Несносная Херктерент - 3 [СИ]

Глава 29

Софи влетает. Что это с ней? Даже толком не вытерлась после бассейна, купальника словно и нет, настолько полупрозрачный.

— Как ты думаешь, здесь возможна высадка десанта? — это вместо «здрасьте», лёгкий испуг Софи только Марина и различит. От кого это она паникёрских настроений набралась? Попугать что ль её маленько?

— В теории, ударить по Архипелагу можно. В случае захвата — выгода прямая. Аэродромы. Возможность бить по всем объектам двух побережий всеми типами тяжёлых машин.

— Ты видела, что здесь с береговой обороной творится?

— Ужас для всех, кто попытается высадиться. Я уж не говорю про минную опасность. Тут мелководье на сотни миль. Ставь мины, где хочешь. За эти дни видела почти все минные заградители, про кого читала.

— Ты и этой мелкотой интересуешься?

Марина усмехается.

— Мелкота относительно минзагов — понятие относительное. У нас два корабля из линкоров первого поколения переоборудованы. Самые длинные корабли в своё время были. Пять башен сняли, две оставили. Помнишь, какую им дальность плавания задавали? Как раз их порты обстреливать да в рейды без заправщиков ходить. Переоборудованы для тех же целей. Рейды да обстрелы. Ну и моря загадить рогатыми шариками. Скорость хорошая. С двух башен любому дозорному кораблю накидать можно, а уж мин в море вывалить…

— Зато, одно попадание крупным калибром — и ага.

— Ну, так потому они и здесь — самые большие минные заградители в истории.

Софи молчит. Официальную штатную численность флота знает, но какой из кораблей самый-самый в своём классе — чётко не помнит. Тем более, известен анекдот, когда под видом плавбазы гидроавиации построили эскадренный авианосец. Заклятые враги тоже не подкачали, выдав за учебный корабль полноценный линкор. Авианосец и сейчас в строю, а вот линкор — на дне.

— У мирренов даже карикатура была, где мы собираемся весь Океан Мёртвых в огромное минное заграждение превратить.

— Глупо и бессмысленно. Как и всё с карикатур.

— Тут ты не права. Бред художников иногда становится реальностью.

— Ну, спасибо, успокоила.

— Обращайся. В кои-то веки, ты меня благодаришь.

— Но ты же моя маленькая сестрёнка, — дурачится Софи.

— Лизка! Прибью!

Вместо того, чтобы убежать, Софи плюхается на спину поперёк кровати. Щурится в потолок.

— Маришка! Как опять хорошо всё!

— Разве было плохо?

— Пока плавала, подумала. Ведь на Большой дуге условия почти как здесь. Только там правит смерть, а здесь жизнь. Там каждый день гибнут люди, немногим старше нас, там сражается наш брат.

— Софи, ты стихи сочинять не пробовала?

— Правила стихосложения знаю. Даже мирренские. Тебя им тоже учили вроде. Но так, чего нет, того нет. Хватит с меня уже разных… Поэтесс.

Марина хмыкает.

— Они же тебе, вроде, ничего не сделали? Или пытались?

— Ты про Дворец Грёз? Там всё более-менее было.

— Не считая того, что две тётки жили как муж и жена.

— Заметь, они никому не мешали. Некоторые одну из них считают выдающейся поэтессой нашего времени. «Утончённые чувства, высокие отношения, непонятая многими любовь!» — передразнивает Софи императрицу, — любовь, как возвышенное чувство, не имеющее привязки к полу.

— Угу. Только в одной постели спали, говорят, не только вдвоём.

— Они и тебя хотели затащить? Я ведь тогда сначала подумала, ты пыталась совершить самоубийство из-за чего-то, с тобой произошедшего.

Софи уже сидит. Вся напряжена.

Марина усаживается рядом.

— Расслабься. Ничего не было и быть не могло. Они не настолько были без мозгов. Хотя, как мне казалось, как раз на тебя украдкой поглядывали. У меня просто хорошие отношения с обслуживающем персоналом, а они везде бывают и всё замечают. Они и предупредили. И об этих, и ещё кое о ком.

— Думала, им всё равно вплоть до ненависти к нам втихую.

— Нет, не всё равно. Ненависти не было вообще. Скорее… Жалость к нам была.

— Почему?

