Бабах! — Рявкнула укрытая до поры до времени маскировочной накидкой пушка. Всего-то кусок белой ткани, с несколькими навязанными на нее ветками и вот перед тобой не орудие, а грязный не успевший подтаять сугроб. Явление же двух десятков пушек на расстоянии в четыреста-пятьсот метров от переправы стало для французов настоящим шоком. До этого весь день на правом берегу не было видно вообще ни одного русского солдата. В тот момент, когда отступающие уже поверили, что сумели прорваться… Такой облом.
Первые же пущенные нашими орудиями ядра вызвали на той стороне реки настоящую панику. Сгрудившиеся у обреза воды французские части стали прекрасной мишенью: каждый снаряд проделывал в рядах вражеской армии целые просеки, убивая и калеча десятки людей.
Несколькими залпами русские артиллеристы разрушили законченный уже мост для артиллерии и повозок, оставив в целости только тот, который предназначался для прохода пехоты. Это тоже было частью плана: постоянно поддерживать во французах надежду на теоретическую возможность переправиться. Меньше всего мне хотелось ловить Наполеона, не имея в загашнике послезнания. Все же, опыт и талант в военном деле у нас были несопоставимых величин, без «читерства» я бы с ним, при прочих равных, даже пробовать тягаться не стал.
Надо отдать должное, французы достаточно быстро пришли в себя. Уже через десять минут по нашим пушкам с противоположного — более пологого, что дополнительно усиливало нашу позицию — берега начала отвечать французская артиллерия, а по оставшемуся мосту начали спешно переходить на правый берег передовые части.
С трудом себе переставляю, что чувствовали баварцы — а это вроде бы были они — когда пущенное практически вдоль оси моста ядро выкосило буквально половину находящихся на деревянном настиле людей. Даже со стороны выглядело это страшно, а уж находиться в эпицентре… Тем не менее баварцы постепенно начали накапливаться на этой стороне: быстро переняв наш опыт, вражеские солдаты под обстрелом начали залегать, минимизируя таким образом потери. Казалось, еще немного, еще один рывок и они смогут добраться до ненавистных пушек, возле которых суетилось едва ли несколько сотен бойцов прикрытия. Дойти, вцепиться пушкарям в глотку, заткнуть чертовы орудия и дать остальной армии спокойно пересечь реку…
Когда на этой стороне накопилось с полторы тысячи бойцов, неизвестный командир — потом оказалось, что это был Удино — отдал приказ подниматься в атаку. Каково же было разочарование французов, когда в тот же момент из леса позади орудий начали выходить шеренги Калужского и Могилевского пехотных полков. Русские подпустили понимающих, что оказались в западне, но неспособных уже ничего поменять баварцев на расстояние выстрела, после чего буквально парой залпов — артиллерия конечно же не отставала, выплюнув в лицо атакующим пачку картечи — решили исход сражения в свою пользу.
Эффектную же точку в этом скоротечном бою вновь поставили ракетчики. На этот раз реактивных снарядов было всего лишь два десятка — больше просто не успели сделать — но и этого хватило. Еще месяц назад уезжая из главной армии ловить Бонапарта, я отписал в Питер просьбу, следующую партию ракет отправить к Витебску, думая, что перерезать путь французу на запад мы будем где-нибудь в районе Орши. Потом оказалось, что время потеряно, пришлось топать к Борисову и тащить за собой ракеты. Естественно, в условиях неожиданно наступившей оттепели обоз с боеприпасами отстал, и я уже почти не надеялся, что их успеют доставить вовремя. Успели.
Два десятка ракет, разорвавшихся посреди толпы, приготовившейся для переправы, нанесли просто чудовищные потери. Вырвавшиеся на волю языки пламени в момент смахнули с шахматной доски боя несколько сотен солдат, одновременно уронив мораль видевшей это армии до нуля. Оставшиеся в живых на берегу французы бросились прочь, желая лишь одного: оказаться от того места как можно дальше.
Где-то часа полтора-два оставшиеся в строю офицеры приводили своих солдат в чувство. Нам с правого берега было отлично видно, как бойцы еще недавно бежавшие, казалось, без оглядки, потихоньку вновь занимают места в строю. Складывалось впечатление, что пройдет не так много времени, и Бонапарт предпримет еще одну попытку переправы… Но тут с юга показалась передовая колонна, состоящая из конных полков армии Тормасова. Алесандр Петрович понял, что его одурачили и тут же отправил самые мобильные части на север, чтобы помочь нам удержать переправу.
