Несносная Херктерент - 3 [СИ]

Глава 21

На архипелаге живёт флот. Живёт всей своей несокрушимой мощью. Линкоры, авианосцы, крейсера, эсминцы, эскортные корабли, подводные лодки, сторожевые и торпедные катера. Ещё корабли других типов, чьи задачи, кроме адмиралов, интересны только шпионам, да занудам вроде Марины. Она знает, почему броненосный флот здесь обосновался. Угля для межокеанских переходов требовалось много. На архипелаге ― огромные залежи. Сейчас корабли перешли на нефть. Откуда её сюда возят ― государственная тайна, на гражданских картах далеко не все места добычи обозначены.

Уголь тоже не пропадает ― доступное сырьё для тепловых электростанций. Архипелаг был первой полностью электрифицированной провинцией Империи.

Вот только большей части великолепия здесь сейчас нет. Ушли на передовые базы за тысячи миль отсюда.

В огромной бухте — бывшем жерле вулкана, по легенде, одного из тех, что погубили прежнюю Родину грэдов, на деле потухшем миллионы лет назад, теоретически можно разместить весь Флот Океана Мёртвых. На деле, все яйца, тем более, столь ценные, в одну корзину складывать глупо, и на острове базируется только флотский вариант четыре плюс один.

Четыре дивизии линкоров и отдельная дивизия, то есть, линкор «Владыка Морей». Плюс части обеспечения и эскадра учебных линкоров.

Сейчас там, наверное, только учебные корабли и найдёшь. Впрочем, и на них Марина не отказалась бы посмотреть, ибо один из них недавно подвергся занятной модернизации. Со старого линкора сняли все башни и артиллерию из казематов, установив взамен по несколько образцов всех зенитных орудий, используемых флотом, от спарок крупнокалиберных пулемётов до «близнецов».

Корабль стал огромной учебной партой для зенитчиков. Продолжая официально числиться линкором.

Остров поражал воображение даже тех, кто на картах и картинках его уже видел.

Окончательно понятно, почему гавань так ценится. Лайнер, один из крупнейших кораблей, когда-либо бороздивших моря, с внешней лёгкостью швартуется у пирса. Глубины!

Одну из самых шикарных резиденций многие годы занимал Штаб Флота Океана Мёртвых. Некоторые считают, это и сейчас так. Часовые у входов стоят по-прежнему. Вот только в зданиях почти никого нет.

Ещё три года назад штаб погрузился на крейсера управления, и ушёл вслед за эскадрами. Адмиралы считали — координировать действия кораблей, находясь от них за тысячи миль невозможно.

Хотя, Марина читала, в другом мире были адмиралы, управлявшие действиями флота из комфортабельного особняка на берегу тёплого моря. Выигранными сражениями тот флот не отметился.

Один из заместителей начальника охраны молодая женщина высокого роста по имени или прозвищу Чёрная Смерть (сам начальник с Софи пошёл) показывает систему сигнализации и сигналы внутренней тревоги. Звонок, будящий в случаи опасности на территории, оригинален. Звук тихий, но настолько противный ― моментально кого хочешь разбудит.

Этот звук Марину среди ночи и будит. Жмёт кнопку ответа, замаскированную под украшение лампы. Всего в спальне таких кнопок восемь. У ЕИВ по молодости с паранойей явно был полный порядок.

— Всё в порядке.

— Тогда зачем меня будить?

— Младшее её высочество подняло тревогу. Опасности нет. Она намерена придти к вам.

Понятненько! Эр на новом месте не спится. Несовершеннолетний ребёнок Императора всегда считается старшим по отношению к ребёнку соправителя, без разницы сколько кому лет на самом деле.

Как известно, Эрида ― это надолго. Тем более, если ночью вздумается поговорить. Проблема в другом ― дочь соправителя выспится, она сегодня хоть до вечера спать может. Марине сегодня выспаться не суждено. При любых обстоятельствах рано встаёт. То есть, сегодня лечь спать уже не удастся.

В другом украшении запрятано включение полного освещения.

Эр растрёпана, совсем неодета. Марина, едва глянув, сразу же подбегает. Эрида напугана, напугана очень сильно.

— Кошмар приснился?

— Кошмар… — кажется, не сразу соображает, кто перед ней, — Кошмар. Не знаю. Может быть. Или я себе навоображала.

Резко схватив Херктерент за руки, почти кричит.

— Мне страшно, Марина, очень страшно! Никогда такого не было.

Не сразу и найдёшь, что ответить, ибо такой Эриду она не помнит. Ладно, проверим памятное по детству ― усадить куда-нибудь и попытаться занять разговором. По прошлому можно не сомневаться ― самое страшное в голове Эр произошло. Вокруг всё безопасно по-прежнему. Во всяком случае, не опаснее, чем накануне было.

— Что если они придут сюда? Будут убивать и издеваться? Миррены ведь даже у себя дома очень плохо с женщинами обращаются.

Марина усмехается.

— Мы им приходилку отбили. Забыла?

Эр испуганно хватает её за руки.

— Но они наверняка новые корабли строят. Лучше тех, что погибли.

— И этих потопим! — говорит уверенно, но есть определённые сомнения. Лучше бы, у тебя, Эр, интуиция похуже была. Опять ведь чувство не подводит.

Марина внимательно читает и слушает сводки. В последнее время обратила внимание ― авиация дальнего действия и баллистические ракеты бьют почти исключительно по городам ― центрам кораблестроения. В меньшей степени достаётся портам. Миррены перед войной приняли экстренную программу усиления флота, с началом войны ― ещё одну. Что там на верфях, раз по ним так лупят?

