно тратила в Китае на закупку чая сумму, превышавшую стоимость всех броненосцев, погибших у Цусимы.