Николай I Освободитель. Книга 2

Глава 22

Весна пятнадцатого года началась с приятного со всех сторон и очень долгожданного сообщения от Демидова. На его Нижнетагильских заводах наконец — не прошло и пяти лет — построили первый экспериментальный «бессемеровский» — вернее теперь, чего уж скромничать, демидовский — конвертер, позволяющий перерабатывать чугун в сталь. Все еще находилось в стадии отработки, экспериментов и поиска оптимальных технических решений, однако я решил устроить себе небольшой отпуск и махнул в Нижний Тагил, посмотреть на все происходящее собственным глазом. Тем более, что, вложив в дело идею и полмиллиона рублей, я был точно такими же собственником предприятия, как и Николай Никитич.

Естественно, отправился я в путешествие по воде, потому что сухопутный путь предполагал сплошную череду мучений, причем, учитывая достаточно поздно наступившую в этом году распутицу, еще и совершенно неизвестную по продолжительности. Впрочем, сразу после затянувшейся зимы резко пришло тепло и никаких признаков «года без лета» пока не было. Возможно, я действительно промахнулся и это имелся ввиду не пятнадцатый, а все же шестнадцатый год.

Долгое путешествие через Ладожское, Онежское и Белое озера, вниз по Волге через Ярославль, Нижний Новгород, Казань, Елабугу в Пермь продлилось добрых три недели. Если учитывать короткие остановки в вышеперечисленных города в экскурсионных и так сказать туристических целях.

Надо сказать, что общее впечатление от России за пределами столицы у меня всегда складывалось сугубо мрачное. Даже Москва в эти времена — как-то ее теперь перестраивать придётся на более-менее современный лад, не сжигая все к чертовой матери — вид имела большой деревни. Каменным был только центр в пределах бульварного кольца — и то не весь, для меня вообще стало большим шоком наличие на месте Красной площади натурального рва, засыпанного только в прошлом году — а все остальное напоминало большую деревянную одноэтажную деревню. Выглядящую, пахнущую и звучащую соответственно. Что уж говорить про прочие города губернского, а то и уездного уровня.

Хуже всего, наверное, был контраст между нарядными встречающими меня местными дворянами — как же великий князь приехал, брат государя, радость-то какая — и обычными жителями, попадающимися нам на улицах городов. Вот уж где пир во время чумы натуральный, не дать не взять.

— Прощай немытая Россия,

Страна рабов, страна господ, — сами собой всплыли в уме строки классика. Вот только бежать за границу — это не наш метод. Мы останемся здесь и будем работать на то, чтобы сделать жизнь людей лучше. Тем более, что ныне по всему миру не особо лучше, а менять шило на мыло… Зачем?

Понятное дело, что так мрачно оно выглядело только для человека из двадцать первого века, местные все воспринимали несколько иначе. Если определенным образом жили двадцать поколений твоих предков, то и ты будешь считать все происходящее нормальным. Такой себе эффект низкой базы. Но при всем при этом глядеть на то как по уличной грязи бегают босоногие и чумазые дети — учитывая, что на улице температура едва-едва перевалила за десять градусов тепла — без ужаса, я так и не смог себя научить. И от осознания собственного бессилия сердце сжималось еще сильнее.

Больше всего мне запомнился приём в Казани. Куча народу, ленты, первые весенние цветы, патетические речи, забитый под завязку зал торжественных событий в обер-комендантском доме… Достаточно крупный по имперским меркам пятидесятитысячный город мог похвастать одним из лучших в стране университетов, — ну и прочим стандартным набором типа театра, гимназии и так далее — а вот подходящего для больших торжеств губернаторского дворца до сих пор не построили.

В Казанском же университете как раз я это время учился и вроде бы уже преподавал Лобачевский, тот который изобрел геометрию своего имени. Откуда я это знал? Каждый год мне приносят списки студентов, обучающихся в университетах — причем не только в России, — и я отмечаю в длинных столбцах знакомые фамилии. Я, конечно, мог и ошибиться, но вряд ли в России было два математика-Лобачесвкого, слишком уж специфическая фамилия. Так вот, таких известных в будущем людей я брал на карандаш, потихоньку, — чтобы не испортить случайно все дело — подкидывал деньжат, ну и в службе безопасности у меня был специальный отдел, приглядывающий за вот такими молодыми-перспективными. Чтобы их никто не обижал, но и, к примеру, за границу не сманили ненароком.

