Николай I Освободитель. Книга 2

Пролог 2

«Идите, — сказали им чудь и славяне, наскучив своими внутренними междоусобиями, — идите княжить и властвовать над нами. Земля наша обильна и велика, но порядка в ней не видим».

— «Ну да, ну да, — хмыкнул я, делая соответствующую пометку на полях документа, — именно так все и было. Это же изобретение девятнадцатого века — борьба за власть, а раньше в старые времена, власть никому не нужна была. Бред».

Я сидел возле камина, завернувшись в теплый клетчатый плед, неспешно потягивая чаек и читал «Записку о древней и новой России» Карамзина. В прошлой жизни о Николае Михайловиче я знал только как об ученом, составившим первый относительно структурированный труд об истории России, а вот насчет его политических взглядов ничего не слышал совершенно. Забавно, как порой относительно «плоские» исторические личности, которых ты знал только с одной стороны, при ближайшем знакомстве обретают «глубину». И порой в этой глубине столько дерьма оказывается, что просто ужас.

Таким образом, история наша представляет новое доказательство двух истин: 1) для твердого самодержавия необходимо государственное могущество; 2) рабство политическое не совместно с гражданскою вольностью. Князья пресмыкались в Орде, но, возвращаясь оттуда с милостивым ярлыком ханским, повелевали смелее, нежели в дни нашей государственной независимости. Народ, смиренный игом варваров, думал только о спасении жизни и собственности, мало заботясь о своих правах гражданских.

— «Охренеть вывод, — чем дальше я читал, тем больше замечаний оставалось на полях. Вскоре их уже не хватало и пришлось вставать за отдельными листами, чтобы в полной мере выплеснуть свое негодование тем, что написано известным в будущем историком. — Уверен Людовик 16 с такими измышлениями не согласился бы. На народ можно, иногда даже нужно давить, железной рукой загоняя его в светлое будущее, однако и низводить его до рабского состояния — последнее дело. Можно вон на Осман посмотреть, что получается, когда вместо своевременных реформ постоянно пытаешься жить «по старине».

Тщетно Иоанн IV, быв до 35-ти лет государем добрым и, по какому-то адскому вдохновению, возлюбив кровь, лил оную без вины и сек головы людей, славнейших добродетелями. Бояре и народ во глубине души своей, не дерзая что-либо замыслить против венценосца, только смиренно молили Господа, да смягчит ярость цареву — сию казнь за грехи их!

Кроме злодеев, ознаменованных в истории названием опричнины, все люди, знаменитые богатством или саном, ежедневно готовились к смерти и не предпринимали ничего для спасения жизни своей! Время и расположение умов достопамятное! Нигде и никогда грозное самовластие не предлагало столь жестоких искушений для народной добродетели, для верности или повиновения; но сия добродетель даже не усумнилась в выборе между гибелью и сопротивлением.

— «Ты смотри, триста лет прошло, а бояре до сих пор помнят опричнину и боятся повторения ее опять, — мысленно усмехнулся я. — «По адскому вдохновению возлюбив кровь», мать их за ногу. Ну да, это же не его мать отравили, и не его детство прошло в постоянных интригах, которые в любой момент могли закончиться смертью Ивана Васильевича. Удивительно вообще, как ему удалось то до совершеннолетия дожить, не иначе божьим попустительством. Так что знает кошка чье мясо съела, и кому первому голову отрубят, если начнут их делишки расследовать более пристально. Вот ну просто вся суть местных придворных, впрочем, в будущем-то, по сути, тоже самое, разве что сверху лаком чуть вскрыто для глянца дополнительно. Типа есть самодержец, и вся власть только у него и от него, но вот если он начинает приглядываться к тому, что творят людишки вокруг трона, то уже вроде, как и табакеркой по голове его приголубить не грех. Жиза!»

Где-то в середине весны сие творение, распространяемое таким себе самиздатом по Петербургским салонам дошло и до меня. Не сказать, чтобы я был сильно заинтересован, но, во всяком случае, стало понятно, благодаря кому сняли Сперанского. Очевидно, что Карамзин только идеологическое обоснование подготовил, все же не того он был уровня фигурой, чтобы самостоятельно на Михаила Михайловича замахиваться.

Сперанского я сумел спасти только в самый последний момент. Не то чтобы ему грозило что-то совсем страшное, но и высылка из столицы, для человека привыкшего вращаться в высших сферах и влиять на политику государства — тоже не сахар. А так я пристроил юриста к себе, назначив главой юротдела и дал задание в неофициальном порядке разрабатывать нормального вида уголовное уложение. В конце концов, не получится протолкнуть его через Александра, сам подпишу, когда стану императором: без коренной реформы законодательства связанного с его упрощением, упорядочиванием и обновлением все равно не обойтись. Почему бы и не заняться этим заранее.

