Неожиданная Россия

Глава 2. Цена человека в России

Последние полтора века работорговля является уголовным преступлением. Но в прошлом большинство людей в нашей стране, как и во всём мире, имели свою чётко определённую рыночную цену.

«Челядиная цена»

У древних славян, как и у всех народов накануне образования государственности, существовало патриархальное рабство. Византийские хроники V–VII веков содержат немало сведений о выплате славянским племенам немалых сумм за выкуп уведенных в рабство подданных Восточной Римской империи после удачных набегов славянских соседей. Так император Анастасий Дикор (430–518 гг.), первый владыка Византии, который в VI веке начал масштабные войны со славянами, после одного из набегов, разоривших северную Грецию, был вынужден заплатить славянским вождям «тысячу фунтов золота на выкуп пленных» (то есть 327 килограмм золота).

Но первое дошедшее до нас сообщение об индивидуальной стоимости славянского раба появляется только в самом начале X века. В 906 году 13-летний король Людовик, монарх располагавшегося на землях современной Германии и Австрии Восточно-Франкского королевства, утвердил так называемый Раффельштеттенский таможенный устав, который регулировал сбор торговых пошлин на реке Дунай.

Одна из статей этого устава гласила: «Славяне же, отправляющиеся для торговли от ругов или богемов, если расположатся для торговли где-либо на берегу Дуная и пожелают продать рабов или лошадей, то за каждую рабыню платят по одному тремиссу, столько же за жеребца, за раба – одну сайгу, столько же за кобылу».

Большинство историков идентифицируют «ругов», как руссов, а богемов, естественно, как чехов. «Тремисс» – мелкая золотая монета поздней Римской империи, около 1,5 граммов золота. «Сайга» – это германское наименование римской же золотой монеты времён императора Константина Великого, примерно 4,5 грамма золота. Пошлины на такую торговлю обычно составляли одну десятую от стоимости товара, поэтому понятна цена рабов из славянских земель – раб стоил примерно 45 граммов золота, а рабыня 15 граммов. Здесь стоит учесть, что в прошлом, до эпохи промышленной добычи золота, этот металл ценился гораздо выше, чем в наши дни.

Первый собственно русский документ с указанием цены человека является и первым же дошедшим до нас дипломатическим документом древней Руси. Одна из статей договора с Византией, заключенного в 911 году после удачного набега славян на Константинополь, устанавливала выгодную для руссов цену на выкупаемых рабов – 20 золотых монет. Здесь речь, видимо, идет о «солидах», основной золотой монете Византии, и таким образом цена человека составляет порядка 90 граммов золота – в два раза выше принятой тогда «среднерыночной» цены раба.

Поход славян на Византию 944 года был мене удачен. Поэтому новый договор наших предков с византийцами устанавливал уже вполне рыночную «челядиную цену» на рабов. «Юноша или девица добра» стоили 10 золотых монет (45 граммов золота) или «две паволоки» – два куска шёлка определённой длины. «Середович», то есть, как бы сейчас сказали «товар средней ценовой категории», стоил 8 золотых монет, а старик или ребёнок оценивались в 5 монет золотом.

В эпоху расцвета Киевской Руси, по «Русской Правде», сборнику законов XI века, стоимость холопа оценивается в 5–6 гривен. Большинство историков считают, что здесь идёт речь о так называемых «гривнах кун», которые были в четыре раза дешевле серебряных гривен. Так что в то время человек стоил около 200 граммов серебра или 750 выделанных беличьих шкурок.

В 1223 году, как раз когда русские впервые столкнулись с передовыми отрядами монголов в неудачной битве на Калке, смоленский князь Мстислав Давидович заключил первый дошедший до нас торговый договор с немецкими купцами из Риги и Готланда. По этому договору стоимость холопа оценивалась в одну гривну серебром (равную примерно 4 «гривнам кун» из «Русской Правды»).

Серебряная гривна весила тогда 160–200 грамм серебра и примерно равнялась по стоимости 15 граммам золота. Не сложно подсчитать, что в провинциальном Смоленске человек стоил чуть дешевле, чем в столичном Киеве, и в три раза дешевле, чем в богатейшем и крупнейшем мегаполисе того времени Константинополе.

