Невидимый заговор против человечества

Именно эта доктрина дает ключ к пониманию направленности деятельности ведущих революционеров Франции и которая, как мы увидим позже, привела к господству террора.

Квентин Крофорд, друг Марии Антуанетты, в своем письме к Питту в 1794 г. отмечал: “Есть большое сходство принципов из тех, что нам известны, между иллюминати и ранними якобинцами, и я убежден, что семена этих многих экстравагантных и дьявольских доктрин, распространяемых с таким беспрецедентным изобилием во всех очагах Франции, привнесены из Германии. Ложи немецких Вольных каменщиков и иллюминати были, таким образом, источниками, откуда появлялись все эти анархические планы, которые в итоге завершились террором, и именно на знаменитой встрече масонов во Франкфурте–на–Майне, за три года до Французской революции, планировалось убийство Луи XVI и шведского короля Густава III”[544].

Но кто же делал непосредственно революцию, кто был исполнителем? Об этом очень красноречиво пишет Неста Вебстер: “К весне 1789 г. население Парижа разделилось на две большие группы, подверженные эмоциям — надежде и страху. Надежда основывалась на неоправданных перспективах Генерального совета, который намерен был возродить королевство, страх исходил из паники о надвигающемся голоде и присутствия среди них таинственных незнакомцев.

Огромная благотворительная деятельность короля, дворянства и духовенства способствовала привлечению толп голодных крестьян в Париж, где они трудоустраивались за средства короля на холмах Монмартра, и скоро стали добычей орлеанистских лидеров, которые завербовывали многих из них к себе на службу с целью восстания. Но даже это огромное пополнение преступного мира Парижа было незначительным меньшинством среди законопослушных граждан, и тогда лидеры изобрели новые меры. К концу апреля мирные граждане с ужасом увидели банды оборванных людей ужасного вида, вооруженных толстыми дубинами, проникающих сквозь заслоны в город. Этот зловещий контингент не следует, как пытаются нас уверить некоторые историки, путать с предыдущими толпами крестьян — “это были ни рабочие и ни крестьяне, — говорит Мадам Виже ле Бран, — казалось, что их нельзя отнести ни к какому классу, как только к бандитам, столь ужасающими были их лица”. А Монтюи добавляет, что это делалось преднамеренно — “их проинструктировали искажать свои лица так, чтобы они стали объектом ужаса для всех парижан”. Другие современники, чьи суждения точно совпадают с предшествующими, добавляют, что эти люди были “иностранцами… они говорили на странном языке”. Буйе заявляет, что “это были бандиты с юга Франции и Италии”, в то время как Мармонтель описывает их как “марсельцев”… Грабители и убийцы, жаждущие крови и добычи, смешивавшиеся с массами, вдохновляли их своей свирепостью”[545].

Марсельцев в 1792 г. в Париж не вызывали. Как бытует общее мнение, их помощь, очевидно, потребовалась немного позже и связывалась с первыми успехами в начале революции.

То, что эти бандиты с юга были преднамеренно заманены в Париж в 1789 г., нанимались и оплачивались революционными лидерами, является фактом, подтвержденным многочисленными авторитетными свидетельствами, слишком многочисленными, чтобы приводить их здесь подробно. А тот факт, что заговорщики чувствовали, что такая мера будет необходимой, имеет огромное значение, поскольку показывает, что, по их мнению, на население Парижа не следует делать ставку для достижения целей революции.

Другими словами, привлечение контингента наемных бандитов окончательно опровергает теорию, что революция была вынужденным восстанием народа. Это наоборот доказывает, что движение преднамеренно и старательно планировалось. Никто не понимал человеческую природу лучше, чем лидеры орлеанистского заговора, и они, несомненно, поняли, что ранее безответственное, любящие удовольствия население Парижа проявит небольшую инициативу в вопросе кровопролития, им всегда нужно, чтобы кто‑нибудь их возглавил, показал пример, прежде чем они проникнутся таким духом и решатся на эти действия. Безжалостные, какие они были в отдельные моменты, они были склонны к внезапным излияниям чувств, что мгновенно преобразовало их жертвы в объект восхищения; им недоставало горячей южной крови, упивающейся жестокостью и не утомляющейся от этого зрелища. Анархисты XVIII в. всегда понимали, что именно среди романских потомков, собиравшихся в Колизее, чтобы наблюдать на арене жестокие спортивные состязания, им надо найти убийцу, чтобы выследить свою королевскую жертву. Также заговорщики 1789 г. знали, что именно на юге они могут найти ту мрачную свирепость, которой так недостает беззаботным парижанам, и в жарких солнечных регионах Италии и Прованса, где кинжал по–прежнему остается окончательным аргументом в ссоре, они нашли то ужасное орудие революции, какое искали.

Таким образом, одновременно, процесс преобразования и подготовка революции продвигались вперед, и в то время как народные депутаты собирались на заседания, лидеры восстания сплачивали свои силы. Это была гонка двух: кто будет первым? Те, кто желали созидать, или те, которые стремились только уничтожать? Революция выбрала день, и 27–го апреля в Париже вспыхнула первая искра.

После первых кровавых дней можно было наблюдать в госпиталях людей, которые были разочарованы своим участием в революции. Они не думали, что будет кровопролитие. Один несчастный, умирая в агонии, воскликнул: “О боже, о боже, стоило ли переносить такие страдания за несчастных двенадцать франков?”[546] И действительно, в его кармане было ровно двенадцать франков, такие же суммы были обнаружены и у многих других повстанцев.

Прошло более 200 лет после Французской революции, но методы их проведения остались теми же. В начале 1990–х годов организаторами различных митингов и акций протеста в Украине платили от 10 до 30 долларов, а во время “помаранчевой революции” 2004 г. и после нее платили от 20 до 500 долларов. Деньги и еще раз деньги делают революции.

“Все революции и мировые потрясения были и будут организованы все тем же тайным еврейским мировым правительством, — пишет князь Череп–Спиридович. — Это привело к созданию мировой империи евреев, и каждая новая революция подводит любую страну под их ярмо! “Равенство” остается мечтой. “Свобода” исключает “равенство”[547].

Среди наиболее активных организаторов революции 13 июля 1789 г. появился новичок в орлеанистском заговоре, молодой адвокат с ужасно отпугивающей внешностью по имени Жорж Жак Дантон, чье красноречие, напоминавшее площадный юмор, снискало ему популярность улицы. Его массивная голова и черты особенно хорошо гармонировали с манерой его красноречия. Иногда подшучивая, иногда обличая, он веселил любящую удовольствия парижскую аудиторию, которую он, по существу человек удовольствия, прекрасно понимал.

Сложившееся убеждение о Дантоне как о патриоте, проявляющем рвение к свободе и Республике, основано на ошибке. Дантон не был ни демократом, ни республиканцем, а только оплачиваемым агитатором стороны, намеревавшейся установить гораздо худший деспотизм когда‑либо прежде переживаемый Францией.

Однако возникает вопрос: почему Дантону сооружен памятник и красивейшая улица Парижа названа его именем? Вместе с тем в Париже нет ничего, что напоминало бы о Робеспьере, этом честном, неподкупном революционере. Это случилось из‑за последней произнесенной им речи, в которой он поведал, что Французская революция, как и все остальные, была начата не французами, а зарубежными агентами.

Один из них, некий еврейский агитатор по имени Эфраим, прибывший в Париж 14 сентября 1790 г., вооруженный письмом от короля Пруссии с инструкциями организовать Эфраиму контакты с революционными лидерами. Эфраим пробовал втереться в доверие к министру короля Монморену, но без успеха. “Цель, которую он преследует, — сказал Монморен, — является коммерческое соглашение, но у меня есть повод полагать, что его миссия простирается далее и что он проинструктирован настраивать нас на политическое взаимопонимание… У Монморена были серьезные основания не доверять всем этим прусским маневрам. Эфраим играл очень вероломную роль в Париже. Он часто посещал клубы и привлек к себе внимание своей демократической воинственностью. Его цель, — писал Монморен, — состоит в том, чтобы столкнуть нас с императором Австрии, и он думает, что, вызывая недовольство народа против королевы, он преуспеет в этом довольно легко. Он ведет деловые закулисные отношения и пробует привлекать журналистов. Я почти уверен, что он распределяет деньги, и я знаю, что он получает большие суммы у банкира”[548].

Подозрения Монморена были абсолютно верными, поскольку по этому вопросу у нас есть свидетельства современников, принадлежащих к абсолютно противоположным сторонам. Так, граф Ферсен пишет Густаву III, королю Швеции, 8 марта 1791 г., где заявляет, что Эфраим снабдил деньгами агентов революционной пропаганды — не так давно он снова получил 600 тыс. луидоров. А Камиль Демулен проливает дальнейший свет по вопросу о 1793 г. такой существенной фразой: “Разве не факт, точно выдвинутый Филиппо, что казначей короля Пруссии, предоставляя ему счета расходов за прошлый год, обозначил в графе цифру в шесть миллионов единиц в европейской валюте для подрывной деятельности во Франции?”

Во всей коварной летописи Гогенцоллернов не было большего вероломства; они уже испытали программу, которую в наши дни они использовали с неизменным успехом — создание революционной ситуации во всех тех странах, где они желают доминировать. Хорошо это объясняет английский якобинец Майлз, восклицая: “Из всех отъявленных негодяев, позорящих королевскую власть, сколько мне не пришлось колесить по разным странам, я не знаю ни одного, столь непорядочного, столь подлого, столь непопулярного, как нынешний король Пруссии. Он направил своих агентов по всей Европе, чтобы они совершали массовые беспорядки — льстили и грабили все нации”[549].

Так, у Майлза, хотя он был революционером, не появилось ни малейшей тени сомнения, когда он наблюдал за интригами некоторых так называемых демократов, и он не обманулся, как наши нынешние провидцы, заявлениями о приверженности делу свободы, исходящими от рабов духа прусского деспотизма. “Некоторые из немецких дворов, — писал он 12 марта 1791 г., — имеют здесь своих эмиссаров свободы, проповедующих равные права и уверяющих легкомысленное большинство, что их примеру последует весь мир. Пруссия в вопросе интриг занимает лидирующее положение. Во дворах она оплачивает разные партии, потому что каждая из них может пригодиться. Мастерство, с каким эти интриги проводятся, показывает, что учение Фредерика Великого принято сердцем его учениками. Фредерик всегда верил в распространение демократических доктрин за границей, оставаясь признанным мастером в искусстве противодействия их влиянию у себя дома. У правителей различных Немецких государств более, чем когда‑либо, была теперь потребность использовать этот талант, поскольку немецкий народ проявил тревожные симптомы революционной лихорадки. Доктрины немецких иллюминатов, так мощно способствовавшие революции во Франции, теперь дали себя почувствовать в стране, породившей их. В Германии готовится великая революция, и революция, вероятно, решающая в общей судьбе наций, чем та, что произошла во Франции…

Эта революция, целью которой могло бы стать спасение цивилизованного мира в результате свержения деспотичного режима Гогенцоллернов, была предотвращена революцией во Франции”[550].

Однако вернемся к Робеспьеру, еврейскому выходцу из Ельзаса, который был неподкупен, тогда как Дантон, негодяй без чести и морали, продавал себя любому. Что же так разгневало организаторов Французской революции в 1794 г., что им и сегодня не нравится Робеспьер. Дело в том, что в своей двухчасовой речи 26 июля 1794 г. Робеспьер опрометчиво заявил: “Я не доверяю всем этим иностранцам, чьи лица прикрыты маской патриотизма и которые стараются предстать большими республиканцами и активистами, чем мы сами. Они являются агентами иностранных государств. Я хорошо представляю, что наши враги имели в виду, говоря: “Наши эмиссары должны демонстрировать самый горячий патриотизм” и все для того, чтобы внедриться в наши собрания. Эти агенты должны быть уничтожены, несмотря на их предательское искусство и маски, которые они надевают”[551].

Вот как описывает сцену расправы с Робеспьером мировой за- кулисы доктор Неста Вебстер: “…в Зал заседаний прибыл Леонар Бурдон и его полицейские, при виде которых Робеспьера охватило отчаяние. Последовала сцена дикого беспорядка. Максимильян Робеспьер, сидящий за столом, где он начал писать приказ, предписывающий созвать Сессию Пик для его спасения, упал от внезапного выстрела в челюсть — то ли сам он выстрелил, то ли полицейский Мерда, который впоследствии хвастался этим, неизвестно; его брат Августин вылез из окна и, побежав по внешнему выступу, сорвался вниз к подножью Отель де Виль, где он лежал, искалеченный и истекающий кровью… Рано утром 10–го термидора часть человеческих тел была собрана и отнесена в Тюильри, где все еще заседала Конвенция: первым был Максимильян Робеспьер, которого несли на носилках с закрытыми глазами, с естественно страдальческим выражением лица, носящим мертвенно–бледный оттенок смерти. И те, кто нес носилки, были вынуждены нести его в Комитет общественного спасения и там положить свою ношу на стол, тот самый знаменитый зеленый стол, вокруг которого по ночам собирался комитет, чтобы составлять свои списки запрещений.

