О войнах

Воспользовавшись тем, что карфагеняне были заняты восстанием нумидийцев, римляне захватили Сардинию и Корсику, которые до этого принадлежали карфагенянам. После этого сенат потребовал от Карфагена дополнительной компенсации. Эти неспровоцированные действия, нарушающие договоры, как отмечает Полибий, сделали неизбежными дальнейшие военные действия. До сих пор все это было римской агрессией.

Но это вызвало агрессивный ответ карфагенян. Теперь карфагенские правители стремились к прямому контролю над дальнейшими африканскими территориями и рассчитывали на Испанию, чтобы накопить ресурсы для противодействия дальнейшей римской агрессии и выплаты репараций. У них уже были торговые склады на побережье, и теперь они продвигались вглубь страны, проводя кампании против коренного населения, устанавливая над ним более прямое имперское господство, чему способствовали брачные союзы с местными элитами и новыми городами-поселенцами. Это был территориальный империализм, оборонительный ответ на римскую экспансию, хотя и наступательный по отношению к жителям Африки и Испании.

Эброский договор 226 г. до н.э. позволил Карфагену расширить территорию Испании к югу от реки Эбро, в то время как Рим занял северную часть. Этот договор был нарушен Римом, когда он поддержал город-государство Сагунтум, расположенный к югу от реки. Сагунтинцы напали на соседний город-государство, союзный Карфагену, полагая, что находятся под защитой Рима. Полководец карфагенян в Испании Ганнибал в 219 г. до н.э. быстро разгромил Сагунтум. Он пощадил бы жителей, если бы они "готовы были уйти из Сагунтума без оружия, каждый с двумя одеждами". Ему нужно было оплатить армию и подкупить колеблющиеся собрания в Карфагене добычей из города. Они были более экономны, чем римляне, и Ганнибалу, в отличие от римских полководцев, приходилось бороться с мирными фракциями в собраниях. Жители Сагунтума отклонили его предложение и попытались разрушить город, тогда Ганнибал приказал устроить кровавую бойню. Сенат объявил, что это был casus belli и что Карфаген нарушил договор, заключенный на Эбро. Затем были отправлены римские послы с требованием выдать Ганнибала и доставить его в Рим как военного преступника - типично неприемлемое требование римлян, выдвинутое для того, чтобы Рим мог заявить, что отказ сделал эту войну "справедливой". Полибий обвиняет обе стороны, как и большинство современных историков. Натан Розенштейн говорит, что ни Карфаген, ни Рим не хотели войны, но ни один из них не отступил, а Харрис обвиняет римский сенат в том, что он использовал сагунтинцев, чтобы спровоцировать Ганнибала на войну. Однако провокация, похоже, была взаимной.

Вторая Пуническая война продолжалась семнадцать лет, до 201 г. до н.э. Ганнибал, прекрасно зная о больших потенциальных резервах Рима, нанес стремительный удар по римскому сердцу. Он переправил своих солдат и слонов из Испании через Альпы в Италию. Его поддержали несколько кельтских племен, и он попытался привлечь на свою сторону италийских союзников Рима, отпустив всех пленных и пообещав восстановить свободу тех, кто заключил с ним союз. На пике его могущества в Италии около 40% италийских городов обещали ему свою верность, хотя большинство из них были более осторожны в своих действиях, стремясь не вызвать гнев Рима. После великой победы Ганнибала при Каннах в 216 г. до н.э., в которой, по словам Ливия, было убито 50 тыс. римлян, Ганнибал сказал своим пленникам, что "он ведет с римлянами не войну на истребление, а борьбу за честь и империю. Что его предки уступили римской доблести и что он стремится к тому, чтобы другие, в свою очередь, были вынуждены уступить его удаче и доблести вместе с ним". Поэтому он разрешил пленникам выкупить себя".

