Николай I Освободитель. Книга 2

Глава 13

На самом деле, необходимость создания некого своего печатного органа — а лучше даже не одного, — способного доносить до населения мою, то есть единственно правильную, точку зрения была понятна уже давно. Собственно, было бы странно если бы человек из будущего, из информационного общества, не думал в этом направлении. Вот только разрешение на подобную деятельность мне удалось выбить из императора только после победы в Отечественной войне, когда Александр окончательно убедился в моем благоразумии, лояльности и желании принести стране максимум пользы. При этом на новую газету, названную мной без лишней скромности «Правда», был наложен специальный режим цензуры. То есть, по сути, брат решил не пускать дело на самотек и чуть ли не самолично отсматривать каждый материал прежде, чем одобрять его в печать. Такое разрешение, как кстати и последовавшее вскоре после заключения мира с обеими Германиями, назначение меня в члены не так давно образованного Государственного Совета, стало своего рода признанием моих заслуг, а также моего права на кусочек власти в империи. Можно сказать, что я теперь был не просто братом государя, но и чиновником высшего ранга, имеющим политический вес отдельно от императора.

Главным редактором газеты, имевшей по моей задумке в первую очередь социально-политическую направленность, стал широко известный в узких кругах писатель и баснописец Александр Ефимович Измайлов, уже имевший определенный опыт в издательском деле.

— Что скажете Николай Павлович? — В последних числах мая мне принесли установочный экземпляр самого первого тиража новой газеты. Пока она предполагалась ежемесячной — для начала нужно было набрать штат репортеров, писателей и отработать процесс — но в перспективе я хотел перейти на еженедельный выпуск.

Вообще, газеты этих лет, если уж говорить совсем честно, мало отличались от своих потомков конца двадцатого века. Разве что бумага была похуже да полиграфия не столь качественная. Ну и врать местные «акулы пера» еще не научились столь виртуозно, как ы будущем.

— Прекрасно, Александр Ефимович, мне все нравится. — На самом деле, это было не совсем так, например меня жутко бесила легкая желтизна дешевой бумаги, на которой печаталась газета, вызывая в памяти параллели с «желтой прессой» из будущего, но тут объективно ничего сделать было просто невозможно. В любом ином случае цена конечного изделия тут же улетала в космос. — Что у нас тут, ага… Ну да…

Главной жемчужиной первого выпуска газеты «Правда» стало большое интервью с фельдмаршалом Кутузовым. Почему именно с ним? Во-первых, было неизвестно сколько еще старик протянет. Он хоть и выглядел весьма бодренько, неслучившаяся тут история показывала, что одноглазый лис мог отправиться на свидание с предками буквально в любой момент. А во-вторых, после победы над Наполеоном Михаил Илларионович стал крайне популярным в обществе человеком, причем таковым он был и среди консерваторов, и среди либералов, и вообще объединял в хорошем к себе отношении чуть ли не все слои российского общества. Ну во всяком случае, те из них, которые хоть как-то интересовались происходящим за забором.

— Цензура одобрила, можно запускать, — еще бы не одобрила, если все темы статей первого выпуска мы придумывали с Александром на пару.

— Ну что ж, тогда с Богом, как говорится, вперед! — Я отложил в сторону газету и внимательно посмотрел на своего главного редактора. — А что вы скажете насчет создания отдельного литературного журнала?

— Не вижу никаких в этом проблем, Николай Павлович, — пожал плечами Измайлов. — Подобных периодических изданий разной направленности не так уж и мало. Большинство, правда, живут ровно столько, сколько сохраняется энтузиазм их владельцев и зачастую одновременно главных авторов… Дело, как вы понимаете, это не так чтобы очень прибыльное.

— Ну прибыль, в этой жизни далеко не главное, заработать копеечку, — Измайлов на этих словах явственно хмыкнул, — я и в других сферах способен. Мне гораздо важнее культурное влияние. Большие тиражи, низкая стоимость… А печатать будем полезные произведения, с нужным государству, ну и мне, чего уж греха таить, посылом. Будут люди такое читать?

— Будут, почему бы и нет. Чего у нас только не читают… Если цену небольшую поставить, да материал отбирать более-менее тщательно… Вполне.

