Нет слова «прощай»

Глава XX

В сентябре у Кена всегда было много дел. Во-первых, конечно, возобновлялись занятия в школе и неизбежно наваливались домашние задания. Появлялись новые учителя со своими требованиями, новые предметы, в которых надо было разобраться, новое расписание, к которому предстояло привыкнуть. Надо было встретиться со старыми друзьями и подружиться с новыми. И еще был футбол. Кен играл в школьной команде, и тренировки отнимали у него большую часть свободного времени.

Он поразительно быстро свыкся с городской жизнью. Но его не оставляли мысли о Кинниваби. Сидя за учебником у себя в комнате, он вдруг словно воочию видел озеро и на нем — отсвет полной луны. Бывало и так, что какой-нибудь человек, случайно повстречавшийся ему на улице или в школе, был чем-то похож на Поля, и он сразу вспоминал, как они вдвоем шли вдоль путей у озера.

Юрист, приятель отца, передал карту и свидетельство мистера Симпсона в то ведомство, которое должно было разобраться в притязаниях «Эмпайрико» и правах оджибуэев. Он сделал все, что от него зависело: остальное уже будут делать те, кого это непосредственно касается. Юрист считал, что теперь, когда имеются неопровержимые доказательства, оставалось уладить только формальности.

Как-то раз вечером, возвращаясь домой с тренировки, Кен поднял глаза и в тусклом, бледно-голубом осеннем небе увидел стайку гусей, летевших клином. Он вдруг осознал, что сентябрь уже позади — еще неделя, и он вернется в Кинниваби.

Отец принес домой охотничье ружье, которое одолжил у одного из сослуживцев. Это была одностволка, словно специально изготовленная для Кена. Ее было приятно держать в руках.

А там уже наступило время готовиться к поездке. Кен съездил за разрешением на охоту и в магазине спортивных товаров купил две коробки патронов. Он сделал также продуктовый заказ и попросил доставить его на вокзал, чтобы в пятницу вечером увезти его с собой. Потом Кен отправился на вокзал и взял билет до Кинниваби и обратно. Он купил себе запасную пару теплых шерстяных носков и красную охотничью куртку. Затем, повинуясь какому-то смутному чувству, он пошел в музей, где после долгих поисков обнаружил трубку — ту самую, которую летом достал со дна озера Клаудз-Лэйк. Разглядывая трубку, Кен явственно вспоминал тот жаркий день, когда он ее нашел, — ведь это был день его рождения. И снова его властно захватило ощущение извечной близости с ее первоначальным владельцем. И он подумал о Поле, об оджибуэях, о глубоких корнях, которыми судьбы этого народа связаны с его собственной судьбой. Нынешний день доставил Кену много удовольствия, но до поездки в Кинниваби оставалась еще целая неделя.

И вдруг, как по волшебству, пришла заветная пятница. На уроках в этот день у Кена было такое ощущение, словно он в полусне. Он что-то записывал в тетрадях, отвечал на вопросы, решал задачи, но мысли его были далеко. Сегодня вечером он поедет в Кинниваби!

Наконец в школе прозвенел последний звонок. Кен поехал домой на автобусе. Он пообедал с родителями, выслушал их наставления, и пора уже было отправляться на вокзал.

— Хочешь, отец отвезет тебя? — спросила мать.

— Нет, — твердо сказал отец, — Кен возьмет такси. Это его путешествие, и пусть он все сделает сам. Да и к тому же сегодня интересная передача по телевизору — я хочу ее посмотреть.

Кен позвонил на вокзал, и ему сказали, что поезд отправляется с опозданием на час.

«Хорошо, что Поль не будет меня встречать», — подумал он. Затем Кен заказал по телефону такси — с учетом того, что поезд отходит на час позже.

Странное это было чувство: сидеть у себя дома в гостиной и сознавать, что через несколько часов ты будешь уже на даче у озера Кинниваби.

Наконец в дверь позвонили: прибыло такси. Кен попрощался с родителями, успокоил мать, которую в последний момент снова охватила тревога, и снес свои вещи в машину, ожидавшую внизу. По дороге к вокзалу Кен смотрел на уличные фонари, на неоновые огни города и думал о совершенно ином мире, в котором он скоро окажется. Завтра утром он будет стоять у дачного причала и смотреть, как из-за мыса к нему плывет на своей лодке Поль!