Нельзя сказать, что я потратил время путешествия по Волге совсем впустую. Много работал с бумагами, сидя прямо на палубе нашего деревянного корабля. Как раз в начале пятнадцатого года комиссия по переселению совместно с Министерствами Общественного здоровья и Народного Просвещения разрабатывали новый проект призванный улучшить ситуацию с простейшей медицинской помощью и заодно сдвинуть с места вопрос начального — хотя бы в пределах читать-писать-считать — образования среди крестьян.

Идея заключалась в том, чтобы в каждом крупном селе ставить большую избу, которая будет одновременно исполнять обязанности фельшерско-акушрского пункта и школы с библиотекой. Соответственно нужно было где-то найти деньги на финансирование жалования как минимум двум работникам, ну и на всю оснастку такого себе цивилизационного центра тоже, естественно. Пока проект был еще на стадии задумки, но я пытался двигать его вперед со всей возможной силой, считая, что именно этого не хватает заселенным свободными крестьянами землям на юге страны чтобы превратиться из далекого захолустья в привлекательные для освоения капиталом регионы. Не могу же я на себе все время тащить промышленность целой страны, нужно еще и частника как-то заманивать, может даже иностранного.

— Ну показывайте, что у вас тут и как, — тепло поздоровавшись с Демидовым, который последний год безвылазно торчал Нижнем Тагиле и занимался производственными вопросами, я сразу ухватил быка за рога.

— Давайте сначала в баньку, ваше высочество, потом поужинаем, а завтра с утра займемся делами, вы же, наверное, устали с дороги.

— Да уж, — я покачал головой, но прислушавшись к себе признал правоту заводчика, — дорог у вас тут практически-то и нет. Одни направления.

— Это вы верно подметили, — кивнул Демидов, одновременно отдавая своим людям распоряжение о размещении моих сопровождающих.

Путь от Перми до Нижнего Тагила — двести верст, если линейкой по каре мерять — занял у нас добрые семь дней. Сплошные леса, перемежаемые небольшими реками, поселений практически нет, одним словом, глухомань.

— Как вы только железо отсюда вывозите? — Подивился я, с ужасом представляя себе местную логистику.

— А так и вывозим, — усмехнулся заводчик. — Где по реке, коль природа позволяет, а где телегами на волах. Руда тут хорошая, накладных расходов мало, в цене железа, доставленного отсюда в столицу, например, стоимость перевозки… Где-то половина. Может даже больше.

— Сурово…

Что сказать? Нижний Тагил мне в целом скорее понравился, чем нет. Небольшой, по сути, городок — тысяч пять-семь населения — сформировался вокруг Демидовских заводов и оттого имел некоторую логичную упорядоченность, которой сильно недоставало более древним и, соответственно, застраивавшимся стихийно городам империи. Люди, хоть и крепостные, не выглядели совсем уж заморенными работой или голодом.

Непосредственно к делам перешли уже на следующий день. После бани и плотного ужина меня действительно накрыло усталостью, я упал в кровать и проспал двенадцать часов, компенсируя недобранное в пути время отдыха.

Проснувшись свежим и готовым к новым свершениям — разве что задница от тряски по местным дорогам слегка побаливала — я легко перекусил и уже к восьми часам был готов отправляться, инспектировать местные производства. Ну как инспектировать, что я в металлургии понимал? Ничего. Скорее хотелось набраться впечатлений и составить свою картину мира.

Оказалось, что сам конвертер построен был не в городе, а в поселке Лая, что в пятнадцати верстах от Нижнего Тагила.

— В Лае уж лет восемьдесят занимаются как раз переделкой чугуна в железо и производством сортового и полосового железа, поэтому передельную печь решили ставить именно там, — прокомментировал Демидов необходимость еще час трястись в карете.

