Новая жизнь темного властелина. Часть 1

Глава 35

Силаева всё же поцеловала меня — поздравила с обретением новой семьи.

Хранительница на поздравления поскупилась. Потеряла к нам всякий интерес сразу после того, как я коснулся древесной коры. Не удосужилась объявить, что обряд удочерения завершился.

Над опознанием чужого плетения я трудился уже в карете, по дороге в квадрат… моей новой родни.

Хотя нет, семнадцатый квадрат теперь принадлежал не Силаевым. По Правилам, они обязаны были покинуть его в течение десяти суток с момента гибели квартального дерева предков. Глава рода ещё вчера объявила Варлае, куда именно той следует переместить семью. Новый участок находился ближе к общей части города, но тоже примыкал к прочим квадратам рода. Слугам фамилии за ближайшие дни предстояло перевезти туда все пожитки Силаевых.

Грядущий переезд Варлаю, казалось, сегодня совсем не волновал. На протяжении всего пути боярыня не выпускала мою руку. Заглядывала мне в глаза, восторженно щебетала. Не походила сама на себя. Точно там, у Старшего дерева предков, помолодела до совсем уж юного возраста. Не вспоминала о недавнем поражении от Сомовых. Говорила всё больше о своих дочерях и моём «удочерении». Я улыбался ей в ответ. А перед мысленным взором вертел отпечаток чужого плетения.

И пытался осознать тот факт, что был атакован меллорном.

Я не помнил ни одного случая, чтобы меллорны по собственной инициативе разбрасывались заклинаниями. Такое поведение противоречило их привычкам и мировоззрению. Коллективный разум священных эльфийских рощ на моей памяти всегда придерживался политики невмешательства. Он мог оказать помощь, выполнить просьбу. Но чтобы дерево по собственной инициативе метнуло в человека или эльфа магическую конструкцию… такое я раньше не смог бы и вообразить.

Силился разобраться, чем именно меня атаковал меллорн.

Хотя…

В итоге решил, что никакой атаки не было. Узор, чей скан сохранился в моей памяти, не походил ни на боевое заклинание, ни на проклятие. Я всё больше склонялся к мысли: его бросили, чтобы изменить мою ауру.

Составленное на эльфийский манер плетение выглядело как те, что я называл набором «для воскресших». Разработал их, чтобы облегчить привыкание к новым телам и мирам. Заклинание меллорна напоминало узоры той части моего набора, что отвечали за преобразование ауры. Его воздействие всё больше касалось энергетических каналов и резервуара для маны. Но не только их. В один клубок там сплеталось множество воздействий.

Сходу разобраться со всеми особенностями плетения меллорна у меня не получилось.

Увидел, как наш экипаж проехал мимо распахнутых ворот семнадцатого квадрата.

К тому времени Варлая подустала болтать. А у меня не осталось сомнений: дерево пыталось изменить энергетическую структуру моего тела. Вот только как именно и зачем? В этом мне ещё только предстояло разобраться; позже.

Выяснил лишь одно: убить меня меллорн не пытался.

По возвращении в дом Силаевых мы сразу же отправились в столовую. Там нас встретили жена и дочери Варлаи — торжественно преподнесли мне золотую печатку с гербом Силаевых. Пережил затянувшийся этап крепких родственных обнимашек и похлопываний по плечам.

Служанки накрыли на стол.

Во время праздничного обеда я сидел рядом с Варлаей — там, где прежде восседала покойная боярыня Меркула. Выслушивал бесконечные поздравления — каждый норовил высказаться и не по разу. Сам толкнул пару благодарственных речей. Улыбался Кишине и Мышке, ловил на себе задумчивый взгляд Рослевалды. И размышлял о том, когда приступлю к строительству дома.

Эльфийский дом занимал мои мысли не только потому, что я скучал по прошлому. Он не давал мне покоя ещё и потому, что я не забыл, насколько он мог упростить жизнь — особенно путешественникам. А я не собирался задерживаться у Силаевых. Смотрел на своих новых родственников и понимал, что такой поток навязчивой «любви» долго не вынесу. Особенно «заботу» со стороны «новой мамы».