Мысль сама собой перескочила на недавний приезд в Питер на пасхальные праздники Михаила. Парню уже было четырнадцать и он наконец вошел в тот возраст, когда с подростком уже было можно говорить условно на равных. Брат был в восторге от обучения в Лицее, от свободного общения со сверстниками, которого тут во дворце ему постоянно не хватало.

Спросил Михаила про «наше все» Александра свет Сергеевича, который учился в том же Лицее только на курс младше. Великий князь вопросу очень удивился, действительно, откуда бы я мог знать об одном из сотен учеников сего заведения, который еще ничем кроме своего отвратительного характера не прославился. Посоветовал Михаилу присматривать за будущим поэтом и аккуратно оказывать тому свое покровительство, не перебарщивая, впрочем, с этим. Глядишь в будущем Пушкин будет о самодержцах и о власти вообще отзываться более лестно в своем творчестве. Впрочем, вряд ли.

Из парня так и била энергия струей, вот что значит молодость души. В себе я, не смотря что физически старше был только на два года, такого совершенно не чувствовал.

— Как молоды мы были,

Как искренне любили,

Как искренне любили

И верили в себя… — пропел я, откровенно фальшивя.

Не смотря на занятия музыкой, до Градского мне все равно было как до Луны раком.

— Надо что-то с этим делать, иначе так и до депрессии можно себя загнать, — я встал, отложил бумаги и, немного подумав, отправился переодеваться. То, чем я собирался заняться, делать в домашнем халате было не удобно.

— Мелодия простая: четыре четверти. Сильные доли — нечетные, четыре и восемь отмечаются двойным ударом, — я обвел собранных дворцовых музыкантом взглядом и выцепил усача с барабаном. — Клаве нет, нужно добыть било. Рисунок простой: два-три, пять-шесть с половиной- восемь. Контрабас отмечает слабые доли.

Я взял в руки гитару — спасибо музыкальным занятиям я теперь мог не только «пачку сигарет» изобразить — и наиграл несколько аккордов, демонстрируя общую стилистику жанра.

— В остальном играйте что хотите, понятно?

— Темп какой, ваше высочество? — Робко осведомился дворцовый капельмейстер.

— Да Бог его знает, — я пожал плечами. Никогда не приходило в голову считать какой там темп. — Попробуйте что-нибудь сообразить, а там я скажу быстрее нужно или медленнее.

Что сказать? Все же дворцовые музыканты были профессионалами. Буквально за полчаса у них получилось поймать идею и начать выдавать нечто отдаленное похожее на сальсу двадцать первого века. Не Александр Абреу, конечно, ну так и я не танцевал добрых шестнадцать лет.

— Теперь с тобой, — когда от музыкантов я сумел добиться более-менее приемлемого результата, повернулся к Марусе — одной из двух приставленных ко мне Воронцовым горничных. — Ты вообще танцевать умеешь?

— Конечно, ваше высочество, — коротко кивнула девушка, — нас обучали, прежде чем… Принять на службу.

— Отлично, тогда иди сюда, буду тебе рассказывать движения, — Маруся подошла и позволила взять себя за руку. Было видно, что танцевать с великим князем на глазах музыкантов и возможно другой прислуги: мы расположились в большом колонном зале дворца, где обычно проходили балы, поэтому при желании понаблюдать за моими потугами изобрести сальсу мог кто-угодно — ей было несколько не по себе. Впрочем, команды мои она выполняла, а большего от девушки пока и не требовалось. — Движение начинаем в «раз». Ты начинаешь с правой ноги. Делаем шаги на раз, два, три, на четыре пауза, обе четверки симметричные.

Несколько простейших шагов и поворотов девушка запомнила буквально за пару часов, сразу видно, что это не первый танец, который она учит в своей жизни. Уже через два-три часа занятий то, что мы делали, начало походить на танец, тем более что и музыканты немного освоились и начали на простенький ритм, который на Кубе вообще-то буквально палками отбивали в будущем, накручивать дополнительные инструменты. Как по мне сильно не хватало трубы, но тут уж я объективно придирался, может быть в будущем, если удастся внедрить сальсу — скорее всего нет, для нынешнего времени она все же слишком «развратная» — можно будет усовершенствовать.

Развлекались мы таким образом чуть ли не пол дня. Ну как развлекались? Я-то по-настоящему отдыхал душой, вспоминая когда-то в другой жизни выученные движения, забытые на долгих полтора десятка лет, а вот остальные — работали.

Удивительно, однако вечером того же дня, засыпая у себя в кровати, я отчетливо ощутил, что тяжесть, давящая на грудь, куда-то отступила и даже, как будто стало легче дышать.

ЗЫ У меня тут 3к подписчиков набралось и я решил по такому поводу начать выкладку второй книги. Прод каждый день не будет, это слишком тяжело. Пока — установим раз в два дня, а там посмотрим.

И да, как обещал, открыл первую часть для скачивания.