Глава I

Кен Уоррен впервые увидел Поля Онамана в то лето, когда им обоим исполнилось пятнадцать лет.

Было раннее июльское утро. Кен помогал отцу наводить порядок в даче, которая была заколочена на зиму. Когда он присел отдохнуть на ступеньку причала, из-за мыса, со стороны залива Брэдли, показалась красная лодка. Она плыла совершенно бесшумно, волны за ее кормой расходились клином по зеркальной глади воды.

В лодке было два гребца.

Ссутулившись на задней скамейке и спрятав под нее ноги, сидел невысокий худой человек. Его некрасивое, цвета красного кедра лицо было изборождено морщинами. Глубокие морщины виднелись также у уголков глаз, широкие скулы оттеняли впалость щек. Хотя он работал веслом, как молодой, сутулые плечи и усталый прищур глаз выдавали немалое бремя лет. На нем были грубые рабочие джинсы и выцветшая шотландская рубашка, на голове — потрепанная кепка, низко надвинутая на лоб. Несмотря на гнетущую жару, рубашка его была застегнута на все пуговицы.

Второй гребец сидел на носу лодки. Это был мальчик, и, как подумал Кен, его ровесник. Лицо мальчика, точеное и гладкое, казалось почти круглым. Коричневая, с медным отливом кожа была чуть светлее, чем у пожилого гребца. Широкие плечи и вся его осанка — прямая и в то же время непринужденная — говорили о силе и изяществе прирожденного атлета. Еще несколько лет, подумал Кен, и он станет настоящим силачом.

Черные волосы мальчика были коротко подстрижены. Одет он был в белую спортивную майку и синие, линялые, но чистые рабочие брюки. Спереди на майке зелеными буквами было написано: «Озеро Кинниваби». Когда лодка близко подошла к берегу, мальчик положил свое весло на планшир, предоставив пожилому гребцу подвести лодку к причалу.

Отец Кена вышел из лодочного сарая и встал рядом с сыном.

— Должно быть, это те самые два индейца, — сказал он. — Симпсон обещал мне прислать их сюда, чтобы они помогли починить причал. Один из них еще мальчишка, хотя на вид как будто крепкий.

Кен сошел к берегу встретить их.

— Привет! — сказал он, наклонившись, чтобы ухватить лодку.

Человек на корме еле заметно кивнул. Мальчик легко спрыгнул на берег и привязал веревку к кольцу причала. Выпрямившись, он повернулся к Кену. Он был шире его в кости, хотя и ниже ростом.

— Нас прислал мистер Симпсон, — сказал он. — Меня зовут Поль Онаман, а это мой отец Джейк. Он не очень силен в английском.

Пожав руки обоим индейцам, отец Кена объяснил им, что надо сделать. Весенние льды своротили причал и так покорежили доски, что теперь надо было строить новый. Было видно, что старый индеец понимал почти все, что говорил отец Кена, но все же Поль временами добавлял какие-то пояснения на родном языке.

Через несколько минут все четверо принялись за работу. Они отдирали ломом старые доски и складывали их у лодочного сарая. Солнце палило нещадно, и скоро по лицу Кена стали стекать струйки пота. Отец то и дело присаживался передохнуть в тени на ступеньках причала, покуривая сигарету. Пару раз он предложил закурить пожилому индейцу, и тот молча принимал сигарету и огонек. Но ни разу Джейк Онаман не присел отдохнуть рядом с Дэвидом Уорреном. Держа во рту сигарету, он продолжал неутомимо работать, пока она не догорала чуть ли не до самых его губ.

Все это казалось Кену довольно странным. Иногда они с отцом перекидывались несколькими словами, а иной раз Поль Онаман что-то говорил своему отцу, но перекрестного разговора не было.

Кен с любопытством поглядывал на Поля и его отца. Он знал, что они оджибуэи и живут в индейском поселке на другом берегу озера Кинниваби, где вырубка. Оджибуэи уже жили там, когда Уоррены построили свою дачу. Кен был тогда еще совсем маленький. Он привык встречать индейцев на станции и в лавке Бена Симпсона: невысоких, плотных индианок в бесформенных платьях, мужчин в тяжелых резиновых сапогах и рабочей одежде, худеньких детишек с широко раскрытыми, испуганными глазками.

