Швы, конечно, разошлись. Но боли уже не было. Чертовски сильное средство, скажу я вам. Правда и побочный эффект от него довольно силен, но я так полагаю, что сильный стояк — это не самое важное в ситуации, когда у человека шок и сильная вероятность умереть от болевого шока.
Когда я открыл глаза, то сперва поразился полутьме и невольно задался вопросом — где я и что происходит. Потом память подгрузила последний пакет воспоминаний, обнаженное тело Бьянки, скачущей на мне, словно ковбой через прерию, Бьянки, которая наклоняется ко мне, поправляя выбившийся локон, заправляет его за ухо и говорит «бедный малыш, он столько уже работал сегодня…», Бьянки, которая прищуривает глаза и снова достает иголку «опять все разошлось, ну что ты будешь делать»… много разной Бьянки у меня в памяти теперь.
Поворачиваю голову. В «Логове Злодейки» полутьма, рассеиваемая только свечением нескольких мониторов и настольной лампой. За столом, в кресле, скрестив ноги по-турецки — сидит она, в своем белом, лабораторном халате и с прической — «высокий узел на макушке». Из узла волос — торчит карандаш, а халат распахнут спереди, демонстрируя полное отсутствие иной одежды. Ее босая ножка торчит сбоку, из-под бедра, пальчики на стопе постоянно шевелятся, а губы кривятся. Брови нахмурены. Она работает.
Глядя на это, несомненно милое и в достаточной мере возбуждающее зрелище — я испытываю определенные неудобства. Как там было написано на тюбике обезболивающего «возможны побочные эффекты, проконсультируйтесь со специалистом». Ну так вот, Бьянка у нас специалист и именно она сказала, что «побочный эффект — стойкая эрекция в течение трех часов». Наверное, ошиблась в указании времени, ну или индивидуальный эффект…
— Доброе утро — говорю я, приподнимаясь на локте. Спина тут же дает о себе знать, но это уже не острая вспышка боли, а скорее тянущая, тупая и пульсирующая. Место разреза и последующего наложения швов — болит и ощущается как горячая грелка, приложенная к телу.
— Мгм… — отвечает мне Кексик, не отрываясь от мониторов: — еще не утро. Я тебе глюкозу и стимуляторы ввела, чтобы ты пораньше встал.
— Да? Круто. — кидаю взгляд на свой телефон. Действительно с момента, когда я пытался «наказать» Бьянку, а наказал сам себя — прошло не так уж много времени.
— Если ты действительно знаешь как перепрошить эту негодницу, то тебе нужна помощь — открывается она от монитора и хлопает глазами, пытаясь сфокусировать взгляд. Снимает очки и разминает шею. Я встаю, подхожу к ней и начинаю разминать ей плечи, вернее — трапециевидные мышцы.
— Ммм… вот так, ага… — говорит она: — вот так.
— Ты все это время за мониторами сидела? Не вздремнула? — спрашиваю я ее.
— После того, как мы… в общем я не могла заснуть. Гормоны. — пожимает она плечами и тут же спохватывается и расслабляет их, подставляя моим рукам: — кроме того одна мысль не давала мне покоя. Вернее — даже две мысли.
— Поделись
— Первая — что нам обязательно нужно заманить и трахнуть Рыжика, она просто неподражаема, а у тебя спина болит. Нет, все было просто прекрасно, но без Рыжика в постели как-то не так. У тебя нет возражений?
— У меня? — вспоминаю рыжую и пожимаю плечами в свою очередь: — она прикольная. И симпатичная. И твоя подруга. Конечно, я отношусь к сексу, как к чему-то сакральному и интимному и обычно против такого, но, если ты попросишь как следует — я рассмотрю кандидатуру Рыжика как кандидата для оргии.
