Они пришли, когда за окном уже стемнело. В зале почти не оставалось свободных мест. Гудели десятки голосов: посетительницы кафе силились перекричать друг друга.
Троица новичков не походила на завсегдатаев заведений, подобных нашему кафе. Я отметил неместный фасон их одежды, оружие в дорогих ножнах. Впереди шагала кудрявая женщина с воспалёнными глазами, обутая в запылённые красные сапоги. Пара спутниц отстала от неё на пол лошадиного корпуса; переступив порог, они поделили зал: взяли под прицел взгляда каждая свою половину.
На правом плече у всех троих я заметил одинаковые эмблемы — вставшего на задние лапы медведя. Герб боярского рода. У кудрявой медведь красовался на зелёном фоне, знак благородной — у двух других белые щиты «слуг».
Левое плечо слуг рода украшали скрещенные клинки. У благородной на плече я рассмотрел лишь один меч, но на фоне пламени. Меня уже просветили, что означают такие знаки — ранг бойца. Два клинка — у «старшей воительницы». Один меч с огнём — символ «воительницы-мага».
Отталкивая с пути подвыпивших горожанок, кудрявая подошла к барной стойке. Спутницы замерли за её спиной, держали руки у пояса, рядом с рукоятями мечей. Всем своим видом намекали, что ждут только повода, чтобы обнажить клинки и пустить их в дело.
— Где она? — спросила благородная.
Ударила ладонью по столешнице. Барная стойка заскрипела. Звякнули кружки.
«Крепкая у неё рука», — отметил я.
Придвинулся ближе к пришельцам. Занял удобное для рывка положение. Приготовился к тому, что внимание женщин вскоре переключится на меня: ведь это моя работа разбираться с буйными гостями.
— Кто вам нужен? — не поняла хозяйка кафе.
— Девочка семи лет, — сказала кудрявая. — Светловолосая. Её видели вчера тут, в этой харчевне. Моей слуге заявили, что она здесь живёт и работает.
Я в удивлении приподнял брови. Подобного поворота никак не ждал.
Вклинился в разговор, спросил:
— Кем вы ей приходитесь, госпожа?
Благородная смерила меня взглядом. Скривила губы. Я поймал себя на мысли, что её лицо кажется мне знакомым. Зелёные глаза, острый нос. Где я мог его видеть? Или это привет из прошлых жизней? Встречал похожую дамочку в одной из них?
В какой-то момент мне почудилось, что благородная меня ударит.
Но та сдержала свой порыв.
— Я её мать, — обронила она.
— Интересно девки пляшут, — сказал я. — Как докажешь?
— Что?! Мать моя женщина…
Кудрявая кивнула своим спутницам, обронила:
— Обыщите здесь всё!
«Старшие воительницы» не успели выполнить её распоряжение. Я не знал точно, на что они способны, но заклинание «паралич» на слуг боярского рода подействовало правильно, стандартно. Обе женщины молча повалились на пол.
Я скривился: педофилка хоть и заполнила мой резерв, но тратить ману на драку я считал расточительством.
Стала оседать и благородная: у неё с моей подачи отказали ноги.
Я подхватил её на руки.
Тяжёлая. Силёнок у меня пока маловато.
Усадил женщину на стул.
Та сжала мне плечо — сильно, словно пыталась раскрошить кости. Я высвободился из её рук — затрещала по швам рубаха. Шагнул назад — разорвал дистанцию.
— Посиди тут, — сказал я. — Подумай над своим поведением.
Кудрявая дёрнулась, но встать не смогла.
Испуга на её лице не заметил — только ярость.
— Ты понимаешь, с кем говоришь, простолюдинка? — спросила благородная.
Она смахнула со стола мою кружку.
Та отлетела к барной стойке. Не разбилась, покатилась по полу, расплескала воду.
Хозяйка кафе стояла с приоткрытым ртом, не шевелилась. Глазки барменши испугано расширились. Уверен: на неё я магию не тратил — скоро придёт в себя.
— Если бы понимал, то не спрашивал бы, — пробормотал я.
Сказал громко:
— Вижу, что вы девчонки непростые. Благородных кровей. Но… и что ты за зверь?
— Я боярыня! — прорычала кудрявая. — Верлая Силаева! Даже в этой вонючей дыре должны были слышать о нашей фамилии!
Она елозила на стуле, пыталась понять, что произошло с её ногами.
В зале воцарилось молчание.
Похоже, гости кафе услышали слова боярыни. Заинтересовались происходящим. На некоторых лицах я видел удивление, на других испуг, третьи — смотрели на меня с восхищением.
— Может и слышали, — сказал я. — Но мне знать твоё имя ни к чему, боярыня. Мне интересно другое. Кто тебе рассказал о нашей мелкой? И почему ты решила, что Мышка — твоя дочь?
Варлая Силаева скривила лицо.
Прорычала:
— Слышишь, ты?! Какая Мышка?! Что ты несёшь?! Я пришла сюда за своей дочерью! За боярышней Алаиной! И я найду её, чего бы мне это ни стоило!
Я потёр пальцем кончик носа — была у меня такая привычки в позапрошлой жизни. Считал, что избавился от неё, когда поджарился на костре. Но иногда она о себе напоминала.
Пробормотал:
— Ладно. Тут нужно разобраться.
Кликнул Мышку.
Та явилась в зал румяная, с красными от свеклы ладонями — помогала на кухне. Скользнула по боярыне безразличным взглядом. Вопросительно уставилась на меня.
— Алаина!
При виде Мышки Силаева попыталась вскочить. Не смогла. Стол затрещал под её немалым весом — мускулы у женщины побольше моих.