Появление значительных сил русской армии на этом берегу ставило жирный крест на идее Наполеона переправиться в этом месте через Березину. Несмотря на то, что один из мостов оставался во вполне рабочем состоянии — я заранее попросил пушкарей стрелять аккуратнее, на сколько это, конечно же, возможно — было очевидно, что переправиться без огромных потерь не получится. Скорее даже просто не получится, в конце концов, мы в любой момент могли буквально парой выстрелов уничтожить мост и поставить на этом точку.
Сама же попытка преодоления реки уже стоила Бонапарту как бы не трети армии. Часть пришлось отправить на юг, для отвлечения основных сил Тормасова, корпус Виктора, насчитывающий около десяти тысяч штыков, умирал в этот самый момент под атаками Кутузова, ну и при самой неудачной переправе было потеряно тысячи три-четыре. На вторую подобную попытку у Бонапарта вполне могло просто не хватить армии.
На некоторое время на поле боя все застыло в неустойчивом равновесии, только артиллерия продолжала весьма лениво перестреливаться. У нас было не так много пушек — благо мы их заранее немного окопали, для повышения устойчивости позиции, — а у противника не так много боеприпасов. Очевидно, что если выбить у обороняющихся всю артиллерию, то положение «Великой армии» мгновенно станет гораздо более оптимистичным. Вот только так же было очевидно, что мы все равно успеем разрушить мост, а на то, чтобы построить еще один у француза уже не было ни времени, ни сил. Оставалось только уходить вверх по течению реки, практически убегая от подходящих с юга — понятное дело, что Виктор на долго Кутузова не задержит — русских полков. Однако ни дорог, ни населенных пунктов в том направлении не было. Совсем. А значит в условиях оттепели, когда напитанная влагой земля под ногами мгновенно превращаемся в болото, путь это будет в один конец.
Спустя еще минут сорок артиллерийская перестрелка сама собой затихла. Французы отошли на километр от берега, однако совсем покидать место переправы не спешили, видимо, их командование и сам Бонапарт сами не до конца понимали, что делать в такой ситуации дальше.
— Есть какая-то белая тряпка? — Спросил я отирающегося рядом молоденького вестового.
— Найдем, ваше императорское высочество, — бодро ответил парень, пожирая меня фанатичным взглядом. Вот к чему я точно никогда не смогу привыкнуть, так это к отношению простых людей к членам императорской фамилии. Откуда что берется… Непонятно.
— Французский знаешь?
— Так точно!
— Тогда бери «белый флаг», запрыгивай на лошадь и дуй к мосту. На ту сторону не переходи. Когда от французов прибудет переговорщик, скажешь, что великий князь желает говорить с императором Франции. На нейтральной территории, можно прямо на мосту. Ясно?
— Так точно, ваше императорское высочество! Взять флаг, подъехать к мосту, позвать Бонапарта на переговоры. Разрешите выполнять?
— Действуй.
Паренек убежал, и еще через несколько минут в сторону заваленного телами в синей форме моста, размахивая белой тряпкой, поскакал одинокий всадник, за перемещением которого со страхом и надеждой наблюдали одновременно несколько тысяч глаз. Через несколько минут от толпящихся в отдалении французских войск так же отделилась одинокая фигура и приблизившись к реке перебросилась с нашим бойцом несколькими фразами.
На то, чтобы подготовить переговоры понадобилось добрых два часа. На заваленном телами мосту разговорить, ясное дело, не стали. На нашем берегу установили небольшой шатер, затащили внутрь стол, пару стульев и прочую мелочевку, после чего по деревянному настилу на правую сторону Березины вместе с конвоем из сотни гвардейцев прискакал сам император Франции.
Согласие Бонапарта на переговоры — а корсиканец не мог не понимать, что сейчас его будут сношать по полной — уже само по себе означало победу. Оставалось только прояснить, размер приза, за который было заплачено несколькими сотнями тысяч жизней русских людей.
— Добрый день, ваше императорское величество, — уже традиционным образом я поздоровался с Бонапартом. Французский император спустя месяц выглядел совсем паршиво. Схуд, осунулся, на голове, кажется, добавилось седины, а на лице — морщин. В ответ на приветствие он только скривился и махнул рукой. — Как вам путешествие по России? Обычно иностранцы отмечают прекрасную природу и гостеприимность наших людей. Кухня у нас, конечно, не столь изысканная как в Париже, но вполне разнообразная и сытная. Архитектура, опять же, отличается от западноевропейской.