Вообще впечатления от производств девятнадцатого века были… Неоднозначные. Мне, как человеку полжизни, прожившему в городе металлургов и отлично представляющему, как должен выглядеть НАСТОЯЩИЙ металлургический комбинат, все местные производства виделись какой-то кустарщиной. Здесь завод, на котором трудилось полтысячи человек считался достаточно крупным, это обстоятельство вызывало у меня только нервные смешки.

— А сколько, Николай Никитич, местные производства могут выдать чугуна, в месяц скажем? — Пока мы ехали в Лаю поинтересовался я.

— Если брать только тагильский завод, то в год у нас выходит около пятисот тысяч пудов чугуна и чуть больше семидесяти тысяч пудов железа. Если приплюсовать сюда все остальные производства, в окрестных поселках расположенные и на местной руде работающие… — Демидов задумался на секунду, — пожалуй, вдвое можно от этих чисел взять. Плюс медь выплавляем. Три с половиной тысячи пудов в том году вышло.

Не смотря на шестнадцать лет проживания в этом времени я все так же мысленно продолжал переводить при расчетах пуды в тонны. Выходило, откровенно говоря, совсем не много. По меди так вообще смешно: пятьдесят шесть тонн.

— Мало… — вырвалось у меня едва слышно, однако Демидов поймал слово и переспросил.

— Покрываем спрос, даже с запасом, больше выделывать смысла нет.

— А если я вам выдам заказ на… — я мысленно прикинул необходимость в рельсах. Между Москвой и Питером шестьсот километров, если через Новгород строить, да со всеми изгибами — восемьсот. Пусть вместе со разными разъездами, подъездными путями и всем остальным — тысяча. Одна колея: две тысячи километров рельсов. Возьмем какой-нибудь рельс полегче, до Р75 нам еще очень далеко. Пусть будет пудовый: в одном метре рельса шестнадцать килограмм веса. То есть на круг нужно два миллиона пудов стали только для прокладки пути между двумя столицами.

Эту цифру я Демидову и озвучил. Промышленник от такого потенциального заказа только крякнул, удивленно скосив на меня глаза.

— Именно стали, не чугуна? — Я кивнул. Одновременно с этим карета попала колесом в особо глубокую яму и нас хорошенько тряхнуло.

— Мммать… — Прошипел я, потирая ушибленный локоть. Демидов, видимо, знавший местные дороги куда лучше меня, ехал все время держась за специально приделанную ручку и не сильно пострадал.

— Зачем вам, ваше высочество, такая уйма стали, можете меня просветить? — Как любой промышленник, почуявший запах большого заказа, Демидов мгновенно возбудился.

— Железную дорогу строить будем. Две столицы соединять, — Демидов оказался первым человеком, с которым я поделился своими обширными планами по связыванию разных концов империи с помощью постройки сети дорог нового вида. Питер-Москва, понятное дело, это только начало. Потом дорога пойдет на Нижний Новгород. Тулу с ее заводами обязательно нужно присоединить. На юг, в сторону Крыма, для недопущения ситуации в которой оказалась империя во время войны 1853 года, когда снабжать армию на полуострове оказалось практически невозможно. Кавказ опять же. Константинополь я тоже же в мыслях имел, для того чтобы его захватить и потом удержать в руках, нужна дорога хотя бы до Дуная. Про Дальний Восток и говорить нечего, о Транссибе можно пока только мечтать. — Десятки, сотни миллионов пудов стали за ближайшие пятьдесят-сто лет. Миллиард пудов. Или миллиарды.

Озвученное число своей массой буквально придавило Демидова и некоторое время мы ехали молча, думая каждый о своем. Я думал о той громадной, в несколько раз выше Джомолунгмы, горе дел, которые мне еще предстоит вытащить на своих плечах. И пусть плечи у меня были вполне — я непроизвольно скосил глаза — широкие и местами даже мощные, объем работы откровенно пугал.

— И вы хотите все рельсы для этой самой железной дороги тянуть отсюда, из Нижнего Тагила, — спустя несколько минут нарушил тишину — относительную, конечно же, карета при движении изрядно скрипела и постоянно дребезжала — промышленник.

— Ну если передельные печи будут находиться тут, то, видимо, да, — я пожал плечами. Конкретного плана у меня пока все равно не было, все еще находилось на стадии идеи, — если рельсы катать из сырого железа, то срок служб у них будет… Удручающий. Ну а чугун и вовсе на подходит для этого дела.