— Ах да, — я мысленно хлопнул себя по лбу. Наклонился и достал из выдвижного ящика бумажную папку, — чуть не забыл. Вот это вам, найдите пару толковых студентов и посадите их придумывать слова-загадки. В «Правду», наверное, это вставлять не будем, неформат. А вот в журнал развлекательной направленности — вполне. Можно конкурс устраивать, призы какие-нибудь изобразить… В общем, разберетесь.

— Что это, Николай Павлович?

— Крестословицы, — выдал я прямой перевод слова «кроссворд» на русский. В конце концов, зачем тянуть слова из другого языка, когда можно подобрать адекватную замену у себя. — Такие загадки-головоломки. Там на отдельном листе список вопросов, ответы на которые нужно вписывать в таблицу и таким образом получать дополнительные буквы в качестве подсказок в тех местах, где сразу ответить не получается. Интересная забава, посидеть, поломать голову, убить немного времени, рупь за сто, что нашим потенциальным читателям зайдет.

— Интересно… — протянул Измайлов, он прямо тут же пару раз перелистнул страницу явно пытаясь на ходу решить головоломку, но понятное дело, что без карандаша сделать это было практически невозможно. Через минуту он кивнул своим мыслям, оторвался от крестословиц и вновь поднял взгляд на меня. — Пожалуй соглашусь, интересная новинка. Читателям понравится.

— Сразу составляйте каталог вопросов, чтобы через некоторое время можно было использовать их по второму кругу… — попытался я дать совет, но судя по проступившей улыбке Александра Ефимовича, он и сам уже об этом подумал. Очевидно, что тут мелочная опека не понадобится, главное направлять его в нужно русло, чтобы куда-нибудь не туда не свернул. — В общем, разберетесь.

Диалог этот состоялся в Михайловском замке, который я наконец-то сумел выбить из Александра, благо он все это время стоял пустым, и никто на него особо не претендовал. В будущем тут вроде бы должна была располагаться артиллерийская — или инженерная, не помню точно, единственный раз, когда я был в Питере в прошлой жизни, до этого замка мы так и не добрались — школа, но думаю, что мы найдем для нее место где-нибудь в другом месте.

Что же касается моей новой личной резиденции, то она очень быстро начала напоминать не столько уютное домашнее гнездышко, сколько штаб-квартиру какой-нибудь корпорации из будущего. В качестве покоев я выделил себе пол-этажа в одном из крыльев замка — в большей площади объективно нужды все равно пока не было — а все остальное место занимали различные службы — канцелярия, спецслужба Бенкендорфа, отдел поиска талантов и приема предложений по изобретеням, охрана — куда же без нее — и так далее. Очень быстро стало понятно, что скоро места будет не хватать, у нужно будет либо расширяться, либо раскидывать службы, не нуждающиеся в постоянном пригляде по другим адресам. Впрочем, с этим можно было несколько подождать, тем более что текущих дел было, что называется, «за гланды».

Вообще, если внешнеполитическое положение Российской империи после победы над Наполеоном и заключения формального мира со всеми его союзниками выглядело очень прочно, то о внутренней ситуации в стране того же сказать нельзя было совершенно. Во-первых, было разрушено огромное количество сел и городов на западе страны, сотни тысяч человек остались без жилья и, хуже того, без какой-то перспективы вернуться в ближайшее время к своей привычной хозяйственной деятельности. В конце концов, пожить несколько месяцев можно и в землянке, а вот если поле весной не засеять, то осенью останется только складывать зубы на полку. В этих условиях пришлось изрядно покрутиться, в том числе привлекая армию, чтобы хотя бы понемногу, но помочь всем.

Удалось в такой ситуации активизировать переселенческую программу. Теперь, когда многих крестьян на старых местах не держало хозяйство, оказалось гораздо проще сдернуть их на юг и восток. Зима двенадцатого-тринадцатого годов в плане потока переселенцев стала воистину рекордной. По моей статистике мы совсем немного не дотянули до пятидесяти тысяч семей, переселенных в Приазовье и на север Крымского полуострова. Да, мы потихоньку за несколько лет уже и туда добрались. Более того уже со следующего сезона планировалось запустить строй переселенческий маршрут по Волге на прикаспийские земли Астраханской губернии. Дальше, по мере заселения земель, предполагалось продвигаться на юг на территорию кавказской губернии, однако пока с этим были определенные проблемы. Проблемой были племена черкесов, дагестанцев и чеченов, которые совершали регулярные набеги на прилегающие равнины, грабили и разоряли хозяйства поселенцев, и было очевидно, что без глобального решения этого вопроса, ни о каком освоении края и речи быть не могло.