В этот момент Ганнибал не пошел прямым маршем на Рим, а предложил переговоры, и это решение иногда считают его самой большой ошибкой, поскольку Рим никогда не вел переговоров. Ливий приводит слова одного из его генералов, призывавшего к немедленному походу на Рим. Ганнибал ответил: "Я одобряю твое рвение, но мне нужно время, чтобы взвесить предложенный тобой план", на что полководец ответил: "Конечно, ни один человек не был благословлен всеми дарами Бога. Ты, Ганнибал, знаешь, как одержать победу, но не знаешь, как ею воспользоваться". Однако Ганнибал, вероятно, рассчитывал, что взятие Рима потребует длительной осады, грозящей трудностями со снабжением, в то время как его войска останутся неподвижными и уязвимыми для нападения. Он хотел не уничтожения Рима, а признания равного положения и независимости Карфагена. Канны также находятся на расстоянии более трехсот километров от Рима.

Союз Ганнибала с македонским царем Филиппом V в 215 г. до н.э. оказал давление на Рим, который оказался перед угрозой войны на два фронта. В течение пятнадцати лет Ганнибал совершал походы по Италии, опустошая римские территории. Римляне прибегали к тактике "фабианского промедления", прославленной полководцем Фабием Максимом. Ганнибал был уязвлен поражением своего брата Гасдрубала, который привел в Италию подкрепление. Когда Рим направил легионы для отпора карфагенским союзникам в Испании и Нумидии, Ганнибал оказался в затруднительном положении, не имея возможности получить подкрепление или защитить своих итальянских союзников. И снова решающую роль сыграли римские союзники и мобилизационная политика. Ганнибал также столкнулся с фракцией в Карфагене, которая противилась отправке ему подкреплений. Коммерческие инстинкты карфагенских лидеров побуждали их направлять больше ресурсов на иберийские кампании, чем на помощь Ганнибалу в Италии. Обладая экономическими ресурсами Испании, члены этой фракции полагали, что смогут восстановить равновесие сил с Римом. В конце концов Ганнибал был отозван в Карфаген и в 202 г. до н.э. проиграл последнюю битву с римлянами при Заме в Африке. После этого его правительство запросило мира и отправило его в ссылку. Карфаген, в отличие от Рима, не подчинил все свои источники власти военному делу. Торговые и военные расчеты оставались разными. Перед лицом Рима колебания между ними могли привести к гибели.

Римский сенат продолжал собирать новые легионы. В сенате не было ни восстаний, ни мирных фракций, только классовая солидарность и конкуренция между сенаторами за командование против Ганнибала, за славу и трофеи, которые это могло принести. Более 70% римских граждан в возрасте от семнадцати до тридцати лет были призваны на войну, что в наше время, отмечает Розенштейн, сравнимо только со штатами Конфедерации в Гражданской войне в США. Катастрофы в Италии, по словам Ливия, не побудили римлян "проронить ни слова о мире". Окончательный мирный договор 202 г. до н.э. лишил Карфаген большей части его территорий, большей части флота, права вести войну без разрешения римлян, а также выплаты огромной ежегодной компенсации в течение пятидесяти лет. Когда Карфаген предложил выплатить его одним платежом, Рим отказался - это было долгосрочное средство демонстрации подчинения Карфагена, статусная уловка.

В ходе этой войны римлянам удалось избежать двухсторонней войны с Филиппом V, царем Македонии, только благодаря заключению выгодного для Филиппа договора. Это было исправлено в 200 г. до н.э., когда они вторглись в его царство. Сенат откликнулся на призыв о помощи греческих государств Пергам и Родос, которые почувствовали угрозу от планируемого союза между Македонским царством и Селевкидами, другой эллинистической монархией на юго-западе Азии. Опасаясь, что эти небольшие державы будут побеждены, сенаторы воспользовались возможностью использовать свои увеличившиеся армии для завоеваний и в Греции.