Вокзал был переполнен людьми, разъезжавшимися на праздничные дни в разных направлениях. Кен сел на скамью, поставив рядом свой багаж, и с нетерпением стал ждать посадки. Наконец он услышал, как объявили его поезд.

— На третьей платформе производится посадка на поезд номер пять, — раздался голос из громкоговорителя. — Поезд номер пять, следующий на восток со всеми остановками, отправляется через десять минут. Просьба ко всем пассажирам занять места.

Кен взял свои вещи и спустился из зала ожидания к перронам, откуда отправлялись поезда. Он встал в очередь на контроль, с некоторым трудом держа свой багаж одной рукой — в другой у него был билет. Затем он подошел к поезду.

— Куда едешь, сынок? — спросил его кондуктор.

— В Кинниваби, — ответил Кен.

— Вон туда! Третий вагон от конца! — сказал кондуктор.

В освещенном вагоне Кен отыскал место у окна. Поезд был переполнен самыми разными людьми. Бизнесмены, возвращавшиеся домой после деловых встреч в городе. Женщины с маленькими детьми. Секретарши, спешившие вернуться в маленькие северные городки, чтобы провести субботу и воскресенье со своими семьями. В вагоне можно было также увидеть людей, которые, судя по всему, постоянно жили и трудились в лесу. На них была простая, грубая одежда, и держались они не так, как все прочие. Вон тот верзила с бородой, наверно, старатель. А вон те два парня в рабочих куртках, надо думать, работают в какой-нибудь лесопромышленной компании. А может быть, они — государственные служащие? Или работают в «Эмпайрико»? Если так, пусть навсегда позабудут о землях оджибуэев в Кинниваби.

В дальнем конце вагона он увидел семью индейцев: отца и мать с тремя детьми. Родители держались спокойно, чуть ли не безучастно. А малыши смеялись и играли, как все другие дети в вагоне. Молодой отец и молодая мать сидели молча.

«Им здесь не по себе», — подумал Кен.

Поезд вышел из вокзала. Кен смотрел в окно. Они медленно ехали мимо городских улиц, где шлагбаумы с красными огоньками преграждали путь нетерпеливым автомобилистам и предостерегающе дребезжали звонки. Кен увидел здание, в котором работал его отец, потом — вдалеке — силуэт самого крупного в городе универмага. Затем уже начался пригород: поезд миновал школьный стадион, где в свете прожекторов играли в футбол. Потом геометрические контуры города мало-помалу скрылись из глаз, и поезд помчался сквозь тьму, лишь изредка перемежавшуюся огнями одиноких ферм.

Кен углубился в свой журнал. Он купил у разносчика шоколадку и бутылку лимонада и теперь наслаждался покоем и уютом комфортабельного вагона.

Поезд мчался вперед, рассекая тьму лучом прожектора и предостерегая гудками всех, кто рискнул бы оказаться на его пути. Одну за другой он миновал станции Суонсон, Говардс-Фоллз, Холлс Глен, Алма, Сидэр Рэпидс, Муз-Лэйк. И вдруг проводник, проходя по вагону, выкрикнул: «Пайни Рэпидс!» Кен понял, что уже через несколько минут будет Кинниваби. Он достал свои вещи с багажной полки и из-под сиденья и стал ждать, когда проводник объявит: «Кинниваби».

За окном была непроглядная тьма. Огни поезда выхватывали из нее только края шпал, а за ними был нескончаемый лес, уходивший во мглу.

— Кинниваби! Кинниваби! — крикнул наконец проводник. — Платформа с этой стороны!

Кен встал, когда поезд начал замедлять ход.

«Сейчас мы поворачиваем у мыса Гибсона», — подумал он, продвигаясь к выходу. За окном замелькали огни вокзала, поезд остановился, и проводник опустил у двери вагона приставную лестницу.

— Смотри не всех уток перестреляй, сынок! — сказал Кену кондуктор, когда мальчик сошел на перрон станции Кинниваби. Тотчас же поезд вновь тронулся с места, будто досадуя на эту ничтожную задержку в его стремительном беге сквозь ночь.

Если не считать горевших фонарей, на перроне не было никаких признаков жизни. В окнах лавки за путями свет не горел. Квартира начальника станции и домик Муза Макгрегора, стоявший чуть поодаль, тоже были окутаны тьмой.

Собрав свои вещи так, чтобы их можно было захватить все сразу, Кен стал спускаться по тропинке к озеру. Станционные огни слабо освещали пристань, но за ней простиралась сплошная черная мгла. Моторная лодка тихо покачивалась на воде у причала, где Уоррены оставили ее месяц назад.