На Остров перебрасывают войска, усиливают береговую оборону. Тоже чего-то ждут, или просто морскую пехоту гоняют, чтобы на солнышке не перегрелись? Только на лайнере Марина видела четыре новых дивизионных эмблемы.

Четыре свежих дивизии к уже имеющимся на Архипелаге, войскам. Много уж очень получается. Либо большой десант готовят, либо вражеский стратегический собираются отражать.

Впрочем, против страхов Эр один серьёзнейший аргумент имеется ― будь хоть малейшая опасность начала боевых действий в водах Архипелага, никто бы их сюда не пустил. И Эр в первую очередь.

— Тебе хорошо, Марина, — Эрида уже почти успокоилась, только носом пошмыгивает, — Ты ничего не боишься.

Херктерент плюхается на спину, вытянув руки.

— Кто тебе это сказал? Все люди страх испытывают.

— Ты чего-то боишься?

— Да. Причём более реальных вещей, чем прихода сюда мирренского флота. Вещей, намного более реальных. И страшных. Как бы миррены плохо к своим женщинам ни относились, законы в их отношении есть, и они даже скорее выполняются, нежели нет. А ведь может быть так, законов нет вовсе, и каждый может сделать с другим мужчиной, женщиной или ребёнком, всё, что в голову взбредёт.

Представь, я поднимаю оружие против Софи, Динка на Эор, Рэда на Коаэ, Сордар на Херенокта.

— А я?

— Тебя, если повезёт, просто убивают ещё в самом начале всего этого, чтобы под ногами не путалась. А в худшем — ещё и делают с тобой всё, чего ты так боишься, причём занимаются этим вполне известные тебе люди. То есть, тебя всё равно убивают, только медленно и мучительно, и до конца всего вот этого имеешь шанс дожить только в виде пускающего слюни, дурика.

— А вы?

— Мы, тем временем, продолжаем увлечённо и весело убивать друг друга, с каждым днём всё больше зверея от своей и чужой крови, пока не останется кто-то один.

— О чём ужасном таком ты говоришь? — в глазах Эр снова блестят слёзы. Это при том, она из тех, кто напоказ плакать не умеет.

— Как о чём? У тебя же всю жизнь отлично по истории. Забыла, до Великой самыми кровавыми войнами в мире были наши милые грэдские междусобойчики, известные как Войны Верховных, особенно, первые две. В обозримом будущем нечто подобное может снова начаться. Причём, даже Мировой войне для этого даже не обязательно заканчиваться. Если не забыла, в тех войнах все наши достоверно известные предки отметились. Причем, совсем не добротой и кротостью нравов. Огненным черепом просто так не назовут, а ты родством с ним гордишься и меч хранишь.

— Как ты такое вообще придумать можешь?

— Эр, тебе ли не знать, когда я шучу, а когда — нет? Сейчас на шутку похоже?

Энергично мотает головой.

— Нет, не похоже, но почему ты так думаешь?

Марина небрежно машет рукой в сторону.

— Вон книжные шкафы. Что в них?

— «Статистические ежегодники» министерств. Только старые. У папы много новых.

— В Загородном этого добра тоже полно, да и в школьной библиотеке всё есть. Я их очень внимательно прочитала. Вот и сделала определённые выводы. По сторонам всю жизнь внимательно смотрю. Да ты же и сама знаешь, как императорская группировка реформы проводила? Какой кризис удалось преодолеть ценой крайне небольших жертв. Вот только сейчас. Витает что-то, как в воздухе пред грозой.

Дочь соправителя кивает.

— Знаю, конечно. И про кризисы, и про преодоление. Может, и сейчас так получиться?

— Нет, Эр, можешь мне хоть как Еггту, хоть как Саргону поверить, в этот раз не получится. Так что, советую начинать думать, где будешь прятаться, ибо твою «Сказку» спалят в первую очередь. Больно уж много слухов про её богатство ходит.

Перечитай, что во время любой гражданской, причём, неважно в каком из миров, творится. Что бы там историки ни писали, Еггты Чёрными звались не из-за цвета лат или масти коней.

— Ничего же не случилось ещё.

— Это как с явлением природным. При определённом стечении обстоятельств происходит всегда. Как затмение.

Узнав о проживающих на соседних виллах бывших друзьях, Софи приказывает собрать охрану. Дождавшись завершения построения, называет имена.

— Знаете их?

— Так точно!

— Говорю вам как носитель всех своих титулов и обладатель всех прав. Если кто-нибудь из них появится вблизи моей сестры, любой из девочек и мальчика… Или просто возле забора. Стрелять их как бешеных собак! Сразу! На поражение! Под мою ответственность. Если требуется — любые письменные приказания дам немедленно.

— Относительно открытия огня действуют другие инструкции, — командир отдыхающей смены серьёзно задумчив, — конечно, при непосредственной угрозе жизни данным лицам мы так и поступим. Но…

— Никого из упомянутых мной там, где я сказала, быть не должно. Разрешаю применять любые способы для выдворения желательно, с нанесением тяжких телесных.

Кроме этих охранников есть ещё и другие, более утончённые, вроде той же Чёрной Смерти но не менее грозные, но с ними принцесса индивидуально поговорит.

Территория дворцового комплекса огромна. Аж два оборудованных пляжа имеется. Верхний и нижний. Первый ― на берегу пресноводного озера, как Марине кажется рукотворного, выполненного будто в вулканическом кратере расположенного. Вот только кратер ― словно от вулкана-недомерка. Лень в книгах искать, бывают ли у вулканов жерла, помимо основного.

