4

Витамин открыл вторую дверь, сваренную из толстых стальных прутьев, ступор.

Мы с Костей Ганшиным стояли враскоряку и прижимались к стене, руки назад и вверх, ладони наружу. Я прижимался щекой, Костя Ганшин ухом, он круче голову переворачивает, он моложе, позвоночник у него не такой остеохондрозный. Ну и глаза закрыли, рты пораскрывали до хруста, до боли в ушах. Вы удивитесь, как это мы раскрыли рты, а заболели уши. Не удивляйтесь, попробуйте рот раскрыть, чтоб за ушами треснуло, голову повернуть подбородком на плечо, зажмуриться и замереть хотя бы минут на 10. Ну, что у вас заболело, кроме шеи, глаз и мозгов?

— Первый пошел.

— Да, начальник!!!

Я подбежал, просунул в кормушку руки, повернул вверх ладонями, показал, что ладони пустые, повернулся спиной, опять просунул руки, Витамин надел наручники.

— На исходную.

— Да, начальник!!!

— Второй пошел.

— Да, начальник!!!

Костя Ганшин подбежал, просунул в кормушку руки, показал ладони, повернулся спиной, опять просунул, Витамин надел наручники.

— На исходную.

— Да, начальник!!!

Костя Ганшин хлопнулся о стену.

Витамин вошел в камеру:

— Доклад.

— Здравия желаю, гражданин начальник, докладывает дежурный по камере осужденный Жилин Иван Георгиевич, 1970-го, осужден Петроградским райсудом Санкт-Петербурга 6 марта 2010-го по статьям 105-я часть 2-я, 106-я, 107-я, 150-я, 161-я, 162-я часть 3-я, 167-я, 168-я. В камере всё в порядке, вопросов нет, камера в исправном состоянии!!! — выкрикнул я, не оборачиваясь, вокзальной девушке в колени.

Костя Ганшин, как положено, заорал без команды, команда подается только дежурному по камере.

— Здравия желаю, гражданин начальник, докладывает…

Витамин второго никогда недослушивает до конца, он любит многоточия.

— Заткнись.

Костя Ганшин заткнулся.

Витамин подождал, чтобы мы привыкли к тишине, он любит тихо говорить.

— Я чего говорю. Вы, блядь, соглашайтесь. Соглашайся, Жилин. И ты, маньдюк, соглашайся. Или в морг. — И добавил загадочное: — Буду резать, буду бить, все равно вам здесь не жить. А за меня не волнуйтесь, я без работы не останусь, с вами жопами не поменяюсь.

Витамин каждый день рифмует. Не знаю, с осужденными только или вольных тоже не стесняется. Вот, например, как он комментирует стойку у стены: «к стене встаешь, плешью стену трешь», «ноги шире расставляешь, пиздюлей не получаешь», «к стене встал, веселиться перестал» и совсем глупое: «к стене встал, хуем лампочку достал». Его можно понять, скучно ему.

Витамин потряс пластиковой баночкой, высыпал на стол витамины:

— Пожрите витаминок.

И ушел. Лязгнул решетчатой дверью, засов задвинул.

— Первый пошел.

— Да, начальник!!!

Я подбежал, сунул руки в кормушку.

Витамин снял наручники.

Я отбежал к стене, ткнулся лбом.

— Второй пошел.

— Да, начальник!!!

И с Кости Ганшина он наручники снял.

Зачем он приходил? Почему не подал витамины, как таблетки подают или письма, — в кормушку на деревянной лопатке? Почему он вошел к нам без напарника?

Костя Ганшин встал к стене, хлопнулся щекой, закрыл глаза, разинул рот, шея хрустнула.

Витамин закрыл деревянную дверь, задвинул засов. И свет выключил.

— Спасибо, гражданин начальник!!!

— Спасибо, гражданин начальник!!!

И включил свет.

— Спасибо, гражданин начальник!!!

— Спасибо, гражданин начальник!!!

Витамин потряс ключами, подал знак, что ушел оттуда, откуда хотел уйти, и пошел к этажной решетке.

