Несносная Херктерент - 3 [СИ]

Глава 34

Насчёт новой Сонькиной знакомой мнение составлено достаточно быстро. Типичная не слишком богатая, не особо умная, совсем не знатная девчонка. В окрестностях Загородного таких полным-полно. С Софи познакомилась по причине бойкого нрава и летней скуки. Узнав, кем новая знакомая является, невесть чего о себе не вообразила.

— Что за праздник?

— Результаты экзаменов пришли. На район пять человек поступило.

— Это много, — замечает Марина, из окрестностей Загородного была только она одна, а народу там живёт побольше, чем в здешнем районе.

— В прошлом году вообще никого не было, — Дана словно извиняется перед Мариной. Совсем взрослая, но Херктерент явно опасается. Интересно, что ей сестрёнка наболтала? Изменившейся статус сестры подруги куда спокойнее восприняла. Хотя там мало изменилось. Была Сонька выходцем «сверху», стала самой верхней.

— Вот и решили, праздник устроить. Это же почти как свадьба, а тут, считай, пять сразу.

— Ладно, годится. У нас тут двум женихов пора уже подбирать.

— Если по-нашему считать, то вам почти всем можно, — хихикает Дана.

Марина показывает кулак.

— О себе бы подумала. В перестарка скоро превратишься. Парни с целыми конечностями всё более редким товаром становятся. Если с нами будешь — учти, с Софи ещё Чёрная Смерть идёт, а она всех вокруг распугает.

— Нет. Она здесь выросла. Среди поступивших — её племяшка двоюродная.

«И почему это я не удивлена? Совсем весело будет, если ещё Херенокт к старой знакомой да сестрице любимой в гости заявится. Хотя, вздумай он на Смерти жениться — вот это номер был бы. В Столице бы икалось».

— Она там не гостьей будет, вернее не только ей.

Дана машет рукой, как на что-то малозначимое.

— Тут же только свои будут. На свадьбах драк верх на низ не бывает.

— Зато, морда на рыло вполне может случиться.

У Даны глазки становятся круглыми в лучших традициях Динкерт.

— У вас… там, — загадочно поднимает взгляд, до шёпота понизив голос, хотя они вдвоём, — совсем наверху тоже на свадьбах дерутся.

— У нас там даже убивают, — «последний раз лет двести назад. По судам десятками лет друг друга таскать — гораздо более модное занятие».

— У нас тоже всякое случается. Даже до стрельбы дело доходит. Вот до смертей давно дела не доходило.

— Так как раз одна на праздник собирается.

Дана снова глазками хлоп-хлоп. Потом до неё доходит. Начинает смеяться, даже сгибается, положив руку Марине на плечо.

Херктерент чуть поводит плечом. Старые привычки изживаются с трудом, да и не настолько с Даной знакома, чтобы позволять вот так запросто касаться себя.

Словно вспомнив что-то, Дана отдёргивает руку, даже на шаг отскакивает, пряча руки за спину. В глазах — не поймёшь, что. Никак Смерть успела по ушам проехаться, чего в этих стенах лучше не делать? Или просто припугнула по многолетней привычке.

Что-то уже и у Марины пугать на пустом месте с каждым разом выходит всё лучше и лучше. Дана напугана, Херктерент делает вид, будто ничего не произошло.

— Смерть, что кого-то здесь поубивала? — пытается разрядить обстановку.

— Н-нет, М — Марина… Просто… Много про неё всего разного говорят.

И никто не знает, — переходит на шёпот, — что правда, а что— нет.

— Про меня тоже много всего разного говорят, — пожимает плечами Марина.

— Правда? — у Даны в глазах живейший интерес перемешан с самым искренним испугом, — А правда ты… То есть вы на песке дрались, как Смерть дрались и всех-всех там победили?

— В своей категории — всех, — хмыкает Марина, — как могла заметить, я не слишком большая и тяжёлая.

— То есть, про бешеную змейку всё правда?

— Смотря, что понимать под «всем». Слухов про меня гораздо больше, чем я в состоянии переварить.

— Я туда тоже ходила. Без особого успеха. Но нравилось это ощущение страха, опасности и победы. Туда иногда ходят знакомиться, но я ходила просто драться. Узнать просто хотелось, каково это по-настоящему побеждать. Как валится противник. Как твою руку поднимают в знак победы.

— Не знаю, описания чувств у меня хромают на все лапы. Знаю только, рядом с судьёй мне чаще всего приходилось стоять одной. Да и то, судьи, чаще всего вместе с врачом порывались проверить мне руки и ноги.

Глазки у Даны превратились просто в сияющие прожектора с модели линкора.

— Так это точно правда, всё, что про тебя говорят! Какая же я дура, что не пошла!

— Мы все совершаем ошибки. Только учти — злая я выгляжу крайне неприятно.

— Так злость никого не красит. Чувствую, очень на празднике весело будет, — совсем как Эрида вертится, — там так любят победителей с песка. Девочек особенно.

— Эй-эй! Не разгоняйся, это всё-таки не песчаных бешеных змей праздник.

— А! — беззаботно машет рукой Дана, — Те, чей праздник от сюсюкающих тёток никуда не отвертятся.

— Тогда с кем-нибудь из поступивших сяду. Меня эти тётки не выносят, даже если и не знают.

— Ой! — Дана начинает пританцовывать, — А можно я с вами сяду? Одна из поступивших из нашей школы. Я даже знаю её немножко. Так можно — можно.

Сначала хотела отказать, ибо не может понять, Дана такая, простая или настолько хитрая? Но приглядевшись и вспомнив это «можно-можно» в Динкином исполнении, соглашается. Гостем для красоты, бывала много раз, здесь, в общем-то тоже, но тут именно её зовут с приличным процентом искренности.

— Учти, драться я там ни с кем не собираюсь!

— Да и не прошу!

— Хм. Я ваши местные порядки знаю немного. Чем тогда хвастаться собираешься.

— Как чем? Я же с тобой приду. Все обзавидуются.

— Я уеду — тебя поколотят.

— Не, не выйдет. Тогда уже всем знать можно будет, кто ты.

— Тебе вдвое больше в таком случае достанется.

— Вчетверо тогда уже, меня ведь и с тво… вашей сестрой, точнее, тоже видели уже.

— Ещё скажи, и Чёрная Смерть у тебя в подружках.

— Нет, но моя мама её двоюродной бабушке троюродная…

— Не столица округа, а деревня великанских размеров. Все со всеми родня.

— Но вас… Там, совсем наверху разве не так же?