Мелкая часто заморгала. Попятилась. Но не испугалась — знала, что при мне ей ничто не грозит.
Я поманил Мышку к себе. Положил руки ей на плечи. Повернул лицом к боярыне.
— Ты знаешь эту тётеньку? — спросил я.
Мелкая покачала головой. Сразу. Отрицательно.
— Не помнишь? Точно? Посмотри на неё внимательно.
Мышка пробежалась по боярыне взглядом.
Видел, что мыслями она сейчас в другом месте. Должно быть, то чем она занималась на кухне, ей нравилось — спешила продолжить.
— Правда-преправда, Кира, — сказала мелкая. — Никогда её не видела. Это всё? Мне можно идти? У меня ещё куча дел. У нас там сегодня эта… как ты говоришь… запара!
Усмехнулась. Её глаза задорно блеснули.
К лицу боярыни прилила кровь.
— Что они с тобой сделали? — сказала Силаева. — Алаина! Доченька моя. Девочка моя маленькая! Это же я, твоя мама!
Мелкая вздрогнула, отшатнулась. Вцепилась в мою руку.
— Посмотри на меня! — продолжала голосить боярыня. — Доча! Я!..
Мышка отвернулась от Силаевой, уткнулась лицом в мой живот.
Боярыня уставилась на её затылок. Потом подняла взгляд, посмотрела мне в глаза.
— Я порву вас всех на куски! — сказала она. — Слышите?! Скормлю вас свиньям! Мать моя женщина… Доченька… Как же так?! Что же это?..
Мне показалось, что слова и поведение Мышки повергли Варлаю в шок.
Я махнул рукой.
Попросил:
— Помолчи, боярыня, дай подумать.
Больше двух десятков взглядов посетительниц и работниц кафе скрестились на моём лице.
Разносчица указала рукой на «старших воительниц».
— Кира, а с этими что делать?
Я прорычал:
— Подожди! Пусть лежат пока — никому не мешают. Отстань! Изыди!
Погладил Мышку по голове.
— Точно не помнишь эту тётю? — в третий раз повторил ей вопрос.
Не оборачиваясь, мелкая мотнула головой. Подняла лицо.
— Я пойду? — спросила она.
— Алаина!
— Иди, — сказал я.
Посмотрел на боярыню Силаеву.
Очередная педофилка?
В глазах боярыни блестели слёзы.
Мне показалось, что благородная готова упасть со стула и поползти к Мышке. Но вместо этого боярыня разразилась ругательствами: в мой адрес, в адрес неизвестных мне злодеек. От неё досталось даже моим предкам.
— Хотя нет! — сказал я. — Постой.
Удержал мелкую на месте.
— Кира!
— Подожди, говорю, — сказал я. — Метнись в кладовку, принеси карауку.
— Ты же хотела ещё утром отдать её музыкантше! — сказала Мышка.
Подпёрла бока кулаками.
— Отдам, — сказал я. — Потом. Когда-нибудь. Беги за инструментом, говорю. Быстро! Он там, у дальней стены, за мешками с луком.
Сказал Силаевой:
— Посиди пока, Варлая… не знаю, как там тебя по… матушке. Помолчи. Не ругайся при ребёнке. Сама видишь: девочке ничто не угрожает. А вот что будет с тобой — вопрос. Потерпи немного. Сейчас мы во всём разберёмся. Есть у меня идейка.
Вернулась Мышка.
Я вручил боярыне карауку. Та приняла из моих рук инструмент осторожно, точно опасалась, что тот взорвётся или превратится в страшного зверя.
— Играй, — сказал я.
— Что? — не поняла меня Силаева.
Она поморщил лоб.
— То, что ты играла для дочери чаще всего, — сказал я. — И если можешь, пой: так будет даже лучше. Это не шутка боярыня! Если хочешь вернуть дочь, делай, как говорю. Другого варианта у тебя сейчас нет. Если девочка тебя не признает, живыми я вас отсюда не отпущу. И мне плевать на то, какая у тебя фамилия.
Посетительницы кафе загалдели, предчувствуя развлечение. Застучали кружками — делали жадные глотки. Кто-то поспешил за добавкой.
Боярыня сверкнула глазами. Я ощутил, как её аура выплеснула в пространство сырую ману. Так случалось, когда одарённые теряли над собой контроль.
Но Силаева смолчала.
Она опустила взгляд на Мышку.
— Алаина, доча, что для тебя сыграть? — спросила она.
Мышка спряталась за мои ноги. Прижалась щекой к моей руке. Холодными ручонками вцепилась в мои пальцы.
— Я не Алаина, — сказала она.
Не очень уверенно.
Силаева нахмурилась. Сжала инструмент. Но не сломала.
— Играй, боярыня, — поторопил я. — Давай уже во всём разберёмся. Другого варианта у нас нет. И молись, чтобы моя затея выгорела — мелкая тебя вспомнила.
Инструментом и голосом боярыня владела скверно. Фальшивила. Излишне старалась.
Но посетители кафе её слушали с интересом. Кто-то даже пересел к ней ближе.
Слушала боярыню и Мышка. Сжимала пальчиками мою руку.
Силаева закончила играть — ладонью накрыла струны.
В зале наступила тишина. Ненадолго: вскоре гости кафе возбуждённо загудели.
Ожила и мелкая.
Она всхлипнула. Оттолкнулась от меня рукой и метнулась к боярыне. Повисла у той на шее и разрыдалась.
— Мама, мамочка, — повторяла она. — Я тебя вспомнила!