После обеда выслушал от Мышки с полсотни версий, почему она «очень рада иметь такую сестру, как Кира». Сам себе признался, что многие из них мне понравились. Никогда не думал, что в чьих-то глазах могу выглядеть идеальным. Опять несколько раз обнялся с раскрасневшейся Рослевалдой. Порадовался, что женщины в этом мире не пользовались помадой: в ином случае устал бы оттирать от неё лицо.

Сослался на усталость — сбежал в свою комнату. Уже оттуда, прихватив карауку и свой сценический костюм — плащ и мешок-маску — под «отводом глаз» выбрался из дома на улицу. До вечернего представления в Городском театре оставалось много времени, но я решил, что пережду его в компании Чёрной и Белой, а не в окружении новоявленных родственников.

На правах благородного велел запрягать экипаж. Мелькнула мысль прокатиться верхом. Но я отказался от этой идеи, решив, что не время приучать тело к подобным приключениям.

Сопротивления со стороны служанок и слуг рода моё распоряжение не встретило: помог перстень с печаткой. Его наличию никто не удивился. Как я понял, уловив пару обрывков фраз служанок, жительницы семнадцатого квадрата с утра обсуждали моё удочерение.

Перед тем, как покинул квадрат, отправил слугу к Варлае. Передал, что у меня появились дела в общей части города, что вернусь ночью или под утро. Сам такое Силаевым говорить не решился. Не рассказывать же им про театр и бордель. Сбежал — укатил в карете — не дождавшись ответа.

В театр я приехал вместе с хозяйкой «Дома ласки и удовольствий» госпожой Бареллой. Белая и Чёрная тоже напросились с нами. Отвлекали от меня и моих вещей внимание не хуже, чем «отвод глаз» (наложил его на карауку).

Компаньонки вели меня под руки, изредка подмигивали благородным, что встречались нам по пути. Те бледнели, отворачивались, всячески показывали, что со жрицами любви не знакомы. Моих спутниц такое поведение боярынь забавляло.

Женщина, что принимала плату около ведущей к ложам лестницы, встрепенулась. Брезгливо скривилась, увидев компаньонок. Решительно преградила нам путь. Я бы даже сказал, грудью преградила: её грудь размерами вполне напоминала горные возвышенности — жаль слишком уж закрытая одежда не позволяла рассмотреть их получше.

Не отрывая взгляда от горных вершин, сверкнул печаткой. Бросил два золотых кругляша — женщина поймала их с ловкостью циркачки. Жестом отказался от сдачи — «циркачка» осветила нам дорогу улыбкой, сдвинула с нашего пути горы: посторонилась.

Я повёл спутниц по ступенькам, кивком головы одобрив подобострастный поклон, что отвесила нам работница театра. Вчетвером мы заняли всю ложу на верхнем этаже. Компаньонки признались, что очутились там впервые; их глаза блестели, словно у детей, оказавшихся в магазине игрушек.

Вместе с хозяйкой борделя и компаньонками я просмотрел с десяток номеров — очень похожих один на другой. Обсудили достоинства и недостатки певиц. Пару раз мои соседки по ложе всплакнули. Отметил, что именно их растрогало. Мне, как восходящей звезде эстрады, положено было такое знать.

А когда устал от чужих слезливых песен — отправился на сцену.

Я неторопливо шагал от одного фонаря к другому. Посматривал на редкие освещённые окна, слушал шелест листвы придорожных кустов и деревьев. Улица казалась безлюдной. Ни прохожих, ни всадников, ни экипажей. Не видел и собачьих свор — те словно чувствовали мой запах и заранее сворачивали во дворы домов.

Представления в Городском театре ещё не завершились — я покинул театр одним из первых. Перед уходом пробудил всех артисток, которых усыпил, направляясь к сцене. Дал тем возможность продемонстрировать публике приготовленные номера — посочувствовал коллегам.

Не уверен, что после моей «Арии умирающего феникса» (не стал мудрить — исполнил ту же песню) женщины, что шумели в зрительском зале, сразу захотят слушать завывания о любви. Но… кто их знает. Как продолжится эстрадная программа, меня не заботило. Важно, что я вновь заполнил маной все двадцать семь семуритов.