— У нас? — хохочет Марина, — У нас всё совсем не так, а намного, намного хуже!

Дана откровенно недоумевает.

Поступившие все девочки. Какая-то тенденция или чьё-то негласное указание? В год поступления Марины соотношение было один к одному, во второй уже наблюдался некоторый перекос, в третий он только усилился, а за этот год школьной статистики у Марины ещё нет. Хотя, судя по тому, что видит, ничего не изменилось.

Кто-то задумывается о грядущем понижении призывного возраста? В школу этой ступени поступают, когда до призыва ещё далеко. Сознательно сокращают количество лиц, имеющих право на отсрочку? Сама Марина просто отменила бы девяносто процентов отсрочек как таковые, но у нас не ищут лёгких путей, и гланды удаляют через задний проход.

Одно радует — на юге творят примерно тоже самое, чего последствия просчитываются с огромным трудом.

Реально опасаться стоит — резко вырастет ожесточённость схваток за перспективных женихов. Яроорт вовремя выпустился, число охотниц на таких, как он вскоре увеличится на порядок. Впрочем, когда самые ожесточённые битвы грянут, в школе не будет уже и самой Марины.

Пока опасаться особо нечего, сезон охоты на таких, как она в более старшем возрасте начинается. И Марина самый пик сезона планирует пропустить, проведя его в местностях, где зверей стреляют в последнюю очередь, массово уничтожая при этом всевозможную двуногую живность.

Она не Эр, у которой от семьи, в лучшем случае, половина. И не клиническая дура, для кого цвет свадебного платья застилает всё происходящего вокруг. Почаще бы вспоминали, белый ещё и цвет смерти.

Перепалки отца и матери, сознательное одиночество Кэрдин и Пантеры, а в последний год ещё и откровенный дурдом, творящийся вокруг Динки и Эорен, хорошее знание истории относительно семейных распрей Еггтов и количества детей у лиц, никогда не состоявших в браке, плюс ещё статистика браков и разводов в стране, привили Марине стойкую неприязнь к самой идее семейной жизни.

У самой Марины деньги есть, и всегда будут, со здоровьем полный порядок, в дальнейшем сможет себе позволить любое количество детей.

Но неопределённость в стране и мире не способствует увеличению рождаемости. Та же статистика за три последних года тому блестящее подтверждение.

Слишком много Марина видела женщин, совершенно не любящих детей, причём во всём остальном, как крайне достойных, так и вовсе нет. Сознательно или нет собственную модель поведения будет лепить по известным ей образцам. Пока совершенно не нравится то, что возможно вылепить.

Вон, пусть Динкерт рожает, а Марина предпочтёт налог на бездетность платить. Закон так хитро принят, от уплаты налога даже по медицинским показаниям почти невозможно отвертеться. Вот некоторые и рожают, чтобы в деньгах не терять.

Интересно, Рэда с Димкой успеют к определённому возрасту не облагаемыми налогом оказаться? Внешне оба здоровы. На ранние беременности всем уже давно наплевать, на внебрачные и так плюют уже не первую сотню лет.

Почти животноводческий интерес, насколько далеко, что и куда у этих двоих зашло? Теория — одно, практика — другое. Внешне мало что определить можно. До школьного осмотра ещё далековато, результаты Марина раздобудет, если надо, без труда. У Соньки прошлогодние точно есть, но она их хорошо прячет и доступную информацию если кому и разглашает, то точно не сестре.

Хотя, возможно, дело в том, что Марина просто не спрашивала.

Знает же, много кто говорил, будто встречался с Софи. Вот только по её словам, тех, с кем встречалась она, получается меньше на несколько порядков. Само по себе словечко это дико объёмным стало. Неиссякаемая куча значений в него включается, от просто рядом постоять, особенно с кем-то вроде той же Софи до рождения нескольких детей.

Интересно у первой сладкой парочки в непосредственном окружении Марины уже какая стадия взаимоотношений? Сильно дальше всяких поцелуев зашло? Прямо спрашивать как-то неловко, особенно, если вспомнить, кто до недавних времён самой странной парочкой школы считались.

Если кто-то что-то считает, совсем не значит, происходящее именно этим является. Время самых жарких сплетен ещё впереди. Эриде даже говорить ничего не понадобится, все всё сами и так увидят.

Большинство крайне удивится, увидев равнодушную Марину. Хотя, может подумают, против этих двоих применён какой-то древний медленный Еггтовский яд. Херктерент просто выжидает двух медленных и крайне мучительных, смертей.

Марина бывала на множестве праздников. От одних осталось множество впечатлений, на других чуть не засыпала. Главная разница с сегодняшним — решили устроить стихийно и нет никакого официального организатора.

Видела одну из поступивших, не зная кто она, можно не понять, почему одета как невеста. По возрасту понятно, замуж рановато. Не привыкла быть в центре внимания. Типично книжная девочка, наверняка с не меньшим количеством странностей, чем у Рэдрии или Коатликуэ. Но пока интересоваться не будем, за год успеем друг другу надоесть.

Кажется, за сегодня просто успела устать от огромного количества поздравлений от родственников, знакомых, знакомых родственников и родственников знакомых. Марина очень сильно не первая, о ком не помнит, кто такая.

Дану тоже не узнаёт, хотя та по местным меркам, довольно близкая родственница.

Зато, мать с отцом и две младшие сестры с каждым гостем светятся всё ярче. Да и женщина весьма наблюдательна, замечает сильно непростой браслет Марины. Ну да, она намеренно самый ценный надела. Красоток тут и без неё предостаточно.

Ну, очень уж стараются, чтобы Марина имя их доченьки запомнила. Херктерент вообще-то и так всё помнит уже. Память уж очень хорошая. Матушка к крайне нелюбимому типу людей относится, кто рассчитывает, будто дети обязаны осуществлять их собственные мечты. Наверняка, успела уже всем, кому надо и нет разболтать, куда дочка поступила ещё до того, как та начала экзамены сдавать.

Дочка мать явно боится. Тётенька, ты понимаешь вообще, что в случае неудачи на экзаменах у тебя могло бы стать на одну дочку меньше? Ибо такие запуганные от страха расстроить родителей, в данном случае одного из, вполне могут с собой покончить?

Или всё равно, не жалко, ещё две дочки есть? Потом надо спросить, у неё старшей сестры-самоубийцы не было? Или, помягче, никто из старших сестёр-братьев с концами из дома не сбегал?

Потом ещё раз надо будет подойти. Вместе со Смертью. Безо всякого злого умысла, просто посмотреть на реакцию. У Марины имя только на пергаменте есть, а вот Смерть давно уже сама себя создала.