Именно здесь, на том самом месте, где он предопределил уничтожение бесчисленного числа людей, лежал сам Робеспьер, теперь жалкий предмет, голова которого опиралась на деревянный ящик, и кровь текла из раны в челюсти по гофрированной рубашке и бледносинему костюму. На протяжении семи часов агонии человек, перед которым прежде трепетала вся Франция, выносил насмешки и оскорбления солдат и полицейских, которые, как он верил, были преданы его делу. В какой‑то момент подошел один рабочий и, долго и пристально вглядываясь в изуродованное лицо тирана, пробормотал полным страха тоном: “Да, есть все же Бог!..” Так пали могущественные! Всесильный Робеспьер, сокрушенный и сломленный, мертвенно–бледный, обмотанный запачканными кровью бинтами, в порванном и бесцветном голубом костюме. Так, под проклятия людей, чьим подобострастным поборником он был, Максимильян Робеспьер принял смерть. Те люди в толпе вокруг эшафота, которые желали видеть, как он страдает, а их было много, были удовлетворены ужасной сценой, которая произошла на платформе гильотины, когда палач, грубо срывая бинты с головы Робеспьера, обнажил сломанную челюсть, которая упала, оставляя зияющую пропасть, вызвав у замученной жертвы рев агонии, “подобный реву умирающего тигра, который был слышен в самых дальних частях площади”… зверство палача восхитило зрителей, и когда в следующий момент была поднята голова, великое множество людей, заполнивших площадь Революции и достигавшее Тюильри и Елисейских полей, взорвалось настоящей бурей аплодисментов, которые то усиливались, то утихали, и снова усиливались, и мужчины, и женщины бросались в объятья друг друга, выкрикивая: “Наконец мы свободны! Тирана больше нет!”[552]

Почему так жестоко мировая закулиса, расправилась с Робеспьером? Потому что “французская” революция, как и все остальные, была организована и профинансирована Ротшильдами, для того чтобы уничтожить христиан, ограбить их и завладеть “всеми царствами”[553].

А как уничтожали христиан во время Французской революции? Об этом не говорит ни один учебник официальной истории. И только Неста Вебстер смогла об этом рассказать. Антирелигиозная кампания, начавшаяся в сентябре убийствами священников, в ноябре 1793 г. охватила всю Францию.

Вот как Вебстер описывает некоторые события того времени, ссылаясь на рассказы очевидцев: “В ночь с 6 на 7 ноября Эбер, Шометт и Моморо (лидеры революции) поехали к “Конституционному” епископу Парижа Гобелю и приказали, чтобы он публично отказался от католической веры. “Вы сделаете это, — сказали они ему, — или Вы — покойник”. Несчастный старик бросился им в ноги и просил пощадить его, но эберисты были непреклонны, и на следующий день Гобель, до смерти ими запуганный, предстал перед Конвенцией и заявлял, что “воля суверенного народа” теперь стала для него высшим законом, “и поскольку суверен так желает, то нет иного поклонения, чем свобода и святое равенство”. Соответственно он теперь отдает свой крест, кольцо и другие знаки отличия председателю и надевает красную кепку свободы. Некоторые из его священников последовали его примеру под восторженное одобрение Собрания[554].

Этот нелепый эпизод стал сигналом для осквернения церквей по всему Парижу и провинциям. В Нотр–Даме, с множеством его распятий и образов святых, 10 ноября состоялся Праздник Благоразумия. Храм был возведен при подходе на возвышенное место, откуда сиял “свет правды”, и под мелодии “Марсельезы” и народных куплетов “Богиню Благоразумия” в лице мадмуазель Мейяр, оперной певицы, одетой в синюю мантию и красную кепку свободы, торжественно возвели на престол с криками “Да здравствует Республика!”. В Святой кафедральной Церкви во время точно такой же службы Хоаким Сейрат, возглавлявший резню в сентябре в Канне, поднявшись на кафедру проповедника, выкрикнул: “Вот я на этой кафедре проповедника, с которой так долго проповедовалась ложь суверенному народу, я заставлю их поверить, что есть Бог, который видит все их действия. Если этот Бог существует, пусть он извергнет молнии, и может быть, один из ударов молнии поразит меня!” Затем, вызывающе подняв глаза к небесам, он добавил: “Он не гремит, так что Его существование — химера!”[555]

Ярким примером материализма был знаменитый маркиз де Сад, нравственный маньяк, которому мы обязаны нарицательным словом “Садизм”. Злодеяния, совершенные этим наиболее порочным из всех аристократов в отношении бедных женщин из народа, никоим образом не устранили его с достойного места в рядах “демократии”. Сад был последователем Марата и членом Секции Пик, к которой принадлежал и Робеспьер. Обращение этой секции, составленное самим де Садом, было представлено Конвенции, где было выдвинуто требование установить во всех церквях новый культ поклонения. Благоразумие и Достоинство “старой религии” следовало заменить на культ “слуги иудейского”. Эта петиция была названа “достойной внимания” со стороны Конвенции, которая отдала распоряжения направить ее в Комитет общественных указаний”[556].

Но ведущую роль в кампании против религии играл иллюминат — прусский барон Анахарсис Клоотс, прославившийся в период революционного движения своим планом “Всемирной республики” и своей ненавистью к христианству. Апологет “Интернационализма”, разработанного в доктринах иллюминатов, он выражал почти все, что глобалисты выдвигают на обсуждение сегодня, как самое последнее слово в современной мысли. Кратко, все народы земли должны сплотиться в один союз — как члены “единственной нации”, которая должна превратиться в “необозримую империю Всемирной Республики”.

В вопросе религии его насилие возрастало. Второй титул, который присвоил себе Анахарсис Клоотс, был такой: “личный враг Иисуса Христа”. Христианство возбуждало в нем почти эпилептическую ярость. “Религия, — писал он, — является социальной болезнью, от которой нет быстрого излечения. Религиозный человек — необузданное животное. Он походит на тех животных, которые существуют только для того, чтобы их стричь и жарить во благо торговцев и мясников. “Народ, — заявлял он, — является суверенным и всемирным владыкой. Франция — центр божественного народа, и только дураки могут верить в любого другого Бога, в Высшее существо”[557].

Лидер революции Максимильян Робеспьер осознал, что “французская” революция была “еврейским” захватом Франции и не имела ничего общего с процветанием, свободой, равенством и другими модными словечками. Значит ли это, что Робеспьер не был иллюминатом? Он, несомненно, был масоном: князь Кропоткин определенно заявляет, что он принадлежал к одной из лож иллюминатов, основанной Вейсгауптом. Но современники утверждают, что он не был посвящен во все таинства и действовал как орудие заговора, а не как его организатор.

Не случайно Робеспьер не произносил лицемерных тирад о “мирной революции”: он знал, что революция не может быть мирной, что по самой своей сути она предполагает натиск и ответное сопротивление — сопротивление, которое можно преодолеть, лишь полностью пренебрегая человеческой жизнью.

Так что террор стал не только воплощением идей иллюминизма, но и логическим следствием социалистических доктрин. Проявления вандализма, имевшие место летом 1793 г. (сожжение библиотек, уничтожение бесценных сокровищ искусства и литературы), будучи частью плана Вейсгаупта, полностью соответствовали социалистической теории “верховенства народа”.

В полном соответствии с выступлениями Вейсгаупта против “племени торгашей” происходило разорение промышленных городов Франции, уничтожение торговцев. Следующим шагом на пути разрушения цивилизации стала кампания против образования. Погромщики, сжигавшие библиотеки и гильотинировавшие Лавуазье на том основании, что “республике не нужны химики”, просто осуществляли на практике теорию Вейсгаупта о том, что науки — это продукт необходимости и потребностей, далеких от естественных, плод тщеславия и недомыслия. Ведь если считать, что в наименее образованной части общества сосредоточены все добродетели и вся мудрость мира, то, подчиняясь логике, остается только сжечь библиотеки и закрыть школы. Зачем развивать интеллект ребенка, если в почете только физический труд? Зачем его цивилизовывать, если цивилизация — это проклятие человечества? Нелепо говорить о достоинствах образования и тут же отстаивать “диктатуру пролетариата”, третируя всех образованных людей как буржуа.

На рассмотрение Конвента выдвигались величественные проекты создания “обычных школ”, “центральных школ” и т. д. Целые полчища профессоров должны были заняться обучением молодежи. Но все эти планы были сведены на нет. Как оказалось, к концу 1794 г. система общественного образования прекратила свое существование. Это вполне объяснимо: ведь эмиссары Комитета общественного спасения не сидели без дела, уничтожая книги, картины и преследуя всех культурных людей.

Эта кампания против так называемой буржуазии пользовалась полной поддержкой со стороны Робеспьера. Именно от него исходил призыв к оружию, который со временем стал боевым кличем революционеров. По свидетельству современника, проводилась “систематическая травля талантливых людей”, организаторами которой, как и всей системы террора, были иллюминаты, реализовывавшие ведущий принцип секты. Любимый девиз Вейсгаупта — “Цель оправдывает средства” — перефразированный якобинцами, звучал так: “Разрешено все, что идет на пользу революции”. Царство террора стало логическим следствием из этой посылки.

К концу 1793 г. стало очевидно, что нет никакой возможности трудоустройства выброшенных на улицу людей, поскольку погромы в промышленных городах Франции нанесли сокрушительный удар по ее экономике. Республика лицом к лицу столкнулась с сотнями тысяч безработных. Тогда Комитет общественного спасения, предвосхищая теорию Мальтуса, приступил к реализации своего страшного проекта, известного как система уничтожения населения.

В том, что подобный план действительно существовал, убеждают ошеломляющие свидетельства современников. Неста Вебстер пишет: “В своей книге “Французская революция” я цитировала показания не менее чем 22 свидетелей, причем все они были участниками революции. Впоследствии я обнаружила новые доказательства этого факта в письмах англичанина по имени Редхед Йорк, путешествовавшего по Франции в 1802 г. и общавшегося со сподвижником Робеспьера — художником Давидом. “Я спросил его, правда ли, что изучался проект сокращения населения Франции до одной трети от его нынешней численности. Он ответил, что это было предметом серьезного обсуждения и что автором проекта являлся Дюбуа–Крансе”. В другом месте Йорк замечает: “Мсье де ла Метери уверил меня, что во времена революционных трибуналов существовал замысел уменьшить население Франции до 14 млн человек. Наиболее ярым и заметным приверженцем этой гуманной и философской политики был Дюбуа–Крансе”[558].

Нетрудно заметить несоответствие в цифрах. Население Франции в тот период составляло 25 млн человек. Предложение уменьшить его до одной трети от общего числа дало бы цифру в восемь с лишним миллионов. Очевидно, существовали проекты депопуляции Франции на одну треть или до трети ее населения, что Йорк и упустил из виду. Но именно в этом вопросе мнения организаторов террора разошлись. Так, говорят, член революционного трибунала д’Антонелль был сторонником первого проекта и более умеренной политики, но сокращение населения до восьми миллионов, то есть до одной трети, стало тем вариантом, с которым в целом согласились лидеры.

Необходимость в таких крайних мерах диктовалась не только нехваткой хлеба, денег, имущества, но и тем, что после уничтожения аристократии и буржуазии в стране не доставало работы.

Таким образом, система террора стала ответом на проблему безработицы — безработицы, спровоцированной уничтожением элитных слоев населения.

Если массовые убийства, совершавшиеся по всей Франции, никогда не достигли тех огромных масштабов, в каких они задумывались, то случилось это не из‑за нехватки того, что тогда называли “энергией в искусстве революции”. Дни и ночи напролет члены Комитета общественного спасения заседали в Тюильри за покрытым зеленым сукном столом, разложив перед собой карту Франции, отмечая города и деревни и прикидывая, сколько людей должно быть в каждом департаменте. Дни и ночи напролет революционный трибунал перемалывал без суда и следствия нескончаемый поток жертв, в то время как рядом неутомимый Фукье составлял все новые и новые списки обреченных, а в провинциях над той же геркулесовой задачей бились проконсулы Каррье, Фрерон, Колло д’Эрбуа, Лебон.

В сравнении с результатами, которых они надеялись достичь, сокращение населения было мизерным; однако оно огромно на фоне данных, к которым мы приучены. Распространенные представления об эпохе террора, как об идущей на гильотину веренице людей в париках, начинают казаться бесконечно наивными, когда обращаешься к подлинным документам того времени. Так, в период террора в Париже погибло около 2800 человек, из которых порядка 500 принадлежали к аристократии, 1000 — к буржуазии и еще 1000 — к рабочему классу. Эти данные довольно точны, так как они подтверждаются документами революционного трибунала, опубликованными Кампардоном и Валлоном, а также современником событий Прюдомом[559]; их признает достоверными историк — робеспьерист Луи Блан[560].