На стоимость рабов оказывала влияние и рыночная конъюнктура. Во время удачных военных походов, когда в рабстве оказывалась масса пленников, стоимость рабов заметно падала. Так в 944-45 годах русы во время набегов на побережье Каспийского моря, как сообщает византийский хронист, продавали рабов по 20 арабских дихремов. Это примерно 60–70 граммов серебра за человека.

В 1169 году новгородцы разгромили войска Суздальского княжества и захватили такое множество пленных, что «купляху суждальц по 2 ногаты». Это десятая часть гривны, примерно 20 граммов серебра. Коза или овца тогда стоили по 6 ногат, свинья 10 ногат и кобыла в 60 ногат. В том же 1169 году владимиро-суздальское войско впервые в истории города взяло штурмом Киев, захватив там множество пленников и перепродав их в рабство. Как пишет Ипатьевская летопись: «Христиан убивали, других вязали, жен вели в плен, разлучая силою с мужьями». Не удивительно, что тот год для Руси стал демпинговым по ценам на человека.

Девушки по 15 копеек

По примерным оценками историков монгольское нашествие обратило в рабство до 10 % населения Руси и Восточной Европы вообще, породив уже в XIII века налаженную систему работорговли. В частности, через порты Крыма и черноморские проливы поток восточноевропейских рабов пошел в северную Африку и Италию, где как раз начался расцвет богатой городской культуры, а прошедшая в 1348 году эпидемия чумы выкосила население и породила резкий рост спроса на рабочие руки. Эта средиземноморская торговля живым товаром просуществовала несколько столетий до XVIII века включительно.

Благодаря неплохо сохранившимся документальным свидетельствам из итальянских городов эпохи «раннего ренессанса», известны цены на славянских рабов, которые тогда составляли треть всего «живого товара», покупаемого и продаваемого генуэзскими и венецианскими купцами. В Венеции в 1361 году средняя цена за раба из Восточной Европы составляла 139 лир за человека, то есть примерно 70 грамм золота высокой пробы.

Большинство рабов составляли женщины от 16 до 30 лет и дети. Цены женщин на итальянском рынке были выше цены мужчин. В 1429 году 17-летняя русская девушка была куплена в Венеции за 2093 лиры – это максимальная цена из всех известных историкам сделок, немного больше килограмма золота высокой пробы. Впрочем, красивые девственницы для утех всегда были особым, штучным товаром, цена которого на порядки превышала обычную цену раба.

Судя по архивным документам 1440 года минимальная цена за русскую девушку на невольничьем рынке Венеции не опускалась ниже 1122 лир. Дешевле русских продавались черкешенки, считавшиеся самыми красивыми на Кавказе – от 842 лир до 1459 лир за человека в тот год.

Итальянские историки, изучавшие вопросы средиземноморской работорговли, заметили, что цены на рабов с каждым веком росли. Но это было связано не столько с дефицитом рабов, бесперебойно поставлявшихся Крымским ханством, сколько с падением цены на серебро и золото в XV–XVII веках.

Цены на рабов значительно отличались в зависимости от географии торговли – от высоких в богатых мегаполисах Средиземноморья до минимальных в степях и лесах Северного Кавказа и Восточной Европы. Там вооружённые отряды «заготавливали» живой товар самым внеэкономическим способом – прямым неприкрытым насилием.

Крымские и ногайские татары специализировались на набегах за живым товаром в землях современной Украины, Кавказа и южной России. Казаки Днепра и Дона занимались аналогичным промыслом в Поволжье, на Каспии и у тех же татар и турок. На севере Восточной Европы главными специалистами работорговли были новгородские «ушкуйники» (северный аналог южных казаков). Вооруженные отряды этих лихих людей из Великого Новгорода осваивали берега Белого моря и северный Урал, собирали «пушную дань» и обращали в рабство аборигенов из финно-угорских племён. Историки именуют эту деятельность термином «торгово-разбойничьи экспедиции»…

В начале XVI века на далёких северных окраинах Московии захваченный в рабство «остяк» или «вогул» (хант или манси) мог быть куплен непосредственно у ушкуйников по цене не более 10 «новгородских копеек», чуть менее 10 граммов серебра. В крымской Кафе, главном центре черноморской торговли живым товаром, такой раб стоил уже в среднем 250 турецких монет-«акче». Это примерно 200–250 грамм серебра – столько же, сколько пять веков ранее в среднем стоил раб, продаваемый варягами из Киева грекам в Херсонесе.