Взглянул на свой перстень. Камень на нём светился ярче, чем прошлой ночью. Приобрёл малиновый оттенок. Видно, что он полон энергии. Должно быть, и моя серьга сейчас пламенела, точно крохотный огонёк.

В прошлый раз я не обратил внимания, но теперь сообразил: в зависимости от количества публики объём энергии, что попадал в мой резерв, увеличивался не в арифметической прогрессии. Ведь если те крохи маны, что восполняла мне одна Росля, просто умножить на число женщин, смотревших в театре моё выступление, то их магической энергии не хватило бы и на десяток семуритов. А я уверен: маной, что клубилась над сценой, сумел бы заполнить больше сотни накопителей.

Сегодня я вновь отказался от услуг извозчиц. Экипажей возле Грордского театра скопилось больше двух десятков. Возницы дожидались, когда окончится представление и из здания повалят клиентки. Отмахнулся от их призывов. Как и прошлый раз, покинул площадь пешком.

Я шёл не в бордель: Черная и Белая остались в театральной ложе. Да и не было у меня времени на развлечения. Не терпелось сплести первый магический узор для будущего дома. Вот только перед тем, как займусь магией, следовало завершить другие приготовления. Именно поэтому я и брёл по тёмной улице.

— Куда спешишь, красавица? — спросил хриплый голос.

Из придорожных кустов вышла коренастая женщина, преградила мне путь; демонстративно помахала ножом. Отметил, что стал неплохо видеть в темноте: при свете звёзд сумел разглядеть лицо грабительницы. Улыбка у женщины вышла кривая, точно правую сторону её лица сковал паралич.

Старая знакомая; как и та пара, что отрезала мне пути к бегству. Одна бандитка шагнула мне за спину, другая обошла меня по дуге, замерла справа, посреди улицы. Всё же хорошо, что я пожалел их в прошлый раз: лихие душегубки действительно пригодились.

Довольно хмыкнул. Оценил оружие криволицей грабительницы. Решил, что клинок бандитки вполне сойдёт для моих целей — не слишком мал, да и не жаль будет такой портить.

— Я вижу, ты музыкантша, — сказала криволицая. — Сбацаешь музычку для трёх клёвых девчонок? Тогда мы тебя возможно не убьём. А только отнимем у тебя кошелёк и блестяшки. Ну и оставим себе на память карауку — чтобы не забыть о твоей щедрости.

Она приблизилась ко мне. Неторопливо. Морской походкой.

«Почему трое? Было же четверо? Куда ещё одну подевали?» — подумал я.

Значит заклинание не обмануло: в засаде за кустами прятались только три грабительницы. Четвёртая либо приболела, либо взяла выходной. Или отправилась навестить родню в деревне? Впрочем, не важно. Троицы бандиток для ритуала вполне достаточно.

— А если не сыграю? — спросил я. — Убьёте?

Изобразил дрожь в голосе.

При прошлой встрече не беседовал с бандитками. Но в этот раз решил не спешить. Я же не злодей… теперь. А этот… благородный защитник слабых и обиженных. Как те добряки в белых плащах, что когда-то поджаривали меня на костре.

За моей спиной зашуршали шаги. Необычный у них звук: показалось, что шагавшая ко мне женщина подволакивала ногу. Не обернулся. Почувствовал на спине тепло чужого дыхания. Мой рот прикрыла пропахшая потом рука, к шее прижалось холодное лезвие ножа.

— Не нужно орать красавица, — сказала криволицая. — Не хочешь играть — не надо. Мы не обидимся. Ведь мы же на работе — нам не до развлечений. Правда, девчонки?

В ухо мне выдохнули: «Угу».

Может… изнасилуют?

Вполне искренне вздрогнул — от отвращения.

Нет уж. Этой троице я бы не дался. Лучше взойду на костёр.

