Вызов № 19 В БОЛЬШОЙ СЕМЬЕ…

Передайте, что на его территории остался косяк.

Из речей старшины

В те трудные времена благотворительности автор этих строк, помимо приёмника, ещё подрабатывал и на станции «скорой помощи». Схема вырисовывалась простая: день потеешь в больнице, а ночь чертоломишь на «скорой». Или, наоборот, сначала на «скорой», затем в больнице. Сперва, с пылу, и по молодости, я схватил ставку там и там. Позже, в организации «03», пришлось плавно перейти в стан полставочников. Затем в четвертушников. Ещё через год уволиться к матери.

Возможно, придирчивые читатели полюбопытствуют: «А что ещё за времена благотворительности?» И я им напомню. Времена благотворительности — это трудоустройство в наше бесплатное Здравоохренение. Чистейшей воды альтруизм. А всё дело в денежном довольствии медицинского состава. Зарплата маленькая, а взятки — вещь противная и вымогать их — моральная низость. Поэтому и называется наша работа благотворительностью. Но и здесь глобальных жалоб не следует. Ведь ничего плохого в этом нет. Иногда требуется сеять добро просто так. И не обязательно в рабочие часы. Нет. Не всё в жизни меряется деньгами. Добро определённо нужная штука. Без него мы все вымрем, как мамонты. Единственное, необходимо смотреть, чтобы никто не забыл и про тебя, пока ты это самое добро делаешь.

Итак, дежурил я на «скорой». Стандартная схема с восьми до восьми. Машина, водитель, ступеньки и больные. Однажды ночью вручили очередной вызов. Маразматический пациент, пустая трата времени. Возвращаюсь сонный и опустевший. Моё бренное тело плывёт само по себе, тяжело подтягивая за собой обессилевшие нижние и верхние конечности. Голова болтается словно маятник. Все мысли исключительно о дежурной шконке, на которой особенно приятно растянуться после ночных посещений якобы немощного населения.

Бросив сумку в столовке, захожу в комнату персонала. Свет не включаю, дабы не спугнуть сны возможно отдыхающих сотрудников. Волочу ноги до своей кровати, которая притягивает точно магнитом. Почти уже приземлившись на желаемую поверхность, чувствую неладное. Смотрю внимательно, благо зенки уже попривыкли в сумерках — кто-то тихо лежит ровно в том месте, где должен лежать я. Опять Петрович, наш старый водила, шконки перепутал, предполагаю по наитию. Нежно трогаю коллегу за плечевой сустав — не отзывается. Трясу грубовато и вновь отсутствие эффекта. «Ах, ты парадонок», — шепчу в сердцах, а в голове витает цитата из комедии «Не может быть!»: «Смотрю, лежит уже один на моей кровати, привыкает». Отсутствовал всего час и уже подсидели, вернее, подлежали. Ладно. Пойдём на крайние, непопулярные меры. Включаю свет. Всматриваюсь. Как-то не Петрович это вовсе. Лицо определённо незнакомое и на свет не особо реагирующее. Да и вообще, положа руку на вены, весьма похоже, что моё место занял сапиенс мёртвый (ход мыслей именно в описываемом порядке). Будь я не из медиков, испугался бы громко. А так. Из всех чувств, нахлынувших в подобной ситуации, вспоминаю лишь обиду. Обиду за то, что моментально лечь не получилось.

Подхожу к диспетчеру, мол, в курсе какая катавасия? Так точно, она в курсе. Оказалось, с улицы притащился умирающий больной. Выгнать не смогли, вот и решили положить прямо на мою кровать, первую попавшуюся при входе. Там он, похоже, и умер. Из всех врачей я самый первый вернулся, но про подобный сюрприз мне рассказать позабыли.

Пришлось-таки звонить в труповозку.

Загрузка...