Новая жизнь темного властелина. Часть 1

Глава 26

К кварталам Сомовых я бежал трусцой. Полная луна поглядывала на меня с безоблачного неба, освещала дорогу — соперничала в этом с фонарями. В боярской части города фонарные столбы встречались чаще, чем в общей, да и фонарщики здесь не ленились — пока добирался до квадратов Сомовых, не встретил ни одного погасшего светильника.

Старался держаться края булыжной мостовой, ближе к стенам — «отвод глаз» не отменял осторожность. Подбитые гвоздями новые сапоги остались в доме Силаевых: тихо в таких не походишь. На смену им я вечером извлёк на свет похожие на мокасины кожаные тапочки с мягкими подошвами — оручи, как их называли в Оргоне.

Снашивались оручи быстро — успел в этом мире разорвать две пары. Да и шились на скорую руку. Но сегодня пришлись как нельзя кстати. Сомневаюсь, что охранницы на стенах квадратов различали в ночной тишине шорохи моих шагов.

Я скользил взглядом по дороге и стенам. Подстёгивал непривыкшее к долгому бегу тело «бодростью». И не уставал спрашивать себя о том, для чего мне понадобилась эта ночная прогулка.

Почему я не лежал сейчас спокойно в кровати, не смотрел очередной сон? Или не развлекался со жрицами любви в борделе, не потягивал из стакана местный алкоголь? С какой целью ввязался в эту совершенно не касавшуюся меня историю с квадратами и рубкой меллорнов?

Понятно, что в итоге я хотел выполнить просьбу боярышень: освободить Варлаю Силаеву. Вот только какое мне дело до боярыни? Или до той же Мышки? Сколько в моих прошлых жизнях было подобных слёзных, жалобных просьб, которые я с лёгкостью игнорировал?! Причём без последствий в виде так называемых «мук совести».

Давно пришёл к выводу, что эта «совесть» — не что иное, как инстинкт, оставшийся со времён, когда человек был ярко выраженным стадным животным. «Совесть» — всего лишь бессознательное желание отдельной особи, не осознавшей себя самодостаточной личностью, следовать желаниям толпы.

Я себя личностью давно осознал. Набрался ума. Если и назывался частью какого-либо коллектива, то было это ещё в двух-трёх первых жизнях, наверное поэтому и оказавшихся едва ли не самыми короткими.

С тех пор моё мировоззрение изменилось: я превратился в ярко выраженного индивидуалиста. Сознательно потакал своим эгоистичным желаниям и стремлениям, часто в ущерб другим разумным. А значит и теперешние мои поступки наверняка имели далеко не самые благородные мотивы.

Вряд ли ошибусь, предположив, что главным моим мотиватором ратовать за свободу боярыни Варлаи была банальная скука.

В финале прошлой жизни я привык к активным действиям: вертелся, как… уж на сковородке. Обустраивал Вирские острова, куда переселил жителей Кирхудской долины. Поддерживал пожиравшие прорву энергии порталы. Сдерживал наступление войск Светлой империи.

Пусть и мечтал тогда о покое, об «обычной жизни». Но вовсе не о такой. Совсем ничего не делать у меня не получалось. Отсюда и лишённые всякой логики поступки, которыми в этой жизни я удивлял даже себя. То я подтирал носы детишкам, то теперь несся в ночи спасать их родительницу. Сам себя не узнавал.

Ну точно утратил разум! А всё потому, что до сих пор не решил, куда направлю в этом мире свою энергию. Всё ещё толком не определился в этой жизни с целью. Или, если говорить по-простому: скучал без дела.

Такое объяснение собственных поступков нравилось мне больше, чем та версия, в которой я возомнил себя защитником слабых и обиженных.

Из всех квадратов, намеченных мною на эту ночь для посещения, девяносто седьмой находился ближе прочих к общей части города. С него я и решил начать экспансию родовых земель Силаевых. Чтобы потом постепенно двигаться к центру. Благо, все намеченные мной для захвата участки находились в одной половине столичных боярских территорий.