Кстати, где она?

Как всегда, стоит чуть глазами поискать, Чёрная совсем неподалёку обнаруживается. Стоит, болтает то ли со знакомыми, то ли с почитателями её многочисленных талантов. Марину из поля зрения не выпускала.

Херктерент с ней уже взглядами немного переговариваться научилась. Может сказать «на помощь», «подойди сюда», «всё в порядке», «помощь не требуется». Впрочем, Смерть такие вещи и так понимает, без взгляда или слов.

Посмотрим, что тут ещё происходит. В толпе вполне возможно затеряться. Не от таких, как Чёрная, конечно, но от таких, как Дана или Сонька — вполне. Что-то там Марина обещала, но условно официальная часть ещё не началась. Да и найдёт нужное место она с лёгкостью.

Пока всё в общем-то нравится, молодёжь ещё не разгулялась до нужной степени, чтобы начинать по кустам расползаться, или к поискам приключений на различные части тела приступать.

Даже наряды ещё не успели принять некоторую праздничную примятость. Тут правил нет, кто в лучшем, а кто в повседневном пришёл. Народ все в какой-то степени на флот завязаны. Многие мужчины — из берегового командования. Моряки с сухопутными званиями из расчётов береговых батарей, частей береговой обороны, аэродромных и строительных. Вторые по численности — рабочие с верфей.

Возраста Марины — ученики старших классов или учащиеся военно-технических училищ.

По женщинам так сразу не скажешь, кто и откуда, но Марина и так знает — вольнонаёмных из берегового командования полным-полно. Немало и с верфей. Довольно распространённых в столице домохозяек или содержанок здесь почти нет. Не то, что не позвали — эти виды занятий тут не распространены.

Люди, среди которых прошла значительная часть жизни Сордара. Их горе и радости, надежды и устремления ненаследному принцу прекрасно известны. Марине хочется думать, нужды большей части собравшихся она вполне в состоянии понять.

Тут всё здоровее, чем в столице. Хотя, и гораздо грубее. Но Марина не неженка — сказануть так может — уши завянут. Да и на песке её видели. Многие даже и не подозревают о истинном облике Бешеной Змейки.

Люди, создающие морскую мощь Империи. Люди, об кого стачивается военная мощь империи вражеской. Почти получается ощущать себя одной из них. Пусть ненаследный Сордар в рубке линкора, они-то у машин и орудий. На дно им в случае чего, вместе идти. Но и на Императорском приёме они тоже вместе будут.

Принц считает само-собой разумеющимся присутствие на подобных праздниках. Марина считает то же самое, прекрасно зная, её взгляды разделяются далеко не всеми из родительского окружения. Да и среди сослуживцев Сордара позиция принца с двумя правящими Императорами в роде и древностью рода в одной из ветвей больше, чем в тысячу лет, разделяется далеко не всеми.

Нижние недолюбливают Верхних. Это сегодня рознь на время забыта. Но дни будут и завтра, и потом. Здесь ещё степень противостояния и разобщённости разных слоёв общества достаточно низка. В школе и то, как бы не выше. Марина помнит, но так уж сложилось, она умнее очень и очень многих. Что гораздо хуже, умнее не только сверстников.

Но пока ещё можно забыть обо всём. Хотя бы, на какое-то время. Праздник общий, хотя, как обычно, большинство собравшихся не имеет к событию ни малейшего отношения. У кого-то мозгов оказалось чуть больше, чем у прочих. Или наверху продолжаются малопонятные игры.

Раньше осени не хочется Марине ни в чём разбираться. Побудет немного Бешеной Змейкой. Только ей и никем больше.

Как по заказу, натыкается на одну из побеждённых тогда. Ей Марина ничего не сломала, только чуть не задушила. Девица криво, но вполне миролюбиво ухмыляется в знак приветствия. В общем-то, ссориться им не из-за чего. Всё, что было, на песке осталось.

— Привет! Не знала, что верхние тоже драться умеют.

— Можем, если надо, — хмыкает Марина.

— Ты кому-то родня?

— Брат когда-то с Чёрной Смертью встречался, — не стала врать Марина, — она сюда и позвала, — тут же добавляет полу ложь.

— Уважаю! Хорош, видать твой братец был, раз Смертью не забыт. Понятно почему ты так драться наловчилась.

— Я всю жизнь дерусь.

— Не видала тебя раньше.

— Этим летом здесь впервые. К осени уеду.

Облегчение просто на лице написано. Как-то повнимательнее приглядывается к Марине.

— А ты ведь не боец.

— Чи — го!? — Марина делает шаг вперёд, сжимая кулаки.

Недавняя соперница примирительно поднимает руки.

— Не это. Насчёт подраться ты ого-го, конечно. Не боец в смысле жить с этого не собираешься.

— Это-то да, — кивает Марина, — мне для самой себя драк предостаточно. Не хватало ещё на этом зарабатывать.

— Сначала подумала, на выгнанного из школы бойца нарвалась, кто просто поиздеваться пришла. Долго не верила, хотя все говорили, что ты не из них. Совсем потом уже Смерть и тебя с ней показали. Дешево ещё отделалась.

Слегка переменившись в лице бурчит что-то невразумительное и исчезает за спинами. Марине даже голову можно не поворачивать. Где-то рядом стоит Смерть.

— Последняя во второй день. Ты её на удушение взяла. Думает, что хорошо, тебя здесь больше не будет, на деле ошибается. Дальше, чем в тот день она не пройдёт.

Марина молчит. Глупо спорить с человеком, выросшим на этих боях.

— Она и в первый день одну победу случайно одержала. По очкам победа была не за ней, но соперница отказалась дальше идти. Кулаки у этой всё-таки крепкие.

— Чего же она тогда убежала? Ты же здесь Звезда настоящая.

— Потому и убежала, я — это я. Вот так запросто со знаменитостью разговаривать далеко не каждая в первый раз сможет. Тем более, если не забывать, чем именно я знаменита.

— Неужели слава песка так долго живёт?

— Как видишь. Сама удивилась, что многие помнят меня. О других-то моих делах тут вряд ли знают.

— Херенокта надо где-нибудь поймать да расспросить. Он ничего не забывает. Хотя, насчёт подруг — как знать, как знать. Вряд ли помнит всех, — хочется просто подразнить грозную Смерть, напомнив на похождения братца, говорят, ведь никому не нравится, когда называют чьей-то бывшей.

Смерть слишком мудра для таких намёков от человека, годящегося ей в младшие сёстры.

