Номах спал в саду под вишнями, когда тяжёлый, словно разогнавшийся бронепоезд, удар надолго отключил его, а несколько ножевых росчерков решили судьбу спавшей рядом охраны.
Нестор пришёл в себя, голова его была укутана душным дерюжным мешком, руки связаны верёвкой под шеей у коня, ноги – под конским брюхом. Передняя лука седла нестерпимо упиралась в грудь и била при каждом движении мчащегося галопом коня.
– Шо, жив он там, Митрий, как думаешь? – услышал Номах сквозь звуки скачки.
– Лучше б был жив. Хотя, для него сдохнуть поинтересней было бы.
– Это точно.
И снова лишь топот коней по степной дороге.
– Красные? Белые? – подумал Номах. – Без разницы. Курице всё одно, свадьба или поминки. Да только я не курица…
Лука седла колотила в грудь. Шея коня толкалась в лицо.
Нестор открыл глаза, пригляделся, света не было.
– Ночь. И то хорошо. Ночь – моё время.
Он выгнулся дугой, пытаясь уберечь грудь от жестких, как жандармские сапоги, чью крепость он узнал ещё в семнадцать лет, ударов.
Муть в голове понемногу исчезала, соображать становилось легче.
– Надо спасаться.
Он уже не раз, не два и не десять выбирался из самых безнадёжных положений, и со временем это умение превратилось едва ли не в главное его оружие.
Номах втянул сквозь дерюгу свежего степного воздуха.
– Мешок-то на кой чёрт натянули? Если бы кляп в рот забили, ещё бы понял. Если б так оставили, без мешка и без кляпа, тоже бы понял. Но мешок… Похоже, люди-то в своём деле совсем неопытные. Но то мне на руку.
Он вцепился в мешок изрядно порастраченными за время тюрьмы и каторги зубами со всей отчаянностью человека, спасающего свою жизнь. Мешковина поддавалась плохо. И тогда Номах впился сквозь ткань в бившуюся под его щекой шею коня. Он рвал конское мясо, едва успевая отплёвывать бьющую струёй кровь. Орал диким зверем и грыз шею благородного скакуна.
Конь зашёлся истошным, словно перед смертью, ржанием, взвился на дыбы и, сбив лошадь одного из похитителей, рванул в сторону. Верёвка, которой номаховский конь был привязан к седлу упавшей лошади, лопнула и жеребец под Номахом понёсся длинным размашистым галопом, унося на себе пленника.
– Живым его возьми! – крикнул упавший всадник. – А не получится, кончай гадину.
Волком вгрызался Нестор в шею жеребца и тот нёсся быстрее аэроплана.
Дерюга лопнула под зубами Нестора и рот его погрузился в живое, плещущее кровью мясо.
– Стой, сука! Всё одно пуля достанет! – орал сзади преследователь.
Раздался выстрел, второй.
– Убьёт жеребца и мне конец, – думал Номах, разгрызая волокна мешковины.
Нестор потёрся о плечо, кое-как установил дыру в мешке напротив глаза. Обрывки ниток мешались и лезли в глаз, но он, моргая, смог разглядеть справа что-то тёмное, похожее на рощицу или перелесок. Связанными руками и ногами сумел направить коня.
– Стой, тварь! – угадав его намерения, снова заорал преследователь и выстрелил.
Пуля прожужжала где-то совсем рядом. Стрелок из-за бешенной тряски не мог попасть в цель.
– Быстрее! – заорал в ответ Номах и снова вцепился в шею коню.
Хороший наездник всегда знает, когда в его коня бьёт пуля. Номах почувствовал её одновременно с животным. И от бессилия, чувствуя скорую и неминучую гибель, вырвал стиснутыми зубами кусок живого конского мяса.