— Пожалуйста. Рыжик мне как… как мое альтер эго. Голос моей совести. Так как у меня нет своей собственной. — Бьянка не улавливает сарказм в моем голосе и ладно. Конечно, я только за, странные вопросы вы задаете, сударыня. Трахнуть еще и твою подругу, да еще все вместе? Считайте меня в игре! Тут главное, чтобы сама рыжая не была против, а то у нее характер трудный и вообще моралистка. Так что на самом деле я, конечно, сдерживаю возглас «Ты еще спрашиваешь?!».
— И вторая — а что, собственно, за тело у меня в холодильнике лежит? — продолжает Кексик: — и… вот что я нарыла. Для начала отпечатки пальцев…
— Ты что, ночью пошла в холодильник отпечатки пальцев у трупа снимать? — немного удивляюсь я. Ночь, улица, фонарь, аптека. В нашем случае — ночь, холодильник, труп и полуголая Бьянка в одном халате и надеюсь в тапочках. Отпечатки пальцев у трупа берет. Даже мне немного неуютно было бы.
— Как иначе я бы у него отпечатки пальцев взяла? — удивляется в ответ она: — Но я оделась тепло, не переживай.
— Да я в общем не об этом переживаю… а, продолжай… — машу рукой я, решив не усложнять. Кексик поворачиваемся ко мне, и я отступаю на шаг назад. Она с сожалением разминает себе шею свободной рукой.
— Так вот. Он не в базе.
— Не в базе? Уточни, что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. Как именно тут попадают в базу и почему в ней нет всех граждан, получивших паспорта и каким образом она имеет доступ к этой самой базе?
— Это значит что «Джон Доу» не является преступником… по крайней мере не был пойман и пропущен через пенитенциарную систему страны. Не попадал в полицейский участок по подозрению. А также не является военнослужащим, сотрудником правоохранительных органов, спасателем или сотрудником Министерства Юстиции или Дзингикан — те тоже отпечатки пальцев сдают. — поясняет Кексик, она же доктор Френсис Квинзель.
— Я взяла материалы на анализ ДНК — продолжает она: — на всякий случай. Однако все, что я пока могу сказать — это японец, примерно около сорока или пятидесяти лет. Худощавый. На теле имеется татуировка в виде карпа кои на предплечье, подобного рода татуировки были популярны в южном Китае в начале прошлого века. Шрамы по всему телу. На предплечьях и голенях — синяки, судя по всему — от пластиковых стяжек. Причину смерти установить без вскрытия трудно, но судя по состоянию губ, гортани и шеи — асфиксия. Странгуляционной борозды на шее нет, так что предполагаю пластиковый пакет на голове, либо противогаз. Или, например — туго перетянутый кляп во рту и перекрытый нос.
— Так он в возрасте. А вчера ты говорила — «мальчик» — справедливо замечаю я.
— Ну… кто скажет, что это девочка — пусть первым кинет в меня камень — отвечает она: — и вчера я его из пакета еще не доставала. Видела, что небольшой, телосложение скорее мужское, вот и предположила, что мальчик. Ошиблась. Ты все еще будешь фиксироваться на моих ошибках? Или это твой способ найти предлог, чтобы опять меня наказать? — она бросает на меня лукавый взгляд. Чертова эрекция на три часа. Нисколько не помогает тот факт, что халатик спереди распахнут, а так как она сидит по-турецки, то мне все видно «до самой Небраски» — как выразилась Шэрон Стоун после знаменитой сцены с закидыванием ноги на ногу в «Основном Инстинкте».
— Я так полагаю, что предлоги отныне нам не нужны — возвращаю я ей такой же взгляд: — и я бы с удовольствием повалял тебя прямо на столе, ткнув лицом в твои бумаги и дав почувствовать твое место в пищевой цепочке, но прямо сейчас не время. — делаю шаг вперед. Подтягиваю еще одно кресло на колесиках и сажусь напротив. Бьянка тут же расплетает свои ноги и кладет их мне на колени. Ее неутомимые пальчики на ступнях тут же находят себе занятие, и я вздыхаю. Нет, приятно. Даже чертовски приятно. Но отвлекает. Если я так и буду… а, к черту. Я кладу руку на гладкую кожу и начинаю поглаживать подъем ступни, лодыжки, прохожу пальцем между ее пальцами на ножках…
— Мне очень жаль — выдает Бьянка немного охрипшим голосом: — я не нашла ничего. У нас в холодильнике по-прежнему Джон Доу. И если ты сможешь…
— Давай я сам посмотрю — говорю я и с сожалением ощущаю, как ее ножки убираются из зоны боевых действий. Вот так решимости здоровый цвет хиреет под налетом мысли бледным, сказал бы Шекспир. Я скажу так — жаль. Но на самом деле Шизука скоро очнется, а мне нужна вся фоновая информация о том, кого она убила и зачем она это сделала. Тогда у меня на руках будут козыри, а не бутор, как сейчас. А пальчики на ногах у Кексика — подождут.