— Я с ним не только… Дружила. Спрашивай! Думаю, он меня не забыл. Там, где жизнь коротка, сходятся быстро, разбегаясь ещё быстрее. Мне хватит, чтобы дожить свой век. Знала всегда, сгорю очень быстро. Однако, вот оказалась не праздничной, а мирренской свечой. И гореть мне ещё долго.

— Не знала, что боец может быть настолько философом.

— То же самое мне когда-то сказал твой брат. Сейчас только заметила, сколько в вас общего.

— У нас только отец один.

— Я знаю. Это моя обязанность.

— Тут ещё долго гулять будут?

— Народу много, значит все три дня. Только всю ночь здесь я бы не рекомендовала проводить.

— Да знаю я, — отмахивается рукой Марина, — ты не зря деньги получаешь, а что крепкое спиртное с неокрепшими мозгами творит и так знаю. Кстати, не знаешь, где Софи?

Смерть чуть вытягивает шею.

— Вон там. Занимается любимым делом — разбивает мужские сердца. Почти никто из увивающихся вокруг неё даже не подозревает, сколько ей лет.

— И скольким сестрёнка уже мозги затуманила.

— Насколько я знаю, от любви к ней ещё никто с собой не покончил.

— Подозреваю, это только пока… Хотя, в Столице самоубийства довольно распространены только среди тех, кто мальчиков регулярно с девочками путают и наоборот. Притом, они уже и сами все позабыли, какого пола были изначально. Сонька такими не интересуется.

— Зато, они все от неё самой и, в особенности, творчества просто без ума.

— Ты-то откуда знаешь?

— Это моя обязанность. Творчество Эриды и она их привлекает гораздо больше.

— Соправитель знает? — настораживается Марина.

— Разумеется. Я не так давно консультировала охрану «Сказки». Плюс у меня со старых времён кое-какие мосты в столице наведены. Любители кровавых развлечений ведь люди зачастую весьма высокопоставленные. Культ обожания излишне юной красоты стал уже сплошь и рядом заходить совершенно не туда.

Марина оглядывается по сторонам. Как только Смерть ухитряется столь быстро находить в толпе нужных людей?

— Если ты Эриду ищешь, то она вон за тем домом. Болтает с одной из поступивших, самой тихой из пятерых. Девочка безумно счастлива, наконец нашёлся человек, понимающий всё, что она говорит.

— Пойдём-ка, удостоверимся, — иногда и Марина способна паниковать без достаточных оснований.

В точности, как в этот раз. Эрида и незнакомая девочка, ростом чуть ли не меньше Динки год назад на ступенях сидят и что-то настолько увлечённо обсуждают, что просто не замечают происходящего вокруг.

— М-да. Умеет она к себе людей располагать.

— Это серьёзное достоинство, вообще-то.

— Успеют ещё наговорится.

— Как знать, как знать. Школа вовсе не на трансокеанских билеты оплачивает.

— Ну, так в чём вопрос? Я оплачу, распорядись.

— Ни к чему. Софи уже отдала подобное распоряжение.

И здесь сестрёнка обошла! Что за вредина!?

— Нас несколько раз спрашивали, не сёстры ли мы, — смеётся Хейс.

Понятно, почему даже Эорен весело. У неё с бывшей старостой общего — только рост и пол. Ещё что-то общее можно только сильно с пьяных глаз найти. Причём на фоне невысоких островитянок они особенно выделяются. На континенте высоченных всё-таки побольше.

Динка вот только надутая страшно, кажется осознала наконец, сверстниц ростом ей не перегнать. Сама-то Марина подобные страхи давным-давно изжила, но не забыла, они всё-таки были.

— Меня несколько раз называли мелкой, — сообщает Кошмар обиженно.

— А меня раньше часто звали жердью, — кисло усмехается Эорен, — знаешь, тоже было очень сильно обидно.

— Тебя как-нибудь дразнили? — с обычной «вежливостью» Динка атакует Хейс.

— Нет. Я почти с самого начала стала Страх-И-Ужас и была ей до самого конца.

Динка отступает на шаг. Пристально всматривается. Сообщает с убийственной серьёзностью.

— Не верю. Ты совсем не страшная, скорее, наоборот красивая.

Хохочут все, даже на лице Смерти мелькает ухмылка.

— Чудесное общество собралось, — подытоживает Марина, — Чёрная Смерть, Чёрная Крыса, Кошмар да Страх-И-Ужас.

— Смертью и меня дразнили, — замечает Эорен, — только из-за худотьбы, а не из-за чего другого.

— Ещё веселее, — хмыкает Марина, — Вот-вот и начнёт казаться, мы одними именами всех вокруг распугивать начнём. Хотя, на деле это только Чёрная Смерть умеет.

— Я этому тоже не училась. Само со временем так получилось.

— Знаешь, будь ты с акульим мечом, а я маленькой — точно бы испугалась.

— А что за меч акулий? — встревает Динка, — Покажешь? А то я такого не видела!

Смерть чуть щурится, придумывая ответ. Знает, Динка не Марина, давать в руки что хоть относительно опасное — особо тяжкое преступление. Но и прямо отказать принцессе тоже довольно сложно.

— До школы подожди, там покажу, у нас в Загородном есть.

— А драться научишь, — Кошмар снова переключается на Марину. Та успевает заметить, как Смерть закатывает глаза.

— Меч этот против доспехов совершенно неэффективен. А без них да, раны наносит жуткие. Хотя делали их в основном затем, у мастеров руки чесались попробовать что-нибудь этакое сделать.

— Или времени свободного было слишком много. Где раньше жила, на осенние праздники было умеренно дурное и опасное развлечение. Фехтование на серпах. Даже у отца шрам есть от дури в молодости.

Динка о чём-то призадумывается. Это всегда опасно. Тут, правда, Марина как огнетушитель возле горючего предмета. К счастью, в небе фейерверк взрывается и внимание Девочки-Кошмара на какое-то время переключается.

Судя по размерам — самоделка, промышленно такие мощные не производятся.

— Во смеху будет, устрой миррены налёт! — почти с восторгом сообщает Марина, — Так всё полыхнёт. Половина целей по собственной дури подсвечена.

— Не будет налёта. Исходя из расположения ближайших аэродромов противника, крейсерской скорости машин и обычных донесений от дальних и ближних патрулей, над Архипелагом можно допустить только появление высотных разведчиков. Бомбовые удары с летающих лодок признаны малоэффективными.

— Смерть, тебя что, Софи покусала? — вкрадчиво осведомляется Марина.

