Нет слова «прощай»

Глава XII

На другое утро заглянул Поль — сказать, что несколько дней будет работать с отцом где-то на озере, и Кен испытал чувство облегчения. Значит, можно немного подождать, не сразу сообщать другу дурную весть. Мальчики условились отправиться на рыбалку в среду после полудня.

В среду Кен проснулся рано, но долго не вставал. Солнце, проглядывавшее сквозь сосновые ветки за окном, сулило погожий день, великолепный для купания, но купаться Кену что-то не хотелось. Он подумал было: а не пойти ли ему удить рыбу? На озере тишина и благодать — может, от этого он повеселеет. Но и удить почему-то тоже не хотелось. Закинув руки за голову, Кен смотрел, как пляшут на потолке световые блики. Под самым потолком с сердитым жужжанием металась муха. И откуда только у нее столько энергии?

Весть, которую отец привез в эту пятницу, потрясла Кена, и лето, казалось, померкло. Глупо, конечно, было надеяться, говорил себе Кен, что он сможет выручить оджибуэев. Ведь против них ополчились могущественные силы, и исход был предрешен. Хорошо, что отец и его приятель-юрист попытались помочь индейцам, да только сделать, наверно, ничего было нельзя. И все же лучше попробовать и потерпеть неудачу, чем вообще пальцем не пошевельнуть.

Так или иначе, ясно одно: если валяться в кровати, то делу и подавно не поможешь. Кен спрыгнул на пол. Одеваясь, он оглядывал комнату и вспоминал другие дни этого лета. Его взгляд остановился на раскрытых окнах, выходивших на озеро, и он вспомнил шепот, который услышал в безмолвии предрассветной мглы три недели назад. Снова, на какой-то миг, ему смутно почудилось, что он узнал тот голос. И снова догадка, как бы поманив его, растаяла бесследно.

Кен заставил себя позавтракать, затем спустился к лодочному сараю. После обеда приедет Поль. Как открыть ему правду? Кен говорил своему другу, что делом оджибуэев занимается юрист. Может, не надо было обнадеживать его? Но ведь и сам Кен загорелся тогда надеждой. Как же он мог не поделиться с Полем? Что ж, остается одно: выложить другу всю правду. Сколько бы Кен ни ходил вокруг да около, слабый огонек надежды погас навсегда.

Кен обещал отцу сделать кое-какую работу по дому.

«Сейчас даже хорошо, что есть эта работа», — подумал он. И Кен принялся за нее с таким рвением, что даже забыл на какое-то время о своем огорчении.

После обеда он спустился к причалу встретить Поля. Кен сел на нос моторки и принялся оглядывать озеро: не покажется ли красная лодка его друга?

Прошел час. И без того Кену было невесело на душе, но теперь он начал подозревать неладное. Чуть погодя Кен отложил книгу, которую начал было читать, забрался в лодку и поплыл к поселку оджибуэев.

Через несколько минут он уже втащил лодку на знакомый илистый берег и пошел вверх по тропинке к поселку. На своем пути он встретил нескольких индейцев, с которыми уже был знаком, но никто из них не ответил на его улыбку и не поздоровался. Всякий раз люди отворачивались, будто не замечая его.

У дома Онаманов отец Поля, стоя на ящике, чинил крышу.

— Добрый день! — окликнул его Кен. — А Поль дома?

Индеец продолжал работать, словно не замечая Кена. Он был одет точно так же, как и в тот день, когда Кен впервые его увидел: та же рубашка и та же кепка.

— Добрый день! — повторил Кен. — А Поль дома?

И снова Онаман долго молчал, даже не оглядываясь на Кена. Потом он обернулся, невнятно пробормотал, что его нет, и покачал головой. Индеец будто не узнавал Кена. Он снова занялся своей работой. Кена, оскорбленного и близкого к отчаянию, вдруг охватила безрассудная ярость.

«Так, так, — подумал он. — Трудись, трудись! Латай крышу на своей жалкой лачуге, чтобы все было в полном порядке, когда тебя выгонят отсюда, а ее снесут!»

На другом конце вырубки играли дети, и Кен пошел к ним. Они давно уже знали его по имени и обычно, завидев его, тут же подбегали к нему. Но сегодня они, словно не замечая Кена, помчались к озеру. Они бежали так же быстро, как всегда, но не смеялись, не перекликались на бегу, как обычно. В их привычном молчании было что-то печальное.