Вывезенный из Крыма раб в Османской империи или городах Италии продавался уже в 5-10 раз дороже и стоил 25–50 византийских «дукатов» (от 80 до 150 грамм золота 986-й пробы). Цены на красивых женщин, как уже упоминалось, могли быть значительно, на порядок выше.

Помимо внешней торговли рабами, Московская Русь знала и внутренний рынок живого товара. С XV века в стране всё более распространялось «холопство», социально-экономическое явление близкое к рабовладению. Когда Великое княжество Московское окончательно освободилось от Ордынской зависимости, внутренняя цена на русского холопа колебалась от одного до трёх рублей. Веком позднее, к середине XVI столетия холоп стоил уже чуть дороже, от 1,5 до 4 рублей. В начале царствования Бориса Годунова, накануне Смутного времени, в сытые годы цена холопа составляла 4–5 рублей, в голодные неурожайные годы падала до 2 рублей.

Войны и захват множества пленных периодически опускали цены на живой товар до минимума. Например, во время русско-шведской войны 1554-57 годов, армия под командованием воеводы Петра Щенятева разгромила под Выборгом шведское войско и захватила в Финляндии и Карелии множество пленников, цены на которых тут же упали до копеечных в буквальном смысле. Одна из русских летописей XVI столетия приводит эти цены: «В гривну немчин, а девка в пять алтын». Здесь «гривной» уже именуется гривенник, монета в 10 копеек, а «алтын» это московская монета в 3 копейки. То есть пленный финн, карел или швед продавался стрельцами боярина Щенятева за 10 копеек, а захваченные молодые девушки по 15 копеек.

«Жонка кригизской породы»

Если торговлю пленниками, захваченными во внешних войнах, государство не контролировало, то фактическое рабовладение-«холопство» внутри страны государство пыталось регулировать и учитывать. Чиновники вели особые «кабальные книги», в которых фиксировались сделки по обращению в холопы. Кроме того государство взимало с приобретателей холопов особый налог, поэтому «кабальные книги» велись скрупулёзно во всех городах Московии.

Наиболее подробные и полные «кабальные книги» сохранились в Новгородской земле. И историки уже в ХХ веке тщательно подсчитали, что, например, в 1594 году средняя цена холопа в Новгороде составляла 4 рубля 33 копейки, а в новгородской провинции цены на холопов были ниже, в среднем от 2 рублей 73 копеек до 3 рублей 63 копеек.

Сохранились и тексты отдельных кабальных грамот, которыми оформлялась продажа в холопы: «Купил Сенка, Васильев сын, Всеславин Фетка, Офоносова сына, новогородца, в полницу себе и своим детям, а дал на нем два рубля денег новогородских. От Юрия Захарьевича, от наместника, приходил пристав, Васюк Бородат. От Великаго князя, Ивана Васильевича, всея Руси, тамгу и осмничее таможницы взяли. Полную писал чернец Гаврилов, сын Паюсова. У полной печать писана в кругу тамга Великого Новагорода».

Этот документ, именуемый «полная», свидетельствует, что некий Семён Васильевич Всеславин купил себе и своим детям новгородца Фёдора за 200 грамм серебра, за что заплатил 16 грамм серебра пошлины московскому Великому князю Ивану III. Заметим, что в самом конце XV века холоп в Московском государстве стоит столько же, сколько стоил раб в Киевской Руси тремя веками ранее.

