— У тебя вроде травма? — подозрительно спрашивает Нобу-сенпай: — чего приперся?
— Э… — немного подвисаю я от гостеприимства тренера: — да так, мимо шел, дай, думаю зайду, вот…
— Угу, ясно. — он окидывает меня взглядом: — точно тренироваться не будешь?
— Не, сегодня не смогу — отвечаю я: — спину травмировал. Еще недельку как минимум заживать будет.
— Тогда становись у стенки, вон за парой присмотри, Отоши там Цубаки гоняет, глядишь увидишь, чего умного. Под ногами не мешайся. — Нобу снова поднимает лапы и бросает вихрастому пареньку в перчатках: — Чего стоишь? Погнали! — и тот снова начинает левой-левой, правой, левой-левой, правой. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Успокаивает.
— О! Кента, привет — поднимает руку в перчатке мой старый знакомый Дзинта. Он в паре с Арчи, оба вспотели и тяжело дышат. Отоши стоит чуть дальше — держит лапы для какой-то девушки с длинным хвостиком ярко-фиолетового цвета. Девушка лупит по лапам от души, аж звон стоит по залу.
— Привет-привет. — киваю я. Дзинта кланяется своему спарринг-партнеру, направляется ко мне, снимая перчатки на ходу.
— А я уже закончил — извещает он меня: — Арчи сегодня меня погонял как следует. У него хук просто бомба.
— И это он еще на тренировке, да вполсилы и вполскорости. Представляешь, такую вот штуку в ухо получить на полном серьезе — киваю я: — Арчи у нас молотобоец.
— Здоров, Кента. — присоединяется к нам Арчи: — сейчас Отоши Цубаки отпустит и тебя слюной с ног до головы забрызгает.
— Чего это? — гляжу в сторону Отоши. Отоши держит лапы, девушка лупит по ним, все как положено, ничего сверхординарного, тренировка как тренировка.
— Чего это? Да он ролик в сети нашел, как ты с Мангустом смахнулся на школьной парковке.
— Это не парковка. Мы за школу зашли — механически поправляю я.
— Да без разницы, где именно ты с ума сошел и решил Наояме навсекать. Ты что, реально себя бессмертным считаешь? — поднимает бровь Арчи: — он же тебя разве что катком не переехал. Ты как руки вообще держишь? Это типа приглашение — «дайте мне по морде, я не могу перчатку поднять»?
— Вот — поворачиваюсь я к Дзинтаро: — за что я ценю этот зал. Никто не скажет: «Кента, ты так крут, вничью сыграл с самом Наоямой!»
— Потому что ты в ящик чуть не сыграл, а не вничью. Просто Наояма решил не убивать школьника на камеру, потому что решил, что это вредно для его имиджа будет. — поясняет Арчи, снимая перчатки и обмениваясь со мной рукопожатием: — но вообще, конечно круто. Предлагаю тебе эту часть рожи не мыть, куда тебе перчатка самого Наоямы прилетела. А… погоди… — он смотрит на меня и делает вид, что задумался, засранец.
— Да, точно — кивает он: — тебе вообще теперь можно рожу не мыть. Тебя же везде по ней Наояма бил. Прямо живого места нет.
— Неправда — отрицаю я: — разве что разок-другой пропустил. Ты бы видел его лицо — прямо синяк на синяке.
— Видел, видел. В хорошем разрешении. — кивает Арчи: — ты вообще попал по нему хоть раз?
— Пфф… вы все тут завистники. Вот встреться ты с Наоямой, что автограф попросишь? Гораздо лучше по морде получить — и память и по-мужски так. Не каждый может похвастать, что ему по роже бывший чемпион сверхлегкого дивизиона съездил. — отвечаю я, присаживаясь на скамейку. Спина напоминает о себе и потому я сижу с неестественно прямым профилем, словно аршин проглотил.
— Кента, слышал ты в Академию перевелся? — присаживается рядом Дзинта, разматывает бинты с кулака, скатывая в рулончик: — А чего нам не сказал? Мы ж беспокоимся.
— Серьезно? И больше всех Хироши-кун?
— Хироши? Не, этот интриган знал о твоем переводе задолго до. У него я и выяснил что ты теперь академик. Как там на новом месте?
— Как… ну как. Да нормально вроде. Туалеты там классные, прямо как в отелях. И лифты в здании школы, прикинь! И зеркала повсюду, у нас бы побили всех в первый же день. — объясняю я политику администрации Академии: — у них везде так. С претензией.
— А… народ там какой? Ты уже подружился с кем-то? Хотя, о чем я, это ж ты… наверняка уже со всеми на короткой ноге. Мне бы так научиться. — вздыхает Дзинта и убирает бинты в сумку: — и как у тебя это получается?
