Ситуация была действительно странная: сэр Перси вновь встретился с бывшим послом Шовеленом. Маргарита подняла глаза на мужа и заметила, что, увидев Шовелена, он пожал широкими плечами и со свойственной ему ленивой манерой окинул взглядом съежившуюся фигурку примолкшего француза. Слова, которые она только что собиралась произнести, замерли у нее на губах, теперь она ждала, что скажут друг другу два этих человека.
Привычка великосветской дамы и модной леди, во всем подчиняющейся этикету, позволила ей, однако, благодаря глубокому почтительному реверансу перед его королевским высочеством, собраться с мыслями. Сам же принц был настолько поглощен происходящим, что даже забыл о принятой галантности. Он с любопытством переводил глаза то на траурную фигурку Шовелена, то на роскошно одетого сэра Перси. Он пытался угадать, что творится сейчас под ровным высоким лбом неподражаемого денди, что таится за неописуемо сонным выражением синих глаз.
Из пяти человек, находившихся в пыльном и сумрачном балагане, сэр Перси Блейкни выглядел, конечно же, самым безмятежным. Он молчал, давая Шовелену возможность полностью насытиться чувствами досады и раздражения, после чего подошел к бывшему послу, протягивая руку с самой привлекательной из своих улыбок.
– Ха! – воскликнул он добродушно и даже отчасти застенчиво. – Мой милый французский друг! Надеюсь, сэр, наш чертовский климат ничуть не повредил вашему здоровью и добросердечию!
Его приятный веселый голос, казалось, снял напряжение.
Маргарита облегченно вздохнула. Да и можно ли было ожидать чего-нибудь другого от милого и беззаботного сэра Перси, который совершенно естественным образом приветствовал человека, поклявшегося однажды отправить его на гильотину?! И сам Шовелен, уже привыкший к отчаянному хладнокровию противника, вряд ли этому удивился. Он низко поклонился его королевскому высочеству, который, хотя и был весьма удивлен шуткой Блейкни, хотя и чувствовал отвращение к хорошо известному лидеру правительства цареубийц, все же предпочитал быть любезным с каждым. Однако принц вполне ясно увидел в скрюченной фигурке скрытую мишень для язвительных стрел своего друга, и, кроме того, хотя никто из историков и не решится утверждать этого, было известно, что Джордж, принц Уэльский, знал о двойной жизни сэра Перси и всегда был готов присоединиться к возможности поставить в неловкое положение всякого из негласных врагов Сапожка Принцессы.
– Я тоже несколько месяцев не имел чести видеть месье Шовелена, – с явной иронией сказал его королевское высочество. – Если я не ошибаюсь, сэр, то вы как-то весьма скоропалительно покинули двор моего отца в прошлом году?
– Нет, ваше королевское высочество, – весело вмешался сэр Перси. – У моего друга, месье… э-э-э… Шобертена, и у меня было одно очень важное дельце, которое можно было обсудить только во Франции… Я прав, месье?
– Совершенно, сэр Перси, – жестко ответил Шовелен.
– Нам было необходимо обсудить отвратительный суп в Кале, – продолжал сэр Перси все тем же насмешливым тоном. – А также вино, которое, клянусь, было просто уксусом. Месье… э-э-э… Шабелен… Нет, нет, прошу прощения… Шовелен… Месье Шовелен и я совершенно сошлись в этой точке зрения. Единственное, в чем мы с ним не сговорились, был табак.
– Табак? – рассмеялся его королевское высочество весьма удивленно.
– Да, ваше высочество, табак… У месье Шовелена, к примеру, если вы позволите так выразиться, несколько изощренный вкус, и он предпочитает смешивать табак с перцем… Разве не так, месье… э-э-э… Шодурен?
– Шовелен, сэр Перси, – сухо поправил бывший посол.
Он вынужден был сохранять самообладание и выглядеть спокойным и любезным, в то время как враг нагло шутил и насмехался над ним. Маргарита не сводила внимательных глаз с его лукавого проницательного личика; пока трое мужчин разговаривали, она словно потеряла ощущение реальности. Все происходящее казалось странно знакомым, как сон, виденный однажды.
И вдруг ей стало совершенно отчетливо ясно, что вся сцена была тщательнейшим образом спланирована и подготовлена: и балаган с ярким плакатом, и мадемуазель Кондей, домогающаяся ее покровительства, и приглашение молодой актрисы, и неожиданное появление Шовелена – все, все это было замешано и сварено не здесь, не в Англии, а где-то там, в Париже, среди темного сброда кровожадных убийц, приготовивших последнюю западню отчаянному авантюристу, известному под именем Сапожка Принцессы. Она же была всего лишь марионеткой, играющей отведенную ей роль – сделав все, что они предполагали, и сказав именно те слова, которых от нее ждали. Но, взглянув на мужа, она увидела, что он совершенно далек от всего этого, что он совершенно не подозревает о западне, о которой все, кроме него, здесь знали. Маргарита попыталась избавиться от колдовского наваждения, досады, ощущения себя механической игрушкой, но это ей не удалось. Воля ее казалась парализованной, а язык и вовсе отказывался служить.
Словно во сне, она слышала, как его королевское высочество спрашивает имя молодой актрисы, просящей милостыню для бедняков Парижа.
Это тоже было заранее подстроено. Принц Уэльский на мгновение стал марионеткой, созданной лишь для того, чтобы сказать и сделать то, что предписали для него Шовелен и его коллеги во Франции. И Маргарита уже абсолютно автоматически представила принцу демуазель Кондей.
– Если вашему высочеству будет так угодно, – проговорила она, – мадемуазель Кондей споет несколько очаровательных старых французских песенок завтра на моем вечере…
– Ради Бога, ради Бога, – поспешил ответить принц. – Мне довелось слышать кое-какие из них во времена моего детства. Они поэтичны и милы… Я знаю… Мы будем в восторге, если мадемуазель нам споет. А, Блейкни? – добродушно добавил он. – Ты разве не пригласишь завтра на свой раут и месье Шовелена?
– О, об этом и говорить нечего, ваше высочество, – откликнулся сэр Перси с живостью гостеприимства и самым доброжелательным поклоном в адрес своего жесточайшего врага. – Мы ждем месье Шовелена. Мы с ним так давно не виделись, что он будет принят в доме Блейкни с великой радостью.