Во-вторых, если отбросить очевидные чисто экономические трудности, связанные с ущербом от вторжения, далеко не всё в порядке было в политических кругах Петербурга. Отнюдь не все восприняли положительно подписание мирного договора с Наполеоном в том виде, в котором он в итоге увидел свет. В особенности своего недовольства не скрывало молодое поколение и недавние переселенцы из Европы, пошедшие на службу «белому царю» после того, как корсиканец лишил их родины. Буквально на глазах начала формироваться оппозиция, в том числе и включающая мамА и бывших посетителей, распавшегося со смертью ее мужа, тверского салона Екатерины Павловны.

Эти нехорошие движения — о них я узнавал от Семена Романовича, который отлеживался после воспаления легких в Питере пока я мотался по всей России — начали очень быстро обретать форму и грозились вылиться в серьезные неприятности. В то, что это перерастет в реальный заговор и смещение Александра я верил мало, а вот в то, что они скопом смогут прогнуть брата, наставить на тот путь, который считают истинным — вполне. Оборону Александру в столице пока помогали держать Аракчеев и Кутузов, который также горячо поддержал невмешательство России в европейские дела.

И, в-третьих, по счету, но не по важности, такое глобальное событие как отечественная война, приведшее к крайнему напряжению всех сил государства, не могло не отразиться на самосознании всего простого народа. Среди крестьян, особенно тех, кого привлекали на работы через структуру ополчения, начали распространяться слухи о том, что император в награду за победу скоро даст народу волю и землю. Причем, как это часто бывает, волю хотели сразу и тут, земли опять же тут и побольше, а на предложение переехать на пустующие территории и получить желаемое в прикаспийских степях, такие фантазеры отвечали исключительно матерно. В общем, потихоньку назревал социальный конфликт…

Для того, чтобы вывезти из Франции честно добытое в бою золото, пришлось провернуть целую войсковую спецоперацию. Не смотря на то, что формальное оформление шестой коалиции, контуры которой на политической карте Европы уже просматривались, пока еще не завершилось, было очевидно, что так просто пропускать «золотой караван» — а даже если брать чистое золото, то масса выкупа равнялась бы примерно четырёмстам тоннам золота, на практике общая масса ценностей была как бы не в три раза больше — ни Австрия ни Пруссия бы по своей территории не согласились. Хотя бы потому, что это означало возвращение во Францию самого Бонапарта, а с ним и пятидесяти тысяч отборных, прошедших русский ад, бойцов.

Для того, чтобы относительно безопасно передать ценный груз, французы обязались доставить его в Любек — самый восточный крупный порт на Балтике, который все еще контролировала Первая империя, — а мы собирались отправить за золотом весь балтийский флот. Просто чтобы у прочих-разных даже мысли не возникло попытаться протянуть руки к нашей контрибуции.

Впрочем, прошло все в итоге на удивление без сучка без задоринки. В начале мая тринадцатого года «золотой караван», везущий на самом деле не только золото, но и серебро, а также прочие относительно ликвидные ценности, — вошел в Неву, — в обратную же сторону отправился французский император и часть генералитета, офицеров и опытных бойцов, которых мы смогли переправить на запад одним рейсом.

Еще большей проблемой оказалось как-то избавится от полусотни — на самом деле уже несколько меньше — тысяч бывших военнопленных. На то, чтобы перевести их по морю и выгрузить в том же Любеке у нас банальнейшим образом не было флота. Тем более, что по неофициальным каналам англичане намекнули, о возможности совершенно случайно спутать горизонтальные и вертикальные полосы на мачтах русских кораблей и ненароком пустить все транспортники на дно Балтийского моря, пусть даже это и будет означать войну между двумя государствами.