Эта ночь могла бы быть и летней. Вокруг так же суматошно вились мошки. С озера долетали те же звуки, что и в любую августовскую ночь. И так же бороздили воду маленькие волны. Вот у самых мостков плеснулась рыба. Поначалу Кену даже показалось, будто стоит теплая погода.

Кен снял с моторной лодки чехол, погрузил свои вещи и сел у кормы. В баке было достаточно бензина, чтобы доехать до дачи. После нескольких попыток Кену удалось включить мотор, и лодка отчалила от пристани. На озере было темно и тихо, только в небе ярко сверкали звезды и почти так же ярко отражались в воде. Кен не видел даже очертаний деревьев, но, чутьем угадав, где находится мыс, он вышел прямо к нему. Тут Кен почувствовал, что в воздухе разлита прохлада. Было почти совсем безветренно, и поэтому он не сразу ощутил холод, который подкрался к нему исподволь, проник сквозь его одежду и заставил его плотней запахнуть куртку.

Кен был рад, когда лодка наконец остановилась у дачного причала. Он вынул из чемоданчика фонарь и пошел вверх по тропинке, разглядывая у себя под ногами непривычный ковер бурых листьев. Не прошло и минуты, как он отпер дверь дачи и зажег лампы на кухне и в гостиной. Он решил, что перед сном он еще успеет убрать продукты, а сейчас надо было разжечь камин, чтобы в доме стало тепло.

Кен сунул в камин газету и щепки, и комната огласилась уютным потрескиванием огня. Снова на даче — это было какое-то странное и вместе с тем очень приятное ощущение. На полке около камина лежала книжка, которую этим летом читала тетушка Мэрион. А у большого зеленого кресла мать Кена оставила свою сумку для рукоделия. Кен так быстро перенесся из города на дачу, что радовался здесь решительно всему. Но главное: утром сюда приедет Поль!

А что, если отложить все хозяйственные дела до утра? Кену вдруг захотелось спать, и соблазн забраться под теплое пуховое одеяло был совершенно непреодолимым. Он подбросил в камин еще несколько крупных поленьев, поднялся с лампой в свою комнату и быстро юркнул под пуховик.

Кен спал очень крепко и только раз проснулся среди ночи, чтобы натянуть на себя еще одно одеяло. К тому времени огонь в камине уже погас. Кен подумал было разжечь его, но в комнате было так холодно, что он поспешил снова лечь в постель.

Во второй раз Кен проснулся уже утром. В комнате стоял холод, но яркое солнце, светившее в окно, сулило отличную погоду. Кен еще немного понежился в постели, а потом, спохватившись, что скоро приедет Поль, вскочил и быстро оделся. Чуть-чуть дрожа от холода, он зашел на кухню и разжег в печи веселый огонь. Теперь надо вскипятить воду для каши.

У двери Кен взял ведро и стал спускаться к причалу. Как он заметил еще ночью, тропинка была покрыта ковром опавших листьев. А те, которые оставались на деревьях, уже не пылали ярким огнем, а были тронуты бурыми тонами увядания.

Глубоко вдыхая прохладный воздух, Кен вышел на мостки. От этой чистой, бодрящей свежести быстрей заструилась по жилам кровь. Как хорошо, что он опять в Кинниваби!

Стоя у края причала, Кен оглядел озеро. Они с Полем не раз будут удить рыбу на том берегу, стрелять куропаток на острове и охотиться на диких уток у речушки. И еще они…

Кен вздрогнул, и по спине его пробежал холодок. Вырубка… Вырубка, где был индейский поселок. Все палатки исчезли. И на берегу ни одной лодки. И дымок не вьется в утреннем небе. Не слышно лая собак. Тишина. Безжизненная тишина и запустение.

У Кена не было сил пошевельнуться. Он стоял, смотрел и не верил своим глазам. Не может быть. Этого просто не может быть! Долго он недвижно стоял на краю причала.

Затем резкими движениями Кен отвязал лодку и сел в нее. Застывшими пальцами он нащупал дроссель и рычажок. Лихорадочно дернул стартовый шнур.

Мотор сразу же заработал, его рокот казался почти неприлично громким в тишине утра. Кен включил мотор на полную мощность и помчался к другому берегу озера.