— Со всеми, говоришь… — мне вспоминается совершенно взбешённая мордашка Кэтрин Мендозы, каменные лица представителей Студенческого Совета… ах, да, еще эта странная девушка с именем польской королевы, которая знает всего Шекспира наизусть. Издержки классического образования. Странно, что у них в Академии, в образцовом заведении такой буллинг процветает, когда Марика заставляет народ ей сигареты таскать. С одной стороны — классно, что мой союзник в Академии — сразу же одна из Маток Улья, а с другой стороны — простой люд теперь меня сторонится. Да и паттерн поведения Маток Улья мне не нравится, не по душе мне буллинг, даже в такой легкой форме, потому что ад люди сами себе в голове создают и даже вот такое тыканье и «принеси мне сигарет, очкастая» — может натворить бед в психике — мама не горюй. Интересно, что сама Марика — жертва обстоятельств и постоянная бунтарка, а вот о чувствах других не думает совершенно. Впрочем — у нее несколько старших сестер и братьев и она — младшенькая. Ничего удивительного, в больших и состоятельных семьях самые младшенькие зачастую и вырастают такими эгоистами.
Делаю про себя заметку — поговорить с Марикой, помочь ей понять всю абсурдность своего поведения. Все-таки Марика мне не совсем чужая и я чувствую свою ответственность не только за их пару с Большим Та, но и за нее саму. А она у нас берегов не видит даже в морской бинокль, на радарах не наблюдает и вообще «машина полный вперед!», гудок и фуражку капитана рукой придерживать, безумно хохоча, когда на волне подбрасывает. Нет, если вовремя не взяться, то она дел натворит.
И… девочка эта — тоже интересная. А пока я тут молчаливо поддерживаю политику «очкастая сгоняй за сигаретами!» — не видать мне с ней нормального диалога. Натсуми вот считает, что эта вот штуковина в Академии — специально взращивается. Негласное правило — буллинг должен быть. Но — никого не калечить, не оставлять синяков и никаких намеков на сексуальную эксплуатацию. За пивом сгонять, сигарет купить, отжиматься там или приседать — все как в Академии Вест-Пойнта, дедовщина во всей ее красе. Для чего? Натсуми не сказала, но я и сам понял. Приучать личинок и икру к настоящей жизни. Это в муниципальной школе обычные люди учатся, но они там с буллингом и сами справляются. А тут — кругом камеры, куча персонала, если бы они хотели, то в Академии никакого буллинга, никаких неуставных отношений не было бы. Выжгли бы все на корню, к каждому человека приставили бы и вели запись двадцать четыре на семь. Но нет. Потому что тепличные мальчики и девочки, выросшие в своих особняках, с репетиторами и гувернантками — часто нуждаются в этом. Научиться постоять за себя. Получить настоящие проблемы. Преодолеть их. Не бояться. И этому не научить в теории. Тут надо самому, лично. Вздыхаю.
— Нет, не со всеми — отвечаю я: — люди там… разные. И порядки от наших отличаются, хотя не очень. Ты-то как? Не прекратил свои попытки к Томо-тян подкатить?
— И не прекращу. — упрямо выпячивает челюсть Дзинтаро: — она моя единственная и все тут. Буду расти и стараться. И однажды… вот ты например!
— Что — я?
— Ну… ты. Я же тебя в школе и не замечал никогда, вечно с тобой Хироши носился, да и тот не сильно-то тебя привечал. А ты в один день раз — и… ну. — Дзинтаро отводит взгляд. Ему нелегко вспоминать тот самый день. День, в который он налажал самолично, на глазах у всех, день, когда он не смог справиться со своим гневом и дал волю своему внутреннему зверю, который на самом деле хотел просто изнасиловать Томоко и втоптать ее в грязь. Понятно, что внутренний зверь не определяет человека, в каждом из нас есть такой зверюга, но человека определяет то, насколько он умеет справиться с его порывами. В тот день Дзинта не смог. Именно тогда он и убил все свои шансы на внимание со стороны Томоко. В ее глазах — он теперь воплощение ее страха. Она может преодолеть страх, но чтобы испытывать влечение к нему? Это надо быть долбанутой уровня Бьянки или Шизуки, а Томо-тян нормальная. Относительно, конечно, кто из нас может похвастать совершенной адекватностью? Тем не менее. Она опасается Дзинту и если бы тот хотя бы выдержал спокойную линию поведения, постепенно сближаясь — может быть она и стала бы к нему лучше относиться, но мгновенный перепад из «опасного объекта» в «поклонника» — уронил его акции еще ниже.