Много раз Кен проплывал на лодке мимо их поселка. Лес был вырублен на дальнем берегу озера, в стороне от летних дач, у бухты, где щуки кормятся в водорослях мелкой рыбешкой. В индейском поселке было несколько палаток и пятнадцать — двадцать низеньких лачуг, сколоченных из старых досок и фанеры, березовой коры и толя. Летними вечерами на фоне леса, простиравшегося за вырубкой, виднелись поднимавшиеся от костров столбики дыма.

Но хотя Кен встречал оджибуэев каждое лето, из года в год, сегодня ему впервые довелось столкнуться с ними лицом к лицу и разговаривать с ними. До сих пор он проводил каждое лето в кругу своей семьи и других дачников.

Большинство дач было выстроено много лет назад, однако озеро Кинниваби все еще оставалось сравнительно чистым, а его дальний берег, в стороне от станции, по-прежнему сохранял свой первозданный облик. И все это лишь благодаря тому, что до сих пор не проложили шоссейную дорогу к озеру и добраться сюда можно было только поездом.

Дачи расположились вдоль берега — по обе стороны от железнодорожной станции — примерно на милю в том и в другом направлении. За крайней дачей начинался девственный лес, который тянулся вдоль озера и был вырублен лишь на северной стороне — там, где жили оджибуэи. Дача Уорренов была крайней на южном берегу — как раз напротив индейского поселка, находившегося примерно в полумиле от нее на другом берегу озера.

Все утро оба индейца работали без передышки. С виду мальчик был крепче отца, но тот превосходил его ловкостью и сноровкой. Его движения, подумал Кен, похожи на точные и бесшумные движения кошки.

После полудня стало еще жарче. Не было ни малейшего дуновения ветерка, который смягчил бы палящие лучи солнца. И хотя на западе временами собирались грозовые тучи, дождя все не было, и духота становилась нестерпимой. К середине дня Кен совершенно выбился из сил, а его отец ушел в дом — отдохнуть. Но Джейк и Поль Онаманы продолжали работать, будто не замечая жары.

Кен неоднократно пытался завязать с ними разговор, но всякий раз пожилой индеец лишь издавал какой-то звук, похожий на урчание, а Поль ограничивался самым коротким ответом.

Только однажды между ним и индейцами, казалось, промелькнула искра человеческих отношений. Они все так же работали втроем, как вдруг большая черная белка, взобравшись на крышу лодочного сарая, громко зацокала на них. Кен даже на время оставил работу и уставился на белку, а она, сидя на задних лапках, видно, честила их изо всех сил, что только таились в ее маленьком тельце. Громкое цоканье белки так звонко отдавалось в предвечерней тишине, да и сама по себе выходка зверька была такой дерзкой, что Кен невольно улыбнулся. Случайно взглянув на Поля, он уловил на лице индейского мальчика отблеск ответной улыбки. Но она тут же погасла — чуть ли не сразу, как встретились их глаза, и лицо Поля вновь обрело то же бесстрастное выражение, что и у отца.

К вечеру им пришлось пойти в лес, чтобы срубить деревья на доски для причала. Джейк Онаман молча шел по лесу, переходя от одного дерева к другому, пока не находил такого прямого и крепкого ствола, который бы его устраивал. Тогда он вдруг снова издавал все тот же звук, похожий на урчание, и показывал на выбранное дерево.

Очень жарко было у воды, но тут, в лесу, вдали от берега, было просто невыносимо: сюда не долетал даже самый слабый ветерок. В душном влажном воздухе назойливо вились комары, донимая своими укусами утомленных зноем людей. Кен и Поль валили дерево, выбранное Джейком Онаманом; потом они втроем топорами срубали с него ветви.

Пот заливал Кену глаза. Его руки были в царапинах и в сосновой смоле. А от рукоятки топора на ладонях вздулись пузыри.