Согласно данным Прюдома общее количество лиц, утопленных, гильотинированных или расстрелянных в годы революции во Франции, составляет около 300 тыс. человек. При этом на долю знати приходится сравнительно незначительное число жертв — порядка 3 тыс. человек[561].

Таков был период, на протяжении которого, как убеждал историк Карлейль, “двадцать пять миллионов французов страдали меньше, чем когда бы то ни было”.

Однако кровавые расправы были лишь одной из уродливых черт эпохи террора. От разрухи, нищеты и голода страдали все, кроме кучки тиранов, взявших в свои руки бразды правления. Такое положение дел сохранялось еще долго после того, как владычество Робеспьера закончилось. Популярный в литературе образ Франции, восстающей, как Феникс, из кровавого кошмара революции, столь же мифичен, как и сама птица Феникс, и мог возникнуть лишь в фантазии потомков. Для каждого человека, пережившего эпоху революции, она была не чем иным, как чудовищным крахом. Лишь прихоть истории создала миф.

Французская революция, направленная против религии и церкви, против королевской власти как божественного установления, против старых традиций, привела к отделению церкви от государства, ограничению конституцией самодержавной власти и космополитизму.

Если свободное масонство было главным виновником кровопролития во время “французской” революции, почему их ложи были закрыты в 1793 г. и почему так много масонов было казнено? Да! Масоны являются исполнителями этой отвратительной работы.

Но кто давал деньги? Кто добивался кровопролития, осужденного всей французской нацией? Кто “удовлетворял свою похоть убивать”?

Христос указывал на это!

Якобинцы и якобиты

Прореволюционные члены Национального учредительного собрания Франции создали группу, которая стала известной как Общество друзей Конституции. После того как собрание переехало в Париж, эта группа встретилась в зале, арендованном в женском Якобинском монастыре католических доминиканских монахов, и поклялась защищать революцию от аристократов. Вскоре она стала известна как Якобинский клуб. Начиная с того времени, революционеров стали называть якобинцами.

Такова официальная история якобинцев. Однако якобинцы имеют связь с более ранним тайным обществом, в данном случае с движением за возрождение королевского правления в Англии.

В 1688 г. непопулярный в Англии прокатолический король Джеймс II был свергнут с престола его голландским зятем, протестантом Вильямом Оранжевым. Джеймс, чье имя на латыни звучало Якобус (отсюда и якобиты), сбежал во Францию. Там его продолжали поддерживать масоны Шотландии и Уэльса, намеревавшиеся восстановить его на английском троне. Французские масоны обвинили их в превращении масонских ритуалов и званий в политическую поддержку восстановления короля.

Согласно некоторым версиям масонской истории, Джеймс расположился в замке Сен–Жермен благодаря своему другу французскому королю Луи XIV, где с помощью католических иезуитов он создал систему масонства, которая стала основой масонских традиций Ордена шотландского ритуала[562].

“Теория, которая соединяет королевский дом Стюартов с масонством… как политический механизм, который нужно включить для восстановления свергнутого семейства на троне… настолько ни с чем несовместима… что вряд ли можно поверить, что такую теорию когда‑либо воспринимали серьезно, далеко не всем она казалась убедительным доказательством факта”[563], — так отзывался о ее политической роли масонский автор Альберт Маккей в XIX в.

После ряда неудавшихся восстаний якобиты в Шотландии были, наконец, разбиты в сражении у Куллоден Мур возле Инвернесс в 1746 г. Их лидер, Чарльз Эдвард Стюарт, “прекрасный принц Чарли, молодой претендент”, бежал во Францию, взяв с собой якобитов, увлеченных масонскими идеалами. Год спустя в Аррасе, Франция, Чарльз учредил масонское суверенное исконное общество Розенкрейцеров, известное как “Якобиты Шотландии”.

“Изначальным предназначением этой организации была вербовка других масонов… Для создания ячеек в других городах им надо было надлежаще продумать их организацию, что они фактически и делали… Одной из ячеек среди них стало создание собрания в Париже в 1780 г., которое в 1801 г. примкнуло к ложе Великого Востока Франции”[564], — писал Маккей.

“Якобитский характер парижской ложи не является предметом дискуссии”[565], — писала Вебстер. Однако она возражала против того, что основатели Великого Востока Франции в Париже являются продолжением Великого Востока в Лондоне, с которой у них нет никакой связи, поскольку… они привезли масонство во Францию раньше, чем была создана Великая ложа Лондона. Они никоим образом не были поэтому связаны никакими правилами. Это изначально были те несовместимые положения, где между английским и континентальным масонством начался раскол.

Согласно Маккею, попытка объединить масонские традиции с требованиями Стюартов к английскому трону является первым опытом, когда политика сочетается с “умозрительной философией” масонства[566]. Такие попытки повторялись не один раз.

Французские масоны также активно участвовали в политических событиях того времени. Как отмечает Неста Вебстер: “Все революционеры Учредительного собрания были посвящены в третью степень “иллюминированного масонства, включая таких революционных лидеров, как герцог Орлеанский, Валанс, Лафайетт, Мирабо, Гарат, Рабо, Марат, Робеспьер, Дантон и Демулен”[567].

Ведущий революционер Оноре–Габриэль Рикетти, он же граф Мирабо, был действительно исполненный идеалов, сходных с взглядами Адама Вейсгаупта, основателя баварского иллюминированного масонства. Вступить в секту иллюминатов Мирабо соблазнила еврейка Генриэтта Герц, которая ввела его в дом Мендельсонов. (Известно, что Карл Ротшильд был женат на Аделаиде Герц.) В личной с Вейсгауптом переписке Мирабо призывал к ниспровержению всего порядка, всех законов и всей власти, “оставить народу анархию”. Он говорил, что массам нужно обещать “власть народа” и более низкие налоги, но никогда не давать реальную власть, так как “народ, обладающий законодательной властью, очень опасен, поскольку он принимает такие законы, которые потворствуют их страстям”. Он говорил, что духовенство должно быть уничтожено “высмеиванием религии”.

Мирабо заканчивал свою тираду, заявляя: “Какой смысл в выборе средств, если главным является достижение конечной цели?”[568] — та же самая философия — цель оправдывает средства — проповедуемая от Вейсгаупта до Ленина и Гитлера.

Многие мировые события, которые способствовали вспышкам революции, изначально имели финансовые проблемы. Франция израсходовала значительные суммы денег, поддерживая Американскую революцию. В феврале 1787 г. французскую знать пригласили в Ассамблею, где им было предложено увеличить налоги для богатых, чтобы уменьшить национальный долг. Само собой разумеется, богатая знать отвергла эту идею и вместо этого призвала к встрече в Генеральном совете парламента Франции, состоящем из трех сословий — знати, духовенства и народа. Генеральный совет не встречался почти двести лет.

Обсуждение этого вопроса с целью рассмотрения политических реформ продолжалось до 1788 г. с беспорядками во многих французских городах, включая Париж. В течение этого периода были избраны представители всех трех сословий.

Эти три сословия встретились в Версале 5 мая 1789 г. и тут же разделились по такому простому вопросу о том, как вести подсчет голосования. Народное голосование предпочитало большинство, главным образом, обычных избирателей, в то время как голосование сословиями устраивало знать и духовенство.

Третье сословие простолюдинов, заручившись поддержкой некоторых священников, добилось успеха, и король Луи XVI неохотно призвал Национальное Учредительное собрание разработать новую Французскую конституцию, в то же время тайно собирая войска для подавления собрания.

Молва о передвижении войск быстро распространилась, и в преддверии Великого Страха в июле 1789 г. толпа в Париже штурмовала главную тюрьму короля — Бастилию, где они освободили только семь заключенных — большинство из них выжили из ума — но захватили там так нужное им оружие и порох[569].

Вопреки широко распространенной версии, это нападение не было спонтанным действием возмущенных масс. “То, что бандитов с Юга преднамеренно заманили в Париж в 1789 г., их наняли и оплачивали революционные лидеры, является фактом, подтвержденным властями, примеры настолько многочисленны, что их невозможно все привести… Иными словами, привлечение контингента наемных бандитов окончательно опровергает теорию, что Революция была неудержимым восстанием народа”[570], — писала Вебстер.

Тем временем конные курьеры, отправленные тайными обществами, ездили из города в город, предупреждая напуганных крестьян, что заговорщики против народа скрываются в замках аристократов и их поместьях. Им говорили, что король приказал захватить их. Хаос и насилие очень скоро разрослись и были восприняты как революция.

“Мы видим, как впервые во Французской революции было искусственно создано недовольство, чтобы потом его использовать в своих интересах”[571], — писал автор Стил.

Такая практика начиналась масонами уже в 1772 г., когда Великая ложа Востока утвердилась во Франции, насчитывая 104 ложи. Это число выросло до 2 тыс. лож ко времени Революции. 447 членов лож состояли в Генеральном совете, общая численность которого была 605 членов. Согласно некоторым исследователям Великая ложа Востока была ядром проникновения иллюминированного масонства[572].

Это проникновение началось в начале XVIII в., когда остатки якобитов и тамплиеров боролись за контроль над французскими масонскими ложами. Доктор Неста Вебстер полагает, что “Шотландского обряда масонство” было просто ширмой для Ордена тамплиеров и что Великая ложа Востока Франции была “захвачена интриганами” (то есть, якобитами)[573].

Французское масонство вскоре раскололось на две части: Великую ложу Франции с традициями тамплиеров, заимствованными у иллюминизма и нелегальную Великую ложу Лакорне, которая в 1772 г. стала Великой ложей Востока с будущим герцогом Орлеанским во главе.

“Великий Восток тогда призвал Великую ложу Франции отменить декрет об изгнании и объединиться с ней. Это предложение было принято, революционная партия выработала программу, и герцог де Шартр (вскоре герцог Орлеанский) был объявлен Гроссмейстером всех советов, собраний и Шотландских лож Франции. В 1782 г. “Совет Императоров” и “Рыцари Востока” объединились, чтобы создать “Великое Генеральное собрание Франции”, которое в 1786 г. объединилось с Великим Востоком. Победа революционной партии была полной”[574], — отметила Вебстер.

Обеспокоенное растущими беспорядками, Национальное собрание в 1789 г. срочно подготовило Декларацию прав человека и гражданина, провозглашая свободу, равенство, неприкосновенность собственности и право сопротивляться притеснениям — основные постулаты масонства.

Когда король отказался одобрить декларацию, парижская толпа пошла на Версаль и забрала его в Париж, где собрание продолжало вырабатывать новые законы и политику. Один из них предусматривал национализацию собственности Римско–католической церкви для погашения национального долга. Это вбило клин между простыми людьми и их сторонниками в духовенстве, усиливая враждебность с обеих сторон. Собрание тогда попыталось создавать конституционную монархию, подобную Англии, но напуганный Луи попытался бежать из страны в июне 1791 г. Его схватили в Варенне и возвратили в Париж под охраной.

Тем временем, ободренные ситуацией во Франции, масонские революционные клубы стали возникать в других странах, включая Англию, Ирландию, Немецкие государства, Австрию, Бельгию, Италию и Швейцарию. Напряженные отношения между соседними странами и Францией усилились в 1792 г., когда Франция объявила войну Австрии и Пруссии.

Столкнувшись с войной и революцией, Франция превратилась в господство террора, в течение которого временный король Луи XVI, Мария Антуанетта и тысячи людей, в основном аристократов, были казнены.

Действуя подобно Гитлеру 150 годами позже, якобинцы закрыли все масонские ложи в 1793 г., боясь, что масонская организующая сила может быть направлена против них.

“За Конвенцией, за клубами, за Революционным трибуналом существовала… эта наиболее тайная конвенция, которая руководила всем… оккультная и ужасная власть которой состояла в том, что Конвенция занимает подчиненное положение к тайной конвенции, основанной Орденом иллюминати”[575], — отмечает Вебстер.

Автор Ральф Эпперсон после исчерпывающего изучения предмета выразил свое согласие с мнением Несты Вебстер. Он писал: “Невидимой рукой, направляющей Французскую революцию, была организация “Иллюминати”, просуществовавшая к тому времени всего 13 лет, но тем не менее достаточно могущественная для того, чтобы вызвать революцию в одной из великих стран мира”[576].

Войны, бунты и перевороты продолжались во Франции до тех пор, пока молодой генерал Наполеон Бонапарт наконец не установил полный контроль в стране в 1799 г. Хотя он продолжил свой собственный террор в Европе на протяжении многих лет, Наполеон объявил конец революции. Франция представляла собой бойню. Сотни тысяч умерли от голода, войн, насилия и гильотины. Власть монархии и главенство церкви были в значительной степени уничтожены.