— Какая ты непонятливая, хотя и старшая. Весь персонал, кроме боевого, набирается исключительно из благополучных семейных пар. У них просто не бывает ничего такого, что обычно для нас. И хватает мозгов понять, что многое из творящегося у нас в жизни совершенно ненормально.

— Как-то не задумывалась.

— Советую иногда мозги напрягать. Мы живём за счёт этих людей и должны понимать их нужды. Тогда они станут стрелять в тех, на кого укажем мы, а не в спину нам.

Ты, вроде, в авиацию собралась. Тогда учти, мальчиков из Домов всех для укомплектования эскадрилий уже в Великую войну хронически не хватало. А сейчас там вообще мальчики и девочки из рабочих районов преобладают. У них манеры сильно попроще, чем у Ярика твоего. И волнуют их совершенно другие вещи.

— Ладно, хватит об этом. Лучше скажи, с тобой тогда ничего, кроме мне известного, не произошло?

— С чего заинтересованность такая? Этих поэтесс великих вспомнила? Помню, у одной стишков о любви к юной девушке было слишком уж много.

— Не только. В школе некоторые девушки очень уж странно на меня стали смотреть. Да и не только смотреть. В любви признавались. Стихи писали. Себя предлагали. Девушки!

— Врёшь!

— Нет. Плюс ещё некоторые на грани ходят.

— Собрала вокруг себя всех парней, ну вот результат, другим не хватает, друг с дружкой лизаться приходится.

— Пошлячка!

— Констатация факта. Ни попробовала ещё не с кем?

— Вот это не твоё дело!

Марина пожимает плечами.

— Сама рассуждала о допустимости некоторых видов отношений. А как столкнулась — сразу в кусты. Прятаться, а не чем-то другим заниматься.

— Это крайне неприятное ощущение, когда человек одного с тобой пола видит в тебе объект вожделения. Не сталкивалась раньше с таким.

— Когда противоположного, то по-другому?

— Проверь — узнаешь.

— Одно меня и так не миновало, другого ну совершенно не хочется.

— Такие вещи и односторонними бывают.

— Угу. И частенько различными преступлениями заканчиваются. Ты наизусть соответствующий раздел УК выучила. Я тоже.

— Тебя не волнует, что не все могут за себя постоять?

— Специально поисками не занимаюсь. Если что-то в поле зрения попадёт — приму меры. Кэрдин тоже уродов различных сильно не любит.

— Мы немножко о другом говорим.

— Как раз, об одном и том же. Сама знаешь, в тех статьях не только про изнасилования. По некоторым другим женщины тоже вполне могут привлекаться. Ты мне, кстати, так и не сказала, кто это у нас настолько на голову двинутые. Хотя… Парочку и так назвать могу. Тайные чувства иногда заметнее любых явных проявлений.

— Перед началом учебного года скажу, от кого надо подальше держаться. Хватит об уродах на сегодня. Сейчас… Знаешь, я уже обсохла, и опять жарко. Пошли поплаваем?

Марина пожимает плечами.

— Пошли.

Софи вытягивается на самом краю бассейна. Лениво бросает сестре.

— Продолжим изучение писанины местных принцев?

— Там настоящие-то хоть есть? Или только производители впечатлений?

— Пока, в основном, негативных. Да и то, настоящие сейчас либо воюют, либо, хотя бы вид делают, будто на оборону работают.

— Угу. «Дворец грёз» вспомни. Там их сколько было?

— То два года назад было. Теперь так себя не ведут.

— Ну да, парочку смазливых рож, приносящих присягу, в журналах для не обременённых интеллектом наших сверстниц, я видела. Смысл? Великие Дома в едином порыве… Так для демонстрации этого одного портрета Сордара хватит.

— Стар он для этих журналов, — хмыкает Софи.

— Зато, ты сама достаточно молода. Хоть сейчас в редакцию подобного журнала звони.

— В таком виде? — Софи встав придирчиво оглядывает себя с головы до ног, — Не, знаешь ли, не подойду. Идеально подхожу для фото совсем в других журналах, но они, знаешь ли, по причине возраста изображённых, очень сильно не для всех.

— Проще говоря, в свободной продаже их вообще нет, хотя фотографы многим посетителям «Дворца грёз» прекрасно известны.

— В самом изображении нагого тела как такового любого возраста ничего такого нет. У Эр же есть такие фото.

— Вопрос в том, видел ли их кто другого пола?

— Как часто бывает, в точку. Но ведь Эр снимала не только нас. Представляешь, в чём её через несколько лет начнут обвинять?