Римляне одержали победу в Пунических войнах. Карфаген был разгромлен, но военный отряд во главе с Катоном неоднократно заявлял, что "Карфаген должен быть разрушен". В городе еще оставались богатые запасы, и жадные римляне стремились их захватить. Хойос утверждает, что ни один римлянин не мог поверить в то, что Карфаген по-прежнему представляет угрозу. Розенштейн сетует: "Объявление Республикой войны Карфагену в 149 году лежит несмываемым пятном на ее чести". Полибий и Аппиан утверждают, что сенат принял тайное решение напасть на Карфаген, подстрекая при этом нумидийского принца напасть на него первым. Когда Карфаген оказал сопротивление, сенат заявил, что это было нарушением договора, по которому Карфаген должен был сначала получить разрешение на войну. Заявив о справедливости войны, римская армия в 149 г. до н.э. прибыла в Африку и осадила Карфаген. Город предложил сдаться, но римские генералы потребовали сдать все оружие, покинуть город и основать новый, расположенный не менее чем в шестнадцати километрах от моря, на что они не смогли согласиться. После трехлетней осады город был взят штурмом и разграблен. Возможно, 150 тыс. карфагенян были убиты, а 50 тыс. оставшихся в живых, в основном женщины, проданы в рабство. Археологические раскопки подтверждают, что весь город был сожжен и стерт с лица земли, не осталось ни души - эмоциональная месть за прошлые унижения, несоразмерные с ними. Однако награбленное богатство влилось в римскую экономику, и, передав Северную Африку в государственную собственность, государство перераспределило ее в пользу римлян. В том же году римскими войсками был разрушен Коринф под предлогом оскорбления римских послов, вновь предложивших неприемлемые условия мира. Часть жителей была перебита, остальные обращены в рабство, а город объявлен вымершим. Однако археология свидетельствует о меньших масштабах разрушений, чем в Карфагене.

Римский сенат продемонстрировал, что он добьется господства без всяких соперников. Пунические войны показали империализм и сопротивление переговорам, не сравнимые с карфагенянами. Конец Карфагена был не просто расплатой за прежние победы. Наряду с исчезновением Коринфа, он стал грозным предупреждением для тех, кто мог задуматься о сопротивлении Риму. Экштейн помогает нам определить опасную геополитическую обстановку, но Харрис дает нам причину победы войны над дипломатией в ее решении - оппортунистический, но кумулятивный римский милитаризм, заложенный в социальной структуре. Карфагенские силовые структуры не могли сравниться с ним по целенаправленности.

Эндшпиль Республики: Гражданские войны

Апогеем римского милитаризма стало свержение той самой республики, которая его институционализировала. Римские завоевания привели к усилению неравенства, и крестьяне воевали в ущерб себе. Находясь на военной службе, аристократы покупали свои земли на военные трофеи и обрабатывали их с помощью рабов, которых завоевывали солдаты. Новое сельское хозяйство, основанное на использовании рабов, обеспечивало более высокие урожаи и экономический рост - за счет как солдат, так и рабов. Растущие ожидания военных прибылей усиливали коррупцию среди губернаторов и генералов, а также подкуп избирателей при получении высоких должностей. Государство приобрело обширные государственные земли, которые богатые римляне могли сдавать в аренду для создания поместий, обрабатываемых рабами. Многие крестьянские хозяйства не выдерживали конкуренции, и крестьяне были вынуждены покидать свои земли и влачить нищенское существование в Риме, население которого сильно возросло. Растущее недовольство крестьян сопровождалось недовольством рабов, которые в разных регионах подняли масштабные восстания в 136-30, 105 и 72-70 гг. до н.э. (последнее, как известно, возглавил Спартак).

Эти конфликты привели к усилению насилия в римской политике. В 133-21 гг. до н.э. два брата Гракхи, пользуясь своей властью в качестве трибунов собраний, добивались радикальных реформ, опираясь на большой приток людей, голосующих на собраниях. Теперь два политических института республики - сенат и ассамблеи - находились в противоречии. Гракхи стремились перераспределить земли, приобретенные богатыми, в пользу ветеранов и безземельных граждан, а также предоставить больше прав союзникам - социал-демократам древнего мира, против чего яростно выступало большинство сенаторов, представлявших богатых. Неравное распределение военных трофеев породило устойчивую поляризацию римской политики между реформаторски настроенными популярами и консервативными оптиматами. Но братья Гракхи были убиты оптиматами еще до того, как их реформы принесли плоды. Эти убийства, возможно, стали первым политическим кровопролитием в Риме за последние три столетия и привели к снижению политической власти народных классов.

