Номах. Искры большого пожара

Пьеса

Сенин сидел в редакции. Смотрел в окно, качался на стуле. В руках его богомолом вертелся карандаш. Время от времени поэт со скукой поглядывал на стол, где лежала недописанная статья.

Стул монотонно скрипел. Мысль не шла.

Сенина одолевала скука.

Остальные сотрудники газеты где-то бегали. У каждого неизменно имелась целая прорва дел, и Сенин то и дело оказывался в редакции в одиночестве.

– Здравствуйте, Сергей Александрович, – стараясь держаться холодно и отстранённо, Вика Воля переступила порог редакции. – Я поэму принесла. В стихах.

Она сделала несколько шагов и остановилась посреди комнаты.

Сенин немедленно оживился, сложил руки на груди, словно в молитве.

– Виктория, вы чудо! Я сейчас готов чем угодно заниматься, лишь бы эту статью не писать.

Гирш Соломонович, дай ему бог в аду место погорячее, навязал щедрой рукой. Давайте сюда вашу «Илиаду».

Она посмотрела на него, сжимая в руках свёрнутые трубочкой листы. Решимость её таяла на глазах.

– Я подумала сейчас. Она очень слабая, наверное. Я, пожалуй, ещё над ней поработаю.

– Ни в коем случае, – почти закричал Сенин.

Вика, скрипнув кожей куртки, повернулась к выходу, но Сенин с азартом молодого, почуявшего след гончака, вылетел из-за стола, преградил ей путь.

– Ну, нет. Никуда вы не пойдёте. Отдайте поэму.

– Правда, сырая. Надо ещё…

– Чепуха!

Он вырвал листки из её неожиданно ослабевших пальцев, плюхнулся на стул и принялся читать.

– Глупость… Вот тут получше… А, нет, опять плохо!.. – принялся радостно выкрикивать он.

– Вот тут вообще никуда не годится… Гадость… Фу, банальщина… Опять Маяковский…

Лучше б камнем в окно кинули, ей-богу… Дневник прыщавого подростка… Любительщина… Северянин, наглотавшийся слабительного… Вывихи какие-то, вместо размера… Чечётка, а не стихи…

Он весело поглядывал на Вику, наблюдая за её реакцией, и увлечённо продолжал бросать:

– Хлебников под кокаином… Беготня на цыпочках со сломанной ногой… Ой-ой-ой, а тут вы прямо гимназистка на приёме у женского врача…

Вика вспыхнула, не выдержала:

– Верните поэму!

– Секунду, я ещё не закончил.

Глаза Сенина зверьками бегали по строчкам.

– Какой прелестный парализованный Гумилёв!.. – захохотал он и снова вернулся к чтению. Ему явно нравилось злить Вику.

– Строчки, как пудельки в цирке, прыг-прыг, и вдруг раз, и сдохли… А тут вы так чудесно неуклюжи!..

– Верните! Хватит издеваться, – с навалившейся вдруг усталостью, сказала она. – Я вас прошу. – А вот и конец, – словно не слыша её, воскликнул Сенин и продекламировал:

– Отлично! – почти восторженно воскликнул он, запуская пятерню в густые волосы. – Это надо не в газете печатать, это ставить надо. Это же готовая пьеса! Как она у вас называется?

Он зашелестел страницами.

– «Чёрный полк»? Ерунда. «Берестяная планета», вот как мы её назовём. Ну, как вам?

Нравится?

Он с горящими глазами повернулся к Вике.

– Согласны?

Она смешалась.

– Я не знаю. Вы же опять всё переделаете?

– Конечно. Но хуже уже не будет, я вас уверяю. Договорились?

– Вы серьёзно считаете, что я могу отказаться? Поступайте, как сочтёте нужным, Сергей Александрович.

– А вы согласитесь сыграть в этой пьесе? – неожиданно спросил он.

– Кого?

– Богородицу.

– Но там нет богородицы.

– Она обязана там быть. И она там будет. Сыграете?

Виктория помедлила.

– Я немного играла в гимназическом театре, – призналась она. – Джульетту, Иоланту, еще две-три роли.

– Ну! Куда богородице до Джульетты! Сыграете, даже не сомневайтесь.

Сенин хлопнул в ладоши и засмеялся.

– Я поговорю с набатовцами, у них был какой-то полумёртвый театр. Попробуем его оживить.

Вдвоём нам, в любом случае, не справиться.

Он посмотрел на неё своими синими глазами, словно заглянул в самую душу.

– А знаете, я тоже попробую сыграть.

– Кого?

– Бога.

– Вот как?.. У вас изрядное самомнение.

– Стоит ли размениваться на мелочи?

Он помолчал, хлопнул ладонью по коленке, встал со стула.

– Решено, да?

Сенин подошёл к ней вплотную, остановился лицом к лицу.

– Мне кажется, из вас получится замечательная богородица.

Вика ощутила его дыхание на своём лице, почувствовала, что неудержимо краснеет, но не отвернулась и не отступила.

– Мне придётся снимать вас с креста?

– Нет. Не в этой пьесе. У этой счастливый конец, вы же сами так решили.

Вика чувствовала, как кровь вымывает силы из её коленей и рук.

«Ещё секунда и я попрошу, чтобы он меня поцеловал», – подумала она.

– Я вас поцелую в этой пьесе, вы не против? – спросил Сенин тихо-тихо.

Она сделала нервный глоток, отвернулась в сторону.

– Сергей Александрович… Мы договорились, что вы правите пьесу, и я в ней играю. Но я прошу, не выставляйте меня в некрасивом свете.

– Ни за что, Виктория. Я скорее соглашусь, чтобы мне руку гвоздём пробили.

– Значит, мы поняли друг друга.

Она с облегчением вышла из редакции.

Сенин торжествующе хлопнул в ладоши.