— Если вы принц позвали меня сюда только чтобы поиздеваться, то я, пожалуй, пойду, — Наполеон приподнял бровь и выжидательно посмотрел мне в глаза. Попытку уйти, что характерно, не сделал.
— Ну уж точно не для того, чтобы позволить вашим войскам спокойно улизнуть вверх по реке, — усмехнулся я. — Или вы правда думали, что здесь все идиоты, и никто не догадается отправить патрули на север.
Это был удар, что называется, под дых. Едва французский император согласился на переговоры — это было явно не в стиле корсиканца — я тут же начал искать подвох. И достаточно быстро нашел. Противник все-таки решился уходить на север в глубь лесов прочь от дорог. Вряд ли так можно было спасти всю армию, но какую-то часть — вполне.
С минуту мы сидели молча, буровя друг друга взглядом, после чего Бонапарт криво усмехнулся и встал, демонстрируя желание окончить так и не начавшиеся переговоры.
— Подождите, — не вставая я махнул рукой, призывая собеседника не торопиться с поспешными решениями. — Как вы думаете, ваше императорское величество, что будет с Францией в случае вашей смерти?
Бонапарт от этих слов застыл на полушаге.
— Что?
— Вы же не думаете в самом деле, что европейские страны позволят править в Париже вашему сыну? Орленку? Интервенция иностранных государств, возвращение в границы девяносто первого года, реставрация Бурбонов и огромная контрибуция. Это то, что я вижу на первый взгляд, может быть англичане что-нибудь еще придумают… Ну и будьте уверенны, что заокеанские колонии вам тоже не вернут. Если вы сейчас выйдете из шатра, все это станет реальностью, потому что из России ни вы ни ваша армия уйти не сможете, это я вам обещаю.
— И что вы предлагаете? — Подумав несколько секунд Бонапарт сел обратно за стол.
— Там в восьмистах километрах восточнее я говорил только о контрибуции, боюсь, что теперь только деньгами вы не отделаетесь, — император кивнул, это и так было понятно.
— И все же?
— Пятьсот миллионов рублей серебром или золотом. Это на покрытие наших потерь от разрушенных городов, ограбленного и убитого мирного населения. Герцогство Варшавское и Ионические острова.
— Это все? — От озвученной суммы Наполеон поперхнулся воздухом. Сказать, что пятьсот миллионов — это много не сказать ничего. Это примерно два с половиной годовых государственных бюджета России.
— Да, — я пожал плечами. — Никаких иных ограничений на вас накладывать нет никакого для России смысла. Думается мне, что ближайшие лет десять вы новый поход на Москву устраивать не захотите, а что вы сделаете с испанцами, англичанами или австрияками, мне глубоко насрать.
— А что по этому поводу думает Александр?
— Ах да… — я скривился как от зубной боли. — Еще герцогство Ольденбургское придется вернуть. Лично мне, как понимаете, без разницы, но брат воспринял это как личное оскорбление, так что…
— Ну да, — покачал головой Бонапарт, — отличное предложение. Вот только пятисот миллионов рублей у меня в казне нет.
— О! Ну я уверен, что ваши подданые ради своего императора что-нибудь придумают. Вот, например, когда ваше величество собирало дань с короля Португалии, то ему пришлось не только казну опустошить, отдать семейное золото и прочие ценности, но и подданных потрусить. А ведь французская армия тогда еще даже не пересекла границу этой страны. Напомнить вам, сколько вы слупили с Австрии? С Пруссии? Два раза, на секундочку. Согласитесь, что мы свое право требовать контрибуцию заслужили кровью.
— Я готов идти на разумные уступки! — Не выдержал Наполеон, — понятно, что война проиграна, такое случается, но у Франции нет таких денег! Просто нет!
— Попробуйте найти, ваше императорское величество, — я улыбнулся, склонив голову на бок и с интересом посмотрел на закипающего Наполеона. Рупь за сто, совсем не таких требований он от меня ожидал. — Просто, как это не пошло звучит, России от Франции ничего кроме денег, в общем-то не нужно. Или вы думаете, что я буду радеть за пруссаков с австрияками? После того как они отправились в поход на восток вместе с вами? Как бы не так, мы еще с них компенсацию слупим, будьте уверены.