Принадлежал девяносто седьмой роду Сомовых. Пока ещё им принадлежал. Я собирался в ближайшие минуты исправить это недоразумение.

Заклинание «кошачьи лапы» помогло мне подняться на стену. «Отвод глаз» — остаться незамеченным. Взобрался на край ограды — луна заставила зажмуриться: светила мне в лицо. Мысленно похвалил её за яркий свет (не пришлось кастовать нелюбимый мной «кошачий взгляд»). Убрал «лапы», подтянулся. Замер между пропахшими дорожной пылью и мочой каменными зубцами.

Осмотрелся.

Ближайшая охранница застыла в паре десятков шагов от того места, где притаился я, поглядывала на безлюдную улицу. Ещё нескольких стражниц я рассмотрел дальше на стене. Троих — около ворот. Никакого столпотворения не обнаружил. Воительниц в этом квадрате Сомовых заметил не больше, чем в квартале Силаевых в обычную ночь. Словно здесь никто и не собирался отражать нападение.

Не расстроился.

Не очень-то мне и хотелось устраивать здесь резню или тратить ману на лишние плетения.

В лихого убийцу я наигрался, будучи ещё воином храма богини Моз — послушником, новичком. Когда достиг средних ступеней, остепенился — познал «мудрость силы». Но в начале той жизни с удовольствием сразился бы с любой из воительниц Сомовых. И не просто сразился — сам с собой заключал бы пари на то, как и в какой промежуток времени лишу ту или иную охранницу жизни.

А вот беречь магическую энергию я научился не так давно. Вынужденно. Потому что несколько жизней подряд мне доставались лишённые малейших способностей к магии тела. Такие же, как и сейчас. Вот только тогда я или не умел, или не додумался получать энергию, напевая дамочкам слезливые песенки. Но и совсем без магии жить не хотел — пошёл иными путями.

Пользовался некромантией, кровавыми ритуалами из арсенала магии смерти — те особенно хорошо пополняли запасы магической энергии. На худой конец, применял «призму изменения энергии». Ради каждой новой порции маны отнимал у кого-то жизнь. Не скажу, что мне это нравилось. Но со временем стал относиться к этому по-философски, спокойно, если и вовсе не равнодушно. К счастью или к сожалению, подобные методы я так и не полюбил.

Скастовал плетение «ищейка» — усилил собственное обоняние. Сдержал рвотные позывы. Моё нынешнее тело на многие вещи по-прежнему реагировало, как и положено телу изнеженного пятнадцатилетнего подростка — быстро такое не исправить.

Я отошёл в сторону, туда, где дежурившие на стене стражницы мочились не так часто, подставил лицо слабому ветерку. Прикрыл глаза, вдохнул витавший в воздухе букет запахов, разложил его на составляющие: пытался различить душок псины.

Присутствие поблизости собак не почувствовал. В общей части города видел большие стаи бродячих псов. А вот боярыни помощью этих замечательных сторожей пренебрегали — к счастью для меня: укрыться от зверей под «отводом глаз» почти невозможно.

Отыскал под стеной не выложенный камнями участок. Прыгнул на него, коснулся ногами земли почти беззвучно. Собаки без сомнения различили бы шорохи от моего приземления — за это я их не любил и уважал. К счастью, стены этого участка охраняли только люди.

Несколько мгновений я выжидал. Всматривался в полумрак, вслушивался в тишину, принюхивался. В храме богини Моз послушников учили вести себя подобно дикому зверю — чуткому, всегда настороженному. Раньше у меня это неплохо получалось. Когда-то я замечал лесных хищников до того, как они начинали подозревать о моём присутствии.

На всякий случай скастовал «обнаружение жизни». Прикрыл глаза — прислушался к отклику. Заклинание показало, что все ранее замеченные мной стражницы остались на своих постах. Моё появление охранниц не встревожило, осталось ими незамеченным.