— Трескается, понятно, — кивнул Демидов и опять замолчал.

Строить демидовские конверторы ближе к «обжитым» землям я не хотел еще и для сохранения своего приоритета в этом направлении. Очевидно, что рано или поздно технология утечет за границу — тем более, что тут сама идея важна в первую очередь, а как ее реализовать хороший металлург быстро сообразит, — но и помогать басурманам тоже не хотелось совершенно.

Продолжение разговора состоялось уже на обратном пути после посещения поселка Лая. Надо сказать, что первая передельная печь, работающая по демидовскому методу меня, не слишком впечатлила. Три метра высотой железное яйцо, утопленное в печь с подведенными рукавами для подачи воздуха… Все это выглядело очень кустарно. Не солидно, хоть по словам заводчика и выдавала больше ста пудов стали за смену, что по современным меркам считалось просто прекрасным результатом. До этого ковыряющие ломами расплавленное железо рабочие могли за несколько часов добыть всего пять-шесть пудов низкокачественной стали. Понятное дело, что такой впечатляющий технологический рывок местные считали почти чудом. Вот только для моих планов это было практически ничего. Для постройки той же дороги Москва-Питер нужна была примерно тысяча годовых выработок одной такой печи. Это если не учитывать все остальные операции — добычу руды, угля, выплавку чугуна, а потом прокатку уже непосредственно рельс. Даже смешно немного.

— А почему, ваше высочество, вы хотите начать строить… Железные дороги с маршрута Москва-Санкт-Петербург? — Огорошил меня неожиданным вопросом Демидов, когда мы возвращались обратно.

— Две столицы, — я пожал плечами, — предполагаю большой объем перевозки грузов и пассажиров. С военной точки зрения опять же будет полезно иметь возможность войска быстро перебрасывать между двумя крупными городами на случай войны. А что, у вас есть иные соображения?

— Есть… — Очень медленно, поскольку мысль еще, видимо, не до конца сформировалась у него самого, произнес Демидов. — Попервой нужно построить дорогу от Нижнего Тагила до… Скажем Перми. И тогда вывозить рельсы и прочий металл отсюда станет гораздо дешевле. А там перегрузив металл на суда по Волге можно перевести его до столицы. И уже строить дорогу там.

— А вторым пунктом назначения сделать Тверь, — продолжил мысль я, быстро прикинув географию течения великой реки. — Оттуда можно строить дорогу одновременно на юг в Москву и на север — в сторону Новгорода, чем сэкономить время. Заманчиво. А если по Волге еще и пароходы пустить, чтобы от ветра, течения и мускульной силы не зависеть, рисуется достаточно неплохо связанная транспортная сеть. Потом от Нижнего Тагила протянуть ветку до Екатеринбурга…

— Двести с копейками верст, — поддакнул Демидов, которому очевидно идея превращения его «вотчины» в транспортный узел не могла не нравится.

— И дальше на юг до Челябинска и на восток до Тюмени, — закончил я свою мысль. — Заодно и развитие Урала и Сибири это подстегнет… А что с работниками? На такую стройку нужно очень много рабочих рук.

— С этим в округе тяжело, — вздохнул заводчик, — что говорить, если я крепостным жалование плачу, как свободным. Ну почти как свободным.

— Ну с людьми, предположим, я знаю, как помочь, — задумчиво пробормотал я, — но правда быстро это не будет…

Именно весной пятнадцатого года была сформирована концепция построения и развития первых железных дорог в Российской империи. Хотя до практического воплощения ее в жизнь оставались еще годы, понимание, что нужно делать в первую очередь, пришло ко мне именно тогда.

Еще не был построен первый магистральный паровоз, способный тащить более-менее приличный груз, еще не была основана пароходная компания, чьими судами в будущем уральское железо будет перевозиться по всей обширной речной системе страны, еще не были отправлены на Урал крестьяне-переселенцы и даже участки под их хозяйства еще не были размечены, еще не был вынут первый кубометр грунта на трассе будущей железной дороги, еще даже не была определена потребная ширина колеи, но именно в это время произошло «зачатие» будущей многотысячекилометровой железнодорожной системы империи.