Пешком отправлять такую кучу народу через ту же Пруссию выглядело так же сомнительной идеей. Вряд ли немцы пропустят через свою территорию толпу мужиков, которая после пересечения их западной границы тут же превратиться в солдат вражеской армии. Вооружать же их в России виделось уже неправильным с политической точки зрения. Такие действия в значительной мере стали бы недружественным актом по отношению к соседям и мгновенно разрушили бы наш нейтралитет — максимально выгодный, естественно, — в намечающейся войне.

В итоге пришлось всю сорокатысячную толпу разделять на мелкие группы и переправлять во Францию разными путями, причем большую часть — транзитом через Османскую империю, у которой с Наполеоном были относительно неплохие в это время отношения, в Далмацию. Результатом этой непростой операции стало то, что последний военнопленный покинул территорию Российской империи уже во второй половине лета тринадцатого года, как раз незадолго до начала войны шестой коалиции.

Сигналом к началу боевых действий стало неожиданное для всех — впрочем, тут островитяне вероятно могли бы поспорить — вторжение армии короля Сицилии Фердинанда на юг Апеннинского полуострова.

После гибели Мюрата Неаполитанское королевство на полгода осталось, по сути, без правителя, поскольку семья маршала Франции, в том числе и наследник, предпочитали проживать в Париже, а не на «задворках Европы». Управлялось оно также глобально скорее из Парижа, чем из Неаполя, что, конечно, же не могло не раздражать местных. И это даже если не упоминать немалые потери армии королевства от далекого и непонятно зачем нужного похода в Россию. В этих условиях король Фердинанд — который, если говорить совсем честно, сам по себе был его тем перцем, особой популярностью в народе не пользовавшимся, — начал казаться местным элитам более чем достойным выбором. Во всяком случае — ничем не хуже других.

15 августа тринадцатого года сицилийцы совместно с англичанами одним коротким броском преодолели Мессинский пролив и высадились на самом кончике итальянского сапога. Французских войск на юге Италии практически не было, поэтому Фердинанд, не встречая сопротивления быстро занял Калабрию, Апулию, а 24 числа с помпой въехал в Неаполь.

Одновременно с этим войну Дании объявила Швеция, а Австрия и Пруссия начали собирать полки на своих западных границах. Контуры шестой антнаполеоновской коалиции, можно сказать, были вчерне обозначены. Не факт, что замена России на Неаполитанское королевство — совсем адекватна, однако островитяне — а в том, что тут торчат их уши никто не сомневался — всегда отличались умением играть теми картами, которые у них есть на руках.

28 августа Пруссия практически без боя — небольшой французский гарнизон, который там стоял, сложил оружие ввиду огромного численного превосходства немцев — заняла Данциг, чем фактически объявила Франции войну. А на следующий день отдельный, специально выделенный под это корпус Шварценберга вторгся в пределы Итальянского королевства, отрезая от Наполеоновской империи ее владения в Далмации и одновременно ставя итальянского вице-короля Эжена Богарне в достаточно сложную со стратегической стороны ситуацию. На юге Италии на него одновременно двигался во главе англо-сицилийской армии король Фердинанд.

Впрочем, нельзя сказать, что положение Наполеона было таким уже отчаянным. Вернувшись в начале лета в Париж Бонапарт обнаружил наличие более-менее приличной по численности — хоть и страдающей на обе ноги по качеству — армии, настывающей около двухсот пятидесяти тысяч штыков. Из них правда меньше сотни тысяч имели хоть какой-то боевой опыт — это были те войска, которые во время похода на Россию стояли в Пруссии и ушли за Эльбу после подписания мирного договора, а также некоторое количество войск выдернутых из Испании — остальные же состояли из молодых свеженабранных юнцов тринадцатого и четырнадцатого годов призыва и солдат старших возрастов, призванных для занятия должностей в тылу. А еще практически не было кавалерии, артиллерии и инженерных частей, оставшихся где-то там на востоке Европы. Все это, конечно же не смутило корсиканца — случалось ему начинать войны в ситуациях и похуже — и Бонапарт тут же двинул войска в Саксонию на перехват вторгшихся туда австро-прусских частей.