— Пошли — она встает и засовывает ноги в теплые тапочки, что я немедленно одобряю. Такие ножки должны быть в тепле. Или в моих руках. Или на моем теле. Так, все, Кента, фу немедленно. Отставить объективизировать Бьянку, у нас дела.
Иду за ней, отслеживая как покачиваются ее бедра под белым халатом. Мысль о том, что сейчас увижу первую работу своей ученицы нисколько меня не вдохновляет. Все же я не поехавший на почве «тварь я дрожащая или право имею». Отношение к убийствам у меня сугубо утилитарное и прагматическое — без лишнего морализаторства и гипертрофированной гуманности «каждая жизнь бесценна», но и без ненужной кровожадности «убивать, чтобы чувствовать, что ты жив», как у Гаары Песчаного. Потому никакого трепета и сентиментальности прямо сейчас я не испытываю. Убила и убила. Важно — зачем. Почему. Какие мотивы подвинули ее на это действие. Если я буду это знать, то я смогу предсказать… смоделировать. Может даже — исправить. Да, надежды юношей питают, угу…
Бьянка щелкает выключателем на стене, открывает обшитую жестью дверь и холодный пар стелется по полу. Входим. Холодильная камера здесь небольшая, места впритык. На полке у стены — лежит тело. Действительно японец, действительно не такой уж молодой. Но не это приковывает мой взгляд. Скулы, разрез глаз, нос — вот что привлекает меня сразу. Перевожу взгляд на Бьянку. Та переминается с ноги на ногу и запахивает свой лабораторный халат.
— Ты и правда не видишь? — спрашиваю я у нее: — посмотри на его лицо.
— Что? Лицо как лицо, в базе данных нарушителей не содержится. Я даже базу данных банковской системы кредитной истории и общую базу сдачи спортивного инвентаря в прокат прошерстила. Никаких совпадений. — отвечает Бьянка и изо рта у нее идет пар.
— Все ясно — говорю я: — это у тебя из-за твоих социальных проблем. У тебя вообще с эмпатией трудно, а эмпатия в том числе означает распознание эмоций невербальным способом, а значит — умение читать лица. Посмотри внимательней… — я подношу ладонь ко лбу тела, изображая челку: — представь что это черные волосы. А теперь одень его в школьную форму — мысленно, конечно и …
— Погоди-ка… — хмурится она: — постой… нет, все равно не понимаю.
— Этот человек — вылитая Шизука. Только в мужском теле. Это ее отец. Или старший брат. Дядя. Ближайший родственник.
— Комплекс Электры. И Эдипов сразу же. В зависимости от того, кем она сама себя считает — кивает Бьянка: — давай пойдем уже отсюда, у меня ноги мерзнут.
И мы возвращаемся в зал, гостиную и заодно столовую, лабораторию и рабочую комнату Логова Злодейки.
— Значит надо искать от самой Шизуки — говорю я, присаживаясь за соседний монитор: — социальные сети и все такое. В конце концов ее и жертву связывают какие-то тесные связи.
— Странно… — бормочет Бьянка: — очень странно.
— Что именно? — я начинаю поиск в сети, вбивая ключевые слова.