Приблизившись к заливу, он увидел, что индейского поселка и в самом деле больше уже нет. На двух хижинах провалились крыши. В другой лачуге болталась на петлях дверь. Все окна были разбиты. Вырубка была окутана зловещей тишиной.

Кен понял, что высаживаться на берег не имеет смысла. Все оджибуэи ушли. На мгновение он приглушил мотор, а затем снова включил его на полную мощность и понесся к станции…

Мистер Симпсон стоял за прилавком и расфасовывал в бумажные кульки коричневый сахар из пятидесятикилограммового мешка.

— Привет, Кен! — сказал он, подняв голову. — Рад тебя видеть.

— Что случилось с оджибуэями, мистер Симпсон? — тихо спросил Кен. — Где Поль и все остальные?

Старик смерил Кена долгим взглядом, затем снова принялся за свою работу. Некоторое время он молчал.

— Ушли, — проговорил он наконец.

— Куда ушли? — спросил Кен с волнением в голосе. — Куда они ушли и почему?

И опять старик не стал торопиться с ответом.

— Ушли, и всё тут, — сказал он наконец. — Ушли куда-то на север. Точно не знаю куда. Ушли недели две назад — сразу после того, как собрали урожай риса. Не знаю, кто соберет его в будущем году. Наверно, никто.

— Но я думал, что все уладилось! — сказал Кен, не веря своим ушам. — Я был уверен, что мы выиграем дело. Я был уверен, что оджибуэи смогут здесь остаться.

Мистер Симпсон медленно покачал головой, и на его тонких губах появилась печальная улыбка.

— Нет, — проговорил он как бы через силу. — Ничего не уладилось. Да и что можно уладить, когда против тебя компания «Эмпайрико»? Кто посмел с ней тягаться? Какой-то юрист, горстка индейцев, мальчишка и старик. Нет, компания сильнее нас. На нее работает очень много юристов, и уж они смогли найти лазейку.

— А как же вторая река? И ваше свидетельство?

— Не помогло это, Кен, сам видишь, — сказал старик.

— Но… Я просто не могу себе это представить.

— Уж наверно, они сделали все по закону, — добавил мистер Симпсон. — Нашли, надо думать, какую-нибудь зацепку, о которой мы не подозревали. Все равны перед законом, да только компания «Эмпайрико» со своей сворой юристов была немножко больше равна, чем мы.

— Но разве индейцы не могли это обжаловать? — спросил Кен. — Может быть, если…

— Нет, Кен, никаких шансов не было. Оджибуэи — гордые люди. И они ушли отсюда навсегда.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Я знаю индейцев. Теперь они уже не вернутся назад, что бы ни было.

Кен подошел к дверям и устремил взор на озеро.

— Ты уж не слишком убивайся! — сказал старик. — Ведь ты сделал все, что мог. В жизни всегда так: что-то удается, а что-то нет.

Кен долго стоял у дверей в полном молчании. Он был глубоко потрясен, в душе его разверзлась пустота. Все вдруг стало ему безразлично. Негодование сменилось ощущением бессилия, горечью утраты.

— Ведь сегодня вечером будет поезд в город, правда? — спросил он под конец.

— Да, будет местный… Отходит около четырех.

— Что ж, тогда я, пожалуй, съезжу на дачу, заколочу ее, а потом вернусь сюда к приходу поезда. Вот Только одному мне не под силу убрать лодку. Если я оставлю ее здесь, вы не могли бы поручить кому-нибудь присмотреть за ней до лета?

— Конечно, Кен, все будет сделано.

— Тогда я пошел!

Кен хотел уже было открыть дверь, но вдруг обернулся:

— А Поль ничего не просил мне передать?

Мистер Симпсон аккуратно обвязал веревочкой кулек с сахаром.

— Нет, Кен. Ничего. Никто из индейцев даже не заглядывал сюда. В одно прекрасное утро они просто исчезли.

— Если увидите Поля, пожалуйста, скажите ему, что я его искал, хорошо? Я знаю, почему он не приехал сегодня: он понимал, как я буду все это переживать. Но я вас очень прошу разузнать, куда перебрались индейцы, ладно, мистер Симпсон? И скажите Полю, что летом я непременно его разыщу.

Старик кивнул:

— Обязательно!

Кен вышел из лавки и медленно побрел мимо станции к пристани. Озеро вдруг показалось ему каким-то мрачным, угрюмым, и плыть на лодке что-то не хотелось.

«Скорей бы пришел поезд, — подумал Кен. — Надеюсь, он не опоздает».