— Если война к тому времени кончится, неизбежно ещё большее освобождение и так не страдающих строгостью, нравов.

— Марин, тебе не говорили?

— Что я зануда? Философский вопрос.

— Забавно читать. Всю жизнь жил по-принципу «всё дозволено». Думал, вершина пищевой цепочки. Вдруг осознал, может быть сожран легко и непринуждённо.

— Переварен и выделен. Кстати, каким путём?

— Хищников тошнит от падали.

— Тоже мне, хищница, — Марина окидывает сестру максимально скептическим взглядом.

Софи приосанивается.

— В нынешнем поколении — одна из самых опасных.

— Только после меня, — начинает было Марина, но видно, сестра не в настроении спорить, — что предлагается в качестве извинений?

— Хм. Я даже думаю, взять или нет. У них богатейшая коллекция живописи моего любимого периода «Степных ветров».

— А в гости не зовёт, предлагая взять после осмотра на месте?

— Марин, я тебе десятки оттенков приглашения в гости могу назвать, включая то, на что намекаешь. До такой наглости он пока не дорос, хотя не спорю, много кто не отказался бы… Коллекцию посмотреть. Вообще, у меня уже есть их приглашения, думала даже ответить.

Глаза Марины опасно загораются.

— Но он сам во всём виноват. Кстати, придумала, что стребую. Пяток не самых ценных картин. Ничего из «звёзд» их коллекции. И ещё кое — что…

Многозначительная пауза затягивается. Насмотревшись на свою руку, Марина бросает.

— Кончай кота за яйца тянуть. Ему больно.

— И ещё одна картина. Сейчас в столице на продажу выставлена. Стоит она… — мечтательно закатывает глаза, — почти как треть их коллекции. Пускай попрыгают.

— И зачем она тебе?

— В Музей ЕИВ передам. В главную экспозицию и без меня поместить догадаются. Такое должно быть доступно всем, а не кучке моральных уродов.

— Рассчитываешь на медаль от МИДв?

— Нет, на орден от Министерства Культуры, — Софи просто убийственно серьёзна.

— Так ведь и мы можем оказаться… Не на вершине цепочки. Кто-то же по нам бьёт. Причём, с завидной регулярностью, и в основном, почему-то по тебе. Трижды уже было.

— Трижды… Постой, по первым разом ты понимаешь ту странную историю, имевшую место быть в Приморском много лет назад? Но я только в прошлом году поняла, тогда вообще-то было.

— Я вновь снова осознала. Из-за фотографий, что там стояли, да и начала вспоминать. Фото из той же серии есть и здесь. Вон одна, — Софи кивает на столик, — Причём, по словам персонала, они тут уже много лет находятся. Для стороннего наблюдателя ничего особенного в них нет.

— Пытаюсь понять причину резко изменившегося к тебе отношения.

— Могло всё что угодно быть — болезнь, несчастный случай.

— Или нечто такое, что человек не в силах до конца осознать.

— Софи, прекрасно знаешь, я чужда всякой мистике.

— Я вовсе не на мистику намекаю.

— Хм. А на что тогда?

— На возможность переноса из другого мира не тела, а сознания, что бы под этим не подразумевали. И помещения его в уже имеющегося здесь носителя.

Одно сознание заменено другим, раскрывающимся постепенно, первое подавлено полностью, что замечают только самые близкие.

Резко открывшиеся у тебя беспрецедентные способности в самых различных областях. Излишняя физическая сила, пониженная болевая чувствительность.

— Хочешь сказать, что я мечта и кошмар межпространственных физиков — подготовленный внедренец?

— Скорее, жертва эксперимента, но ход твоих мыслей мне нравится.

Марина нехорошо щурится.

— Знаю, у художников фантазия богатейшая, не знала, что у тебя богата и извращена настолько. Такое придумать! Два сознания в одном теле! Нелюбимыми психиатрами прекрасно известная вещь. Подсказать, как называется?

— Сама знаю! — Софи откровенно раздражена. Марина не поверила ни единому слову.

— Возможно, я и есть то, о чём ты говорила, — продолжает, откровенно любуясь на расширившееся до невозможных пределов, глаза сестрёнки, — подготовленный внедренец. Только ты, как всегда, решила всё правильно, только со знаками напутала. Никакого переноса сознания нет и быть не может, во всяком случае, пока обратное не доказано. Но возможно, это не кого-то забросили к нам, это меня, причём именно меня, всей тушкой, готовят для заброса туда в будущем.