Сенат отменил реформы, но волнения остались. Недовольство союзников росло: нехватка рабочей силы приводила к тому, что их обязанности по несению военной службы возрастали. Они вели большую часть боевых действий. Это спровоцировало в 91-87 гг. до н.э. Социальные войны союзных италийских народов, которые требовали полного гражданства, равной доли в жаловании и добыче, права на проживание и заключение договоров, заключения браков с римлянами. Под давлением Рима большинство их требований были удовлетворены. Однако это не положило конец неравноправному империализму. Высшие классы продолжали накапливать огромные состояния, в то время как все большее число легионеров лишалось собственности или влезало в долги. Элита разрушила республику. Им "не хватало желания соблюдать нормы, в которых они выросли" (параллель для сегодняшнего дня).

Встраивание римских армий в сенат, народные собрания и гражданское население в целом привело к результату, аналогичному современному гражданскому контролю над вооруженными силами. Стратегии защиты от переворотов не требовались. Но теперь социальные связи были разрушены, и войны привели к росту власти и самостоятельности полководцев, которые посягнули на власть сената. В 80-е годы до н.э. двум соперничающим полководцам, Марию и Сулле, удалось поочередно восстановить порядок силой и запугать сенат, чтобы тот назначил их консулами. Они набирали армии, более лояльные к себе, чем к государству, путем распространения военной службы на низшие классы, предоставления им щедрот и земли при увольнении, а также предоставления союзникам более широких прав граждан. Последовавшие за этим гражданские войны того периода сопровождались грабежами, чтобы оплатить службу войск и обеспечить их верность своим генералам.

Марий был популистом и, пользуясь поддержкой населения, нарушал правила римской политики, в том числе неоднократно выдвигал свою кандидатуру на переизбрание в консулы и побеждал. Суллу, аристократа, поддерживали сенаторы-оптимисты. В 88 г. до н.э. их соперничество переросло в гражданскую войну, когда Сулла, нарушив конституционное табу, ввел свою армию в Рим и заставил Мария и его сторонников бежать из города. После смерти Мария в 86 г. до н.э. Сулла захватил власть, провозгласив себя "Диктатором по восстановлению республики", убивал и захватывал имущество противников, распределяя его между своими сторонниками. Институты, представлявшие господствующие классы Рима, потеряли свою власть. Теперь от их имени выступал полководец.

Так начались предсмертные муки республики, но это не решило проблему фракционности. После смерти Суллы начались беспорядки. В 59 г. до н.э. два полководца, Помпей и Юлий Цезарь, объединились с Крассом, человеком с огромным состоянием, приобретенным за счет скупки конфискованного Суллой имущества. Они захватили власть в Риме и создали триумвират. Цезарь провозгласил себя защитником наследия Мариан и, заручившись поддержкой народа, провел реформы, против которых выступало большинство членов сената. Ему было дано чрезвычайное десятилетнее командование в Галлии, чтобы отдалить его от Рима, но череда побед там позволила ему сколотить грозную армию и накопить богатство. Галлы, по его словам, были эмоциональны, импульсивны, доверчивы, непостоянны, быстро гневались, политически непредсказуемы и постоянно интриговали. Поэтому они представляли собой угрозу и нуждались в твердой римской руке. Они ее, конечно, получили. Плутарх сообщает, что в результате его похода был убит миллион галлов и еще миллион обращен в рабство. Подумайте, с какими ужасами пришлось столкнуться при таких цифрах. Его целью была политическая власть в Риме. Для этого ему нужны были деньги от рабов и военный престиж, чтобы превзойти Помпея.