“Так в “великом крушении цивилизации”, как описывал это современник, планы каббалистов, гностиков и тайных обществ, которые за почти восемнадцать веков истощили основы христианства, нашли свое воплощение”[577], — отметила Вебстер. Опыт по организации массовых восстаний типа Французской революции, возможно, мог бы быть приобретен на новых американских землях. Американская революция была не единственным творением тайных обществ, как и во Франции, однако, возникает определенное тайное осознание невидимых связей всех тайных обществ, основанных на религиозных и философских различиях. А теперь давайте мысленно перенесемся в 1118 г., знаменитый тем, что в этот год в Ерусалиме девять рыцарей во главе с Хуго де Паэном основали единый монашеский и рыцарский орден. Назвали его Орденом тамплиеров или храмовиков (от французского слова “temple” — храм), или воинством храма, о котором мы будем более подробно вести речь ниже. Здесь же нас интересует период, связанный с концом ордена в эпоху французского короля Филиппа Красивого. Объявление о роспуске Ордена тамплиеров мог сделать только Папа. Им в то время был Климент V, зависимый очень сильно от короля Франции.

Но почему Филипп Красивый объявил войну Ордену?

Очевидно, самый легкий ответ заключается в том, что король стремился завладеть огромными богатствами тамплиеров, у которых он сам дважды одалживал крупные суммы денег. Однако такой ответ не выдерживает критики хотя бы потому, что, невзирая на всю таинственность организации арестов, тамплиеры знали о них и, безусловно, спрятали свои сокровища.

По всей вероятности, Филипп Красивый и его советники, объявляя войну Ордену храмовиков, стремились уничтожить грозную силу, настоящее государство в государстве, которое, благодаря своим международным связям, полностью выходило из‑под контроля королевской власти. Орден вынашивал планы европейского масштаба с целью если не уничтожить вообще институт монархии, то, по крайней мере, мало–помалу лишить королевской власти.

Есть все основания полагать, что Орден тамплиеров имел двойную иерархию: кроме видимого Великого Магистра, несомненно, существовали другие представители высшей власти и тайный Великий Магистр.

На костер в марте 1314 г. взошли Жак де Моле и тридцать семь рыцарей храма…

Уже написаны целые тома о том, продолжил ли Орден тамплиеров свое тайное существование после смерти Жака де Моле и его роспуске и сохранилась ли его оккультная часть, что логически подтвердило бы существование тайных Великих Магистров ордена. Тайный замысел тамплиеров создать идеальное государство на мировом уровне существует и реализуется сегодня. Это наводит на мысль о тайной связи тамплиеров с Приоратом Сиона и братством розенкрейцеров, а также высшими масонскими кругами Франции во второй половине XVIII в.

В таком случае возникает гипотеза, что Французскую революцию сознательно организовали, чтобы отомстить за Орден храмовиков и Жака де Моле, уничтожив власть папства и короля и заточив перед казнью последнего из Капетингов (последнего потомка Филиппа Красивого, уничтожившего тамплиеров) в башню замка Тампль.

Однако многие исследователи забывают о том, что Филипп Красивый также изгнал и евреев из Франции. “Около середины 1306 г. казна оказалась почти пустой; тогда король решил поступить так, как он в следующем году поступил с храмовиками; он изгнал евреев и насильно захватил их имущество как недвижимое, так и движимое”[578].

При изучении тайных причин революции напрашивается вывод, что подожгли фитиль революционных событий во Франции 1789 г. тайные масонские общества. К этому времени масонство прочно внедрилось во все слои общества. В 1787 г. эта тайная организация насчитывала от сорока до пятидесяти тысяч членов. Однако следует предположить и влияние более мощных сил, чем франкмасонство, высших или параллельных, и прежде всего это касается сверхтайной деятельности орденов, управляемых иудеями.

Похоже, идея отомстить потомкам Филиппа Красивого за казнь Жака де Моле и изгнание им же евреев из Франции владела умами некоторых самых радикальных вождей революции. Возможно, не случайно местом заключения последнего из Капетингов и его семьи стал замок Тампль, который был парижским центром уничтожения Ордена тамплиеров и принадлежал этому Ордену. Скорее это напоминало безжалостную месть.

Если проанализировать видимую и тайную историю Французской революции, мы обнаружим четко выраженное возрастающее влияние баварских иллюминатов, которое непомерно возросло после Вильгельмсбадского конгресса. Вот что пишет об этом Неста Вебстер: “1781-1782 гг. были переломными и для еврейского вопроса, затронутого на Вильгельмсбадском конгрессе. В этот период Европа пережила всплеск просемитских настроений, спровоцированный книгой Дома “Об улучшении положения евреев”, написанной под влиянием Моисея Мендельсона и завершенной в августе 1781 г.[579]. “Случилось так, — писал аббат Леманн, — что за восемь лет до Французской революции в Пруссии была издана программа поддержки иудаизма… Эта книга значительно повлияла на революционное движение; это — призыв к борьбе за интересы евреев, сигнал к выступлению”[580].

Для любителей игры в масонство, особенно из числа царственных фамилий, очень поучительна и назидательна судьба принца–масона, прозванного Филипп–Равенство. “В декабре 1792 г. герцог Орлеанский сложил с себя звание великого мастера. Отставка его была принята 13 мая 1793 г. Герцог изложил письменно причины своего ухода: “Я поступил в масонство, которое явилось для меня залогом равенства в такое время, когда еще никто не мог предвидеть нашей революции; точно также поступил я в парламент, который я считал олицетворением свободы. Но с тех пор пришлось мне оставить эти мечты и обратиться к действительности… Не зная, из кого состоит “Великий Восток”, я считаю, что республика, особенно при самом своем возникновении, не должна терпеть ничего скрытого, никаких тайных обществ. Я не хочу иметь более ничего общего ни с неизвестным мне “Великим Востоком”, ни с собраниями масонов”[581].

В этом заявлении предавшего монархию принца вскрывается вся подоплека франкмасонства: даже великий мастер “Великого Востока”, более 20 лет пробывший в этом звании, не знал, из кого, собственно, состоит председательствуемое им тайное общество. Герцог Орлеанский прозрел слишком поздно. Вскоре после разрыва с масонством тайная власть его обвинила, и ему отрубили голову.

Глубже проникал в сущность масонства зачинатель революции Мирабо. Причины его большей осведомленности были его близости к господам всех революций — евреям.

“Мирабо сблизился с иллюминатами в Берлине в еврейском салоне Мендельсона, — говорит Грец в своей “истории евреев”, — и дал решительный обет стать по своем возвращении во Францию ходатаем эмансипации евреев; действительно, он открыл свою революционную деятельность книгою: “Политическая реформа евреев”. Вообще Мирабо пользовался всяким случаем, чтобы заступиться за евреев. Он был положительно влюблен в них”[582].

Впрочем историк Карлейл этой влюбленности Мирабо в евреев дает следующее объяснение: “Весьма важным обстоятельством в жизни Мирабо был факт, что он с ранних лет сильно задолжал евреям…”

Среди “великих” революционеров таким влюбленным в евреев был далеко не один Мирабо, и потому революция даровала евреям полное равноправие, не коснулась ни одного еврейского владения и не задела интересов еврейской веры. Когда же были пущены в продажу конфискованные замки дворян, то еврейство скупило задешево множество владений. Злоба и ненависть злодеев революции была направлена тайной силой исключительно против христианства и христианского духовенства, которое во множестве было истреблено вместе с “аристократами” из христиан.

Еврейский историк Гретц признает огромное значение работы Дома, “изобразившего христиан как жестоких варваров, а евреев — как славных мучеников. Все мыслящие люди, — добавляет он, — с тех пор начали интересоваться еврейским вопросом”[583].

Далеким отзвуком этих событий стали изданные в 1791 г. по настоянию Мирабо и аббата Грегуара эдикты Национального собрания о предоставлении гражданских прав евреям. Ну а непосредственным их результатом было решение, принятое на масонском Вильгельмсбадском конгрессе (его посетил и Лессинг с группой евреев)[584], согласно которому евреи стали допускаться в ложи[585]. Тогда же было решено переместить штаб–квартиру масонов–иллюминатов во Франкфурт, являвшийся цитаделью евреев–финансистов, среди которых выделялись такие ведущие репрезентанты своей нации, как Ротшильд, Вертгеймер, Шустер, Шпейер, Штерн и другие[586]. Здесь, во Франкфурте, в главной ложе, и был разработан грандиозный план всемирной революции; а когда на большом масонском конгрессе в 1786 г. два французских масона вынесли смертные приговоры Людовику XVI и Густаву III, королю Швеции, именно здесь они были санкционированы[587].

Учитывая все эти факты, версия о мести евреев французам за изгнание их из Франции Филиппом Красивым в 1306 г. выглядит очень правдиво. Здесь вступает в игру Ротшильд и его несметные богатства.

Среди лож “Великого Востока” одна, называвшаяся ложею “Соединенных Друзей”, была специально предназначена для ведения иностранной корреспонденции. В этой ложе особенно выделялся знаменитый революционер Савалет де Ланж. Этот масон заведовал “королевской казной”. Будучи облечен наибольшим доверием монарха, какое только может заслуживать самый верный подданный, он в тоже время принимал участие во всех тайных обществах, во всех ложах, во всех заговорах.

В истории Французской революции произошло событие, которого не только позднейшие историки, но даже Наполеон — почти очевидец — не могли себе объяснить. Что побудило короля Луи XVI отдать приказание своей верной, швейцарской гвардии положить оружие и прекратить сражение с напавшей на его дворец и почти уже разбитой толпой уличных мятежников?

Новейшие исследования выяснили, что король такого приказа не посылал, а наоборот, со шпагою в руке сам готов былъ принять участие в борьбе. От имени короля ужасный приказ верным защитникам трона передал не кто иной, как “хранитель королевской казны”, масон Савалет де Ланж… Только позднее, когда большинство гвардии подчинилось мнимому королевскому приказу, и лишь небольшие отряды швейцарцев все еще продолжали уже бесполезное сопротивление, король действительно прислал героям приказ сложить оружие.

Наполеон утверждал впоследствии, что несколько хороших залпов королевской гвардии легко могли разогнать “всю эту бунтующую сволочь”.

Не будь предательства королевского казначея–масона, вся революция могла бы получить совсем иное направление. Впрочем, не только казначей короля, но и его министр финансов, масон Неккер, был таким же предателем своего монарха.

Король Луи XVI был казнен 21 января 1793 г., но смертный приговор ему был вынесен еще в 1782 г. на конгрессе иллюминатов во Франкфурте на Майне под председательством Вейсгаупта. На этом же конгрессе был приговорен к смерти и шведский король Густав III, убитый семь лет спустя.

Учитывая то обстоятельство, что короля предали и его казначей, и министр финансов, нетрудно предположить о существовании еще одной загадки Французской революции, которая касается исчезновения королевской казны и драгоценностей. В ноябре 1789 г. Людовик XVI, обеспокоенный тем, что события разворачиваются не в пользу монархии, решает спрятать в надежном месте самые крупные королевские сокровища. Как разворачивались события с королевскими сокровищами, подробно описывает французский исследователь Серж Ютен. Он пишет, что король “…поручает капитану брига “Телемах” Кемену взять на борт ценный груз; кроме двух с половиной миллионов золотых монет там были все золотые и серебряные изделия нормандских аббатств Сен–Жорж и Жюмьенж, а также многочисленные произведения искусства, реликвии, бесценные украшения. Капитан получает тайные инструкции в запечатанном конверте с королевским гербом. Конверт его обязали открыть только в открытом море. 1 января 1790 г. корабль выходит из Руана, спускается по Сене, и 3 января, проходя мимо города Кильбех, “Телемах” тонет в течение нескольких минут. Настоящей причины кораблекрушения так никто и не узнал. Из Шербурга прибывает команда специалистов, которые, действуя согласно инструкциям короля, пытаются поднять корабль. Тщетно.

Вот одна из вероятных гипотез. Кораблекрушение было заранее поставленным спектаклем, отвлекающим внимание. Большая часть перевозимых кофров была уже пустой, а их содержимое переправлено в надежное место. Быть может, это место находится в Париже, в квартале Тампль. А почему бы и нет?”[588].

Ни одна из попыток найти сокровища и в прошлом веке, и в наши дни, не принесла успеха: не было найдено ни одного слитка, ни одной золотой монеты, ни одного украшения. В конце марта 1940 г. команда водолазов, оснащенная самой современной техникой, подняла корабль. Бриг тщательно обследовали, но ничего не нашли. Затонувший “Телемах” был пуст. Таким образом, налицо доказательства того, что кораблекрушение, в котором никто не погиб, было подстроено.

История с сокровищами так и осталась тайной по сей день.

Однако история сокровищ на этом не заканчивается. После октября 1789 г. часть королевских сокровищ перевезли в Париж в большой королевский мебельный склад. Они также исчезли, правда, на этот раз король был ни при чем. В 1792 г. их с удивительной легкостью украли. По всей видимости, вору или ворам никто не помешал.