Я повертел головой, взглядом наметил маршрут. Проложил его так, чтобы избежать открытых и освещённых участков. Выбрал лучший из вариантов — вдоль стен домов и зарослей кустарников. Прячась от света луны, поспешил к центру квадрата. Туда, где по моим прикидкам росло дерево предков.

Дерево я нашёл без труда — точно в центре участка, за низким каменным забором, под охраной пяти вооружённых клинками воительниц. Но даже если бы не представлял, где оно росло, то отыскал бы по запаху. Уж запах меллорна я бы не спутал ни с каким другим.

Замер у края маленькой круглой площади, уставился на невысокое, покрытое редкой листвой хрупкое деревце. Остатки моей эльфийской натуры возликовали от радости узнавания. Знакомые ароматы коры и листьев пробудили шквал воспоминаний.

Эльфы считали меллорны не просто растениями — разумными живыми существами, своими друзьями. По сути, они жили с этими деревьями в симбиозе: получали от тех кров, пищу, защиту и постоянную подпитку маной. Мне сложно представить эльфа, который пожелал бы сменить меллорновую рощу на каменные стены человеческих городов — в той жизни, что последовала за эльфийской, мне пришлось долго привыкать жить без меллорнов.

Дерево предков девяносто седьмого квадрата оказалось молодым растением, с совсем ещё тонким стволом и жидкой кроной. Навскидку дал бы ему лет двадцать, не больше — вряд ли я ошибался в своём предположении. Дерево покачивалось, приветливо шелестело листвой и шевелило тонкими ветвями над головами скучавших рядом с ним охранниц.

Не думаю, что воительницы дежурили на этой площади постоянно. И уж точно они обычно не прогуливались здесь по ночам в таком количестве. Должно быть их присутствие рядом с деревом предков и явилось реакцией боярского рода Сомовых на наш с Рослей «вызов». Женщины позёвывали, тихо переговаривались. Лениво шарили по сторонам взглядами. Они явно не верили в возможное нападение.

А зря.

Я достал беруши — обёрнутые тканью палочки. Вставил их в уши, да ещё и прижал к тем ладони. Скастовал «лезвие тьмы» — неплохое заклинание, помощник чёрного мага-дровосека.

Похожий на тонкий диск из вулканического стекла сгусток блеснул в воздухе и прошёл сквозь древесный ствол. Дерево предков даже не покачнулось. Диск умчался в темноту, а меллорн, как ни в чём не бывало, продолжал помахивать ветвями.

Я вздрогнул. Сквозь затычки и ладони уловив отголоски душераздирающего крика. Знакомого крика, от которого эльфийской части меня стало невыносимо тоскливо.

Я ждал его.

А вот пятёрка воительниц — нет.

Для них крик меллорна стал неожиданностью. Женщины схватились за уши, их лица исказили гримасы испуга и боли. Рты охранниц приоткрылись, но воплей я не различил. Ноги воительниц подогнулись. Пять бесчувственных тел повалились на землю.

А следом за воительницами на площадь рухнуло и дерево. Оно склонилось от ветра — выпрямиться не сумело. Упало на камни, ломая ветви и разбрасывая по сторонам листья.

Не мешкая, вынул из кармана склянку с кровью. Подошёл к торчавшему из земли пеньку, выплеснул на свежий срез тёмную жидкость. Ничего неожиданного не увидел: кровь не запузырилась, не впиталась мгновенно в древесину — как и положено тонкими струйками потекла на землю.

Пожал плечами.

Надеюсь, ничего не напутал, сделал всё, согласно Правилам. Завтра узнаю. Нет, уже сегодня — время перевалило за полночь.

Ну а теперь пора двигаться дальше. В этом квадрате мне больше делать нечего. Дерево срубил. Кровь вылил. Защитницы мне не помешали. Если и в других кварталах не возникнет трудностей, то до рассвета я успею ещё и немного поспать.