Чего ему надо? Почему к нам заходил, а больше ни к кому?

Я закрыл рот, открыл глаза, отвалился от стены, вытер ладони о робу. И Костя Ганшин тоже. Но ладони он вытер об уши, он боится, что у него на ушах волосы вырастут, поэтому уши трет.

— Чего он хотел-то? Ты понял, Жилин? Чего мы соглашаться должны?

— Нет, я не понял.

— Ничего не понял?

— Ничего.

— Вообще ничего?

— Ничего.

— И я не понимаю. Ты, говорит, соглашайся и ты соглашайся. Это называется смех детей в Сбербанке.

Костя Ганшин сосчитал витамины, поднял те, что скатились на пол, разделил на равные кучки.

— По 6, одна не делится.

— Бери себе.

— Благодарю.

Костя Ганшин закинул в рот 7 горошин и принялся их грызть, а когда сгрыз, спросил:

— Жилин, какой сегодня день?

— Среда.

— А число какое?

— 8-е.

— Уверен?

— Да, 8-е июня.

— 8-е, говоришь?

— Да. День социальных работников.

— Покажи календарик.

Я показал календарик. 8-е июня было зачеркнуто.

Костя Ганшин знает, я всегда зачеркиваю день после завтрака. Завтрак съеден — день зачеркнут.

Хотя надо бы зачеркивать после ужина или, еще честнее, на следующее утро. Мой 2-й по счету сокамерник, чечен Иса, умер на прогулке. Я видел его календарик, он успел зачеркнуть день своей смерти. Шел дождь. Чечен Иса задрал голову, открыл рот, высунул язык, чтобы поймать чистые вкусные капли. И задохнулся, ноги подкосились, вскинул руку, рванул цепь, упал лбом в мокрый асфальтовый пол, и я упал, разбил губу об его затылок, выматерил мертвого за свою губу разбитую и за впившуюся в запястье сталь и содранную кожу, наручники одни на двоих, живой, как выяснилось, падает на мертвого. Набежали дежурные, думали, я Ису убил, разбирались под дождем, глаза ему мяли, думали, он прикинулся мертвым, на меня орали, чтобы отодвинулся, голову отвернул, глаза закрыл, ноги поджал, руки ладонями на асфальт, не хотели наручники снимать и не снимали долго, пнули под ребра, очень мне надо на прогулке его убивать, я и в камере его мог убить.

Я показал ногтем, что 8-е июня зачеркнуто.

Костя Ганшин наклонился.

Он близорукий, но очки ему не разрешены из-за попытки суицида, а я не хотел ему в руки календарик давать. Не из суеверия, нет, но календарик и без того грязнится, крестики смазываются, края обтрепываются.

Костя Ганшин наклонился и посмотрел на цифру над моим ногтем:

— 8-е сегодня?

— Да.

— 8-е июня?

— День социальных работников.

— Мне по хуй.

Я подумал, убью Костю Ганшина, когда сядем ужинать, на первой ложке. Да, когда он поднесет ко рту первую ложку, тогда убью. Он зачерпнет из миски теплую волглую перловку и будет думать о перловке, о горелом запахе, о том, как раздавит зубами напитавшиеся водой, но еще твердые зерна и хотя бы на время загасит кислоту в гастритном желудке. И мысли будут в его голове проноситься не задерживаясь, десятками в полсекунды. Он загадает, пересолена каша или недосолена, вспомнит, как прошлой осенью расщербатил передний зуб о камешек в такой же каше, попытается по цвету определить, закинули в котел кусок комбижира, или маргарина кусок, или пальмового масла, или топленого из жестяной бочки, просроченного, с плесенью, но не сможет определить по всегдашней малости любого жира, синтетического или натурального, растительного или животного, свежего или гнилого, поварам без разницы, они воруют заподряд, воруют гнилой жир, чтобы назавтра заменить на свежий, воруют дешевый, чтобы назавтра своровать дорогой, Костя Ганшин пожалеет, что давно нет работы, и денег на ларек нет, и посылок нет и приходится жрать вонючую перловку и мучиться от изжоги. И тут я убью его.