Интересно, что Судебник 1497 года, первый кодекс законов, созданный в Московском государстве, предусматривал, что в случае принятия православной веры рабами неправославных иноземцев, хозяевам давался за них выкуп в размере 15 рублей за человека. Это было заметно выше среднерыночной цены холопа и делало такое декларативное освобождение очень сложным.

Присоединение Сибири велось прежде всего в погоне за сверхприбылями, которые давала перепродажа в Западную Европу и Средиземноморье соболиных мехов. Но освоение земель к востоку от Урала тоже не обошлось без торговли живым товаром. Все сибирские народы уже знали патриархальное рабство, а дошедшие до нас документы московских министерств-«приказов» оставили свидетельства русской работорговли в Сибири.

Так в 1610 году грамота из Сургута сообщает о том, как Кирша Кунязев, «князец Парабельской волости Пегой орды» (т. е. селькуп, представитель малой народности, живущей ныне в современном Ямало-Ненецком округе РФ), вынужден был заложить жену и двух сыновей, чтобы занять 12 соболей для уплаты «ясака», мехового налога за год. А в 1644 году сибирские казаки из Берёзовсокго острога купили у ненцев «самоядскую девку» в обмен на муку.

Сибирь считалась пограничной территорией и с живого товара, покупаемого у иностранных продавцов, взималась таможенная пошлина, так же как со скота и других предметов торговли. Тот, кто покупал раба, платил «поголовное» в размере 8 алтын и 2 деньги (то есть 25 копеек) за каждого, а тот, кто продавал, платил «десятую пошлину», то есть 10 % с цены продажи. При этом средняя цена на раба в Сибири конца XVII столетия составляла 2 рубля с полтиной.

Цены на красивых женщин были традиционно выше. Так, «записная книга крепостей» (сибирский аналог «кабальных книг», фиксировавших сделки с живым товаром) города Томска содержит запись о том, что «1702 года, генваря в 11 день» сын боярский Пётр Греченин подал купчую крепость на «полонную жонку киргизские породы» (то есть пленницу из енисейских киргизов), которую продал Греченину томский казак Фёдор Черепанов за 5 рублей. Чиновник сделал запись, что «жонкой киргизские породы» покупатель может «владеть вечно» и «на сторону продать и заложить». С этой сделки была взята пошлина: «По указу великого государя, пошлинные деньги с рубля по алтыну, итого 5 алтын в казну великого государя взято сполна». Итого женщина «киргизской породы» обошлась дворянину Греченину в 5 рублей 15 копеек.

«Сибирское рабство»

На начало XVIII века документы содержат немало свидетельств о торговле сибирскими аборигенами и ценах на них. Так в Берёзовском остроге (куда после смерти Петра I сошлют князя Меньшикова) хантскую деочку («остячку») в возрасте до 7 лет можно было купить за 20 копеек, а мальчика того же возраста – на 5 копеек дороже.

Шведский подполковник Иоганн Страленберг после разгрома под Полтавой попал в плен и оказался в Сибири. Позднее он описывал свои наблюдения, как якуты «когда им бывает в ясаке и в долгах нужда, детей своих, примерно возраста 10 и 12 лет, продают русским людям и иноземцам по 2–3 рубли без жалости».

Правда царское правительство пыталось ограничить рабство в Сибири и специальным указом Петра I от 1699 года было запрещено обращать в холопы и покупать подданных русского царя из сибирских народов. Однако в далёких сибирских землях этот запрет регулярно нарушался.

Сибирь тогда испытывала острую нехватку населения и рабочих рук. Поэтому в 1737 году императрица Анна Иоанновна официально разрешила на сибирских и уральских границах империи покупать рабов у иностранных племён и купцов. Для пополнения людьми Сибири и иных малозаселенных окраин рабов покупали у джунгар, казахов, калмыков и монголов. В официальных документах царское правительство пыталось морально оправдать такую «сибирскую работорговлю» тем, что Россия получает новых подданных и тем, что «купленные азиаты будут обращены в христианство».