Говорить об этом ему — я не собираюсь. Потому что толку нет, потому что влюбленный Ромео и слушать ничего не станет и потому что — поделом ему. Кармическое наказание — неразделенная любовь. Хотя с его стороны это тоже какой-то психологический перекос и желание добиться невозможного. Вот получись у него все тогда — и не было бы никакой у него любви. Укрепился бы во мнении что Томо-тян — шлюха и обращался бы соответственно. У него «чувства» когда появились? Тогда, когда ничего не получилось, так как я вмешался. А потом я ему еще и навалял — ущемленная гордость и самолюбие, понижение в социальном статусе. Вот и включилась переоценка ценностей — «чел, который мне навалял — защищал Томоко, значит она для него ценна, значит она в принципе ценна, а я чего-то не разглядел». Плюс соперничество со мной — он уже понимает, что в прямом конфликте со мной ему ничего не светит, так хоть на любовном фронте одолеть. Так что и Томоко тут скорее, как трофей для него важна, и фигушки я ему в этом помогать буду… вот как Отоши в его поползновениях к Натсуми. И не потому, что я Натсуми ревную, упаси боже, только рад буду, если у нее романчик случится. А потому что не пара они совершенно, Натсуми поигралась с ним и жестко так по носу щелкнула, у нее нет времени в политесы играть. А Томоко… дай ей волю и она Дзинтаро на лоскуты порвет… а тот лезет к ней со своей любовью, идиот.
— Дурак ты Дзинта — просто говорю я: — твои шансы тем выше, чем ты к ней равнодушнее. Ты уже в задницу заполз, но теперь решил там форт построить и жить остаться. Твой выбор.
— А я думал к тебе за советом, а ты… — машет он рукой: — гад ты, вот ты кто. И чего тебе не хватает, у тебя вон и мечница какая-то из шоу и все тебя с Бьянкой видели, да и Натсуми… вот чего ты к Томо-тян прицепился?
— Не болела бы спина у меня, я бы тебе сейчас накидал в пачку — прищуриваюсь я: — ты сам-то понимаешь, что несешь? Девушка — это тебе не бутылка газировки, которой можно поделиться по-братски. У каждой свое мнение есть, а мнение мужчины на этот счет — их не волнует. Это не я выбрал с кем бы мне… это они сами выбирают. Повлиять на их выбор можно, но как правило — только в худшую сторону.
— Неправда — настаивает на своем Дзинтаро, пропуская мимо ушей мои угрозы: — неправда. Вот у нас в средней школе все отступились от Киоко, когда А-кун попросил. Можно же по-человечески.
— Идиоты. — припечатываю я: — ну что вы в самом деле. Если А-кун ей нравился, то ей было все равно. А если не нравился… то тоже все равно. Ваши внутренние мужские пакты на женское восприятие не имеют никакого влияния. Так что если тебе тогда нравилась Киоко, кто бы она ни была — ты свой шанс профукал. Вот, кстати, лучше найди ее сейчас и попроси на свидание сходить и то больше толку будет.
— Кента! — в разговор врывается Отоши, у него глаза блестят и румянец на лице. Сзади за ним скромно кланяется девушка с хвостиком, Цубаки.
— Аники! — Отоши хлопает меня по плечу, и я шиплю от боли, он тут же спохватывается: — болит? Где? Тут? Это после Наоямы, да? Калечащий удар, не оставляющий следов? Ты теперь обречен?
— Отоши, я тоже рад тебя видеть. Не надо по плечу, у меня спина болит. Нет, не Наояма, это другое. — отвечаю я.
— Меня зовут Цубаки Мия, пожалуйста позаботьтесь обо мне! — кланяется девушка с хвостиком. Внутренний зверь тут же делает стойку и призывно свистит — мол, взгляни, Кента, какой образец, все как ты любишь — стройная, спортивная, с хвостиком, крепкие небольшие титьки, правда бедра узковаты, зато какие лодыжки! И… глаза горят, снаружи скромница, а внутри огонь! Давай, расчехляй орудия флирта и любви, сейчас мы эту пташку приведем в состояние грогги, а потом стянем с нее этот спортивный топик и… сделаем это с ней прямо в здешней раздевалке. Когда-нибудь трахал кого-нибудь в «Школе Бокса Инадзавы»? То-то же, такой шанс пропускать нельзя. Просто представь, как эти ее длинные волосы будут разметаны по скамейке и ее дыхание и…
— Очень приятно познакомиться. Я — Кента. — склоняю голову в ответ. Зверь разочарованно шипит внутри, а я делаю себе заметку, что побочное действие армейского обезболивающего от Бьянки — длится дольше трех часов. И мысли в голову лезут соответствующие. Вот кому-кому хвост тут на Цубаки задирать, так точно не мне. Только минут сорок назад я из-под Бьянки и Шизуки вылез, устал как собака, но нет — едва увидел новый объект, потенциального партнера для спаривания — и все. Страшная штука эта армейская фармацевтика.