Можно задаться вопросом: не было ли тайной сделки на уровне масонских лож между Дантоном и герцогом Браунсшвейским, который командовал войсками союзников и был Гроссмейстером высшей масонской ложи, которая считала себя наследницей Ордена храма? Вернувшись после битвы при Вальми, благородный герцог Браунсшвейский выплатит все свои огромные долги. Откуда такое неожиданное богатство? Трудно не увидеть между этим внезапным обогащением и пародией на сражение при Вальми причины и следствия.

Учитывая, что еврейские банкиры в каждой своей операции, то ли это простая спекуляция, то ли война или революция, должны иметь прибыль, вопрос о сокровищах короля Франции имеет очень простое объяснение: они пополнили сундуки еврейских банкиров, финансировавших “Великую” Французскую революцию.

И, безусловно, сто раз прав знаменитый русский консервативный политический деятель Николай Евгеньевич Марков, когда еще в 1928 г. писал: “Французская революция 1789 г. евреями и их прислужниками правильно называется великой: она действительно необычайно укрепила и возвеличила силу всемирного иудаизма. Со времени этой революции и последовавших за ней в Европе других революций, не столь “великих”, но все же весьма полезных для торжества мессианизма, еврейство пошло быстрыми шагами по пути захвата богатств, силы и могущества, и подчинения своему деспотическому влиянию ослабевших в революциях христианских народов.

“Почти во всех странах Европы, — писал Фихте, один из величайших ученых начала XIX в., — распространено могущественное, враждебно настроенное государство, ведущее постоянную войну со всеми остальными и в некоторых местах особенно тяжело гнетущее граждан — это еврейство”.

Французский народ за эту “великую” революцию, кроме всего прочего, заплатил физическим вырождением. Так после революции и вызванных ею революционных и наполеоновских войн — средний рост новобранцев в армию (иначе, рост французского народа) понизился против королевских времен на 3 сантиметра). Также и прирост французского населения с того времени стал неудержимо падать, так что Франция, бывшая при королях самым многолюдным государством Европы (не считая России), теперь стоит в этом отношении на четвертом месте и совсем близка к вымиранию французской расы.

Руководимое тайным иудейским синедрионом, масонство нанесло французскому народу страшный, почти непоправимый удар и залило Францию морями крови”[589].

Революция в Российской империи

Существует огромное количество документов, указывающих, что Русская революция — действительное порождение коммунизма — возникла в результате заговоров западных банкиров, начатых еще до Первой мировой войны.

“Один из величайших мифов современной истории заключается в утверждении, что большевицкая революция в России была народным восстанием попранных масс против ненавистного правящего класса царей”[590], — писал автор Гриффин. Он также утверждает, что планирование и финансирование революции осуществлялось финансистами Германии, Англии и Соединенных Штатов.

В январе 1917 г. Лев Троцкий жил в Нью–Йорке, работая репортером коммунистической газеты “Новый Мир”. После ранее неудавшейся попытки революции в России Троцкий сбежал и остановился во Франции, откуда его выслали за революционные выступления. “Вскоре он обнаружил, что есть богатые уоллстритовские банкиры, готовые финансировать революцию в России”[591], — писал журналист Стил.

Одним из этих банкиров был Якоб Шифф, чье семейство жило с Ротшильдами во Франкфурте. Другим был Элиу Рут, поверенный Поля Варбурга банка “Кун, Лоеб и Компания”. Согласно нью- йоркскому журналу “Америкен”, “внук Якоба Шиффа, Джон Шифф подсчитал, что старик потратил приблизительно 20 млн долларов для окончательного триумфа большевизма в России”[592]. Согласно протоколу конгресса США от 2 сентября 1919 г., Элиу Рут, член СМО, пожертвовал еще 20 млн долларов[593].

Банкиры Якоб Шифф и Элиу Рут были не одиноки. Арсен де Гулевич, находившийся в России с первых дней существования большевиков, позднее писал: “В личных беседах мне говорили, что на финансирование Российской революции более 21 млн долларов израсходовал лорд Милнер”[594]. Вспомните, что именно Альфред Милнер был ведущей силой Круглых столов Родса, этого великого предка современных секретных обществ.

“В 1915 г. для финансирования Российской революции была создана американская Международная корпорация, — писал Ик. — Ее директора представляли интересы Рокфеллера, Ротшильдов, Дюпона, Куна, Лоеба, Гарримана и Федерального резерва. Туда входили также Франк Вандерлип (один из представителей группы, находившейся на острове Джекилл, создававшей Федеральную резервную систему), и Джордж Герберт Уокер, дедушка президента Джорджа Буша”[595].

Гарри Аллен отмечал: “В большевистской революции есть некоторые из всемирных самых богатых и наиболее влиятельных людей, финансирующих движение, которое требует, чтобы само его существование было основано на концепции демонстрации богатства людей, подобных Ротшильдам, Рокфеллерам, Шиффам, Варбургам, Морганам, Гарриманам и Милнерам. Но, очевидно, эти люди совсем не боятся международного коммунизма. Можно только логически предположить, что если они финансировали революцию и не бояться ее, то, должно быть, потому что они руководят ею. Можно ли найти какое‑нибудь иное объяснение, имеющее другой смысл?”[596]

Эта заговорщическая точка зрения подтверждена ни кем иным, как Уинстоном Черчиллем, написавшем в 1920 г.: “С дней Спартака–Вейсгаупта, лидера таинственного Ордена иллюминати, до Карла Маркса, до социалистов Льва Троцкого, Бэла Куна, Розы Люксембург и Эммы Голдман, этот всемирный заговор с целью ниспровержения цивилизации… неуклонно возрастал.

Он играл весьма ощутимую роль в трагедии Французской революции. Он был главной движущей силой любого подрывного движения в XIX в., и теперь, наконец, эта полоса экстраординарных личностей невидимого мира крупных городов Европы и Америки завладела российским народом до корней их волос и стала фактически бесспорным властелином этой огромной империи”[597].

Если можно здесь определить какой‑нибудь фактор мотивации всего этого ужаса и трагедии XX в., то это, конечно, антикоммунизм. Враждебность между так называемыми западными и восточно–коммунистическими демократическими государствами создала бесконечное брожение с 1918 г. почти до конца ХХ ст.

Прибытие привилегированной элиты из России в 1918 г. и из Китая в 1949 г. вызвало ударную волну в столицах Европы и Америки и привело к обратной реакции, которая длилась на протяжении десятилетий. Призыв “Рабочие мира, объединяйтесь!” вызвал опасения у непосвященных капиталистов западной промышленности, банковского дела и торговли. Это опасение выражалось через их политических представителей, служащих и вошло фактически в каждый дом.

Исследователи таинственных заговоров многие годы были озадачены, почему капиталисты такого высокого уровня, как Морганы, Варбурги, Шиффы и Рокфеллеры могли потворствовать и поддерживать идеологию, которая открыто угрожала их положению и богатству.

Чтобы понять эту кажущуюся дихотомию, достаточно понять, как действуют члены тайного общества, нужно изучить философа, повлиявшего на этих людей через Родса и Раскина, Георга Виля и Фридриха Гегеля.

Углубившись в основы века благоразумия, можно заметить, что интеллект восстает против власти церкви. Немецкие философы

Фридрих Гегель, Йоган Готлиб Фихте и Иммануэль Кант вдохновили будущие поколения идеей, что современный человек не должен быть скован религиозными догмами и традициями. Эти иконоборцы отличались между собой только в том, как Кант полагал, что вещи, которые не могут быть проверены в материальном мире, не могут быть известны человеку. В то время как метафизики Фихте и Гегель полагали, что сознание человека — “божья свеча”, что интуиция и любовь создают единство человека с Божественным, ведущее к пониманию и равенству.

Утверждение Гегеля относительно рациональной интерпретации человеческой сущности привело к созданию гегельянской системы, стало попыткой примирить противоположности, постичь всю Вселенную как систематическое целое. Это было ошеломляющее усилие, и оно еще не было полностью завершено. Сторонники и противники Гегеля продолжат философствовать и в наступившем новом тысячелетии. Легко понять, почему такое абстрактное мышление по–разному интерпретировалось последователями Гегеля, включая Карла Маркса и Гитлера.

Товарищ Гегеля, идеалист и человек, наиболее сильно повлиявший на его деятельность, Фихте, был членом секретных обществ. “Интересно, что Фихте, разработавший эти идеи раньше Гегеля, был масоном, почти наверняка иллюминатом, и конечно поддерживался Орденом иллюминати”[598], — писал скурпулезный исследователь тайных обществ Саттон. Предполагалось даже, что сам Гегель, возможно, был членом немецкой революционной ложи Ордена иллюминати, находящегося вне закона с 1784 г., хотя никаких конкретных документов найдено не было. Он, наверняка, поддерживал масонскую теологию рационализма.

Маркс направил теоретическую философию Гегеля в материальный мир и разработал исключительное орудие управления людьми и событиями. Это стало известным как диалектика Гегеля, процесс, в котором противоположности — тезис и антитеза — примиряются в компромиссе или синтезе.

Заявление, уместнее здесь — мысль, что западные капиталисты создали коммунизм (тезис), с одной стороны, как конкретного врага демократии (антитезис), с другой стороны. Такой конфликт создал огромные рынки финансов и вооружения и, в конечном счете, приведет к синтезу конфликтующих сил. Часто, в течение прошедших пятидесяти лет, говорилось, что взгляды США совпадают со взглядами, доминирующими в России.

Члены секретных обществ, ведущие начало от Круглых столов Родса, хорошо усвоили диалектику Гегеля. Их предшественники успешно использовали ее на протяжении столетий, не упоминая имени Гегеля. Эти ранние Макиавелли обнаружили, что осталось сделать маленький шаг к реализации, что не стоит ждать кризисов и неразберихи. Общественное волнение можно создать и управлять им в своих личных интересах. Таким образом, возникают циклы финансовых бумов и роста, кризисов и революций, войн и угроз войны, и все это поддерживает равновесие сил.

Общественные активисты и бюрократы хорошо усвоили эту хитрость — “оба конца против середины”, когда на практике, когда интуитивно, когда изучением теории. Требуйте больше, чем вам действительно надо (тезис) от вашей оппозиции (антитеза), и после достижения компромисса вы обычно завершите тем, что вы считали главным (синтез).

“Этот революционный метод, который заключается в систематической работе тезиса против антитезы и создающий синтез, является ключом к пониманию мировой истории”[599], — заявляет автор, изучающий заговоры, Текс Маррс.

Возвращаясь к Троцкому, мы находим, что он покинул Соединенные Штаты на судне 27 марта 1917 г., несколько дней ранее, чем Америка вступила в войну, вместе с почти тремя сотнями революционеров и средствами, которые обеспечила ему Уолл–стрит. За Троцким, настоящее имя которого Лев Давыдович Бронштейн, следили английские агенты, подозревавшие его в сотрудничестве с немецкой разведкой, начиная с его пребывания в довоенной Вене. Покидая Нью–Йорк, Троцкий заявил: “Я возвращаюсь в Россию, чтобы свергнуть временное правительство и прекратить войну с Германией”[600].

Когда судно с Троцким и его окружением остановилось в Галифаксе (Нова Скотия), они и их денежные средства были задержаны канадскими властями, обоснованно боявшимися, что революция в России может освободить часть немецких войск, которые тогда смогут воевать с союзническими войсками на Западном фронте.

Но это обоснованное беспокойство было преодолено, когда старый друг президента Вильсона полковник Хаус сказал руководителю секретной британской службы сэру Уильяму Вайсмену, что Вильсон хочет, чтобы Троцкого отпустили. 21 апреля 1917 г., менее чем через месяц после того, как Соединенные Штаты вступили в войну, британское Адмиралтейство распорядилось выпустить Троцкого, который, имея на руках американский паспорт, выданный Вильсоном, продолжил свою поездку в Россию.

После неудавшейся революции 1905 г. тысячи российских активистов были высланы, включая Троцкого. Тогда же Ленин, революционный интеллектуал, приспособил теории Гегеля, Фихте, Раскина и Маркса к политической и экономической ситуации в России. После многолетних попыток реформ и после бунтов в Санкт–Петербурге царь был вынужден отречься от престола 15 марта 1917 г. Многие тогда полагали, что это было спровоцировано британскими агентами секретных служб.

В то время когда Троцкий ехал в Россию с американским паспортом и финансами Уолл–стрит, Ленин также покинул ссылку при помощи немцев и в сопровождении примерно 150 подготовленных революционеров. “Его посадили в пресловутый “запечатанный поезд” в Швейцарии, снабдив, по крайней мере, 5 млн долларов”[601], — писал Стил. Поезд беспрепятственно проследовал через Германию, благодаря Максу Варбургу и высшему немецкому командованию. Ленина, подобно Троцкому, в правительстве Александра Керенского, созданном после сложения полномочий царем, также называли немецким агентом. В ноябре 1917 г. Ленин и Троцкий при поддержке западных средств совершили успешное восстание и захватили власть в России.