Второй, а по размерам ― первый пляж на берегу океана. Только уж больно долго дорога туда между скал петляет. Но Димке приходится туда бегать, если Софи решает наверх отправиться. Как говорится, бешеному псу дневной переход не крюк.

Все остальные за ней следуют. В общем-то, ни для кого не секрет, как Софи любит ровный загар по всему телу без беленьких полосочек от купальника. Вот только загорающей в таком виде увидеть может только тот, кому её высочество позволит.

Глядя на Хейс и Софи, Эорен тоже стала на пляже без верха появляться. Хотя, ей, несмотря на возраст, прятать особо и нечего, от обычных шуточек воздерживались. Природа явно решила над Эор поиздеваться, ибо бюст, если можно так выразится, хуже, чем у младшей сестры.

Марина стала замечать, Димка не прочь поближе познакомиться с Рэдрией. У Херктерент отношение глубоко философское. Слова о любви не очень много стоят, когда рядом полуголая девушка вертится. Из них кто-то решил на приступ Марининой ревности нарваться? Так это сразу не по адресу. Кто как, а Херктерент сюда просто отдыхать приехала. Чем и собирается заниматься.

Вы двое тоже. Гуляли бы лучше. Хотя бы ночью вдвоём на пляж. Поплавали бы там. Может, даже безо всего. Днём-то Рэда если на пляже, то только в обществе Софи и Марины. В школе много у кого была охота на главное достояние Рэды поближе взглянуть. И это совсем не мозги. Груди Рэдрии её самой лет на пять точно старше. Единственная известная Марине сверстница, кто подумывает об уменьшении размера. К счастью к операциям из обязательного списка, делаемых бесплатно, данная не относится. Стоимость весьма значительна, остаётся надеяться, отец Хорт при всей своей любви к дочери, на подобную глупость денег ей не даст. Жалко было бы мир такого украшения лишать. Слабоватое утешение ― Эр это всё и на фотоплёнке, и на бумаге зафиксировала. Судя, каким красным как-то раз Дмитрия видала, ему, как минимум сокровище Рэды увидеть удалось. Может, и потрогать позволили. Частенько рядом сидят или стоят, о чём-то разговаривая. Как током друг от друга отбрасывает, стоит заметить Марину.

Она нарочно старается при ходьбе шуметь побольше. Вот зайдёт куда-нибудь совсем уж не туда. Неужели, думают, будто разговаривая, за руки держась, или даже целуясь, обманывают её? Марине всё-ра-вно, что они там друг с дружкой делают.

Софи опять в мирренские издания по своей любимой тематике с головой зарылась. Не вполне понятно почему, но мирренской свежатинки тут куда больше, нежели в столице. Судя по отсутствию штампов и следов ножниц, цензуре тут не подвергалось ничего. На удивление много журналов с религиозными символами да культовыми сооружениями на обложках. Где-то интерес сестрёнки понятен — из мирренских художников работы религиозной тематики есть практически у каждого, церкви — богатый заказчик, деньги, как известно, запаха не имеют.

Вот только что там интересного может быть? Период заигрывания с реалистичной живописью у церковников прошёл. Всё вновь построенное увешивается и расписывается произведениями, основанными на древних образцах.

По мнению Марины, образцы эти годятся исключительно для трёх целей. Первая, самая доступная и всем понятная — использование на дрова, благо основной материал — хорошо высушенные доски.

Вторая цель — многое могло бы украсить выставки искусства примитивных народов, другое дело, такие выставки в первую очередь интересны учёным, эти самые народы изучающие. Вот только среди этих самых народов куда больше тех, кого от наследия предков воротит.

Лучше всего эти произведения смотрелись бы на узкоспециализированной выставке для врачей, посвященной творчеству сумасшедших. Хотя и людей с крепкими нервами от обилия пыток и жестоких убийств могло бы стошнить. Количество на единицу площади отрубания голов и других частей тела, приколачивания к столбам, распиливания, поджаривания на медленном огне, сдирания кожи, скармливания зверям и прочих «милых» вещей превышало все возможные пределы.

Что тут Софи понадобилось? Это же строго регламентировано, достаточно канон запомнить и после что угодно в таком стиле можно изображать, даже вовсе рисовать не умея.

Сонька даже какие-то зарисовки для себя делает. Вспоминая старую историю с кулоном-самолётиком опять возникают нехорошие мысли.

— Придворным живописцем Тима V стать решила?

— А, Маришка, это ты… Представь себе, не решила. Это звание вообще женщинам не дают.

— Специально для тебя могут и ввести. Только мирный договор сперва заключат.

— После такого могут и на самом деле ввести, — Софи совершенно серьёзна.

— И оно тебе надо? Двуногую снулую рыбу всю жизнь писать?

— Марин, когда не знаешь, лучше молчи. Придворные звания художникам даются исключительно за произведения светского характера.

— Тогда даже Эриде могут дать? У неё же всё настолько светское… Даже наши некоторые от откровенности её работ носы воротят.

— Война пусть кончится, там и поглядим.

Марина ворошит журналы. Судя по отсутствию реакции сестры ничего по-настоящему запрещённого там нет. Обратное удивительно было бы. Тут даже читать нечего, рассказики настолько слащавы и примитивны… Нет, на пятилетних, может, и подействовало бы. Но пятилетние далеко не все умеют читать. Да и рассчитаны журналы на более взрослую аудиторию.

Вот архитектурные разделы посмотреть интересно. Только Марине с Эридой, а не Софи. Это у разноглазой иногда возникают мысли в будущем построить что-нибудь. Софи же в любых расчётах выплывает за счёт красивых глазок. Если их правильно применить, всё посчитано будет кем-то другим. Иногда даже Мариной, правда там более материальные средства приходилось использовать.