— То, что у твоей одноклассницы нет аккаунта в социальных сетях. Нигде. Ни в Микуси, ни в Инстаграмм, я уже не говорю о твиттере или фейсбук. И вообще — вот сайт твоей бывшей школы, пароль мне Красный Лотос подкинул, так в базе данных никаких сведений о том, где она училась за год до этого. Она как будто из воздуха появилась.
— И чего странного? Она только год с нами учится. — отвечаю я, продолжая поиски.
— То, что обычно в таких файлах указаны предыдущие школы, а тут — только дата рождения и место. Сасебо, Нагасаки.
— Нагасаки — это плохо. Там, наверное, фон радиоактивный… вот и мутировала в школьницу-убийцу — хмыкаю я.
— Мне трудно понимать твой сарказм — отвечает Бьянка: — у меня сложности с эмпатией. Ты уж будь так добр, поясняй, когда ты серьезно говоришь, а когда — нет. Я ведь могу поверить в то, что ты и правда так считаешь… так, а тут еще интересней. Отсутствуют данные по ее родителям! Только опекун, некий Сатомо Хирагава. Хм. И его адрес — отличается от ее адреса, тут написано, что проживает одна. Обычная практика в старшей школе, если далеко от дома, но все же… и вот ее адрес. Выезжаем на место?
— А тут кто за ней присмотрит? — задаюсь я вопросом. Бьянка поправляет очки средним пальцем, и я теряюсь в догадках, то ли это жест, намекающий на секс, то ли она так выражает свое отношение к моему интеллекту, то ли ей так удобно.
— Сейчас Рыжик приедет, она собак выгуливала — поясняет она: — от них вонь везде и они жрут что ни попадя. Вернее — жуют, но от этого не легче. Который Доберман — тот едва удара током не получил, жрал кабель под напряжением. Едва пополам не перекусил. Ты вот мне скажи, чего ты задумал? В смысле — с ней делать? Отпускать ее не вариант.
— Смотри — я кладу на стол нож Шизуки: — что ты видишь?
— Нож — отвечает Бьянка: — хорошо, что кровь вытер.
— Это даже не нож. Это скорее кинжал… — говорю я: — такие вот в свое время называли шанхайскими боевыми ножами, а если по науке — то боевым кинжалом Фенберна-Сайкса. Или, если попроще — кинжал коммандос. Переточенные из винтовочных штыков, обоюдоострые и идеальные для той работы, которую подразумевает нож для британских коммандос. Снять часового, воткнув его сзади в горло или в почку, или в ключичную ямочку, и — повернуть. Нож с более широким лезвием и односторонней заточкой, так удобный для хозяйства, с этим может и не справиться. Этот нож предназначен не для того, чтобы нарезать хлеб или рыбу, им трудно сделать сашими или разделать тушу, он с трудом годится для хозяйственных задач. Он предназначен для одного — убивать.
— Хм. — Бьянка внимательно изучает кинжал: — согласна. Нож с односторонней заточкой и более широким лезвием удобнее в хозяйстве. Этот для тычкового удара. Это говорит о том, что она хотела тебя убить и подготовилась предварительно.
— Этот конкретный кинжал — мой подарок ей. — вздыхая, признаюсь я.
— И о том, что у тебя проблемы с головой. — кивает головой Бьянка: — Но это мы и так знали.
— Я не об этом, Кексик. Я не только подарил ей нож, но я научил ее как с ним обращаться. При нападении в темноте со спины с таким вот кинжалом — как она должна была держать его в руке и как наносить удар. И… учитывая ее синдром Аспергера и нездоровую фиксацию на способах убийств — не думаю, что она это забыла. Ей надо был ткнуть меня в спину, именно ткнуть, даже если бы она не попала прямо в почку, все равно проблемы были бы намного больше, чем от пореза. Легкие — пневмоторакс, сердце — понятно, геморрагический шок, даже ягодица — и то практически моментальная потеря крови без возможности наложить жгут или повязку. А она — полоснула меня с размаху. И я бы понял, если бы у нее в руке была махайра, кукрис или боевой серп, но кинжал…
— Она не собиралась тебя убивать… по крайней мере не сразу. Не с первого удара. — медленно говорит Бьянка: — Сомневалась?