Но коммунистическая власть в России не была безопасной. Внутренняя борьба между “красными” и “белыми” продолжалась до 1922 г. и унесла приблизительно двадцать восемь миллионов жизней русских людей, во много раз превысив военные потери. Ленин умер в 1924 г. Троцкий сбежал из России, когда к власти пришел Сталин, и в 1940 г. был убит в Мексике сталинским агентом.

Автор Ик обнаружил “многомерный” аспект в финансировании большевиков. Русские революционеры типа Ленина и Троцкого использовались немцами для того, чтобы вывести Россию из войны, пользу от которой должна была получить Германия. Но на высшем уровне был создан призрак по имени “коммунизм” для поддержания страха и противопоставления коммунизма и капитализма, а в дальнейшем и против фашизма.

Ленин, безусловно, осознавал, что им манипулируют более мощные силы. “Государство не функционирует так, как мы бы хотели, — писал он. — Человек на колесах, и ему кажется, что он ими управляет, но автомобиль не движется в желаемом направлении. Он движется так, как того хотят иные силы”.

Этой иной “силой” были члены тайных обществ, стоявшие за кулисами рождения коммунизма — “финансово–монополистические капиталисты”, как назвал их Ленин. Но главный вопрос остается: вернули ли свои капиталы еврейские банкиры, финансировавшие революцию в Российской империи?

Международная банда иудеомасонских преступников и террористов, финансируемая еврейским банковским капиталом, захватив Российскую империю, бросила в массы лозунг “Грабь награбленное!”. Однако иудеобольшевики грабить допускали только своих людей. Грабить — было привилегией властной номенклатуры. Ведь никто из иудеобольшевиков не знал, сколько они продержатся, и поэтому на первых порах хватали все, чем можно было поживиться. Сразу же после захвата власти были разграблены дворцы, захвачены драгоценности и деньги банков, торговых предприятий, различных касс и магазинов. Уже в декабре 1917 г. большевики объявили об экспроприации всех банков, захватив, таким образом, все финансы и золото России.

Вот что пишет о действиях иудеобольшевиков после революции ученый, аналитик и писатель Юрий Козенков: “Ленин предписал Всероссийскому чрезвычайному комиссариату (ВЧК) немедленно взять на учет всех лиц, у которых могут быть какие‑либо фамильные ценности и сбережения. К этой категории относились все граждане, которых большевики приравняли к богачам, то есть тех, у кого доход был 500 руб. в месяц и выше, а также владельцы недвижимости, акций, векселей, денежных сумм свыше 1000 руб. Они обязаны были в 24 часа представить в домовые комитеты заявления с указанием доходов, адреса и места службы. Лица, виновные в невыполнении настоящего требования, наказывались штрафом в 10 тыс. рублей или тюрьмой. Сумма сбережений в тысячу рублей практически имелась у всех, имевших хоть самое маленькое дело, даже у мелких лавочников, кустарей, владельцев огородов и прочих, не говоря уже об интеллигенции, инженерах, учителях, профессуре, врачах… Позже границу категории богатых Ленин опустит до 100 руб. в месяц. Для подавления любого протеста против этой воровской акции спешно создавались латышские, немецкие, австрийские, венгерские и прочие интернациональные полки, которые спешно укреплялись иудейскими комиссарами”[602]. Так начиналось завоевание России и ее оккупация на долгие десятилетия.

10 апреля 1918 г. международный сионистский авантюрист и агент немецкого генерального штаба, наставник и духовный отец Ленина — Парвус (Гельфанд), сидя в мягком кресле пустующего здания российского посольства на Унтер–ден–Линден в Берлине, восхищался огромной работой, которую проделали народный банк и наркомат финансов иудеобольшевиков. Целый ворох ведомостей и инвентарных описей, счетов, закладных, сертификатов и многого другого, все сведенное в итоговую таблицу награбленного большевиками в России за это время. “Одних только золотых монет царской чеканки прошлого века захвачено более 26 млн штук на общую сумму 265 млн золотых рублей. Кроме этого, миллионы золотых французских франков, швейцарских франков, золотых гиней, ассигнаций фунтов, франков, марок, долларов. Серебряные монеты и слитки серебра, золота, драгоценные камни. Всего по курсу 1913 г. эти богатства стоили 2,5 млрд золотых рублей. До ценностей музеев еще не дошли. Так золотой поток награбленных в России богатств устремился в Германию”[603].

Второй золотой поток лился в Швейцарию, в ее уже тогда знаменитые банки. Эти банки не только охотно принимали не отмытое от русской крови золото, но и наводили на своих клиентов ВЧК России. Не зря Дзержинский ездил в Швейцарию, а Парвус через сионистские каналы связывал воедино золотые потоки, которые текли из России, на счета большевистских вождей в Швейцарии. Первыми на этом попались Урицкий и Володарский, затем Зиновьев. Свои люди в Москве все замнут.

“Конечно, одной из важных задач вождей большевиков была и благодарность еврейским банкирам США за их помощь в финансировании революции в России, — пишет Козенков. — В Америку, с которой пока нет дипломатических отношений, командируется с неограниченными финансовыми полномочиями некий Людвиг Карл Мартенс, соратник Ленина, вернувшийся с ним в Россию в апреле 1917 г. в пломбированном вагоне из Германии и который позже подозревался в шпионаже. В 1919 г. его чуть не расстреляли за это, но спас Ленин. Так вот этот полпред Ленина, прибыв в США, купил дом, открыл в нем свое бюро и начал вести широкие переговоры с американскими банками и фирмами, размещая в них заказы и деньги на сумму почти в восемь миллиардов долларов! Огромные деньги даже по нашим временам”[604].

В чем же дело? Почему вдруг такой интерес к далекой Америке? Именно в эти годы Мировой центр сионизма, расположенный в Лондоне, принял решение о перебазировании в Соединенные Штаты Америки, которые они наметили сделать своим центром в предстоящей борьбе за захват мирового господства. А чтобы это сделать, нужно захватить власть в Америке в свои руки. Для этого нужны деньги, деньги, деньги… И вот из разных стран, и в первую очередь из завоеванной России, началась перекачка миллиардов в еврейские банки США, в различные сионистские фонды, фирмы и объединения. В то время как Мартенс накачивает Америку золотом, награбленным большевиками в России, Литвинов, осуществлявший такую же акцию в Англии, посылает ему 27 мая 1919 г. телеграмму: “Вся наша политика проходит через стремление к сближению с Америкой… Мы готовы давать всяческие экономические концессии американцам преимущественно перед другими иностранцами…”

Однако вскоре полиция США провела обыск в доме Мартенса и обнаружила массу листовок с призывом: “К рабочим Америки! Борьба рабочих против империализма есть гражданская война, которая переходит в вооруженную борьбу за власть… Ниспровержение американского империализма рабочими Соединенных Штатов и Латинской Америки будет решающей фазой мировой революции…” Мартенс был немедленно выслан из США. Не получилось подготовить сионистскую революцию по русскому образцу, сделают ее по английскому. В 1933 г. американский народ капитулирует перед сионистскими банкирами США, перед золотом, награбленным со всего мира и особенно из России. Кроме того, полиция выяснила, что Мартенс перекачивал золото и валюту из банков Швейцарии и других стран Европы в банки США. Таким образом, золото, драгоценности и валюта России уплывали из Европы в еврейские банки Америки.

Уже в это время из Гохрана, этой золотой кладовой России, началось массовое хищение золота и драгоценностей. В мае 1921 г. трагически знаменитый Яков Юровский, не понимая расстановки сил в верхах, написал донос о том, что из Гохрана машинами вывозят куда‑то золото ящиками, приказы на это подписаны управляющим делами Совнаркома и завизированы Лениным. Приказы эти, якобы, были фальшивы, а к хищению золота имело непосредственное отношение ВЧК и ее руководители, в частности, Бокий. Узнав об этом, Бокий арестовывает оценщика Гохрана Якова Шелехеса, друга Юровского (оба до революции были ювелирами и часовщиками). Из Шелехеса сразу начали выбивать нужные показания, и Юровский бросился к Ленину, который немедленно попытался вытащить Шелехеса из когтей ВЧК и шлет секретное послание Уншлихту, заместителю Дзержинского и непосредственному начальнику Бокия, с просьбой освободить Шелехеса до суда на поруки старых большевиков. Однако Ленин получает отказ, что приводит его в неописуемое бешенство… Он разражается новым гневным посланием, на которое уже Бокий ему отвечает извинениями и просьбой не вмешиваться в дела ВЧК. При этом он ссылается на поручение Ленина по этому вопросу.

“Вы ведь хорошо знаете, в чем дело. Разве не вы еще в апреле 1921 г. прислали нам следующую записку:

“С. Секретно. т. Уншлихту и Бокию!

Это безобразие, а не работа! Так работать нельзя. Полюбуйтесь, что там пишут. Немедленно найдите, если потребуется, вместе с Наркомфином и тов. Баша утечку. Ввиду секретности бумаги прошу немедленно мне вернуть ее вместе с прилагаемым и вашим мнением. Пред. СНК Ленин”[605].

“Прилагаемым” была вырезка из газеты “Нью–Йорк таймс” с уже сделанным (лично Лениным, судя по почерку, переводом): “Целью “рабочих” лидеров большевистской России, видимо, является маниакальное желание стать вторыми Гарун–аль–Рашидами с той лишь разницей, что легендарный калиф держал свои сокровища в подвалах принадлежавшего ему дворца в Багдаде, в то время как большевики, напротив, предпочитают хранить свои богатства в банках Европы и Америки. Только за минувший год, как нам стало известно, на счета большевистских лидеров поступило:

От Троцкого — 11 миллионов долларов в один только банк США и 90 млн швейцарских франков в Швейцарский банк;

От Зиновьева — 80 млн швейцарских франков в Швейцарский банк;

От Урицкого — 85 млн швейцарских франков в Швейцарский банк;

От Дзержинского — 80 млн швейцарских франков;

От Ганецкого — 60 млн швейцарских франков; 10 млн долларов США;

От Ленина — 75 млн швейцарских франков.

Кажется, что “мировую революцию” правильнее было назвать “мировой финансовой революцией”, вся идея которой заключается в том, чтобы собрать на лицевых счетах двух десятков человек все деньги мира. Из всего этого мы, однако, делаем скверный вывод о том, что Швейцарский банк все‑таки выглядел с точки зрения большевиков гораздо более надежным, нежели американские банки. Даже покойный Урицкий продолжает держать свои деньги там. Не следует ли из этого, что нам необходимо пересмотреть свою финансовую политику под углом ее большей федерализации?”[606]

Бешенство Ленина вполне понятно, весь мир узнал, что иудеобольшевицкие вожди — заурядные уголовники, ворье, поэтому в записке в ВЧК Ленин и делает акцент на “утечку”, то есть узнать, от кого Запад и персонально в США узнали, что награбленное золото России они переводят на свои счета… Но, похоже, размежевание в банде уже наметилось серьезное, и ВЧК играла свою игру, собирая компромат на основных “паханов” иудеобольшевиков. Золото отныне начало уплывать двумя путями: за границу на личные счета и в хранилища ВЧК, а партийные функционеры начали делиться на два лагеря. Тех, кто окружал Троцкого и собирался сбежать с награбленной добычей, и тех, кто группировался вокруг Сталина, чтобы строить новое социалистическое государство. Тех, у кого Родина была в любом месте земли, где можно было сладко жить, и тех, у кого родина была одна — Россия.

Тем не менее, спустя 5 месяцев после скандальных сообщений в апреле 1921 г., газета “Нью–Йорк таймс” в номере от 23 августа 1921 г. пишет: “Банк “Кун, Лейба и К°”, субсидировавший через свои немецкие филиалы переворот в России в 1917 г., не остался в накладе от своих благодарных клиентов. Только за первое полугодие текущего года банк получил от Советов золота на сумму 102 млн 290 тыс. долларов (свыше 20 млрд долларов по курсу 1990–х годов. — Н. С.). Вожди революции продолжают увеличивать вклады на своих счетах в банках США. Так, счет Троцкого всего в двух американских банках за последнее время возрос до 80 млн долларов. Что касается самого Ленина, то он упорно продолжает хранить свои “сбережения” в Швейцарском банке, несмотря на более высокий процент годовых на нашем свободном континенте”.

Однако иудеобольшевикам было мало грабить население, банки, музеи, дворцы, торговые предприятия и т. п. Начиная с 1917 г., они принялись грабить императорские гробницы, царские усыпальницы, кладбищенские склепы и даже мавзолеи святых отцов. А 23 апреля 1922 г. Ленин подписывает декрет “Об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих”.