А если я не убью его, ночью он убьет меня. Костя Ганшин достал свой календарик и нашел июнь, 8-е, суббота. Календарик у него самый странный из всех, какие я когда-либо видел. И не потому он странный, что издан для участников Международного фестиваля института кинематографии, а потому что на нем сразу два года — 2012-й и 2013-й. На календарике изображен кусок кинопленки и приз — человек в кепке, кожаной куртке, в бриджах и гамашах, а на плече у человека старый киноаппарат на треноге. Внизу надпись: «Посвящается 80-летию Андрея Тарковского», а в правом верхнем углу эпиграф, изречение Тарковского: «Кинематограф обязан не затушевывать реальность, а выявлять ее». Календарик Косте Ганшину привезла мать, а как тот к ней попал, он не знал, не спросил. Судя по разным признакам, мать его такая же психофобная, как и сам Костя Ганшин. Нормальный человек разве прислал бы психбольному сыну-маньяку страннейший календарик сразу на два года? Или я не прав, и она предчувствовала свою смерть и поэтому сознательно искала и нашла двойной календарик? Психи в некоторых вопросах гораздо дальновиднее так называемых нормальных людей.

Они с матерью жили в поселке Коммунар под Петербургом. Он почти что мой земляк, Костя Ганшин. После отчисления с матмеха он работал шашлычником неподалеку от дома, на станции «Павловск», а мать торговала на рынке в мясном павильоне и снабжала сына мясом — обветренным, несвежим, которое уже нельзя продать и которое он вымачивал в уксусе, чтобы отбить запах. Но не подумайте, что я начну рассказывать, как на бойком месте шашлыки расхватывали, торопись мариновать, успевай жарить, маминого мяса Косте Ганшину не хватало, и он наладился убивать приезжавших в Павловский парк питерцев, расчленял трупы, попутно пенетрировал туда-сюда, ел сырую печень, мариновал человечину и делал шашлык. Про шашлык из человечины мне взаправду ничего не известно, может быть, что-то такое и было. Сам Костя Ганшин говорит, что в табличке на двери про него неправду написали. Да, он убивал питерцев и гостей города на Неве, убивал в парке, но без садизма. О точном значении слова «пенетрировал» он у меня спрашивал, но я сказал, что не знаю точного значения, лучше психам лишнего не говорить, у них мозг не как у нас с вами устроен. Объяснишь, он и вспомнит, что давно не имитировал гениталиями и не пенетрировал, потому что он именно пенетрировал, просто не знал, как называется тот приятный для него процесс, который он проделывал с трупами. Костя Ганшин предположил, что это научное слово, которое употребляют вместо «трахался» или «ебался», и заверил меня, что он не псих, чтобы с трупами ебаться. И никаких многоугольников, тем более правильных, он из кишок не выкладывал, следователь наврал. Разматывал, но не выкладывал. Тем более не ел он печень, надкусывал только и пробовал на вкус. И не солил. Во время задержания изъяли солонку, но она случайно в кармане завалялась, он шашлыки посыпал глютаматом натрия, чтобы вкуснее были, в карман положил солонку и забыл. А в деле написали, что всегда был готов к каннибализму, поэтому соль с собой носил, вот вранье голимое, это был глютамат натрия, а не соль. Зимой Костя Ганшин убивал лыжников, летом убивал любителей позагорать и почитать книжку в тишине Павловского парка. Убивал и грабил. Кишки он разматывал из любопытства, он в школе в учебнике биологии прочитал, что у человека общая длина кишок почти 4 метра. В том числе длина тонкой кишки 270 см, а толстой — 120–150 см. Тонкая кишка, в свою очередь, делится на двенадцатиперстную, которую можно вытянуть на 30 см, тощую — на 120 см и подвздошную — на целых 130 см. Толстая кишка включает малоизвестные слепую, ободочную, сигмовидную и всем известную прямую, доставать толстую гораздо труднее, чем тонкую. Самая длинная тонкая кишка, которую размотал Костя Ганшин, была 180 см в длину, толстая — всего 70 см. Обычно тонкие попадались до 120 см, а толстые и вовсе до 30 см. То ли он неправильно разматывал, то ли в учебнике наврали, но никто из убитых не мог похвастаться, что длина его тонкой кишки 270 см, а толстой хотя бы 120 см. А еще Костя Ганшин выяснил, что от роста человека длина кишок не зависит. Он просил следователя указать в деле, что всегда ходил с рулеткой, но следователь про многогранники написал чушь всякую, а про рулетку не написал, всякий согласится, что трудно рассказывать про длину кишок, если следователь требует рассказывать про многогранники.

