Глава 20

Начала пальцы загибать Катенька, решая, как план побега устраивать. Перво-наперво — маленький фонарик в кармашке отыскала. Не обыскивали путников тщательно. Кате даже аптечку оставили, убедившись, что нету ничего колдовского, да оружейного.

Включила — принялась в свете его из нее, да из карманов все, что есть доставать. Негусто при себе случилось. Бинты стерильные, таблетки, перекись водорода, спирт нашатырный, которым тот раз Василия в чувство приводила, йод, коим ссадины обрабатывала, супер-клея тюбик, его завсегда при себе держала, мало ли что супер быстро приклеить потребуется.

И вдруг осенило Катеньку! Нашатырь и йод — это же вещество взрывчатое! (прим. автора — Йодистый азот штука опасная, не рекомендую использовать нигде, за исключением литературных случаев)

В школе на уроках химии из того нашатыря с йодом хлопушки знатные делали! Задумалась, как с пользой знание применить. Ведь маловато у нее припаса химического, чтобы решетку вышибить. Хорошо, если замок повредить удасться. Думала-гадала, как дистанционно его подорвать, а и придумала. Перелила нашатырь с йодом в склянку одну, через ватку раствор процедила, да и всунула комочек влажный в скважину замочную. Из бумажки-инструкции аптечной трубочку скрутила, и давай сквозь ту в скважину дуть — ватку высушивать. Целых два часа продувала, пока не просохла ватка по ощущениям. Ну, а как еще ее проверять? Наощупь то — нельзя! Если высохла — чуть тронешь — взорваться может!

Приготовилась Катенька, припасы свои обратно в карманы-сумку упрятала, принялась стражу кричать, чтобы князя к ней срочно вызвали. Прикатился не запылился колобок-Протезист со свитою, да с факелами. Встал у решетки, спиртным на три аршина разит, желтком яичным в бороде поблескивает.

— Никак образумилась, красавица, — ухмыляется Протезист. — Что с людями темницы сырые делают! Но за упрямство свое станешь мне отрабатывать, да так, чтобы доволен остался...

— Ты князь, может делом заняться хочешь? — перебила Катенька, позу томную обольстительную принимая, бывалая девка, чего уж там. — В темнице сырых такие фантазии с людями случаются, уж тебе ли не знать! Только стражу свою отошли, не то я стеснительная, удовольствия стоящего не получишь!

Улыбнулся Протезист, свиту выгнал, ключи с пояса снял.

— Однако, учти, девонька, — прищурился он, — если чего, пристрелю не задумываясь!

И кобуры расстегнул для наглядности.

Вошел ключ в замок, зажмурилась Катя, уши ладонями прикрыла... А ничего и не вышло! Не сработала ватка! Неужто не высохла? И что делать теперь? Такого кабана попробуй свали! Весу в нем центнера полтора, да еще с пистолетом! Сжалась в пружину тугую, честь девичью продать готовясь за дорого, а тут ключ возьми, и повернись на оборот.

И еще на один... А замок и щелкни пружиной тугой. Тут, как грохнуло! Замок вдребезги — Протезист в изумление с копыт долой!

Быстрее молнии Катенька на решетку кинулась, дверь настежь распахивая, прямо по темечку, по Протезисткому! Научилась в бане дверью прикладывать банника, вот и пригодилось умение. Налетела Катенька, пистоли-автоматы отобрала, с предохранителей поснимала, затворы передернула. Огонь девка, подучилась всякому на игрищах исторических! Подумала, ключей связку с пояса сорвала.

Видит — не в себе еще князь-протезист. Глазки окосели, вокруг главы птички невидимо порхают, неслышно чирикают. Что поделать с таким? Вынула склянку из под спирту нашатырного. Пробку открыла, поводила у носа. Крепкий нашатырь был. Протезист аж хрюкнул, в себя приходя. Приподнял брови мохнатые, глазки к переносице свел — прямо к стволу вороненому в нее упирающемуся.

Ничего Катенька сказать не успела, как свита налетела, грохотом привлеченная. Смотрят — дело совсем никудышное. На князя ихнего пистоля ствол направлен, на них автомата, и в свете факелов видно отчетливо — красноречиво белеют пальчики девичьи на крючках спусковых от напряжения сильного.

— Послушай, княже, — говорит, Катенька в ругань-феню уходить не желая. — Хочешь до утра дожить в целостности относительной, скомандуй псам своим, чтобы оружие, да все, что на поясах сняли тихонечко, и в камеру соседнюю заходили! И не дай тебе провидение осерчать меня сызнова, не пожалею пулю быструю!

А Протезист только головой мотает — оглушило человека! Сначала йодом-нашатырем, а потом решеткою кованной, едва без глаз-рук не остался, куда тут понимать?

— Слышь, баклан! — гаркнула девица, ствол ему в переносицу крепче вжимая. — Просыпаемся, улыбаемся охранникам, велим, чтобы лишнее на землю, руки за голову, и в клетку соседнюю по одному. И без шуток, не то первая пуля — твоя. Усек?

Подействовало. Кивнул, что понял, а у Катеньки сердце стучит, выпрыгивает. Вот крикнет сейчас — «Хватай ее!», и не сможет выстрелить! В живого — не сможет! Пусть и пропащий, а все человек! Ну, в воздух, положим пальнет, а толку-то!