— Что тут может быть интересного вообще?

— Много всего разного.

— Например?

— Поищи, в чью форму они демонов обрядили.

— Морских?

— Там другое разделение. Увидела?

Марина держит журнал кверху ногами.

— Нет, но догадаться несложно. У меня, да и у тебя такая форма точно есть. Ты мне так и не ответила.

— Вариант «просто скучно» тебя устроит?

— Разумеется, нет.

— Марин, не поверишь, но самый простой вариант ответа иногда является самым верным.

— Поверю, только не в случае с тобой. У тебя вечно даже не тройное, а даже четверное или ещё глубже, дно.

— Ну, так сама его ищи, — Софи дуется словно маленькая.

— А вот и найду! — Марина подгребает к себе сразу несколько журналов. Демонстративно начинает присвистывать. Способна читать с огромной скоростью, но и тянуть время тоже умеет. Сколько там сестрёнка её общество выдержать способна?

Соньке не хочется сегодня в эту игру играть.

— Понять пытаюсь, как они, с такой грудой бредовых идей сумели соорудить такое государство. Религия — одна из основ их страны.

Марина плечами пожимает.

— Что мы, что они на одном субстрате — наследии Империи Островов произрастаем.

— Только вот мы очень по-разному этим наследием воспользовались.

Софи хищно щурится.

— Знаешь, кого люди сильнее всего изучают?

Ответный прищур. В некоторых вопросах принцессы понимают друг друга с полуслова.

— Изучают того, кого больше всего хотят уничтожить.

— В каком веке эти миррены вообще, живут?

— Не знаю, но корабли из железа тогда строить ещё не умели.

— Ты всё кораблями меряешь.

— Так до недавнего времени судостроение — самая быстроразвивающаяся отрасль человеческой деятельности была.

Эрида опять грустная. Сидит, обложившись описаниями островов. От детских книжек до полусекретных отчётов МГШ. Похоже, везде выискиваются сведения по какому-то определённому вопросу. Сомнительно, что о местной береговой обороне.

— Тут кладбище есть. Там памятники, как людям, стоят кораблям погибшим. Надо бы сходить.

— Так оно недалеко тут. Собирайся и пошли.

Эр только совершенно легкомысленное платьице накидывает. Дома её за пределы «Сказки» в таком бы никто не выпустил.

Здесь всё по-другому. Здесь жара, пляжи и ощущение вседозволенности. Легко можно встретить кого-либо из Великого дома, причём любого пола, одетого словно девица лёгкого поведения.

С такой же вероятностью может попасться работник или работница горизонтального труда в безумно дорогих даже для члена дома высшего разряда, одеяниях.

Хотя, тут жара такая, можно в одних украшениях ходить, что некоторые и делают.

При этом, уровень преступности на островах — самый низкий в стране.

Кладбище на холме, взбирается вверх террасами словно многоярусная надстройка линкора или крейсера. Деревья ухожены, издалека может показаться, здесь видовой парк.

Марина и Эр изучают схему у входа.

— Как их тут много! — испуганно выдыхает Эр, — Не знала, что их столько погибло!

— Тут, вообще-то, только часть. Вон там, за дорогой, ещё одно. Там ненамного меньше — корабли, погибшие в Великую войну.

Эр качает головой.

— Всё равно, ужасно.

Марина решает немного её успокоить.

— Не так всё плохо. Тут часть памятников поставлена экипажами в память о разобранных кораблях. Есть и просто монументы расформированным частям.

Деревья — местные, растущие только здесь. Тоже памятники самой Островной Империи. Когда-то были одним из символов страны. Вдохновляли поэтов. Сумели пережить извержения вулканов.

Остались только на этом Архипелаге. На материке при схожем климате не приживались. Даже в оранжереях растут очень плохо.

Несколько десятков памятников самого разного размера и вида.

Преобладают обелиски и стелы неправильных форм из разных пород камня. Текста немного, написано исключительно иероглифами, как до сих пор принято на могилах писать.

Крупнее всего написано название.

Ниже дата вступления в строй. Тип корабля. Принадлежность к соединениям. И дата гибели. Ещё ниже часто пишут чуть покрупнее «В память экипажа»; чуть помельче «В память корабля». У каждого памятника стоит флагшток, на нём, по праздникам поднимают боевой флаг. Сейчас обычный день, и флагов нет.

— Ничего, что мы так пойдём?

— Как так?

— Ну, в очень уж обычном, без траура.

Марина плечами пожимает. «Скорее уж, в необычном. Даже слишком. Даже, для Соньки».

— Память в голове, а не каких-то тряпках держать надо.

— Всё равно, как-то неловко.

— Можешь сходить назад и переодеться.

Эр решительно вздыхает.

— Так пошли, я возвращаться не люблю. Вот только я пока тот крейсер не нашла.

— Тут всё просто должно быть. Хоть вроде, в беспорядке стоят, но все пронумерованы. Самые большие номера — недавно погибшие.

— Точно. Вот участок крейсера. Даже приписка на схеме совсем недавно выполнена.

— Куда уж недавней! Не всех спасённых ещё из госпиталя выписали.

Расколотый пополам огромный валун на постаменте. На отполированной части — название линкора «Герой войны». Сам памятник истинно линкоровских габаритов.

Прямой связи между размерами памятника и типом погибшего корабля нет. Героически погибшему линкору огромен, но и затопленному от повреждений эсминцу — не меньше.