“Этот шаг восхитил всех, — пишет Бунич, — уже было разочаровавшихся в Ильиче, даже Сталина. Работа предстояла “адова”. По стране насчитывалось около 80 тыс. христианских церквей, главным образом православных. Отряды ГПУ (так теперь называлась ВЧК) ринулись к воротам храмов и монастырей. Верующие пытались своими телами защитить драгоценные святыни. Нападавшие без каких‑либо колебаний открывали огонь. С икон срывались драгоценные оклады и серебряная утварь, включая дароносицы и паникадила XV‑XVII вв., литые золотые кресты времен Иоанна Грозного и первых Романовых, складывались в ящики и мешки. Выковыривались драгоценные камни, срывались переплеты с Библий, конфисковывались все найденные золотые и серебряные монеты. Пылали костры из древних икон, горели инкунабулы и палеотипы, Библии XIII в., крушились алтари”[607].

Однако это было только начало. В мае 1922 г. патриарх Тихон был арестован вместе со всеми членами Священного Синода. 32 митрополита и архиепископа были расстреляны…

Все эти события очень напоминают Французскую революцию. Великая афера всех веков под условным наименованием “Мировая революция” продолжала свое победное шествие. Не существует цифры, способной в какой‑то мере подвести денежный итог разграблению Российской империи. Разрушенные церкви высились среди пепелища памятниками погибшей цивилизации. Подавляющая часть образованного общества была уничтожена и в ужасе бежала из страны. Сельское хозяйство разрушено, экономика развалилась, речной флот погиб, подвижной состав железных дорог фактически уничтожен.

И на передовом крае как всегда евреи, они везде: в правительстве, ВЧК, в руководящих органах партии… Россия превратилась в поле, усеянное лишь мертвыми костями.

А что же вождь революции — Ленин?

В декабре 1922 г. произошла трагическая неожиданность. Ленинскому поручителю по всем финансам партии большевиков и личным вкладам вождей в Швейцарии Ротштейну в швейцарском банке заявили, что по указаниям владельцев, а точнее их уполномоченных, знавших комбинацию шифров и девизов, все деньги основного капитала переведены на три отдельных счета с новыми шифровыми комбинациями. Правда, деньги на личных счетах остались нетронутыми. Парвус нанес Ленину нокаутирующий удар. Более того, еще не оправившись от этого удара, вопреки протестам врачей, по требованию Ленина его привозят в Кремль, где наиболее страшные опасения становятся де–факто. В кабинете вождя произведен тщательный обыск, вскрыт сейф и изъяты “архисекретные” документы, включая банковские поручительства, чековые книжки и целую коллекцию загранпаспортов. Это его окончательно добило. Это был именно тот удар, от которого он уже не только не оправится, но и умрет в страшных муках, которые ни на йоту не тянули на муки, на которые он обрек Россию.

Вот как описывает И. Бунич последние дни вождя иудеобольшевиков: “Воины–интернационалисты круглосуточно несли караул вокруг роскошного двухэтажного особняка, бывшего загородного дворца великого князя Сергея Александровича, в Горках. В морозную рождественскую ночь 1923 г. они услышали страшный вой, доносящийся, казалось, прямо из‑под дома. Стояла глубокая ночь, в небе светила полная луна. Щелкнув затворами своих испытанных австрийских карабинов, часовые стали сходиться на источник воя, решив, что к особняку подошли из леса волки. Но волков не было. На застекленной веранде первого этажа в кресле–каталке сидел Ленин, одетый в телогрейку и валенки. Подняв изможденное лицо к луне, он протяжно и дико выл. Злой дух взывал к своим собратьям в космосе, просясь на волю. Он сделал свое дело…

В трескучие морозы января 1924 г. рабочие заступами и ломами копали котлован под временный мавзолей. Ломом была пробита канализационная труба, но пробоина, схваченная морозом, не была замечена. В первую же оттепель труба лопнула, залив своим содержимым мавзолей. Узнав об этом, томившийся под домашним арестом патриарх Тихон скорбно заметил: “По мощам и елей”[608].

Возникновение коммунизма

Много тайных обществ принимали участие в движении, которое, в конечном счете, привело к коммунизму. Одними из самых ранних, возможно, были Карбонарии, или угольщики средневековой Италии. Согласно автору Аркону Даролу, Карбонарии утверждали, что были основаны в Шотландии, где они вели свободную жизнь в коммунах, в диких лесах, сжигая древесину для получения древесного угля. Они создали правительство, состоящее из трех вендет, или лож: административной, законодательной и судебной. Ложами руководила Высшая Ложа во главе с Гроссмейстером, стоявшим во главе по типу примитивного масонства.

“Под видом переноса древесного угля для продажи они приходили в деревни и, взяв себе имя реального Карбонария, легко находили сторонников, сообщая друг другу о своих планах, — писал Дарол. — Они подавали друг другу условные знаки, прикосновения и слова, имеющие тайный смысл” [609]. Антиклерикальная доктрина Карбонариев, ставшая известной как “лесное масонство”, широко распространилась после введения на престол французского короля Франциска I. Члены этого масонства так заполнили Италию, что они почти доминировали в стране.

“В начале 1820–х годов они были больше чем просто власть, — писал Дарол. — Они хвастались, что их отделения и общества распространились в Польше, Франции и Германии. Большевики и их коммунистические теоретики берут свое начало от угольщиков…”[610]

Антиавторитарный социализм Карбонариев, иллюминированное масонство, рационалисты и гуманисты, созревавшие в Век просвещения, стали объединяться в начале XIX ст., значительно ослабляя Римско–католическую церковь.

“В наши дни, если масонство не находит Якобитов или другие клубы, оно порождает и поддерживает движения сатанинские и опасные. Коммунизм, как и карбонизм, является всего лишь формой иллюминированного масонства (основателя Иллюминати) Вейсгаупта”[611], — предупреждал монсеньор Джордж Диллон в 1885 г.

Одним из таких движений была Международная рабочая ассоциация — более известная как Первый интернационал — прямой предшественник коммунизма, созданный в Лондоне в 1864 г. Вскоре им стал руководить Карл Маркс.

Маркс родился в 1818 г. в городе Триере, Германия, в семье Генриха и Генриетты Маркс, его родословная насчитывает долгий список еврейских раввинов и, следовательно, он несомненно был знаком с мистическими традициями Торы и каббалы. Чтобы поддерживать антисемитизм, Карл и его отец крестились в Евангелистской государственной церкви. Оба находились под сильным влиянием гуманизма Века просвещения.

После окончания Боннского университета в 1836 г. Маркс устроился в Берлинский университет, где он примкнул к тайному обществу, называемому Докторским Клубом, заполненному приверженцами Гегеля и его философии. Хотя ранее Маркс проповедовал набожные христианские идеалы, он примкнул к этим гегельянцам, отойдя от веры и утверждая, что христианские Евангелия были “человеческими фантазиями, являющимися результатом эмоциональных потребностей” к прямому атеизму[612].

Некоторые современные авторы даже утверждают, что Маркс в конечном счете стал сатанистом. Они указывают на его постоянную критику Гегеля как на недостаточно материальную для его образа мышления, антиобщественные общества, в которых он вращался, и работу, написанную Марксом еще студентом, когда он заявлял: “Если есть что‑нибудь, что пожирает, я буду находиться здесь, хотя я предам мир руинам… это действительно будет жизнь”[613]. Метафизические взгляды Маркса и его критиков нельзя игнорировать.

В 1843 г. Маркс женился и переехал в Париж, очаг социализма и экстремистских групп, известных как коммунистические. Именно в Париже Маркс подружился с Фридрихом Энгельсом, наследником зажиточного английского текстильного промышленника. Маркс и Энгельс стали убежденными коммунистами и совместно написали много революционных брошюр и книг, наиболее известным из них является трехтомный труд о капитале “Das Kapital”. Как ни странно, именно Энгельс, сын капиталиста, материально поддерживавший Маркса, большую часть своей жизни был эксплуататором рабочего класса.

Энгельса, приверженного гегельянца, повернул в сторону социалистического гуманизма Моисей Гесс, которого называли “коммунистическим раввином”, и Роберт Оуэн, утопический социалист и спиритуалист, открыто враждебный традиционной религии[614].

Маркс и Энгельс в конечном счете переехали в Брюссель, а затем в Лондон, где в 1847 г. они примкнули к другому тайному обществу, называемому Лигой справедливости, состоящей, прежде всего, из немецких эмигрантов, многие из которых были беглыми членами запрещенного Ордена иллюминати.

Группа вскоре изменила свое название на Коммунистическую Лигу, и Маркс совместно с Энгельсом создал свою знаменитую прокламацию, известную как Коммунистический Манифест.

Манифест Маркса формулирует десять этапов для создания идеального коммунистического государства. У Манифеста есть поразительное сходство с Протоколами сионских мудрецов, что предполагает некое общее происхождение. Эти этапы включают:

• отмену частной собственности;

• прогрессивный или градуированный подоходный налог;

• отмену всего наследования;

• конфискацию всей собственности диссидентов и эмигрантов;

• создание центрального банка с государственным капиталом для управления кредитами;

• централизация всей связи и транспорта;

• госконтроль за фабриками и фермерским производством;

• государственная собственность всего капитала и создание дополнительной рабочей силы;

• объединение сельского хозяйства с производственными отраслями промышленности и постепенным распределением населения для стирания различий между городом и деревней;

• бесплатное общественное образование всем детям.

Этот список также удивительно совпадает с пунктами создания идеального общества, предложенного баварскими иллюминатами, что явно указывает на близкую связь между ними. “Действительно, Интернационал вряд ли можно рассматривать, как нечто иное, чем иллюминированное масонство в новом облике”[615], — отметил автор Стил.

В 1848 г. Маркс не смог осуществить социалистическую революцию в Пруссии и, спасаясь от тюрьмы, возвратился в Лондон. В результате личных столкновений, мелкого препирательства и фракционной борьбы на идеологической основе Коммунистическая Лига не смогла стать эффективной силой. Воинственные фракции упрекали Маркса в том, что он более обеспокоен речами, чем революцией, и он постепенно отошел от деятельности, которая только ограничивалась посещениями в 1864 г. первого Интернационала.

Жизненная борьба и бедность Маркса оказала сильное воздействие на мировую историю, обеспечивая философскую платформу для современных секретных обществ, основанных на принципах старших. Он умер от болезни легких 14 марта 1883 г., смерть ускорили самоубийства двух его дочерей, уже через два месяца после смерти его жены.

Ясно, что коммунизм не выскочил спонтанно из бедных, угнетенных масс рабочих, а стал результатом долгосрочного плана и интриг секретных обществ. “Нет на свете ни пролетарского, ни даже коммунистического движения, которое бы не действовало в интересах денег (причем так, что идеалистами среди его руководства это никогда не осознается) в том направлении, которое деньгам желательно и постольку, поскольку того желают деньги. Дух мудрит, а деньга велит — таков порядок всех клонящихся к закату культур, с тех пор как большой город сделался господином над всем прочим”[616], — писал немецкий историософ и культуролог Освальд Шпенглер в своем знаменитом трактате “Закат Европы”.

Выводы

Бесспорным является то, что на протяжении последних 350 лет пожар революции тлел под поверхностью нашей древней цивилизации, лишь моментами разгораясь в полную силу и грозя уничтожить до самого основания общество, которое созидалось 20 столетий. Так что нынешний кризис не является порождением новейшей истории, а представляет собой новый этап масштабного движения, зародившегося в середине XVII ст. Одним словом, речь идет об одной–единственной революции — той, чья премьера состоялась в Англии в 1648 г. Как по своему характеру, так и по своим целям она принципиально отличается от всех прежних революций, вызванных некими локальными или временными причинами. Революция, которую мы ныне переживаем, является не локальной, а всемирной, не политической, а социальной, и ее причины следует искать не в недовольстве народа, а в масштабном заговоре, толкающем людей к их собственной гибели.

Чтобы выяснить механизм этого заговора, мы должны отразить в нашей работе его двойную природу, параллельно исследуя революционные внешние силы социализма, анархизма и т. д. и стоящую за ними скрытую силу.

Даже когда Маркс, Энгельс и их последователи создавали коммунизм в Лондоне в середине девятнадцатого века для осуществления массового восстания, там прослеживались давнишние планы Ордена иллюминати и его общественных преемников относительно разжигания внутренней борьбы.

В этом отношении первые две революции сильно отличаются от последней. Конечным результатом обеих революций был, однако, триумф иудаизма: “возвращение” евреев в Англию (откуда их изгнали в XIII в.) и эмансипация евреев во Франции, хотя в начале обеих революций никто даже не мог подумать, что еврейский вопрос имеет к ним какое‑либо отношение.