У Протезиста соображение другое было. Психическая. Такая грохнет не задумываясь. Много чего повидал в жизни своей князь, умел, как считал, в людях разбираться. А то и вправду сказать, девка эта чуть руку из плеча не вывинтила, непонятным манером замок заколдовала, химию в школе на тройку едва тянул, где ему про азот йодистый знать, по кумполу так приложил, что башка только в портки не свалилась, с оружием обращается — дай так всякому! Чего тут думать еще? В душе копаться? Пристрелит, глазом не моргнет — к гадалке не ходи, ворочались в черепушке думы чугунные. Потому лучше сейчас подчинится, а потом в лесу нагнать, и прикопать в болотце по тихому. И концы в воду, и по закону не прицепиться. Чтил он закон в той части, что не пойман, не вор.

Кивнул Протезист свите, побросала та оружие, подсумки, кошели, и по одному — в камеру. Последним сам зашел, покачиваясь. Захлопнула Катя дверь, засов вставила, замок повесила, ключом затворила.

Стоят стражники с господином своим, в бороды ухмыляются. Поняла Катя, что выбраться чают, небось не только у князя ключи от темницы сыщутся. Нагребла тогда с полу песку-мусору, натолкала в скважину замочную, набила покрепче, да и залила сверху клеем-супером. Зацементировал тот потроха замочные намертво. Вовек ключом не открыть.

Посмотрела, как сходят ухмылки с лиц бородатых, отомкнула с соседней двери замок, позади засова в решетку пропустила, закрыла, песком наполнила, да клеем то дело залакировала — приходи кума любоваться. Вот теперь точно — навек! Без кузнеца ладного делать нечего.

Помнила, сказывал князь, что не долетают крики до верху из подземелья жуткого, а потому, стучись— не стучись в решетку железную, раньше чем смена придет караульная, кузнеца здесь не предвидится. На всякий случай осмотрела на пол скинутое. Оружие, сумки обшарила. Среди прочего сверток в ситец завернутый углядела. Развернула, а там сено какое-то. Принюхалась — да это же конопля! Вот какая охрана у князя то! Самому под стать!

Взяла девица сверток, пристроила на факел горящий. Знатно сенцо задымила. Толковый человек сушил, не иначе.

— Все равно, не уйдешь, не выберешься, дороги отсюда не зная! — зашипел Протезист сквозь решетку. — А я из-под земли достану!

— Руки коротки, — отмахнулась Катенька, половинку зернышка на ладони подбрасывая. Присела на кортки, ладошку с крупинкой вперед протягивая. Зашуршало, заскреблось, тенью из-за угла выскочил мыш Гугля! То не колдовство, не заговор, то природное, его никаким пластом межмирья не заблокировать. Ни одна мышь зернышко по половинке не ест. А раз так, то вернее верного за второй частью откуда хочешь примчится!

Кинулся мышь к зернышку, схрумкал, по ноге щекоткой хозяйке на плечо вскарабкался.

— Отведи меня к Василию к моему! — приказала Катерина, фонарик вытаскивая.

— Не озорничайте, мальчики, — бросила она, уходя.

Хохотом утробным камера ей откликнулась. Хороша, видать, трава в краях этих.

Идет Катя по коридорам замшелым, мышью ведомая, так ей то правое ухо усиками пощекочет, то левое, в какую сторону идти направляет. Идет, озирается, а вокруг люди за решетками в узких норах сидят. Взгляды потухшие, на телах тощих — рубища сгнившие. Волосы на голове шевелятся от ужаса кошмарного. Рукоять пистолета в ладонь просится, ноги едва не сами обратно свернуть думают. Усмирила гнев свой Катенька. Справилась. Не взяла на себя убийства грех. И тут ее...

— Катя! — прошелестело откуда-то из сумрака кислого. — Катенька...

Вздрогнула Катерина. Обернулась, фонариком стены высвечивает, сама не своя.

А голос, тянет голос то: — Катя... дочка...

Едва не обезумела Катенька. Кинулась к шише темной, лицом к решетке прижалась...

— Папа?

— Папа! — закричала, рванула решетку, с ума сходя. — Папочка!

Вот куда угодил-пропал столько лет назад отец ее! И сквозь прутья железные за руки его, за костлявые, коростой изъеденные вцепилась — не вырвать! До бровей бородою зарос, грязен, оборван, но узнала его. Сразу узнала. Хоть и улыбался тот ртом полным зубов нержавеющих. Тошно стало Катеньки, едва поняла что вытерпеть отцу пришлось. Но ничего, за все княже-бандит ответит. Нашарила ключи, отомкнула замок, решетку откинула, на шею отцу бросилась.

Гладит тот рукой ее по волосам, плачут оба, сказать ничего не могут. Долго стояли, пока не оправился первым отец ее. Отстранил, оглядел в луче светодиодном внимательно. Кивнул головой одобрительно. Удалась дочка! Красивая, статная, от женихов отбою не будет. В мыслях само собой проскочило и замерло, на реальность сворачивая.

— Потом Катюха почеломкаемся, — отец говорит. — Уходить надобно. Не ровен час, стража мимо пройдет.

— Не к чему уходить, папочка. Сидит князь с людьми своими запертый, а более нет тут других стражников.

— Неужто одолела проклятого?

— Одолела, папочка, — тряхнула головой доченька. — А наперед пойдем друзей моих выручать.

Загрузка...