А вот с Черной и Белой сыграл бы в похожую игру…

Криволицая подходила всё ближе. Поигрывала клинком. Смотрела мне в глаза. Ну точно бывшая морячка: не раз видел в Оргоне подобную неуклюжую походку — чаще в порту. Хотя и в кафе, где я работал, матросы (матроски?) заходили нередко.

— Что ж ты так испугалась, милашка? — спросила бандитка. — Аш потемнела, бедняга. Не ссы. Раз не хочешь нам играть… Я не сделаю тебе больно. Обещаю.

Хохотнула.

Добавила:

— Только… коль… и готово.

Её ухмылка поблёкла.

Криволицая бросила взгляд поверх моего плеча — явно пыталась меня отвлечь. Дёрнулся: изобразил желание обернуться. Бандитка стремительно преодолела разделявшее нас расстояние, хорошо отработанным ударом вонзила клинок мне в сердце…

Точнее, попыталась вонзить.

Нож коснулся кожи и соскользнул в сторону, разрывая кафтан.

«Алмазная броня» сработала исправно. Как обычно. Воспользовался именно этим плетением на случай, если бы грабительницы попытались вышибить мне мозги — не хотел схлопотать сотрясение. И плевать, что синева на лице. Никого она не смутила и не испугала.

Вонявшая потом рука хромоногой запрокинула мою голову. Я не сопротивлялся. Не потому что надеялся на поцелуй в ухо: признаться, при подобном повороте вырубил бы бандитку сразу. А потому что хотел убедиться в намерениях хромоногой.

Услышал позади себя скрежет зубов.

Лезвие клинка полоснуло меня по горлу. Потом ещё раз и ещё. Словно бандитка пыталась разогреть мой кадык трением. «Алмазик», как я любя называл броню, что красила кожу в голубые оттенки, не смогли бы порезать и настоящим алмазом. С ней никто бы не совладал без применения серьёзной магии.

Теперь уже ухмыльнулся я: бандитки меня не подвели.

Мозг прострелила мысль о том, что от моих игрищ может пострадать караука. К своему стыду, об инструменте я подумал только сейчас. Вот оно ещё одно свидетельство моей безалаберности. Неужели это подкралась старость? Разочаровано вздохнул. Трижды скастовал «сон», повёл плечами — высвободил голову из ослабевшего захвата, почесал кончик носа.

Посмотрел на ту грабительницу, что лежала на дороге. Не молодая — постарше своих коллег по работе, не красавица. Она смотрела в мою сторону, ветерок шевелил пышную шевелюру на её голове. В руках женщины не увидел оружия. Скривился.

Но тут же махнул рукой. Буду считать, что третья бандитка попросту не успела достать нож: понадеялась на своих подружек. Наверняка так и было. Ведь не пыталась же она им помешать, спокойно наблюдала за тем, как меня убивают. А значит, вполне заслужила наказание.

К тому же… для того, что задумал, двух жертв мне точно не хватит.

— Ладно, — пробормотал я.

Принялся за дело.

Безоружную грабительницу первой отнёс на поляну за кустами (она оказалась не такой уж безоружной: в рукаве её кафтана обнаружил чехол с метательным ножом). Следом за ней поочерёдно протащил через кусты двух других спящих бандиток. Составил из их тел на земле треугольник — символ тёмного начала. Давненько я его не использовал. В этом мире — точно ни разу.

Окинул взглядом получившуюся картину. Та порадовала бы взор любого тёмного мага. Правильно подготовленные к закланию жертвы — один из важнейших составных элементов ритуальной магии. Одобрительно хмыкнул.

«Огонёк» зажечь не решился. Городской стражи я не опасался. Но скоро со стороны театра поедут экипажи. А могут появиться и пешеходы: мало ли кому захочется подышать свежим воздухом. Свет за кустами привлекал бы к потайной поляне ненужное внимание — я бы этого не хотел. Засучил рукава. Пальцем проверил остроту трофейного клинка, привычным движением вскрыл криволицей вены.

Начали.

Теперь важно не отвлекаться.

При свете звёзд, на древнеэрийском бормоча под нос наговор, принялся рисовать на утоптанной поверхности каменистой поляны руны смерти — человеческой кровью.