— Кента-аники! А ну, давай выкладывай! — кипятится Отоши: — ты почему? Как? Мог бы и позвонить! Это ж сам Наояма! Мангуст! Ты чего?!
— Отоши-кун у нас поклонник Наоямы — улыбается Арчи: — так что теперь и твой тоже. Мы тут понимаем, что у тебя обычно девушки в поклонницах, но ты не смотри, Отоши — умелый. И если его накрасить, да в потемках — тоже сгодится.
— Да отвалите вы! — краснеет Отоши: — Со своей гомосятиной! Человек из нашего зала наравне с Наоямой стоял! Даже выиграл!
— Так уж и выиграл — складывает руки на груди Арчи.
— Еще как выиграл — киваю я: — да он там потом мне на ухо так «Кента-кун, мол давай не будем продолжать, сведем в ничью?» А я ему — ну конечно. Какой смысл старого ветерана бить? Поскольку, поскольку я есть Бог Бокса на этой планете, то…
— Вот! — торжествующе выкрикивает Отоши: — Какой рукой ты его? Левой? Правой? Цубаки, подойди, видишь эти руки? Эти руки касались кожи самого Мангуста! Надеюсь ты их не мыл?
— К-красивые руки — говорит Цубаки и краснеет.
— О, господи — закатывает глаза Арчи: — Кента, ты их не поощряй. Ты так будешь делать, они совсем с катушек слетят.
— Ээ… я пошутил — признаюсь я: — Наояма меня всухую сделал. И вообще он отказался школьника бить, вот и все. Какой из меня Бог Бокса, я даже на первый разряд не тяну. Повезло, что он не убил меня на месте, вот и все…
— Какая скромность! — взвивается на месте Отоши: — Цубаки! Гляди! Нам с тобой повезло, мы имеем честь наблюдать зарождение Легенды! Он же пощадил Наояму! Пощадил Дробителя Черепов Сомчая! Пощадил его сестру Косум, Охотницу за Фамильными Драгоценностями! А вы знаете, что в Академии он всухую выиграл поединок против мастера Арнис?! Она была со своими страшными филиппинскими лезвиями, а он — голыми руками!
— Что?! — откуда такие слухи по городу ходят? Нет, я в курсе, что Мендоза у нас мастер арнис, но поединка-то между нами и не было, и уж на ножах я бы точно с ней не стал меряться. Видел я как работают филиппинцы с ножами, ну их в пень.
— Вознесем же хвалу милости Кенты, Любовного Зверя! — с фанатичным блеском в глазах возвещает Отоши и я немного отодвигаюсь от него. Ну, правда, это уже пугает. Вроде нормальный парень был.
— Надо ему дар принести — суетиться Отоши и поворачивается к Цубаки: — у тебя трусики есть? Ношенные? Ай!
— Так тебе и надо — констатирую я, глядя вслед красной как свекла Цубаки: — нашел чего при девушке ляпнуть.
— У тебя же получается — пожимает тот плечами и садится рядом: — вот как это так — ты постоянно девушкам пошлости говоришь и с тебя как с гуся вода?
— Во-первых — не всегда. Иногда и по морде. — вспоминаю я поручика Ржевского: — но вообще — читай атмосферу. Что за комедия с нагнетанием?
— А… — машет рукой Отоши: — думал, что пройдет. Что, осознав перед каким титаном и полубогом она стоит — она трусики все же снимет. Просчитался. Кстати — она на самом деле к тебе неравнодушна. Это еще с тех пор осталось, как после твоего выступления на шоу все прибежали. Так что я думал…
— Как мне нравится с тобой общаться — говорю я ему: — а то в последнее время все вокруг такие умные, а я дурак. Общение с тобой как глоток свежего воздуха. Сразу понимаю, что не такой уж я и дурак… все познается в сравнении.
— Да ладно. Один раз не получилось — получится в следующий раз. — не теряет присутствия духа Отоши: — А ты к нам каким ветром?
— Да с Нобу-сенпаем поговорить. Жизненные ценности расставить, да совета спросить… — отвечаю я, наблюдая, как Нобу гоняет по рингу новичка.
— Это он может — жизненного совета дать, угу. В челюсть там, или в печенку. — кивает Отоши: — за Нобу-сенпаем не заржавеет.