— Ваша безопасность зависит, в том числе, и от эффективности ПВО. Советую вспомнить собственное знакомство с авиацией противника.

— Сама вспоминаю иногда. Но здесь уж слишком за светомаскировкой не следят.

— Ты просто брюзжишь, потому что тебе скучно и веселится не умеешь, — ну, умеет Хейс на любимые мозоли наступать.

— Сама чего не в гуще веселья? — огрызается Марина.

Бывшая староста, как всегда права.

— Так я такого много насмотрелась. Свадеб в детстве порядком видела, а здесь почти тоже самое, разве что огня поменьше, невест пять, а не одна, женихов и вовсе нет. А так — всё то же, большинство и забыло уже, зачем собрались.

— Зачем тогда вообще пришла, если тебе всё равно скучно? Себя показать особо не стремишься. Парни местные от тебя шарахаются.

— Затем, что я, как и ты живу один раз!

— Заигрались, словно свадьба настоящая, — хмыкает Смерть, — Вон уже Императрицу выбирать собрались.

— Это первая красавица после невесты? Весело будет, особенно если учесть, что у невест пока смотреть не на что.

— Невесты на это и не смотрят никогда. Они в это время другим заняты.

Динка хихикает. Марина делает вид, будто всего этого выше.

— Просто пройтись — это и я могу.

— Там ещё станцевать что-нибудь надо.

— Так я умею!

— Судить Эшбад вызвалась. При всех недостатках, она честная и в своём деле, лучшая.

— Ты её явно не любишь. Пересекались раньше? Мужчину не поделили?

— Я куда старше.

— Тогда, точно не поделили. Молоденькие да гибкие всегда спросом пользуются. Надеюсь, это хотя бы не мой братец был?

— Марина ты невозможна, — откровенно недовольна Хейс.

— А ты сама не хочешь попробовать, в самом соку, аж брызгать скоро начнёт.

— Я тут самая длинная, но вовсе не самая наглая. Да и не танцевала уже давно.

— Зато, пила меньше многих, а с координацией движений и раньше порядок был.

— Марин, — устало отмахивается Хейс, — дать бы тебе по шее, да бесполезно всё равно.

— А действительно, попробуй поучаствовать, — неожиданно поддерживает Марину Смерть, — я ведь отсюда, вкусы знаю. Ты им соответствуешь. Меня тут в том числе и из-за роста не забыли.

— Она никого засуживать не будет? Тут же полным-полно её девчонок?

— Я же говорила, почему Эшбад здесь. Она из всего этого клубка змеиного самая честная. Да и не столь честная не может голоса улиц не слышать. Откровенные уродины не вылезут. На выборах Императрицы засмеют — до старости смеяться будут. А им всем здесь потом жить.

— Ну, мне-то тут не жить, — скалит клыки Марина.

— Над тобой и так смеяться не станут. Песчаных тут любят. Росточком средняя, фигурка тоже есть, если только сзади, так вообще одна из лучших, — Смерть откровенно веселиться.

Марина отмечает, Чёрная не так уж неправа. Девушек, выше себя тут встречает гораздо меньше, чем в других местах.

— Удостоверения тут не спрашивают.

— Потому что у многих глаза уже настолько заплыли, прочесть не смогут.

— Тут ты ошибаешься. У кого глаза заплыли, давно уже по другим местам расползлись.

Марина хитро щурится.

— Ты же вроде, за моей безопасностью следить должна, а вон к чему подначиваешь.

— В нечто, куда более опасное, ты и без меня прекрасно влезла. Я настоящую опасность от придуманной отличаю с лёгкостью. Это самое безопасное из опасных развлечений. Самое страшное, что может быть — просто засмеют. Но тебе, как сказала уже, это не грозит.

— Сама проверяла? — с опозданием, Марина понимает, сморозила глупость. У Смерти и сейчас внешность лучше многих её возраста. Что там в ранней молодости творилось, представить не сложно. Херенокт много на кого западал, но в первую очередь, исключительно на ярких. Тут с этим до сих пор полный порядок.

Смерть только улыбается. Понятна одна из причин, почему её так и зовут. Ответ на вопрос Марины тоже получен.

— Софи участвует, не знаешь? — хотя, ответ в общем-то тоже очевиден.

— Одной из первых записалась. Причём, под почти настоящим именем. Тем, под которым вас все в школе знают.

— Ну, тогда точно пойду и рискну.

— Первой не будешь, сразу тебе говорю.

— Плевать, Соньку, может быть снова уделаю.

— И это у тебя вряд ли выйдет. Ты очень не любишь проигрывать.

— Есть такое. И что из этого следует?

— Ровно то, что я тебе сказала. Хочешь, потом могу показать, где многое значит умение стрелять и клинком владеть?

— С этими умениями у меня всё хорошо. Другие стоит продемонстрировать.

Хейс идёт по освящённой дорожке. Даже не идёт, натурально плывёт. Словно флагман во главе флота. Марина помнит, с линкором её сравнивала. Тут ещё заметнее. Словно «Владыка Морей» среди прочих кораблей.

Тут все видели и «Владыку», и прочие линкоры. Понимают разницу. Лучше уже быть не может. Как «Владыка» самый совершенный корабль. Так и тела, совершеннее, чем у Хейс представить невозможно.

Софи красива. Даже ослепительна. Но это красота знаменитого грэдского тяжелого крейсера. Лучше всех, подобных ему. Но краса меркнет на фоне немыслимого совершенства и мощи линейного корабля.

Каблуки удлиняют и без того длиннющие ноги. Двигаться Хейс умела всегда. Улыбка вполне искренняя, а не как у многих тут, белозубо наклеенная. Нигде ничего лишнего. Только воплощение совершенства.

Бронзовая от загара кожа, сверкающий взгляд, ослепительная улыбка.

Улизнуть получается только ближе к утру. Да и то, сперва пришлось Смерти сказать, и только потом один из проходов между домами оказывается свободным. Невдалеке очередной фейерверк взрывается, так что в их сторону и не смотрел никто, хотя вокруг оставались только самые стойкие во всех смыслах.

— Маришка теперь пусть торжествует. Самой важной там осталась.

— И красивой, — замечает Хейс, — надеюсь, ещё более безрассудной она не стала?

— Она под присмотром, — Софи чуть дёргается от голоса Смерти. Кажется, перемещаясь эта личность ухитряется игнорировать некоторые законы физики.

— А куда мы идём? — неизвестно у кого спрашивает Софи.

— Идёте вы, а я за вами присматриваю, — хмыкает Смерть.