Людей здесь почти нет, только у входа небольшой участок отведён погибшим в межвоенное время. Там даже один миррен есть — случайно утонувший матрос с учебного парусника. Когда-то на Архипелаг заходили мирренские корабли. «Соглашение о статусе моря» было одним из немногих в межвоенный период не только принятым но и, по большей части, выполнявшимся.

Погибших и умерших в госпиталях с началом войны хоронят в других местах. Это бы кладбище быстро кончилось, ставь здесь памятник каждому. У грэдов очень много земли, но именно здесь её слишком мало.

С линкора или авианосца пришлось бы хоронить несколько сот, а с подводной лодки очень часто вообще некого.

Тут они словно снова все вместе.

— Так главный город округа на другом острове. Здесь ― самый большой. Погибших там в основном и хоронят. Или домой отправляют. Здесь. Символ. Первый остров Архипелага нами по-настоящему освоенный. Да и просто многие моряки после выхода в отставку остаются здесь доживать свой век. От капитана второго ранга и выше — так вообще практически все.

— Они и платили за эти памятники, — Эр задумчива, — Те, кто на этих кораблях служили.

— Наверное, — хотя видит, по цене монументы различаются очень сильно. Причём, это никак с размерами кораблей не связано. Есть памятник эсминцу, погибшему ещё до войны во время тайфуна, габаритами почти не отличающийся от памятника тяжелому авианосцу или линкору.

У некоторых монументов подлодкам установлены настоящие перископы. Один, совсем свежий памятник украшает макет лодки из чёрного камня.

— Вон, смотри, этот эсминец бомбу в торпедный аппарат получил. Спасённых не было, а памятник есть.

— Так и должно быть. Живые должны помнить.

Эр сидит на мраморной скамье возле памятника погибшему кораблю.

Снова в памяти всплывает. Цвет смерти — белый!

Тоже крейсер. Название иероглифами и современным письмом. Год постройки. Этапы службы. Сражения. И гибель. Перечислены все погибшие. Их не так много — девяносто три человека за всё время службы корабля. Большинство — в последнем бою, кто именно — надо смотреть по датам. Здесь они идут по званиям. Корабль был тяжело повреждён в ночном бою с крейсерами противника. Сражение из тех, после которого обе стороны заявили о своей победе. Тогда мирренам казалось, они начинают выигрывать морскую войну. Противнику всё тяжелее выдерживать их напор. Поднажать! И!!!

До Битвы в Заливе оставалось ещё несколько месяцев.

Силуэта корабля на памятнике нет, но Марина знает, словно по чьей-то злобной шутке — однотипный с погибшим недавно. Крейсер уцелел в том бою. Но к утру с трудом держался на воде. Все корабли, способные дать полный ход, нужны были в другом месте. В полдень поступил приказ. Торпеды эсминцев добили корабль.

Знает ли Эр, как были схожи эти два корабля?

— Про гибель крейсера в газетах не было ничего.

Эрида никогда не была особо рьяной читательницей сводок. Лучше ей не говорить, что имеет право сводки для командования читать. Там-то и крейсер есть, и много чего ещё про погибших из-за своей или чужой глупости.

— Война время такое. И про линкор могут не всегда написать.

— Марина, — в голосе Эр звучит обида, терпеть не может, когда с ней будто с глупенькой маленькой девочкой разговаривают, или её мозги недооценивают, — я прекрасно знаю, ЕИВ сам подписывает ежедневные сводки, идущие в печать. О гибели кораблей первых рангов или океанских подлодок ему сообщают незамедлительно.

— Я тебе только что про это и сказала. Миррены скорее всего, и вовсе не знали, что такой крейсер у нас был. Вон, «Владыка Морей» ими уже четыре раза утоплен.

— А ты про корабль сообщила бы, подписывай эти сводки? — умеет разноглазая вопросы задавать.

— О факте гибели — скорее всего, притом списала бы на мирренскую подлодку и засунула крейсер в тот регион океана, где их никогда не фиксировали. Пусть в их МГШ мозги поломают.

— Там же люди были!

Марина пожимает плечами.

— Им уже всё равно. Погибшие и раненые отнесены к боевым потерям, всё положенное в таких случаях их семьи станут получать. У моряков часто не бывает могил на земле, особенно в военное время. Пусть от их смерти хотя такая польза стране будет — сломанные мозги мирренских генштабистов и подводного командования.

— Сломанные мозги генштабистов, сломанные мозги генштабистов, — зачем-то повторяет Эр, растягивая слова, — по твоему, несколько сотен человек погибли только затем, чтобы кто-то купил лишние таблетки от нервов и головной боли?

— Это ты придумала, а не я сказала.

— Но из твоих слов выходит именно это…

— Сейчас идёт война, если ты не заметила. Чем меньше враг знает о происходящем у нас — тем нам лучше. И тут все средства хороши. Погибших не вернуть всё равно. Пусть хоть своей гибелью послужат живым. Но в этом случае решили их просто похоронить.

— Не знаю, права ты или нет. Если да… То очень уж страшно становится.

— Люди всегда воевали, воюют и будут воевать.

— И это кладбище будет становиться всё больше. Почему за жизнь всегда кто-то платит смертью?

— Про борьбу за существование что-нибудь слышала? Даже обезьяны друг с другом воюют.

— Марин, сама знаешь, у меня высший балл по биологии. Я совсем о другом говорю.

— На этот вопрос невозможен однозначный ответ.

Неожиданно Эрида резко встаёт.

— Пошли дальше. Они должны быть где-то недалеко.

Марина промолчала. Почти никого здесь на самом деле нет. Только память о погибших или разобранных на иголки, кораблях. Только потом уже о людях.