Такая приграничная работорговля дозволялась на всей азиатской границе Российской империи, от Волги до Камчатки. 18 апреля 1740 года грузинский князь Гавриил Давидович Назаров, капитан астраханского гарнизона, сообщал в письме к коменданту города Царицына полковнику Петру Кольцову: «В бытность мою ныне в Царицыне купил на калмыцком базаре калмыцкой нации парня 20 лет, называемого Дамчю, за которого дал денег 8 рублей».

Тобольский священник Пётр Соловцов так описывал ситуацию на Камчатке в те же годы: «Камчадалы и другие безгласные инородцы доведены были застращиваниями до такой крайности, что сами родители продавали казакам и промышленникам своих ребят по рублю и по полтине».

В 1755 году Сенат в своем указе разрешил российским священнослужителям, купцам, казакам и представителям иных недворянских сословий покупать в неволю «иноверцев» – калмыков, кумыков, чеченцев, казахов, каракалпаков, туркмен, татар, башкир, барабинских татар и представителей иных народов, исповедующих ислам или язычество.

В 1758 году в Оренбурге существовали следующие цены на рабов: «за возрастнаго (т. е. взрослого) и годнаго в рекрутскую отдачу мужика» – 25 рублей, за престарелых и детей «мужеска полу» – от 10 до 15 рублей, «за женск пол» – «по 15 или смотря по человеку и по 20 рублёв». Край был бедный и захолустный, поэтому цены на людей тут были пониже, чем в густонаселенных провинциальных губерниях центральной России.

Поэтому будет интересно сравнить цены на живой товар в пограничном Оренбурге с аналогичными ценами в центральной России, где как раз расцветало классическое крепостное право.

«Кузьма, холост, 17 лет, по оценке 36 рублей»

В 1782 году в Чухломском уезде Костромского наместничества по требованию капитана второго ранга Петра Андреевича Борноволокова была произведена опись имущества его должника, тоже капитана Ивана Ивановича Зиновьева. Чиновники тщательно описали и оценили весь товар – от утвари и животных до крепостных крестьян:

«В оном дворе скота: мерин рыжий, летами взрослый, по оценке 2 рубля, мерин пегий 12 лет, по оц. 1 руб. 80 коп., мерин чалый 9 лет – 2 руб. 25 коп., кобыла вороная, летами взрослая – 75 копеек… Птиц: гусей 3, по оценке 75 коп.; петух 1, по цене 75 коп., уток 2, селезень 1, каждая по 7 копеек; кур русских 15, петухов два, каждые по 2 коп. с половиною…

Во оном дворе дворовых людей: Леонтий Никитин 40 лет, по оценке 30 руб. У него жена Марина Степанова 25 лет, по оценке 10 рублей. Ефим Осипов 23 лет, по оценке 40 руб. У него жена Марина Дементьева 30 лет, по оценке 8 рублей. У них дети – сын Гурьян 4 лет, 5 рублей, дочери девки Василиса 9 лет, по оценке 3 р., Матрена одного году, по оценке 50 коп. Федор 20 лет по оценке 45 руб. Кузьма, холост, 17 лет, по оценке 36 рублей».

Но земли вокруг Костромы хоть и были богаче пограничного Оренбуржья, но так же считались северным захолустьем. В крупных городах Российской империи и центральных губерниях цены на живой товар были ещё выше. Известный авантюрист Джакомо Казанова в 1765 году в Екатерингофе под Петербургом за 100 рублей купил красивую крестьянскую девушку.

Знаменитый историк XIX века Василий Ключевский так описывал цены на живой товар в предыдущем столетии: «В начале царствования Екатерины при покупке целыми деревнями крестьянская душа с землей обыкновенно ценилась в 30 руб., с учреждением заемного банка в 1786 г. цена души возвысилась до 80 руб., хотя банк принимал дворянские имения в залог только по 40 руб. за душу. В конце царствования Екатерины вообще трудно было купить имение дешевле 100 руб. за душу. При розничной продаже здоровый работник, покупавшийся в рекруты, ценился в 120 руб. в начале царствования и в 400 руб. – в конце его».