— Тогда можешь подсказать, где присматривать наиболее красиво, и чтобы людей поблизости было поменьше?

— Скалы самоубийц.

— А где это?

— Прямо пока идём. Потом свернём, где покажу. Рассвет там красивый.

— Чего ещё ждать от Смерти, — ворчит Хейс.

Софи смеётся.

— Ты не бурчи, а туфли сними. Весь день на ногах, да на таких шпильках.

Мысленно ругнувшись, Хейс косится на ноги Софи. И когда только успела туфли на шлёпанцы с блёстками сменить? Почти всё время недалеко друг от друга были.

Цепляет ненавистную обувь за сумочку.

— Со школы помню, как ты со шпильками не дружишь.

— С ними все не дружат!

Асфальт ещё толком остыть не успел. В самый раз, чтобы босиком пройтись.

— Однако, от них не деться никуда.

— Надеюсь, в старости найдётся время, чтобы кости не дать вбок вылезти.

— Да ты доживи до неё сперва, Архипелага Императрица.

Хейс, как маленькая, показывает принцессе язык.

— Что есть, то есть! Я снова во всём первая!

— Особенно спереди, — дразнится Софи, держась, на всякий случай, подальше.

Новоиспечённая Императрица в ответ только грудь выпячивает.

— Мы пришли. Вон туда идёт, — Смерть показывает в сторону вроде бы сплошной стены кустов, — Там тропинка, и я уже вижу, сегодня там никто не ходил.

— Тут же темень! — спотыкается обо что-то Хейс — Бутылок битых, надеюсь, не сильно много? Я в темноте не вижу, как вы обе.

— Вообще быть не должно. Распивают тут в других местах. Туда ходят только о чём серьёзном поговорить.

— Или сразу вниз — и бульк! — встревает Софи.

— И это тоже, — хмыкает Смерть, — днём увидят, кто туда идёт — сразу полицию вызывают. В одиночку там частенько самоубийцы сидят. Да я, когда здесь бываю.

— Стоп-стоп-стоп! Это то место, что на карте «Скалами Смерти» называют?

— Ага. То самое.

— Не в твою ли честь?

— Скорее, наоборот. Я оттуда прыгала, и выплывала. А всех кто до или после меня — кого вылавливали, кого соскребали. Даже это место огородить успели. Да всё равно без толку, кому надо с жизнью расстаться — всё равно, расстанется. Я бы вообще вместо лаза будку поставила, и пистолет с одним патроном выдавала бы напрокат. Всяко возни меньше, чем береговую охрану по скалам гонять.

Ограду перелезли, с ловкостью ни у кого из троих проблем не имеется.

— Вон тот самый уступ. Теперь он точно моего имени.

— Мы там посидим?

— Только не прыгайте. А не то мне за вами придётся. Так, чтобы не выплыть.

— Смерть, ты с Мариной точно только этим летом познакомилась? Одинаково шутите.

— В данном случае, я не шучу совершенно. Если что, я вот там сидеть буду. «Скала Дурака» называется. Если будешь пытаться с собой покончить, прыгая оттуда — потонешь, только если совсем уж плавать не умеешь.

Софи смотрит вниз. Подножье с трудом просматривается в предрассветной мгле. Самое местечко, чтобы посидеть, ножки свесив.

Хейс садится рядом.

— Интересно, каково это самой красивой оказаться?

— А то ты не знаешь.

— В месте, где все меня знают — одно. А вот так, как у тебя получилось — не приходилось. Понравилось?

Хейс, смеясь, мотает головой.

— Не знаю, если честно. Не определилась ещё! Не то, чтобы это то, к чему я всё время стремилась. Но… Приятно. Безумно приятно. Понимаю, почему в такие моменты некоторые плачут.

— Многие будут детям говорить, в тот день видели самую красивую женщину на свете.

— Подожди годик-другой и всё это скажут про тебя, — Хейс не утешает. Просто констатирует очевидный факт.

— Нет. Я навсегда останусь живущей не среди них. Словно старинная картина или древняя статуя. Прекрасно, на на самом деле не бывает.

— Ты же вполне живая.

— По другому. Не так, как ты.

— На улице узнавать будут одинаково.

— Недолго осталось. Скоро все окажемся в своих мирах.

— Наши вполне соприкасаются.

— Соприкасаемся именно мы. Не миры. Они только расходятся всё сильнее.

— С философами в стране проблема, зато с любителями философствовать — никаких!

— Это… Вроде бы, слова Марины.

— Не помню. Может быть. Она тоже многим понравилась.

— Знаешь, я просто абсолютно счастлива. Так не продолжается долго, но есть Друзья, Дело, Слава. Всё есть. Всё у меня. Всё предо мной. Знаю, зачем жить. Знаю, к чему стремиться. Так редко бывает. Но сегодняшний, точнее, уже вчерашний день окончательно всё по своим местам расставил.

Кто-то скоро нанесёт на фюзеляж самолёта мой силуэт. Не журнальной девочки. А меня, девочки вполне живой. Нестись сквозь огонь зениток, зная что он оставил за спиной. Это дорогого стоит.

— Ты ведь не ждёшь никого.

— Это так. Мне просто не нужен никто. Возможно, пока. Но я счастлива именно из-за того, что вдохновляю людей на бой. Помогаю раскрыть лучшее в себе. Пусть, — задорно усмехается, — они и не заметили лучшего во мне.

Софи слегка стукает Хейс кулачком по спине.

— С их точки зрения, всё самое-самое ты им полностью показала.

Теперь уже от Хейс шутя Софи получает по спине.

Софи вытаскивает диадему из волос. Пристально рассматривает, любуясь тонкой работой, блеском серебра и камней. Не символ, настоящее ювелирное изделие. Правда, у принцессы есть немало и подороже. А уж если у Эр в золотом запасе копнуть…

— Когда они диадемы победительниц изготовить успели? С утра же ещё ничего не планировали.

— Они переходящие. Прошлые обладательницы делали себе копии… В меру достатка.

— А я эту украду! — мелькают в светло-карем взгляде заговорщический огоньки, — Плевать, с какими камнями и из чего сделана. Копию потом пришлю. Платиновую со всеми настоящими. Первая награда, лично мной полученная без оглядки на статус.

— А я наоборот, как полагается, эту верну, но копию с неё сделаю. В точности из того же, из чего моя. Думаю, твой брат разрешит деньгами воспользоваться?

— В этом можешь не сомневаться. Он сам бывало, выборы Императриц судил. В столице об этом не распространяются, но я-то знаю.

— Он сейчас далеко.