Удивленный и расстроенный, Кен пошел дальше. Но где бы он ни появлялся, его всюду встречали ледяной неприязнью. То тут, то там на его пути захлопывались двери, а не то при виде его люди просто отворачивались. Но помимо молчаливой враждебности, во всей атмосфере поселка ощущалось еще что-то. Кен не сразу определил, что это такое. Отрешенность. Индейский поселок будто сразу состарился и лишился сил.

Поля Кен так и не нашел. Он сел в свою лодку и повел ее через озеро назад к даче. И вдруг на ближнем берегу острова он увидел почти скрытую кустами красную лодку своего друга. Кен повернул к острову и вскоре вышел на берег.

Он медленно побрел по острову. Дорога была неровной. Кен медленно, с трудом пробирался сквозь сплетенные ветви кустов, перелезал через беспорядочно валявшиеся стволы деревьев. Верхушки сосен закрывали небо, и остров был окутан глубокими тенями.

Наконец Кен выбрался к узкому мыску и тут сразу же увидел Поля: он сидел у скалы, неотрывно глядя на озеро. Он наверняка слышал шаги Кена, но не подал и вида, что замечает его присутствие. Кен подошел к нему и сел рядом.

— Привет! — сказал он. — А я тебя искал.

Поль по-прежнему молча смотрел на озеро и не отвечал.

— Я ждал, что ты приедешь ко мне, — сказал Кен. — Я долго ждал, а потом поехал тебя искать. Что это ты здесь сидишь?

Поль опустил глаза, на Кена он по-прежнему не смотрел. Где-то вдали, на путях, у озера Игл-Лэйк, раздался гудок паровоза.

— Черт возьми, Поль! Скажи же, наконец, в чем дело! Что-то случилось. Я понял это, когда был у вас в поселке. А теперь я и вовсе уверен. Чем я провинился? За что ты на меня злишься?

Поль протянул руку и отломил сучок с ветки кедра. Он бросил его в озеро, и сучок вошел в воду острием вниз, как копье, а потом резко подскочил вверх и всплыл на поверхность.

Стена молчания между ними росла. Глубокая тоска охватила Кена; его угнетало чувство беспомощности, и он понимал, что ему лучше уйти. Только растерянность и горечь обиды еще удерживали его. Наконец он медленно поднялся на ноги. Он уже повернулся, чтобы уйти, когда Поль вдруг заговорил:

— Знаешь, это здесь я постился, когда я взял себе тотемом выдру, — тихо сказал он. — И те самые сны, про которые я тебе рассказывал, были у меня здесь, вот на этом мысу.

Кен стоял, глядя на Поля и не зная, что сказать. Снова долгое время оба молчали.

— Я все скажу тебе, — начал Поль. — Ты — мой друг, а от друга ничего нельзя скрывать. Но на сердце у меня тяжело.

Кен снова присел на камень и стал ждать.

— Этой ночью опять была кража, — сказал Поль. — Кто-то забрался на дачу к Роксбороу, там, на мысу. Вся семья на несколько дней уехала в город, а воры выставили окно и проникли в дом. Они утащили дорогое охотничье ружье, походную плиту и еще кое-что. — Поль говорил глухим, бесстрастным голосом. — А сегодня утром с поездом прибыла полиция, — продолжал он. — Начальник станции послал телеграмму, как только обнаружилась кража, и из города опять прислали двух полицейских.

— Они не теряли времени, — сказал Кен. — Должно быть, ждали, что вот-вот опять произойдет кража.

Тут Поль впервые смерил Кена глубоким пристальным взглядом и продолжал:

— Они пробыли на станции всего несколько минут и прямиком заявились к нам в поселок. Они будто наперед знали, что им делать, еще до того, как приехали сюда.

— И что же дальше? — спросил Кен. — Зачем они пришли в поселок?

— Они пришли, чтобы арестовать моего брата, — глухо ответил Поль. — Они взяли Джона и его друга Генри-Черепаху. Они пришли за ними.

— Не может быть! — воскликнул Кен. — Джона? Не может быть! Почему они его взяли? Какие у них улики?

Поль хмыкнул и обернулся к Кену. На губах у него была горькая улыбка, какой Кен никогда прежде не видел.

— Зачем им улики? — спросил он. — При чем тут улики? Ведь Джон — индеец! Разве этим не все сказано?