История третьей, русской революции — совершенно иная. Она закончилась величайшим иудейским триумфом и совершенно небывалым разгулом еврейской мести. Ни в Ветхом Завете, ни в позднейшие времена не было ничего ей подобного, и она была подготовлена, организована и направлена евреями, выросшими в областях талмудистского гетто. Это — исторический факт, достоверный и неопровержимый, наиболее значительный во всей многовековой истории Сиона, делающий понятными события прошлого и дающий ключ к пониманию будущего.

Цели революции не имеют никакого отношения к местным условиям, революция не стремится исправить какие‑либо местные несправедливости. Ей нужно разрушение само по себе, чтобы уничтожить в мире все законные правительства и поставить на их место новую власть и новых владык. То, что этими новыми владыками должны стать талмудисты, ясно каждому из чисто талмудистской сути русской революции и явно талмудистских целей “мировой революции”. Целью является буквальное выполнение “закона”: “Ты будешь властвовать над всеми народами, но они не будут управлять тобой… Господь Бог твой поставит тебя выше всех народов земли”.

Без этой скрытой цели все три революции никогда не пошли бы известными нам путями, которые предвосхищают картину заранее запланированного будущего.

Последствия кромвельского междуцарствия заслуживают внимания постольку, поскольку восстановленный на троне король был также использован евреями. После смерти Кромвеля евреи оказали финансовую помощь Карлу II, который вскоре после своего воцарения в законодательном порядке легализовал положение евреев в Англии. Это, однако, не пошло на пользу его династии, так как амстердамские евреи одновременно финансировали и экспедицию Вильгельма Оранского против брата и преемника Карла II, короля Якова II, который также потерял корону и бежал во Францию, что стало концом католической династии Стюартов. Другими словами, ответ на вопрос, кто победил в борьбе Кромвеля со Стюартами, гласит: евреи.

Через 150 лет разразилась новая революция, на этот раз во Франции. Тогда современникам казалось, что это была совершенно другая, особая революция, но была ли она таковой в действительности? Ее главные черты были теми же, что и раньше в английской революции, и позже в русской. Главный удар был направлен на национальность и религию, под предлогом борьбы с тиранией “царей и попов”, а когда эта “тирания” была уничтожена, установился новый, во много раз более жестокий деспотизм.

Однако русская революция 120 лет спустя дала неопровержимые доказательства прямого талмудо–иудейского руководства и притом в масштабах, которых никто не ожидал. Можно поэтому предположить, что и в подготовке Французской революции руководящая еврейская секта сыграла большую роль, чем она явствует из данных истории. Французская революция развертывалась под флагом борьбы за права человека, причем явно подразумевались все люди без исключения, но с началом революции “еврейский вопрос”, как по волшебству, вышел на первый план. Одним из первых актов революции была полная эмансипация евреев в 1791 г. (как законы против “антисемитизма” были одними из первых актов революции в России). Задним числом поэтому Французская революция выглядит совершенно такой же, как ее английская предшественница, и как многие другие насильственные события истории, всегда кончавшиеся еврейским триумфом, а если в действительности особого триумфа и не было, то он непременно появлялся в позднейших “исторических описаниях”. Народные массы Франции ожидали от революции, разумеется, совсем иных результатов, и в этом отношении они очень напоминают массы людей, вынесших тяготы двух мировых войн двадцатого столетия.

Французская революция 1789 г. дает нам ключ к раскрытию тайны. Она — связующее звено между английской революцией 1648 г. и русской 1917 г. Она показывает, что все эти три революции — лишь стадии в выполнении единого плана, который, проходя через эти три ступени, ясно стремится к своему заключительному торжеству в очень недалеком будущем, вероятно, в первой половине нашего столетия. Это окончательное торжество рисуется как полная победа революции во всем мире и установление мирового правительства под контролем той организации, которая управляла революционным процессом с самого начала.

Современникам английской революции не приходило в голову, что это могло быть началом мировой революции против всех религий и всех законных правительств. Сегодня нам известно, что правящая еврейская секта снабдила революционного диктатора Англии денежными средствами и что этим традиционным путем подстрекательства еврейское руководство больше всех выгадало от результатов революции.

Французская революция шла по заранее подготовленному плану всеобщей революции, который был раскрыт и стал известен за несколько лет до ее начала. Обнаруженная тогда же тайная революционная организация имела своих членов во многих странах и во всех классах общества. Поэтому и наиболее характерные черты революции (убийство монарха и святотатство), хотя они и повторяли те же действия английской революции, уже тогда не представлялись стихийной местью, а были преднамеренными символическими актами, преследовавшими один план и одну цель: повсеместное уничтожение всех религий и всех законных правительств. Раскрытие этого факта неизбежно заставляет предполагать, что и английская революция была подготовлена той же тайной организацией с целью уничтожения всех наций мира.

Другими словами, французская революция разоблачила существование организационного плана позади революционных событий, и это был план во всемирном масштабе. То, что в английской революции могло раньше показаться стихийным, теперь представилось, как результат расчетливо задуманного плана, а весь заговор оказался настолько мощным и зрелым, что нужно предположить его наличие и в предыдущей революции. Однако снять полностью маски с руководителей не удалось, и в этой второй революции ее тайна была раскрыта лишь наполовину.

Революция в России позволила по–новому оценить революции как в Англии, так и во Франции. Ее акты цареубийства и святотатства столь же, несомненно, показали всем, кто хочет видеть, что всемирное разрушение все еще происходит по плану, впервые ясно доказанному событиями Французской революции. Все то, что сто лет подряд объявлялось “клеветой” и “вымыслом”, теперь перестало быть тайной. Мировая революция была признана перманентной, а целью ее — победа во всем мире.

Русская революция яснее показала контуры и источники Французской революции. Что же касается тщательно скрытых и замаскированных руководителей двух прежних революций, то в свете русской революции они предстали в совершенно новом свете, или же, по крайней мере, стали возможными предположения об их происхождении, которые до тех пор никому не приходили в голову. Почти все руководители русской революции были восточными евреями. Символические акты цареубийства и святотатства совершались ими же, и немедленно был объявлен закон, фактически запрещавший всякое обсуждение роли евреев в революции и всякое упоминание в этой связи о “еврейском вопросе”. Для всех, изучающих этот вопрос, сегодня доказано наличие плана мировой революции и организации, которая его осуществляет. С момента английской революции человечество интуитивно чувствует, что в его среде живет что‑то враждебное, а в наши дни, испытавшие действие заговора на себе, мы ясно видим, с кем имеем дело, распознавая отчетливо представшие перед нами черты дьявола.

“Мы, евреи, все еще здесь, наше последнее слово еще не сказано, наше заключительное свершение еще не сделано, наша победная революция еще не завершена”[617], — писал доктор Оскар Леви.

Поклонение “золотому тельцу” стало высшим идеалом жизни, во имя которого обезумевшее человечество, отвергнув Бога и Христа, устремилось в царство крови, лжи и порока.

ПРИЧИНЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В США

Тайные пружины воины между Югом и Севером

Стабильность финансов и жизни народа Америки в начале XIX в. должно быть вызывала сильное раздражение со стороны богатых интриганов тайных обществ Европы даже тогда, в процессе смены их внимания с духовного контроля на долговые манипуляции.

Российская империя упорно отказывалась создавать центральный банк. Западная Европа была материально измождена после Французской революции и наполеоновских войн. И поскольку займы не обещали никакой прибыли, для получения новых доходов европейские банкиры обратили свои взгляды на Американский континент.

После войны 1812 г., называемой также второй войной за американскую независимость, Соединенные Штаты были в чрезвычайно завидной ситуации. Они одержали победу над Британской империей, и ее границы с небольшим населением стран Мексики и Канады были безопасными.

Как отмечалось ранее, президент Эндрю Джексон положил конец неоднократным попыткам создания центрального банка, и в 1835 г. он даже оплатил национальный долг. В следующем году он приостановил инфляцию, вызванную спекуляцией земли, приказав продавать общественные земли только за золото или серебро.

Американская приманка, должно быть, была непреодолима. Однако президент Джеймс Медисон в 1823 г. предостерег от всеевропейской интервенции и эксплуатации Америки, издав “Доктрину Монро”. Чтобы сорвать эту политику, был необходим медленный и тайный процесс проникновения иностранцев, и это, возможно, началось еще в 1837 г., после отставки Джексона. В том же году немецкий представитель банковской империи Ротшильдов прибыл в Соединенные Штаты Америки, сменив свое имя с Августа Шонберга на Августа Бельмонта[618]. Согласно биографии Ротшильдов Бельмонт был фактически направлен Амшелем Ротшильдом и его сыном на Кубу, но вместо этого он сам решил поехать в Нью–Йорк. По слухам, он был незаконнорожденным сыном Ротшильда. Правда это или нет, но Бельмонт ежедневно обменивался корреспонденцией с Ротшильдом и стал его официальным представителем в США[619].

Не обладая каким‑либо значимым собственным капиталом, Бельмонт вскоре скупил государственные облигации и за несколько лет создал одну из самых крупных банковских фирм в стране, “Август Бельмонт и Компания”. Благодаря влиятельным связям с семейством Ротшильдов, фирма всегда рассматривалась исследователями заговора как предприятие Ротшильда[620].

Когда в 1846 г. вспыхнула Мексиканская война, именно Бельмонт скупил значительную часть американских государственных облигаций. Благодаря агрессивной деловой тактике, Ротшильды вскоре стали делать инвестиции в американскую промышленность, банки, железные дороги, федеральные и государственные облигации, хлопок и, конечно, золото. А Август Бельмонт стал главным орудием в финансировании Севера и Юга в ходе восстания, которое началось в 1861 г.

С 1853 г. по 1857 г., частично благодаря существенным пожертвованиям Демократической партии, Бельмонт представлял Соединенные Штаты в Гааге, от имени правительства Нидерландов. Он также проник в американское общество, женясь на дочери знаменитого американского военно–морского командора Мэтью Перри, героя Мексиканской войны и Токийского залива. Заядлый наездник, Бельмонт организовал в Соединенных Штатах скачки чистокровных скакунов и был председателем американского клуба жокеев.

В 1849 г. Альфонс Ротшильд прибыл в Нью–Йорк, чтобы определить, следует ли семейству заменить их агента Бельмонта постоянной банковской фирмой. Ротшильда поразили широкие возможности Америки, и он написал своим братьям, что следует создать здесь банк, добавив: “Вне всякого сомнения, это — колыбель новой цивилизации”[621].

Однако, несмотря на очевидные широкие возможность Америки, Ротшильды, вероятно, допустили ошибку, не сделав главную ставку на Соединенные Штаты, по крайней мере, открыто.

“Создали ли они действительно банк в Нью–Йорке на этом раннем этапе национального роста, неизвестно. Вызывает некоторые сомнения, что богатство, полученное из этого источника, затмило, в рамках того поколения, все, что они накопили в Европе, — писал биограф Ротшильда Дерек Вильсон. — Трудно понять, почему Джеймс и Лайонел Ротшильды игнорировали мощное покровительство Альфонса”[622].

Это действительно тяжело было понять с деловой точки зрения, но данное решение могло бы иметь чрезвычайно здравый смысл с точки зрения истории заговоров.

Во–первых, существует давнишнее утверждение, что Ротшильды, из‑за антисемитизма и подозрительности европейцев к американцам, решили осуществлять свою власть через посредников типа Бельмонта, Рокфеллеров, Морганов и других. Сейчас есть много свидетельств, что банкиры Европы неоднократно сговаривались уничтожать экономически сильный, но политически хрупкий американский союз.

Исследователь заговоров Ральф Эпперсон пишет, что в официальной биографии Ротшильдов упоминается встреча в Лондоне в 1857 г., где “международный банковский синдикат” решил столкнуть американский Север с Югом в соответствии со стратегией “разделяй и властвуй”[623]. Такой план обеспечил бы столкновение кредитоспособного американского федерального правительства с врагом, что потребует огромных военных расходов, и в последующем приведет к долгам.

А в случае независимости Юга “каждый штат может выйти из конфедерации, восстановить свой суверенитет и основать свой собственный центральный банк. В южных штатах в этом случае могли быть созданы контролируемые европейцами банки: банк Джорджии, банк Южной Каролины и т. д., а затем любые два могли вести войны, как это было в Европе на протяжении столетий, в бесконечной политической игре баланса сил. Это был бы надежный способ гарантирования приобретения огромных прибылей на займах денег вовлеченных штатов”[624], — объяснял Ральф Эпперсон.

Исследователь Гриффин цитирует немецкого канцлера Отто фон Бисмарка, заявлявшего: “Разделение Соединенных Штатов на равные по силе федерации влиятельными финансовыми кругами Европы было решено осуществить намного раньше Гражданской войны. Эти банкиры боялись, что Соединенные Штаты, если они останутся в едином блоке и как одна страна, достигнут экономической и финансовой независимости, которая свергнет их финансовое доминирование в мире. Голос Ротшильдов преобладал… Поэтому они послали своих эмиссаров изучить вопросы наемного труда и увеличить пропасть между двумя полюсами Союза”[625].