— Далеко. Но я буду не я, если не доживу до выборов, где мы вместе будем!

— Это если и произойдёт, то ещё очень, и очень не скоро.

Софи хотела сначала какую-нибудь колкость сказать, но решает промолчать. Хейс, как всегда, права. Даже выборы сегодняшние, точнее вчерашние уже, не войдут в установленный перечень. Ибо решено, с началом войны подобных мероприятий не проводить.

Но просто праздник, без церемоний, не запретит никакая война.

— Откуда эти диадемы появились? Чей-то подарок?

— В каком-то смысле, — усмехается Софи, — тут все похабные истории, что на материке рассказывают про мичмана Глетта, про одного столичного богача. Типичный деятель конца прошлого правления, кому не повезло жить в этом. Серьёзный недостаток был только один — не пропускал ни одной юбки. Причём, был трусоват, при первом же отказе терял к объекту вожделения всяческий интерес, и впоследствии никому не вредил и не преследовал. Но отказов почти не слышал, денег на любовниц не жалел. Особенно, на наряды. Тряпки любят почти все, а Пантера тогда ещё не родилась.

Любил с несколькими за раз кувыркаться.

Шутят, на Архипелаге чуть ли не треть населения — его потомки. Малолетками не интересовался, любимый возраст был — двадцать — двадцать пять. Любил на выборы Императриц ходить. Первую на Архипелаге выбирать как раз он придумал. Он эти диадемы и заказал.

Сначала их звали «Диадема императрицы шлюх», хотя как раз первая ставшая Императрицей Архипелага этого деятеля весьма далеко послала. Правда, принцессы оказались более сговорчивы.

Бодренький старичок был, помер прямо на любовнице на шестьдесят лет младше его.

— Скажи, ты это прямо сейчас придумала?

— Нет, это моя выжимка из местных легенд.

— Самой-то не зазорно после таких не особо достойных хозяек украшения носить? Ты же всё-таки, принцесса.

— Не-а! — Софи отправляет диадему на место. Достав зеркальце, поправляет, — Они — это они, я — это я. Во всех случаях, диадема — знак признания совершенства в определённой области. Впервые в жизни жалею, не одних с тобой лет. В противном случае, ещё неизвестно, кто бы Императрицей Архипелага была.

— Вот уж не знаю…

— Всё равно, не проверить. Не любит меня Императорский титул. Даже здесь, всего лишь принцессой осталась.

— Разве, могла настоящей императрицей стать? У мирренов?

— Скажем так, шансы отличались от нуля. Да и сейчас эти планы по сути дела просто задвинуты на дальнюю полку, а не отвергнуты совсем. То-то Дому Льва весело будет, когда узнают, чем невеста кронпринца по молодости занималась! Я же довольно много фотоаппаратов сегодня видела.

— Невеста кронпринца, — хмыкает Хейс, — переживёшь как нибудь. Меня уже третий год за спиной иначе чем кронпринцесса и не зовут — ничего, живу.

— Тебя в связи с самым настоящем принцем подозревают, тут кронпринцесса как похвальбу воспринимать надо.

Хейс достаёт сигареты. Зажигалка самая простая, пистолет подевала куда-то, в нынешнем одеянии кобуру прятать как-то сложновато. Сумочка слишком маленькая. Затянувшись, выпускает струйку дыма.

— Веришь ли, мне на это, как с этой скалы. Надоели просто слухи, с каждым разом становящиеся всё грязней.

— Привыкай, — Софи вытаскивает у пачки из Хейс сигарету. Вставив в мундштук, прикуривает от огонька, — Ты теперь до смерти будешь ими окружена.

— У тебя такая же ситуация.

— А я Еггт и могу позволить себе много на что плевать. Столичное общество не может позволить себе не принимать меня или Сордара. Будут хотя бы терпеть лиц нашего окружения.

— Я как-то в одобрении этого общества и не нуждаюсь особо.

— Это ты сейчас так говоришь.

— Половину шутничков удалось заткнуть довольно простым способом. На новый год тут тоже устраивают маскарад. Догадываешься, кем я вырядилась?

— Ты умеешь непредсказуемой быть.

— Не поленилась купить костюм кронпринцессы. У мирренских придворных платьев очень уж особый покрой. Каждая собака знает.

— Бриллиантами настоящими наряд не дополнила? Это обычно производит неизгладимое впечатление.

— Нет. Повесила самые большие стекляшки, какие смогла найти. Многие догадались, что я над ними издеваюсь. Кронпринцессой не обзовёшь, если я и так кронпринцессой выгляжу.

— В этом году ещё Императорскую диадему добавь, она по-крайней мере, настоящая.

— В столице не все знают, что это такое.

— Так объясни, или ещё лучше, наври от Сордара подарок.

— Я не настолько жестока. Пощажу их нежные сердца.

— Это уже совсем на тебя непохоже.

— Что именно?

— Жалость.

— Сидим со Смертью на Скалах Смерти. Люблю такие сочетания.

— Тут много названий, с этой темой связанных. Ведь те, кто ушли, сюда больше не вернулись. Те, кто заселяли Архипелаг вновь не всегда прочесть могли, что как тут раньше называлось. Видели, что здесь жили люди, похожие на них. Видели, этих людей больше нет. Всё цело, а людей больше нет. Находили кости, находили пустоты в слежавшемся вулканическом пепле.

Смерть смотрела отовсюду, смерть была везде. Они знали, как разверзались земля и море, поглощая города, острова и многие миллионы людей.

Они нашли осколки былого величия. Мёртвые осколки. Тут только птицы жили, когда люди здесь вновь поселились.

Не знали, что может скрываться в ночи. Казалось, что видят их, давно умерших.

Потом и так много здесь ущелий черепов и скал мертвецов.

— Да уж. Видимо, старой становлюсь, — усмехается Хейс, у неё ещё второй десяток жизни не закончился, — вспомнила детство, меня за подобные рассказы посреди ночи прозвали Страх-И-Ужас.

— Да. Никто из нас не молодеет, — глубокомысленно изрекает Софи.

Смеются обе.

— Иногда всё-таки жаль, но нельзя вернуть прошлое.

— Ну так! Зато неплохо вчера насладились настоящим.

— Почаще бы так!

— Настолько не привыкла веселиться? — удивляется Софи.

— Представь себе. Сама знаешь, в школе до всего было дело, да и учиться когда-то надо. Не оставалось времени на веселье. Потом стало просто нужно много учиться, если хочешь чего-то добиться.