Софи ничего не остаётся, кроме как удивлённо хлопать глазами.

— Ты думаешь, они просто паразитировали?

— По-другому это сложно назвать, впрочем, у покровителей искусств с художниками испокон веков такие отношения.

— Мы не о художниках говорим.

— С поэтами ещё хуже. На лесть многие падки.

— Там был не тот случай.

— Кажется, в прошлом у неё была мечта — сделать из меня мирренскую императрицу. Погреть своё честолюбие. Не ухмыляйся так, от этой идеи отказалась, притом, похоже ещё до войны. И не ухмыляйся так, не тебе одной кронпринц крайне не понравился.

— Хочешь сказать, ей тоже?

— Представь себе, да.

— Она тебе по-прежнему пишет?

— Да.

— Мне уже не нет.

— Можно подумать, ты хоть одно прочла.

— А смысл? Подозреваю там вообще копии одного и того же, написанного по образцу из старого учебника для благородных девушек. Ну, того, где всё витиевато настолько, что из прочитанного понимаешь отправитель ещё жив. И то, поймёшь только в том случае, если хорошо знаешь почерк.

— Не читав, ты просто придумываешь.

— Придумываю что? Я читала письма матери Эриды к ней. Предвосхищая вопрос, да я уверена, это действительно писала мама Эр, а не неизвестные писатели по заказу её отца. Там за каждой строчкой виден живой человек. Он все написаны не по форме.

Я поняла, что такое материнская любовь из писем женщины, которая своего ребёнка даже не увидела. В ней росла её собственная смерть, но она даже не задумывалась об этом. В письмах была только любовь, самая чистая и искренняя из известных мне.

Эр много раз пыталась написать портрет. У неё есть все фотографии, где её мама хоть краешком платья попадает в кадр. Плюс всё ей написанное, хотя там большую часть только специалисты могут читать. И эти письма. Лучше всего сказавшие о человеке.

Портреты не получаются. Платья времён её молодости Эр наверное, с закрытыми глазами может рисовать. Но портрет не выходит. Говорила, мечтала изобразить, будто они вдвоём. Теперь пытается только её. Говорит, не может вообразить, какое бы было у неё лицо, будь мама рядом. Признаться, я чуть ли не больше Эр жалею, что мне не довелось с супругой соправителя познакомиться.

Я не верю, что у меня лежит нераспечатанный второй вариант чего-то подобного.

— Или на какую-то миллионную долю процента ещё надеешься, там лежит именно это. И просто до смерти боишься окончательно убить надежду. Ведь если эта доля выпадет — очень многие вещи тебе придётся пересматривать.

— Ты в аналогичной ситуации находишься, — желчно цедит сквозь зубы Марина.

— Нахожусь. Надеюсь и боюсь того же самого.

— Предлагаешь распечатать? Или, наоборот, все вместе в кучу свалить и сжечь? Окончательно уничтожив надежду вместе с возможным жестоким разочарованием?

— У тебя тоже есть любимица из той эпохи?

— Да. Императрица. Знаю прекрасно, мир так устроен, в нём одновременно могут жить либо мы, либо она. Знаю… Но всё равно.

— Олицетворение для тебя лучших человеческих качеств? — кривит губы Марина.

— Где-то так… Наверное. Хотя, как мать она была не на высоте, — Софи словно не замечает интонации сестры. Опять грезит наяву. До недавнего времени Марина думала, так только Эр умеет.

— Зато, весёлая. Знаешь, ведь мама Эриды с ней точно была знакома.

— Вряд ли они дружили. Вместе они есть только на протокольных фотографиях.

— Иногда всё-таки общались. Эр с какой-то их совместной фотографии написала портрет. Вторая женщина до сих пор без лица. Зато императрица удалась. Весёленькая, юная, до краёв жизнью переполненная.

— Ага. Что называется, с шилом в заднице. Кстати, если судить по фото, эта часть тела была идеальной формы. Почти не интересовалась своей внешностью, считала у неё от природы всё таким замечательным получилось.

Эр мне почему-то не показывала этой работы.

— Не считает совершенной. Притом, соприкасается с болезненной темой.

— Что-то не ладится у нас с живыми. Прямо культ мёртвых какой-то.

— У меня от слова культ голова болит. — Марина гримасничает так, кто незнакомый решит, раскалывается на самом деле, — Отдаёт мирренской поповщиной.