— Но пятьсот миллионов рублей… Это где-то два миллиарда фанков…
— Я уверен, ваше императорское величество, что с покоренных народов Европы за последние пятнадцать лет вы собрали куда больше… Впрочем, возможно не все эти деньги попали прямо в казну, вероятно большая их часть осела в карманах частных лиц. Кстати, уверен, что если хорошенько потрусить ваших маршалов, то можно собрать значительную часть этой суммы.
— Хорошо я согласен платить, — кивнул Наполеон, принимая правила игры. — Но двух миллиардов франков у меня просто нет…
— Заметьте, — перебил я его, — что в эту стоимость входит не только Наполеон Бонапарт — 1 штука. Это еще и цена всех маршалов, генералов, офицеров и около пятидесяти тысяч солдат, опытных на секундочку ветеранов, которые в будущем Франции могут ой как пригодиться. Думается, что после поражения в России некоторые ваши… Союзники обязательно попробуют вас на зуб. Согласитесь, что если смотреть на этот вопрос с такой точки зрения, то сделка выглядит более выгодной.
— Может быть часть этой суммы я смогу отдать территориями? — Продолжил прерванную мысль Бонапарт, — или какими-то… Уступками?
— О! Я слышу речь не мальчика на мужа, — сказать, что я наслаждался моментом — не сказать ничего. Единственное, о чем я жалел так это об отсутствии свидетелей моего триумфа. Сейчас бы записать наш диалог в 4К и потом крутить будущим поколениям. Какой бы пропагандистский эффект вышел… — Все проблема в том, ваше императорское величество, что как я уже говорил, России от вас ничего не нужно. Воюете вы в Испании и даже откусили себе Каталонию с Барселоной — да забирайте, это не наши проблемы. Обкорнали Пруссию и Австрию — да и черт бы с ними. Италия? Подавитесь. Лично мне все нравится. Император во главе Франции, который всегда будет врагом Англии, что полностью исключает возможность заключения между вами мира — это же лучшее, что вообще может быть. Разделенные немецкие земли между тремя государствами? Прекрасно! Вы вообще задумывались когда-нибудь, ваше величество, над тем, что будет, если все немцы смогут объединиться в одно государство? Их там, на секундочку миллионов пятьдесят… Боюсь, что и Франции, и России может на континенте резко стать мало места. А так, разделенные между Австрией, Пруссией и Рейнским союзом немцы как нация не слишком опасны… Я вам более того скажу, я бы скорее настаивал на превращении этой аморфной Рейнской конфедерации, которая грозит развалиться от малейшего толчка, в что-то более крепкое для фиксации текущего статуса «кво». Подумайте над этим вопросом на досуге, его у вас в ближайшие месяцы будет более чем достаточно… Так что боюсь вам просто нечего мне отдать…
Надо сказать, что такая небольшая лекция по геополитике произвела на французского императора немалое впечатление.
— Возможно… Что-то из Французских колоний? В западном полушарии?
— Из тех, что захвачены англичанами? — Усмехнулся я, — попытка отдать то, что вам не принадлежит по факту, не делает вам чести. Хотя, например ту же Мальту я бы с удовольствием вернул под крыло Российской империи. Вот только, боюсь, что вырвать ее из цепких лап англичан уже не выйдет. Во всяком случае, пока вы, ваше императорское величество, не бросите свои сухопутные авантюры и не начнете строить флот. Кстати, это могло бы стать прочным экономическим базисом для дальнейшего союза России и Франции. Нашей стране без разницы кому продавать лес, пеньку, деготь и все остальное необходимое для строительства кораблей. Если эти товары будет покупать Франция, то и наша зависимость от островитян станет куда меньше. Ну а что касается сегодняшней ситуации… Знаете, это жизнь, иногда ты ешь медведя, иногда медведь ест тебя. Сегодня — второй вариант развития событий.
— И все же…
— И все же вы не в том положении чтобы торговаться! Мне кажется, что одного моего слова, что лишать вас трона нам не выгодно, и таких планов у нас нет, уже должно стать определяющим. Если вы не согласны, можем на этом закончить переговоры и продолжить боевые действия. Посмотрим, скольким вашим солдатам «Великой армии» доведется в таком случае еще побывать на родине. Я бы поставил на то, что не многим.
Видимо и сам Бонапарт здраво оценивал свое положение как практически безнадежное. Его армия — вернее ее остатки — уже полностью исчерпала… Да все исчерпала: бойцы уже дней десять не ели ничего кроме конины, артиллерию и обозы пришлось бросить, даже боеприпасов и то на хороший бой не хватило бы.
Бонапарт сделал над собой видимое усилие и произнес.
— Я согласен.