Только теперь, сегодня можно сказать, стала наконец, понимать. Молодость — не навсегда. Не успев чего-то в своё время этого уже не нагонишь никогда.

— И что решила?

— Пока ничего. В омут с головой — всё-таки не мой принцип. Достойных рядом с собой не вижу никого.

— Ты никого не любила, Хейс. Хочешь чувств и боишься одновременно.

— Какие же, вы, Еггты, как собственные змеи, проницательные, — впервые Софи кажется, Хейс на неё злится. Не решила, что делать дальше, — Да, хочу! Да, боюсь! Иногда статус кронприцессы страшно выгоден. За ним прятаться проще всего.

— На самом деле ни на кого смотреть не хочется, включая брата моего?

— Издеваешься?

— Разобраться пытаюсь.

— Была… Сначала иной, потом чужой… Научилась быть первой, даже привыкла такой быть. И снова начинается. Я опять чувствую, снова начинаю отставать. Снова у меня нет чего-то, имеющегося у всех. А через это — к чему мои стремления? Ради нескольких строчек в учебнике? Ради признания нескольких десятков таких же чокнутых, как я сама?

Ради чего я вообще живу… Или бьюсь, как птица о стекло, не в силах ни разбить, ни наружу вырваться. Ради чего это всё.

Я сильна. Очень сильна, но не в состоянии биться с целым миром, если он против меня. Что если я здесь и сейчас лишняя?

Вот так так! Софи просто не знает, что и сказать. У воплощения стабильного и упорядоченного. У самой Страх-И — Ужаса Хейс оказывается, крепкие непорядки в мозгах. Даже понятно, чем вызванные. Но не станешь же вот так сразу рубить.

Выкинув из жизни многих, выкидывать именно Хейс совершенно не хочется.

— Ты не лишняя, всегда была нужна людям, и всегда будешь. Ты не чужая, просто слишком яркая. Ослепляющая. Сегодняшний статус-тому подтверждение. Не позволяй сама себе потухнуть. Не гаси себя, потом уже не разожжёшь. Это тот огонь, что горит только однажды.

— Знать бы ещё, ради чего гореть.

— А ты не знаешь?

— Теперь сомневаюсь.

— Не сомневайся ни в чём. На человека вполне можно жизнь сжечь, а он этого и не оценит. Тем более, никакого человека вблизи тебя нет, а парочек различной степени успешности вокруг хватает. Вот и гложет тебя стадное чувство. Некоторые из-за этого чувства, и только из-за него брак заключают и даже детей заводят. Мир совсем не против тебя.

— Софи, сколько тебе лет?

— Ты прекрасно знаешь, — пожимает плечами принцесса.

— Ты иногда словно страшно взрослая.

— От змей мудрости набралась, — хмыкает Софи.

— Самомнение у тебя прежнее осталось.

— Так и у тебя оно высоченное.

— Сама так себя стала вести. Надоело чокнутой девочкой быть. Над матерью даже насмехались женщины: «у тебя все дочки умные, и только одна — высокая». Даже узнать хочется, что сейчас говорят. Статус кронпринцессы оценили бы больше всего.

Хорошо, что в школе большинство детей оказалось вроде меня.

— И сразу же захотелось выделиться. Хотя, всю жизнь из-за своих отличий переживала.

— Именно это. Сегодня, точнее уже вчера, — Хейс чему-то грустно усмехается, — я снова вспомнила, что молода, красива, ну и всё остальное. И опять стало как-то непонятно.

— Как выражается Марина, «зачесалось в одном месте».

— Грубо, но в целом, верно.

— Что-то, девушки, вы обе совсем закисли!

Как только Смерть подойти успела? По спинам определила, им обеим совсем не весело? Только же что на соседней скале сидела. И вот уже за спинами стоит. Софи чуть пододвигается, освобождая место. Чёрная усаживается рядом.

— Императрица и одна из принцесс Архипелага. Сама в детстве мечтала такой побывать, пока другим не увлеклась.

— Мы такие, какие есть, — за двоих отвечает Хейс.

— Ты знаешь, Императрица теперь желанная гостья на любой вечеринке наверху. Причём, именно гостья, а не приложение к кому-то.

Верхние в этом году в выборе Императрицы почти не участвовали.

— Они разве ходят? — непонятно чему Хейс удивляется.

— Представь себе, да. Устраивали у себя сначала какие-то выборы. Но не задалось, претенденток существенно меньше. Да и этот, диадем даритель всё больше снизу отирался. Потом выборы стали едиными. Это в этом году так странно прошли, из верхних только вы и были, объяви заранее — точно записался бы ещё кто-нибудь.

— Меня там и так уже запомнить успели. Не очень-то я нуждаюсь в их приглашениях!

— Не скажи, — замечает Софи, — Императрица главное украшение любой вечеринки.

— Точнее, то что у неё ниже шеи.

— Тут достаточно и ценителей твоей другой части тела.

Хейс опасно щурится. Яроорт бы узнал, так Хейс смотрела на Ленн, бросая той вызов. Но Яроорта здесь нет.

— Тогда почему эти ценители тут, а не там, — показывает в сторону моря.

Софи вообще-то тоже задавалась этим вопросом. И немало любителей пафосно рассуждать о патриотизме и ходе военных операций были ей посажены в лужу точно таким же вопросом. Софи хорошо умеет вопросы задавать так, чтобы побольше людей слышало. Не сомневается, врагов здесь нажить она уже успела.

— Сложно сказать, Хейс, люди все разные. Кто болен, у кого отпуск по ранению, многим ещё не подошёл призывной возраст.

— Больных что-то совсем уж зашкаливающий процент.

— Сама понимаешь, я не могу за всех отвечать, но из тех, кого знаю, никто не уклоняется, — вообще-то это далеко не так, только Хейс совсем не про всё знать обязательно.

— Это так, просто вспоминается, в Столице работник на оборону уже оскорблением является.

— Это павлинов так переименовали?

— Насколько я знаю, нет. Они сами эту фразу употребляют весьма охотно.

— Понимая, сам урод всегда лестно осознавать, есть кто-то более уродливый.

— Это не смешно, Софи. Страшно, скорее.

— Я и не смеюсь, — принцесса призадумывается, — Однако, странно слышать «страшно» от Смерти.

— Я всего лишь человек. Меня только зовут так.

Хейс смотрит на светлеющее небо.

— Вряд ли ещё попаду сюда.

— Что так грустно? Чем бы ты сейчас ни занималась, у моряков это точно появится и будет здесь стоять. Уж если в структуре, где ты находишься, что-то важное происходит, ты в самом эпицентре сама-собой окажешься.