— Не осуждай их так уж сильно. Каждый зарабатывает деньги как умеет. Ни рождение, ни смерть мимо них не проходят.

— Угу, как люди каменного века своих мертвецов охрой засыпали да козлиными рогами обкладывали.

— Образ умирающего или умирающей на могиле возлюбленного весьма популярный сюжет мирренской литературы.

— Нашей тоже. Только люди сейчас куда чаще совсем по другим причинам гибнут. Нам никого по-настоящему дорог терять не приходилось. Вот и язвим. Отчасти из скрываемого первобытного страха. Люди не так далеки от зверей, как казаться хотят.

— Подспудно считаем, это нас не коснётся. Словно в своё бессмертие верим. Большинство значимых для нас людей сами из тех кого хочешь закопают.

Марина хмыкает.

— Чего смеёшься?

— Представила Эр с лопатой, роющей кому-то могилу.

— Они своих обычно кремируют. Забыла? Я ведь видела тебя мёртвой, Марина и не хочу снова. Не надо шутить на тему смерти и Эр. Это явление к ней куда ближе, нежели к нам.

Марина гневно упирает руки в бока.

— Вообще-то с темой её сердца я знакома побольше твоего. Необходимое для операции пробивали в том числе и через меня. Соправитель просил содействие оказать. Ей операцию делали по технологиям того мира. Специально для этой цели устраивали пробой.

— Только для приборов или людей тоже доставили?

— Я не знаю. Меня как-то больше волнует, что Эрида сейчас куда здоровее, чем прошлым летом. Хирурги сердечники, даже если и не по своей воле сюда попали, в накладе не останутся. Там ты один из многих, тут первый.

— Как говорила один из наших предков, цель оправдывает средства, — ехидно щурится Софи.

Марина вскидывает бокал в салюте.

— Твоё здоровье.

— Жара, спиртное и водичка плохо совместимы.

— А я больше в воду не собираюсь. В тенёчке буду лежать.

— И винцо попивать.

— Ага. С очень хорошего виноградника.

— Женский алкоголизм не вылечивается, Марина.

— Я всё равно от чего-то другого помру. И скорее всего, насильственной смертью. Так же как и ты.

— В очередной раз поражена вашей добротой, sestra, — заканчивает Софи по-мирренски.

Марина в очередной раз салютует бокалом. Теперь в нём что-то непонятно синего цвета поверх чего-то гораздо более привычного тёмно-красного.

— Тут есть умельцы, умеют и по десять слоёв разных жидкостей наливать. Ещё и поджигают верхний. Ты только два пока освоила?

Марина вертит бокал так, словно на глаз пытается определить крепость каждого из слоёв.

— Освоила ровно требуемое мне количество. Тебе не предлагаю. Впрочем… — прищурившись, рассматривает жидкость на свет, — Это тебе можно, такое даже девочки пьют. Чем больше слоёв, тем крепче напитки.

— Совсем не обязательно.

Марина залпом осушает бокал.

— Можем проверить. Для чистоты эксперимента, ты сейчас два «Извержения вулкана» закажешь. Подожгут их нам. Хватанём, как положено, в пять глотков. Потом попробуем самый короткий бассейн проплыть. Я выплыву, насчёт тебя — не уверена, хотя охрана тут выше всяких похвал. Спасут. Может быть.

— Я о составлении напитков говорила, а не об употреблении.

Образец любого экстравагантного вида машины рано или поздно оказывается в Гараже ЕИВ. Это практически закон природы. Эти законы тем и хороши — при любых обстоятельствах работают. У Марины почти всегда работает только один закон — подлости.

Сегодня сработало в очередной раз. По площади перед дворцом Софи наматывает круги на агрегате, что Марина собиралась за собой закрепить — низкопрофильный палубный тягач для самолётов на тяжёлых авианосцах, похожий на гигантскую детскую игрушку. Что сестрёнка в этом транспортном средстве нашла? По сути дела, двигатель на колёсах с рулём и сиденьем, Марине нравится изящной простотой. Известная любительница изящного что в тягаче подсмотрела? Не иначе, подсмотрела, как к машине приглядывается сестра. И по неизжитой детской привычке, решает забрать это себе.

Потребность в таких машинах очевидна. Катать по палубам значительно потяжелевшие с «золотых времён» авиации самолётики с каждым годом становится всё сложнее.