— Нам нужно осмотреть ее квартиру. — киваю я: — Может там мы найдем больше ответов. Прямо сейчас у меня есть варианты действий, синдром Аспергера это не приговор и ее можно научить социальной коммуникации и умению распознавать, что можно, а что нет. Ей нужен Кодекс Убийцы, как у Моргана Декстера и ей нужен мудрый наставник.
— Интересно. Мне вот в голову больше приходит безумный наставник. — поджимает губы Бьянка: — ты серьезно? Давай убьем ее и все. Исчезла. Вышла из дома и испарилась. Я ее мобильник в клетку Фарадея поместила, можно в море потом выкинуть. Алиби тебе сделаем — всю ночь со мной… использовал меня как куклу… уверяю, тебя даже не заподозрят.
— Что мне в тебе нравится, так это стремление к простым решениям и отсутствие комплексов на пути реализации своих амбиций — отвечаю я: — Кексик, ты просто прелесть.
— О! Так ты оценил! — улыбается Бьянка и ее лицо как-то сразу оказывается совсем близко и какое-то мгновение я чувствую ее цветочный аромат, в котором я купаюсь все утро, а потом — и мягкость ее губ, влажную свежесть ее языка…
— Эй, вы все еще не насытились друг другом? Мне выйти? — раздается голос, и я с неохотой отрываюсь от манящих и теплых губ. Рыжик приехала.
— Собак моих выгуляла? — спрашивает у нее Бьянка: — эти твари жрут все подряд. А уходить тебе не надо, мы с моим puddin’ как раз обсуждали что тебя надо изнасиловать. Всем вместе.
— Отвалите, нездоровые люди — показывает нам средний палец Рыжик: — вы больные извращенцы. Я — нормальная бисексуальная и сексуально активная девушка.
— Нормальная это хорошо — киваю я: — нам нормальных людей как раз не хватает.
— Мы с Мистером Джеем поедем в одно место. — говорит Бьянка, вставая и полы ее халатика расходятся в стороны, а Рыжик — поспешно отворачивается в сторону, краснея.
— Твоя задача — присмотреть, чтобы собаки не сожрали ничего, что не является их едой и убедиться, что труп из холодильника и школьница под препаратами — никуда не делись — инструктирует ее Бьянка и я хватаюсь за голову. Вот. Еще один свидетель. Что знают трое — знает свинья, так говаривал начальник тайной государственной полиции Германии, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер, прозванный за глаза «папаша Мюллер».
— Хорошо — кивает Рыжик: — присмотрю. А что делать, если школьница очнется? Дать ей по голове, чтобы снова сознание потеряла, или у тебя менее радикальные решения есть?
— Не очнется. Еще пару часов точно не очнется. А если… то укол поставишь. Она там привязана.
— И почему я не удивляюсь, что у вас школьницы тут уже привязаны… — закладывает руки за голову Рыжик: — извращуги. Надеюсь, это там у вас не Невада-тан какая-нибудь…
— Невада-тан… Невада-тан… ей было одиннадцать лет. — бормочет Бьянка: — Одиннадцать лет, синдром Аспергера, год следствия, два года в психиатрической клинике, еще два года на спецобучении… все данные скрыты. Рыжик — ты гений!
— Невада-тан? — моргаю глазами я: — Это кто еще?
— Как я могла упустить, она и внешне на нее похожа, не было денег на пластическую операцию, просто сменили имя и место жительства… — бормочет Бьянка: — С ума сойти как тебе везет, puddin’, у тебя на руках — сама Невада-тан.
— Вы серьезно? — хмурит брови Рыжик: — у нас в гостях — Невада-тан? А… оружие вы мне оставите какое-нибудь? Бейсбольная бита — это несерьезно.
— Я приняла меры — отвечает Бьянка: — в оружейном сейфе дробовик двенадцатого калибра. Комбинация на замке — один, два, три, пять.
— У нас есть оружейный сейф?!