Во множестве цветут белые цветы самых разных видов. Большинство привезено откуда-то и прижилось здесь. Марина по кладбищам или таким полям поминовения ходить не любит. Похорон, где её присутствие по статусу обязательно, на её веку ещё не было. Далёкие предки словно и не умирали вовсе. Их слава живёт и сейчас. Доводилось видеть картину, Дина II стоит на мостике современного корабля. Даже с биноклем. Большую часть полотна занимает идущий параллельным курсом линкор. Стальная громада «Дина II». На трёх принцессах есть аналогичные по сюжету картины. Только «Елизавета» в одиночку несётся по волнам.

Человек, умерший до того, как люди научились строить корабли из стали на мостике одного из них почему-то никого не удивил. К картине придирались исключительно из-за бинокля на шее воительницы, «предмет из другой эпохи». Художник историю знал, как раз бинокль, принадлежавшей Дине и изобразил, массовое использование оптики как раз в ту эпоху и началось. Но критикам лишь бы облаять.

В парке «Сказки» есть всего одна могила, там Эрида бывает частенько. Марине не слишком нравится, когда подруга там подолгу сидит. Слишком старательно смотреть вслед ушедшим тоже не дело. Жизнь она всё-таки сейчас и вокруг, а не где-то там, откуда не возвращаются.

Эр вертит головой по сторонам.

— Тут где-то должен быть их участок. Я помню карту.

— Вон он, — Марина показывает на расчищенную между деревьев небольшую полянку. Пока до неё только доведена выложенная плитами дорожка. С левого края на большей части снят прямоугольник дёрна. Сложено несколько больших камней.

Есть и обелиск, пока деревянный, выкрашенный белой краской. У подножия лежит спасательный круг с именем корабля иероглифами «Острые камни» — перевод догрэдского названия одной из рек в Приморье.

«Корабль четвёртой серии, — машинально отмечает про себя Марина, — первые три назывались в честь городов. Неужели города кончились? Не должны были. Вторая по массовости серия лёгких крейсеров. Их уже на начало войны за тридцать было. Сейчас сколько? Уже две экстренных программы усиления флота за три года приняли. На всё экстренное, или как моряки говорят, авральное, у нас лучше всего деньги находятся. Это „Камни“ скорее всего, прошли по первой программе. Если что-то хорошо налажено в производстве, то чем дальше, тем быстрее будут вступать в строй новые образцы. Быстрее и быстрее. Обороты всё сильнее. Насколько ещё хватит мощности? Это сорок пятый корабль этого типа? Или пятьдесят шестой? Или уже за сотню счёт идёт? К концу Великой войны номера заложенных эсминцев основной серии приближались к восьмисот. Сейчас уже новых сколько? Тысяча? Полторы? Да и старых порядком ещё в строю, пусть и переоборудованных в большинстве».

— Марина, с тобой всё в порядке? — кажется окликают уже довольно долго.

Эрида сидит, положив руку на спасательный круг. Смотрит испуганно.

— Ты очень долго не отвечала.

— Сама-то как?

— Ты о чём-то задумалась?

— Да так. Обо всём понемногу.

— Я вот подумала… Когда вернёмся, попрошу папу, чтобы с моих счетов перевёл столько денег, чтобы хватило на новый такой же корабль. И пусть уже о новые «Острые камни» кто-нибудь разобьётся. Пусть этот корабль снова будет. Такой же. А если получится — ещё и лучше. Ты думаешь, это правильно?

— Самой надо за свои решения отвечать, — преподавательским тоном отвечает Марина. У Эриды одних украшений наберётся на линкор, и как бы не ещё на одного «Владыку». Подговорить их тоже пожертвовать на нужды обороны? Нет, не стоит, слишком жестоко, хотя, если сама додумается, отговаривать не будет, — но именно это я целиком и полностью одобряю. Крейсеров или чего покрупнее, много не бывает.

— Ты правда так думаешь?

— Я тебе часто врала?

— Я опять про другое… Новый долго строить будут?

— До войны на лёгкий крейсер от закладки до ввода в строй уходило больше двух лет. Сейчас, думаю, сильно поменьше. Транспорт иногда за двадцать дней успевают сделать.

— Знаешь, я приду, когда будет спуск на воду. Видела, как умер один корабль. Хочу увидеть, как родится новый. Это словно новая жизнь будет!

— Ещё не заложили ничего, а она уже на спуск собралась.

— Если всё время ждать, то можно ничего вообще не увидеть. Больше постараюсь не пропускать ничего. Если чего-то не хочешь замечать, оно не перестанет от этого происходить. Постараюсь теперь видеть всё.

— У тебя взгляд… Только на определённые цвета спектра настроен. Других всё равно не сможешь увидеть, даже если захочешь.

— Хочешь сказать, я словно бабочка-однодневка на мир смотрю?

— Где-то так, — бурчит Марина, она чуть не сказала «насекомое».

— Я знаю, что горит огонь. Не собираюсь на него лететь. Постараюсь не сгореть.

— Мне оставишь это пламя тушить.

— Не говори так! — опять прежняя робкая Эр.

Херктерент пожимает плечами. Знает, это так и есть. Эриде всё тоже самое известно. Тут не изменишь ничего, даже если захочешь.

Вежливый следователь военной прокуратуры готов был незамедлительно снять показания, но на разноглазую что-то нашло. Сказала, показания давать будет только на суде и попросила дать повестку на ближайшее заседание. Пришлось и Марине навязать своё общество. Тем более, её тоже вызвали. Наверняка, сперва связавшись сначала с МИДв, а то и с кем повыше.

Много где на самых разных уровнях говорилось о равенстве всех пред законом. Надо хоть немного побыть живыми иллюстрациями, пред законом все равны, тем более, от их показаний почти ничего и не зависит.