Машина формально относится к пожарным, поэтому изначально любимого сестрёнкой ярко-красного цвета.

Зная техников Загородного дворца, можно не сомневаться, во всех остальных резиденциях персонал такой же, и характеристики всех машин отличаются от паспортных в самые разные стороны. Вот и от этого агрегата, уже украшенного слегка двусмысленной монограммой «СС» на капоте вряд ли кто требовал таких скоростей. Особенно, при изначальном отсутствии дверей.

Возможность быстро выскочить из такой машины — вещь совсем не лишняя. Пожар на авианосце — событие совершенно жуткое, причём, как и любой пожар, чаще всего начинающийся от одной из самых страшных вещей — человеческой глупости.

Марина знает о нескольких крупных пожарах на мирренских кораблях, произошедших в мирное время с сотнями жертв. Самый страшный, за год перед войной, произошел из-за случайного пуска реактивного снаряда, в переводе на более простой язык, молодой пилот решил узнать, что будет если нажать на эту кнопочку? На учебной машине такой не было.

Палуба корабля на две трети длины была заставлена заканчивающими подготовку к вылету машинами.

Дело происходило во время больших манёвров флота. За происходящим вынужденно наблюдал присутствовавший на флагмане император Тим. Для высокого гостя и повышения боевой подготовки планировалось зрелище — несколько списанных кораблей планировалось утилизировать не самым распространённым способом — потопить авиационной атакой и артиллерийским огнём линкоров. Потому и стояли на палубе авиакрылья с полным боекомплектом. К почти настоящему боевому вылету готовились.

Последствия оказались серьёзнее иного боевого вылета. Полностью утративший боеспособность тяжёлый авианосец и больше двухсот могил на различных кладбищах. Часть могил пустые — от людей ничего не осталось.

По причине большого числа гостей и прессы, замолчать инцидент не удалось. Тим лично присутствовал на похоронах моряков и награждал отличившихся при тушении пожаров.

Грэдская пресса над боеспособностью мирренского флота вовсю зубоскалила — потерять крупный боевой корабль в мирное время — это надо суметь.

Больше всего в этой истории повезло старым кораблям. Их оттащили обратно на базу. Один даже обрёл вторую жизнь, будучи переоборудован в специальный спасательный, попросту пожарный.

— По кому тогда ночью стреляли? Я «близнецы» от прочих орудий отличаю легко.

— Они универсальные вообще-то. Могли и учения береговой обороны быть. Бомбёжки не было.

— Если далеко, мы бы не услышали.

— Или десант, — хитренько заявляет Марина.

— Пошла ты со своими шуточками! — с сестрой наедине Софи редко прячет эмоции, — Сама знаешь, сколько здесь войск.

— Войско войску рознь! — какая знакомая ухмылочка! Марина явно задаётся целью сестру позлить, — Десант из подготовленных диверсантов, да на определённый объект. Чтобы главный калибр подорвать не так много взрывчатки надо. В своё время успешные учения наших спец. сил имели место быть. Как раз здесь. И высадились, и подорвали. Две трети объектов, вроде. Подозреваю, так зверствуют с пропускным режимом и столько вбухивают в береговую оборону — отдалённые последствия тех самых учений.

— Где подробнее прочесть можно?

— Нигде. Доклад ЕИВ. Экземпляр номер два. Читала в загородном прошлым летом. Потом его там уже не было.

— Ничего, я спрошу про этот доклад. Как они высаживались?

— Все возможные каналы проникновения проверялись. Кто с пассажирами лайнеров пытались проникнуть — тех задержали. Удалось — тем, кто с подводных лодок, ПВО умудрилось проморгать две здоровых летающих лодки. Правда, три перехватили. Ещё повезло одиночкам с разведывательных самолётов тяжёлых ПЛ. Условно уничтожили несколько береговых батарей, взорвали бензохранилища и самолёты на аэродромах. Правда, непосредственно на стоянки кораблей никто не проник. Но всё равно, гипотетическому десанту они высадку существенно облегчили.

Плюс, очевидный для меня вывод — тяжёлая летающая лодка смогла сесть. Если погрузить на неё некий спецбоеприпас и его, можно вместе с лодкой, уронить — можем остаться без базы. Здорово, правда?

— Ага, — отвечает Софи без выражения, — Знаешь, был в другом мире такой город — Хиросима.

— Именно, был.

— И я, вообще-то, про тоже.