Хотя Костя Ганшин интересовался кишками, но убивал он якобы с целью ограбления. Прочие мотивы вовсе и не мотивы, а стремление извлечь из мертвого тела пользу, например, выяснить, всю ли правду пишут в школьных учебниках. Или узнать, где именно скапливаются глисты, про которых он прочитал в книжке «Очистись от паразитов», и узнать, зачем воины племени маори, тасанай манубе, древние монголы, красные кхмеры, кочевники боран и фульбе, индейцы мапуче, суматранцы, малинке, мандинго и бомбара и многие другие воины после убийства поедали печень врага. В суде не поверили, а Костя Ганшин, мой земляк-маньяк, всего лишь не хотел, чтобы ценная вещь пропадала без пользы, ведь никто не отрицает, что человеческое тело — ценная вещь и печень тоже ценная вещь.

У Кости Ганшина воспитание такое, семья воспитала в нем бережное отношение к вещам, его мать не выбрасывала старые проездные карточки, использовала как закладки и записывала на них важные телефоны, не выбрасывала пузырьки от духов, клала в шкаф для запаха, хранила корм для рыбок, хотя рыбки сдохли лет 30 назад и в доме Ганшиных их никогда больше не держали.

Костя Ганшин просил суд учесть при вынесении приговора, что он не маньяк, маньяки убивают женщин, а он убивал всех, кто попадался. Я представляю, как судьи веселились.

Но почему-то его за психа не признали, вот что странно. Костя Ганшин психованней, чем Сипа. Тот соседскую семью вырезал, чтобы сдавать их квартиру, своих родителей убил и потом еще человек 20, но тоже вполне расчетливо. А Костя Ганшин так и не понял, что лыжник или любитель позагорать в Павловском парке вряд ли возьмет с собой много денег или что-нибудь ценное, тем более что он убивал приехавших не на дорогой собственной машине, а на демократичной электричке. На станции он выбирал задумчивых одиночек и увязывался за ними, ходил следом, сидел в засаде, ждал удачного момента. Он рассказывал без подробностей, и я не удержался, спросил, как же он после первых нескольких обшаренных трупов не понял, что люди не берут на прогулку деньги. И он ответил, что количество денег не самое важное в его методе грабежа. Главное — количество ограбленных. Если у одного убитого в кармане, условно говоря, 500 рублей, а на пальце золотое кольцо, это называется — любимое выражение Кости — смех детей в Сбербанке. Но если потерпевших 10, то, условно говоря, 500 рублей умножаем на 10, выходит уже 5000 рублей, и в придачу получает Костя Ганшин 10 колец, а это приличный наварчик. По его словам, он мог бы просто грабить, но приходилось убивать, чтобы опознать не могли. Как бы он мог грабить и не убивать, если он целый день торчал на станции и насквозь провонял шашлыками. Ограбленные пошли бы в милицию, дали показания, сказали, что грабитель пах шашлыком, пошли бы на станцию, понюхали воздух, учуяли запах шашлыка, увидели Костю Ганшина и опознали.

Вот такой он, Костя Ганшин, маньяк и лживая скотина. Ты следователю впаривай, но мне-то зачем. Правда состоит в том, что Костя Ганшин убил 18 человек, но никаких 18 колец ему не обломилось. Одно-единственное и то не продал, изъяли при обыске.

