Нескорая помощь или Как победить маразм

Вызов № 53 КРУЧЕ БОТКИНА?

Трудно отрицать, что в медицине на первом месте стоит грамотная диагностика. Правильно поставленный диагноз — залог успешного лечения. Поэтому психиатрам, в отличие от нас, терапевтов, гораздо проще. Их пациенты видны за километр. А наши? Иногда даже после сбора всех анализов разобраться довольно трудновато. Хотя порой, говоря о фактах, исследования больше мешают, нежели помогают. Ведь как в стародавние времена, например, Сергей Петрович Боткин ставил диагноз, пока больной шёл от двери до стула. И никаких тебе МРТ. Это, конечно, высший пилотаж. Однако и в наши дни у вас может появиться шанс угадать нозологию в стиле знаменитого терапевта, устройтесь только работать к нам в ГБ.

В ту описываемую пору график Михалыча в больничке никак не подразумевал суточные дежурства. Ежедневно, ровно в шестнадцать ноль-ноль, дождавшись очередную смену, мой товарищ пулей убегал из клиники. Он переодевался в гражданскую одежду и рассасывался в толпе снующего туда-сюда народа. Не планировалось им оставаться в приёмнике и в текущие сутки. Тем более, что на Михалыча напал вирус гриппа, и всю свою смену он коротал с температурой тридцать семь и нарастающей общей слабостью. В итоге, когда стрелки перевалили за три, академик мечтательно видел себя дома с тёплой кружечкой молока и горячим малиновым вареньем. Кто же знал, что мечты могут так и остаться мечтами.

— Михал Сердеевич, — в ординаторскую заглянула заведующая. — Не желаете поишачить до утра?

— Нет, Вена Летальевна, — откликнулся заболевший. — Я, похоже, простуду где-то украл. Температура так и пляшет.

— Да, мне уже доложили. Просто доктор Бабкин звонил, больной. Он даже физически из дому выйти не может. Выручайте. Вы же всё равно здесь. Может, вас подлечат?

Академик вздохнул и вспомнил «Свадьбу в Малиновке»:

— Мне бы такой работы, чтобы поменьше работы, — улыбнулся он. — Да и как я пациков смотреть буду?

— Так в ваши смены практически не везут никого. Ставки можно делать! Подежурите? Я вас умоляю.

Михалыч задумался. Для приличия требовалось хоть капельку поломаться, но товарищ ценил отношения с заведующей, да и жутко ломило мышцы, так что было не до капризов.

— Хорошо, останусь, — выдохнул он бациллами.

— Вот спасибо! Я этого не забуду.

— А вы мне не угрожайте, — пошутил Михалыч и добавил: — Договорились.

— Очень смешно, — улыбнулась Летальевна и, попрощавшись, исчезла из отделения вон.

Михалыч остался дежурить. Коллеги вкатали ему противовирусный укол и дали немного соснуть. Пророчества заведующей тоже сбылись: поступлений категорически не замечалось. Однако на состояние товарища подобная безработица лечебных свойств не оказала. Ближе к десяти часам вечера он таки нагрелся до тридцати восьми градусов и возлежал в регистратуре аки подбитая собака (то есть такой же несчастный и добрый).

Правда, единичные поступления не могли не иметь места, и в приёмный покой поступили-таки терапевтические больные.

— Что везём? — любимый вопрос приёмника услышал Михалыч, когда по пандусу заплясали синие маячки «скорой помощи».

— Пароксизм мерцательной аритмии, — огласился диагноз, и стало ясно, что придётся поврачевать.

Наш товарищ косолапо повернулся на бок. Встать на ноги и посмотреть пациентку живьём ему и в самых смелых мечтаниях не представлялось возможным. Штаммы инфекции превратили сильные мышцы с костями в кисель, злостно обездвижив единственного на всю больничку эскулапа.

— Принесите мне ЭКГ, — попросил академик и открыл глаза. Со стороны это походило на сцену из знаменитого сборника Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки», когда Вий обратился к вурдалакам: «Поднимите мне веки».

Когда принесли кардиограмму, стало очевидно очевидное, и наш товарищ разговорился.

— На плёнке пароксизм. Девушку мы кладём. Лерочка, запишите под диктовку назначения, а то я даже ручку держать не способен. А утром, когда отлежусь, может, и осмотр как-нибудь накалякаю.

Дежурившая вместе с ним медсестра Лера села за стол и, взяв лист назначений, записала план лечения. Спустя десять минут, заведённая в компьютер больная с мерцалкой, убыла на отделение. Михалыч, облегчённо вздохнув, моментально отключил ту часть мозга, что отвечала за медицину, и убыл в небытиё. Другие части центральной нервной системы не функционировали изначально и всё это время находились в анабиозе.

Не успел академик хоть немного покемарить, как пандус повторно оккупировался световыми спецсигналами «скоряшников».

— Что везём? — краем уха инфицированный уловил классическое любопытство сотрудников приёмного покоя. С самого начала эта часть органа слуха вела себя обособленно, не желая подчиняться треклятому вирусу.

— Пневмония, — признались коллеги из «03» и проводили пожилого дедушку (а ещё бывают и не пожилые. — Примеч. авт.) в смотровую.

Пневмонию нужно смотреть. А ещё лучше слушать. В идеале — сделать и оценить рентген. Михалыч постарался открыть хоть один глаз, но даже самая мелкая мышца века не подумала шелохнуться.

— Наверняка у дедули обычный бронхит, — предположил «умирающий» академик, продвинув голову по дивану в сторону смотровой на сантиметр. — Так ведь с бронхитом какая госпитализация? С бронхитом — домой.

— Дедушка без сопровождающих, но зато при маразме, — доложила недавно пришедшая медсестра. — А времени уже двенадцать. Такого домой не отправишь.

— Ясно, ясно. — Сердеевич вытёр пот со лба. — Тем лучше. Давайте его через рентген на терапию. А лечение сейчас продиктую. Оно практически идентично. Тем более, что у нас в больничке всего один антибиотик.

— Я вас слушаю, — отозвалась Лера, присаживаясь за стол с чистым бланком врачебных назначений в руках.

Михалыч вздохнул и, неуклюже коверкая языком (инфекция плюс латынь), начал выдавать стандарты лечения. Он диктовал медленно, и шариковая ручка в руках медсестры лениво тащилась по бумаге, образуя понятные лишь медикам термины. Когда академик закончил монолог, ручка проявила солидарность и тоже перестала писать. Дополнила картину всеобщего недомогания настольная лампа, которая вслед за ручкой резко и бесповоротно перегорела (а перегореть поворотно, как вы понимаете, возможно: студент на экзамене, атлет на чемпионате и т. д.). В наступившем мраке выделялся лишь красный силуэт нашего товарища, который от высокой температуры светился, точно раскалённое железо. Товарищ, воспользовавшись случившимся коллапсом, мгновенно убыл в сновидения.

Проснувшись в семь часов нового дня и почувствовав себя лучше, академик понял, что утро не только вечера мудрее, но ещё и здоровее. Со свежими силами он поднялся на отделение и познакомился наконец с вчера поступившими пациентами. Как не удивительно, но у дедули действительно оказался бронхит, что подтверждалось рентгеновским снимком. Состояние его улучшилось, и жалобы по сравнению с вечерними спали. Зайдя ко второй пациентке и приложив «ухо» к сердцу, товарищ убедился, что и в данном случае медикаменты оказали нужное влияние. Написав приёмный осмотр и утренний дневник в историю болезни, наш доктор срочно убыл в расположение дома. Убыл поправлять теперь уже своё драгоценное здоровье.