В 1800 году в газете «Московские ведомости» регулярно публиковались объявления подобного содержания: «Продаются за излишеством дворовые люди: сапожник 22 лет, жена ж его прачка. Цена оному 500 рублей. Другой рещик 20 лет с женою, а жена его хорошая прачка, также и белье шьет хорошо. И цена оному 400 рублей. Видеть их могут на Остоженке, под N 309…»

Историки подробно изучили объявления о продаже крепостных в «Санкт-Петербургских ведомостях» за последние годы ХVIII века. В среднем цены на «рабочих девок» составляли тогда 150–170 рублей. За «горничных, искусных в рукоделии» просили дороже, до 250 рублей. Опытный кучер с женой-кухаркой стоили1000 рублей, а повар с женой и сыном двух лет – 800 рублей. Мальчики в среднем стоили от 150 до 200 рублей. За обученных грамоте подростков, «изрядно пишущих», просили 300 рублей.

Но это были именно высокие столичные цены. В соседней Новгородской губернии в конце ХVIII века в глухом селе можно было купить «крестьянскую девку» за 5 рублей. А на окраинах империи человека зачастую покупали вообще по бартеру.

Так в январе 1758 года коллежский регистратор Девятировский купил в Алтайском горном округе у местных алтайцев мальчика и девочку, заплатив за них «2 быка, 2 кирпича чаю, кожу красную и четверик (26 литров) круп». В 1760 году в районе Семипалатинской крепости купец Леонтий Казаков купил 5-летнего мальчика «за 9 аршин бархату».

В то же время в Москве и Петербурге цены на некоторых крепостных доходили до многих тысяч рублей. Хорошо обученная и молодая крепостная актриса «приятной наружности» обычно стоила от двух тысяч рублей и выше. Князь Потемкин как-то купил у графа Разумовского целый оркестр оптом за 40 000 рублей, а за одну «комедиантку» было заплачено 5000 рублей.

В 1806 году поставщик водки к императорскому двору Алексей Емельянович Столыпин выставил на продажу свою труппу крепостных актёров. Этот пензенский помещик (кстати, прадед поэта Михаила Лермонтова и политика Петра Столыпина) владел крестьянами в Пензенской, Владимирской, Нижегородской, Московской, Саратовской и Симбирской губерниях. Только под Пензой у него насчитывалось в собственности 1146 «душ».

За своих крепостных актёров помещик Столыпин хотел получить 42 тысячи рублей. Директор императорских театров обер-камергер (уровень министра) Александр Нарышкин, узнав о такой оптовой продаже, обратился к царю Александру I, рекомендуя выкупить продаваемую труппу для императорского театра: «Умеренность цены за людей образованных в своем искусстве, польза и самая необходимость театра требуют непременной покупки оных». Император согласился приобрести такой квалифицированный живой товар, но считал цену завышенной. Поторговавшись, Столыпин уступил свою труппу русскому царю за 32 тысячи рублей.

Несколько ранее этой царской покупки владевшая обширными поместьями в Ярославской и Владимирской губерниях помещица Елена Алексеевна Черткова продала целый оркестр из 44 музыкантов за 37 тысяч рублей Как было указано в купчей «с их жены, дети и семействы, а всево навсево с мелочью 98 человек… Из них 64 мужска и 34 женска полу, в том числе старики, дети, музыкальные инструменты, пиэсы и прочил принадлежности».

Накануне вторжения Наполеона в Россию средняя по стране цена крепостного приближалась к 200 рублям. В последующие годы, видимо в связи с общим финансово-экономическим кризисом по итогам долгих и тяжелых для России наполеоновских войн, цены на людей упали до 100 рублей. На этом уровне они держались до 40-х годов XIX века, когда снова начали расти.

Интересно, что цены на крепостных в России были ниже, чем цены на рабов в Средней Азии. К середине XIX столетия в Хиве и Бухаре рабы стоили от 200 до 1000 рублей и выше. В те же годы в Северной Америке чернокожий раб-негр в среднем стоил 2–3 тысячи фунтов, то есть в три-четыре раза дороже средней цены русского помещичьего крестьянина накануне отмены крепостного права.