Поймать его не могли 14 лет. Почему? Потому что после очередного убийства милиция патрулировала Павловский парк в усиленном режиме, да и оперативники под видом приезжих питерцев загорали и читали книжки или на лыжах катались и чай с вареньем пили из термоса, и психов, состоящих на учете в психдиспансере и ранее заподозренных, на допросы выдергивали, и в засадах сидели даже участковые и те милиционеры, что оперативной работой сроду не занимались, и гаишников привлекали к патрулированию и контрактников ВВ, месяц напрягались всем личным составом, еще месяц напрягались, после надоедало, оперативники начинали думать разное глупое, сомневаться начинали, наверное, это гастролер убийство совершил, гастролер уехал и убивает в другом городе и другом парке, а они дела забросили нераскрытые или думали, вдруг маньяк умер, люди умирают, даже маньяки, или в психушку попал, потому что явный псих убийства совершает, зачем тогда психушки, если в них явных психов не держат, участковые под разными предлогами возвращались в свои уютные кабинеты на участках, патрулирование проводилось реже и реже, засады снимали, город успокаивался. А Костя Ганшин выжидал для верности месяц-другой и опять в парк. Он мог не убивать полгода. Он мог убить красивую девушку и некрасивую тоже, любителя бега трусцой мог, охранника, который шел на работу во дворец, негра-студента он убил из канадо-американского Общества любителей Павловского парка, пожилую участницу VIII Международного фестиваля цветов «Императорский букет» убил и меломана убил, дожидавшегося концерта хора «Петербургские серенады». Девушку мог застрелить из стартового пистолета, бегуна — огреть кирпичом, а негра задушил собачьим поводком. Без удовольствия он убивал, как же, ради денег, как же, поищи дураков тебе верить, Костя Ганшин, ты опасный псих, может быть, самый опасный из тех, кого я видел в тюрьмах и психбольницах.

Какая обидная несправедливость, мать Кости Ганшина хранила проездные карточки на все виды транспорта за все месяцы и годы, а они сыну не нужны, он и не вспоминал о них, а мать Сипы вряд ли такая же мелочная дура, но Сипе нужна школьная карточка за март 2006-го. Я подумал, им хорошо бы поменяться матерями. Но мать Кости Ганшина умерла 1,5 года назад, он перерезал вены стеклами от очков, а Сипа мать убил, не знаю, делал ли он с собой что-нибудь в СИЗО по этому поводу, повеситься он хотел уже на пожизненном и без очевидной причины, если не считать причиной 8 Марта, Международный женский день. Сейчас Костя Ганшин и Сипа при всем желании не могут матерями обменяться. Когда-нибудь раньше могли бы, а сейчас нет. В тюрьме здоровые люди могут запросто сойти с ума. Это я уже про себя говорю.

На обед дали борщ, перловку, кусок черного хлеба с отвалившейся из-за недопека коркой. Если на обед перловка, на ужин будет картошка и рыба жареная пресноводная, самая дешевая — окунь, плотва или частик.

Я ошибся, я не смогу убить Костю Ганшина на первой ложке перловки. Если на обед перловка, на ужин перловку не дадут.

Я убью Костю Ганшина, когда он возьмет рыбу, он всегда начинал с рыбы, если ее давали. Убью, когда он тронет губами пахнущий жженым маслом совсем небольшой кусочек объемом примерно от 20 до 25 см3, разломит его, лизнет косточку, разгрызет, перетрет зубами, он любил начинать рыбу с косточки, с хребта или с хвоста, если попадались хребет или хвост.

Но случилось неожиданное.

После обеда продол затрясся от беспорядочных хождений, захлопали двери камер, шагов было не сосчитать сколько, и не понять было, чьи это шаги.

Витамин отвалил кормушку:

— Встать к стене, жопы в вазелине!

— Да, начальник!!!

— Да, начальник!!!

«В вазелине» он сказал с ударением на последнем слоге, ради рифмы ему не жаль слово исковеркать.

— Первый на выход пошел!

В камеру я не вернулся.

И Костю Ганшина не убил. Я увидел его на теплоходе, уже мертвым.

Загрузка...