Фотоаппарат Эр и так уже сказал раз в десять больше. Сам он уже давно возвращён. Причём, вместе с первыми кадрами плёнки.

Марину вызывают одной из первых. Чуть не засыпает, когда в звенящей тишине малый титул зачитывают. Хорошо, хоть тут по протоколу большой не обязателен.

Дальше было довольно скучно. Как долго на мостике находилась, сколько времени за кораблями наблюдала, зафиксировала ли время столкновения. Они не знают, но у Марины на руке те же часы, что и при происшествии.

Дочь соправителя вызывают следующей.

К некоторому разочарованию, Эриде задают почти те же вопросы. Единственное существенное отличие — спросили тип использованного фотоаппарата.

После допроса Эр уходит (машина у входа ждёт). Марина остаётся до конца заседания. Допрашивают знакомых офицеров, незнакомых матросов и пехотинцев. Демонстрируют фотографии, в том числе, и Эр сделанные.

Ожидаемо назначают дату следующего заседания. Марина не решила, пойдёт или нет. Из интересного ― сегодня ни одного из спасённых не допрашивали. Только озвучили и так многим известное количество погибших и пострадавших.

Окрестности резиденции числятся парковой зоной, и когда в резиденции никто не живёт, таковой и являются. Сейчас приличный кусок настолько дикого леса, что в работе отменных лесников можно не сомневаться, включён в охраняемый периметр.

Эриде до сих пор покидать участок под охраной — почти самое настоящее приключение. Разглядела живописную скалу за территорией, сделала набросок. Теперь вот захотелось забраться.

Марине заняться в общем-то, нечем, почему бы не погулять?

У Эр никаких рисовальных принадлежностей или фотоаппарата, даже сумочки нет. Невесомый бело-голубой сарафан да сандалии. Распущенные волосы её идут.

В глазу — монокль. Несмотря на болезненность, зрение у Эриды очень острое. Монокль в золотой оправе носит, ибо нравится. Впрочем, в школе мода на очки, вопреки ожиданиям Марины, так и не кончилась. Стала более умеренной — люди с нормальным зрением ходят в очках с простыми стёклами.

Лес искусственный, можно не сомневаться. Обнаружив в пруду «грэдок» Марина сразу поняла, всё, что тут растёт, людьми посажено.

В каждой канаве можно найти маленьких рыбок с пёстрыми большехвостыми самцами и невзрачными самочками. Мирренами зовётся «рыбка грэдов», самими грэдами название заимствовано и сокращено просто до «грэдка». Заклятые верно подметили. Если в какой-либо местности требуется установить, посещалась ли грэдами, следует искать этих рыбок. Самый верный признак присутствия грэдов. Ещё во времена островной империи замечено, рыбки всегда сперва уничтожают личинок малярийных комаров, и только потом берутся за обычных. При этом рыбки способны жить чуть ли не в болоте, лишь бы тепло было.

В тёплых широтах рыбки помогли грэдам превратить множество заболоченных низин во вполне пригодные к жизни, места. Сейчас выведено множество пород самых причудливых оттенков, только держат их для красоты. Живородящие рыбки плодовиты, комары всех видов плодятся с ещё большей скоростью. Борьба продолжается!

Скала поэтически зовётся «Зуб морского змея», даже основание для имени кое-какое есть. Найдено довольно много ископаемых останков морских змей. К легендарному морскому змею, обвивавшему всю землю скала, разумеется, никакого отношения не имеет.

Марина идёт не торопясь, Эрида тем более никуда не спешит.

— Знаешь, Марина, мне кажется здесь, словно в «Сказке» моей. Только без стеклянных колпаков над кустиками. Как-то не по-настоящему всё.

— А что такого? По мне, лес как лес, — непринуждённо замечает Марина, уже заметившая, тропинки намеренно проложены, а не образовались естественным путём. Хотя, лесники и старались, чтобы всё натурально выглядело.

— Понимаешь, вон эти деревья растут на разных континентах. Течением никак не могло занести сюда семена. И вот эти кустарники… Тот, с белыми цветочками — парковый сорт, в природе вообще не встречается.

Так не бывает.

— Да мне как-то всё равно, люди лесочек высадили, или он сам такой вырос. Главное, чтобы гулять неплохо было. На острове, где люди живут лесу уцелеть сложно дома, дрова и корабли плюс тяжёлая нехватка земли.

— Я про другое. Живу в мире, во многом созданном для меня. Где всё есть, бывают всякие разные чудеса. Но даже я чувствую, стены этого мира дрожат и трясутся под напором внешних сил. Всё ещё крепко, но я слышу это напряжение.

Ты словно ходишь между разными мирами. И везде своя. Только какие-то из твоих миров — настоящие, а какие-то — нет. И все они не могут рухнуть, во всяком случае одновременно, а вот мой мир может рухнуть вполне. Я самая настоящая принцесса из «Сказки», вот только кончились сказочные времена задолго до моего рождения.

Вот и здесь. Всё вроде бы, на своём месте, всё настоящее. И всё, как у меня дома. Я там привыкла к нереальному, ибо всегда в «Сказке» жила. Тут нереальность острее чувствуется, ибо место для меня новое. Но этот лес, скала, всё вокруг — какое-то ненастоящее, вопреки остальному миру существующее. Это всё может исчезнуть, могу исчезнуть я, но мир, там снаружи. Настоящий мир он останется. И ты в нём останешься, и Софи, и Рэда… Но в нём не будет места для меня.