Растерянный и подавленный, Кен взглянул на своего друга и вдруг почувствовал, что не в силах смотреть ему в глаза. А ведь он должен сообщить Полю еще и другую новость, хотя сейчас придется с этим повременить, — новость, которая тяжким бременем лежала у него на сердце. Кто знает, может быть, Поль прав.

«Но нет, — тут же подумал он, — нет, так не бывает. Наверно, полицейские все-таки считают, что у них есть улики».

— Нет, Поль, — тихо сказал он, — я не верю, что Джона взяли только из-за этого.

Слегка откинув голову, Поль коротко, горестно рассмеялся.

— Вот видишь, — сказал он. — Ты тоже считаешь, что это неспроста. Джон — индеец, и потому ты готов поверить в его вину.

Кен яростно замотал головой.

— Нет, нет, нет! — воскликнул он. — Я ничуть не подозреваю Джона! Я совсем другое хотел сказать: наверно, полицейские считают, что у них есть какие-то улики против Джона и Генри. Конечно, они ошибаются, но должна быть причина, почему они поступают так, а не иначе. Не могут же они хватать, кого им заблагорассудится.

Кен ударил ногой по кочке, поросшей мхом.

— Как-никак полицейские знают, что на суде им надо будет доказать вину арестованных, — сказал он.

— Они ее докажут, — сердито ответил Поль. — Кто-кто, а они сумеют припаять это Джону и Генри. Я знаю. Я уже видел, как это делается.

Кен вдруг подумал: интересно, плакал ли Поль хоть раз в жизни?

— Послушай, Поль, — тихо сказал он, тщательно подбирая слова. — Поль, ты должен меня выслушать. Слышишь?

Его друг наконец обернулся и посмотрел на него.

— Пойми раз и навсегда, — сказал Кен, — я верю Джону и хочу ему помочь. И среди здешних дачников тоже много людей, которые были бы рады помочь Джону, если бы только могли. Совсем не все такие, как ты думаешь.

Поль слушал его, но Кен не знал, доходят ли его слова до охваченного отчаянием друга.

— Ты совершаешь ту же ошибку, что и полиция. Делаешь выводы, толком не разузнав, что к чему. Какая польза от того, что ты сидишь здесь и переживаешь? Пойдем-ка лучше на станцию и выясним, что происходит.

— Я не пойду на станцию, — сказал Поль. — Все будут глазеть на меня и судачить за моей спиной. Лучше обо всем этом забыть.

— Забывай, если хочешь, — сказал Кен, вставая. — Сиди здесь и хнычь на здоровье! Можешь думать, что весь мир против Тебя. Только я не стану торчать здесь с тобой.

Кен повернулся и зашагал к своей лодке.

— Я еду на станцию и постараюсь все выяснить, — бросил он через плечо.

Дойдя до опушки леса на скалистом склоне мыса, он остановился и обернулся назад.

— Идешь со мной? — окликнул он друга.

Он долго ждал. Поль все так же недвижно сидел и глядел на воду. Кен повернулся и начал пробираться сквозь кустарник. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Идти было очень трудно. Он вспомнил первые дни знакомства с Полем и его отцом, когда они втроем выволакивали из леса тяжелые бревна для нового причала. Как давно, казалось, все это было!

Наконец Кен выбрался к заливу, где на берег были втянуты обе лодки. Он уже столкнул свою лодку в воду и повернул ее бортом к берегу, чтобы удобнее было вскочить на нее, когда из кустов до него донесся какой-то звук. Кен выпрямился и, придержав лодку за веревку, привязанную к ее носу, прислушался.

Спустя минуту Кен увидел клетчатую рубашку Поля. Согнувшись, он пробирался по каменистой тропе сквозь сплетенные ветви кустов. Подойдя к Кену, Поль вскинул голову, и глаза друзей встретились.

— Я поеду с тобой, — сказал Поль. — По правде говоря, мне это совсем не хочется, и толку никакого не будет, но я все равно поеду.

Кен кивнул. Ему хотелось протянуть руку и положить ее на плечо друга. Ему хотелось сказать, что все кончится хорошо. Хорошо ли? В этом он совсем не был уверен. Он знал, что Поль, возможно, был совершенно прав.

— Хорошо, — сказал Кен. — Едем!

Они оттолкнули свои лодки — красную и зеленую — от берега и молча поплыли рядом навстречу дальнему берегу.