Очистив ствол от ветвей, Кен и Поль взваливали его себе на плечи и относили к причалу. Кен был поражен: как легко индейский мальчик поднимал свой конец ствола к себе на плечо, как легко шагал он по валежнику и камням к озеру, сверкавшему в просвете между деревьев. Грубая сосновая кора больно натирала Кену плечо, и он напрягал все силы, чтобы не споткнуться о какую-нибудь сухую корягу. Ему было досадно, что юный оджибуэй словно играючи справлялся со своей работой, хотя Кен и понимал, что досадовать глупо.

Когда они вынесли из леса и сложили у лодочного сарая последний на этот день сосновый ствол, Кен уже не помнил себя от усталости. Вскоре мать позвала его обедать, и он обрадовался этому, как никогда. Правда, он сомневался, хватит ли у него сил втащиться по тропинке вверх, к дому. А вот Поль Онаман и его отец, судя по всему, ничуть не устали после долгого трудового дня. У обоих был такой же бодрый вид, как утром, когда они приплыли сюда на своей лодке.

Как только мать позвала Кена обедать, оба индейца тотчас направились к своей лодке и молча отчалили, ни разу не оглянувшись. Быстро работая веслами, они обогнули мыс и скрылись из виду.

Кен посидел еще немного на ступеньках лодочного сарая: все тело нещадно ныло, и он собирался с силами. Затем он вздохнул, заставил себя встать и начал медленно взбираться по крутой тропинке, которая вела к дому.

Кен был очень голоден. По счастью, мать приготовила сытный обед — ростбиф, картофель в мундире, морковь, салат и пирог с малиной. Кен съел первую тарелку за один присест. Затем, положив себе добавки, стал прислушиваться к разговору за столом.

— …Им нельзя доверять ни на столечко! — говорила тетушка Мэрион. — Я не удивлюсь, если завтра они вообще не явятся. Правда, я упустила из виду — наверно, ты им еще не заплатил?

— Нет. Я думаю заплатить им, как только причал будет готов, — ответил отец.

— Тогда они, конечно, опять явятся, — уверенно проговорила тетушка. — Но стоит только дать им хоть немного денег, и больше ты их не увидишь!

— Ты об индейцах говоришь? — спросил Кен.

— А о ком же еще? — отозвалась тетушка. — Все они на один лад. Работают, пока не получат денег на водку, а потом поминай как звали! И не оставляйте свои вещи без присмотра — того и гляди, стащат!

— Знаешь, это у тебя просто предрассудки, — возразила мать Кена. — По-моему, нельзя всех стричь под одну гребенку. Может быть, попадаются ленивые и нечестные индейцы, но не все же они такие.

— Да ты что! — воскликнула тетушка. — Они ведь и на людей-то не похожи. Они больше сродни животным. И никогда не знаешь, что у них за душой. Не доверяйте им ни на грош — тогда не ошибетесь!

— Не знаю, — сказал Кен. — Ясно одно: работают они здорово. Ни один из этих двух индейцев за весь день ни разу даже не присел.

— Это верно. Они куда выносливее меня! — сказал отец Кена. — Мне за ними не угнаться.

Кен вспомнил, как худой сутулый Джейк Онаман ворочал тяжелые бревна. И еще он вспомнил широкие плечи Поля, вспомнил, как легко подпирал он ими стволы, которые они вдвоем весь вечер носили из леса. Кен чувствовал, что в душе его растет невольное уважение к тем двум индейцам. Что-то особенное таилось в их простом и ясном подходе к жизни. Индейцы были совершенно непринужденны. Кен понимал, что вообще-то нет ничего удивительного в их молчаливой, манере, в их хватке — просто они держались не так, как другие знакомые Кена. Если бы он работал со своими городскими друзьями, весь день, почти не прерываясь, тянулась бы пустая болтовня.

Кен представил себе индейский поселок на другой стороне озера.

«Интересно, — подумал он, — что у Поля и его отца на обед? Ощутили ли они прилив свежих сил? Или они и в самом деле никогда не устают, как можно вообразить по их виду?»

Загрузка...