Из всего, что я видела в жизни самым настоящим оказались смерти. Сразу сотни. Такие будничные. И этим особенно страшные.

— Это мирренские поэты определённого направления, да и наши, им подражавшие, склонны были воспевать и поэтизировать смерть. Когда представилась возможность ей в лицо заглянуть… Никого из них на фронтах Великой войны не было. Сколько дурочек из-за их писанины с собой покончило — история умалчивает.

— Я жизнь поэтизирую. Никак не смерть. Но я видела гибель крейсера. И не могу забыть. Самое страшное — никто ничего сделать не мог. И никто ничего подобного не ждал. Да, многие из тех стихов, на которые намекаешь я читала. В этом направлении были не только поэты, но и художники. Знакома с их творчеством. Но ты зря завела разговор на эту тему. Я совсем-совсем о другом пыталась сказать.

— Мы все умрём! — совсем не весело скалится Херктерент, — Кто-то раньше, кто-то позже. Очень многие — из-за глупости или злого умысла других людей. Кстати, я тут подумала, и решила, на эту скалу, по крайней мере, сегодня, ты не полезешь.

— С неё должен быть такой вид! — снова такая привычная мечтательная отстранённость. Опять резкая смена настроения? Или Эр умеет притворяться куда лучше, чем кажется.

— Это-то меня и смущает больше всего. Виды всякие. Особенно, сверху вниз. Костей потом не собрать. В прямом смысле слова. Знаешь, второе название скалы у местных? «Скала самоубийц».

— Я не знала.

— Почему-то, Эр, в этот раз я тебе совсем не верю.

— Марина, я просто хочу наверху постоять.

— Как уже сказала, не слишком верится. Пошли назад. Горной связкой сцеплю, ты даже если прыгнешь, я вытащу.

— Почему ты такая вредная?

— Слова имеют дурную привычку становиться вещами. Зачастую куда быстрее, чем хочется. Так понятно?

— Я не прыгну, обещаю. Я ведь высоты боюсь, — опять свой взгляд применяет. Самое надёжное и безотказное оружие.

Марина тяжко вздыхает.

— Ладно, убедила, пошли уж, — не забыв покрепче прихватить Эриду под локоток, — но в следующий раз обратный билет потребую.

— Не понимаю, о чём ты?

Марина хмыкает.

— В Приморье, не помню чьём есть остров, на нём — скала, с который один из этих певцов смерти на пару с любовью своей от вселенской тоски и разочарования в жизни, сбросились. Весьма почитаем парочками наших с тобой сверстников, не наделённых умом. Мода пошла там красиво самоубиваться.

Местные власти рост числа самоубийств стал несколько раздражать. Наконец, придумали выход. Остров весьма живописный, часто людьми посещается, множество гостиниц. Вот и придумали — школьникам продают билеты только «туда» и «обратно». Логично решили, неиспользованный билет, точнее впустую потраченные деньги неплохо способствуют предотвращению самоубийств.

Эрида хихикает.

— Врёшь ты всё, Марина. Так не бывает.

— Ещё и не такое бывает, ты недооцениваешь бесконечность человеческой глупости. Самоубийств стало в разы меньше. Какой бред ни пытайся в жизнь претворить, всегда окажется, кто-то раньше уже предпринимал подобное.

Марина окончательно решила, на скале Эр действительно, хочет просто постоять. Возникни мысль о чём другом — у подруги полным-полно различных реактивов, в том числе и смертельно опасных. Все свойства Эриде известны. Но предел предпринятого другим во вред — веселящий газ изготовленный после долгих уговоров Марины.

Вот почему химики в приключенческих романов поголовно злодеи? Им что взрывчатку, что газ боевой, что яд изготавливать — никакой разницы.

Да и отец Эриды по полученной давным-давно гражданской специальности — химик, в Великую войну выступал за всемерное увеличение применения химических боеприпасов. До сих пор противогазная сумка его именем зовётся.

Вот только у Эриды злобности откровенный недостаток. Много какие опасные игрушки так и остались не изготовленными. Марина в своей квалификации сомневалась, пальцы и другие части тела пока ещё нужны. Эрида могла. Но просто не хотела, ибо знала для чего всякие хитрые соединения подруге могут понадобится.

Если бы не бездействие Эр, пострадавших от проделок Марины было бы гораздо больше. Правда, подготовка к ежегодной войне позволила Херктерент неплохо пополнить личные тайники со всяким взрывоопасным. О количестве произведённого для общего дела объёма боеприпасов Эрида совершенно не задумывалась. Ещё в детстве уяснила от отца истину, охотно подтверждаемую Мариной «на войне не бывает много боеприпасов».

Считать умеет блестяще, взглянув в «ведомости» произведённого ей и попавшего на склад, с лёгкостью обнаружила бы разночтения. Но никогда, и, похоже принципиально в них не заглядывает.

Жаль, не получится Эриду в будущем к производству настоящих снарядов пристроить. Нет, нехватки пока не наблюдается, во всяком случае, Марине про неё неизвестно. Но, как говорится, «снарядов много не бывает». Вот только Эр никогда не сделает большого объёма чего-то по-настоящему смертоносного. Что ни может не вызывать сожаления.

Тайники Марины все переполнены. За оставшееся время столько не истратишь, но запасы продолжают пополняться. Не иначе, инстинкт хомяка срабатывает. Ничего, в крайнем случае все «сокровища» Динке достанутся. Потом она тоже передаст кому-нибудь. Интересно, к тому времени взрослым надоест друг на друга настоящие снаряды и бомбы переводить?

Марина всё больше уверена, это время никогда не кончится. Хватит и на сестрёнкин, и на её, и на Динкин век.