Красс погиб при Каррахе, и диктаторами-близнецами остались Помпей и Цезарь. У обоих были армии, а у Помпея еще и большинство в сенате. Неизбежная гражданская война началась, когда Цезарь в 49 году до н.э. ввел свою армию в Италию, перейдя реку Рубикон. Помпей был разбит и убит, а сенаторы, выступавшие против Цезаря, были уничтожены. Но когда Цезарь принял титул Dictator in Perpetuo, заговор шестидесяти сенаторов убил его. В последовавшей гражданской войне победили сторонники Цезаря, и в 43 г. до н.э. появился триумвират Марка Антония, Лепида и Октавиана, правивших в разных регионах. Это привело к новым гражданским войнам, закончившимся победой Октавиана, внучатого племянника, приемного сына и наследника Цезаря, в 31 г. до н.э. Поначалу Октавиан сохранил оболочку сената и собраний. В 27 г. до н.э. усмиренный сенат присвоил ему титулы Августа и "первого гражданина государства". Он правил как фактический император до 14 г. н.э., а затем сменилось множество императоров. Республику погубил собственный милитаризм.

Постскриптум: Римская империя

При Августе Рим формально стал империей. Появился термин Pax Romana, обозначавший только внутренний мир империи, но не ее внешние отношения, что отличается от современных терминов Pax Britannica и Pax Americana. Поскольку Август стремился сохранить военную мощь, направленную вовне, внешние войны продолжались. Главным мотивом войны для императоров оставалась слава. Последовали завоевания по всему Средиземноморью. Императоры говорили, что ведут войну, чтобы принести мир завоеванным народам. Теоретически императоры контролировали армию, но на практике ее самостоятельность представляла для них угрозу. Создание преторианской гвардии было попыткой защиты от переворота, но в этом случае их лояльность могла быть проблематичной. Гражданские войны были редки, а перевороты - обычны. Всего было семьдесят императоров, и только двадцать, по-видимому, умерли естественной смертью. От двадцати семи до тридцати пяти были убиты или умерли в тюрьме, девять погибли в бою, а пять покончили жизнь самоубийством.

Милитаризм ослабевал по мере того, как профессиональная армия отделяла войну от гражданственности, а культуру и институты - от военной мощи, как ресурсы растягивались по огромной империи, а границы примыкали к регионам с небольшим богатством или ожесточенным сопротивлением, так что война становилась нецелесообразной. На востоке против Персии более оборонительная стратегия привела к заключению договоров и обмену заложниками. Но западная империя стала уязвимой для милитаризма. Начались гражданские войны между соперничающими императорами, солдаты которых были преданы своим генералам, ставшим провинциальными военачальниками. Никто не собирался разрушать Западную империю. Распад стал непредвиденным следствием их борьбы. Варвары приобрели значение, так как стали составлять большую часть римских армий. Но на протяжении почти тысячелетия Рим был, пожалуй, самым успешным примером милитаризма, который когда-либо видел мир. После его падения ни одно европейское государство в течение более тысячи лет не имело равной военной мощи. Единственным равным была Китайская империя. Их секрет заключался не в мощном бюрократическом государстве, а во встраивании господствующих классов в политические институты.

Римские выводы

Семь причин объясняют, почему Римская республика вела войны так постоянно. Еще одна объясняет, почему это не продолжалось вечно.

1.

Раннее развитие Рима происходило за счет смешанной оборонительной войны, мафиозного рэкета и заключенных союзов высших классов в Италии, еще не заполненной государствами, что открывало возможности для экспансии над другими народами. Переход к обороне союзника и завоевание господства как над вражеским, так и над союзным режимом были смешанной наступательно-оборонительной стратегией, позволявшей Риму не воевать на собственной территории. По мере того как Рим осуществлял все новые смены режимов и завоевывал все новые территории и народы, чувство незащищенности ослабевало.

2.

Наступательная война нуждается в успехе, чтобы стать повторяющейся. Рим был эффективен в военном отношении потому, что в сенате, народных собраниях и легионах укоренились определенные в военном отношении классы. В политическом плане доминирующую роль играл сенат, который обсуждал вероятные выгоды и, как правило, не связанные с войной расходы. Но в расчетах - рациональности средств - преобладал оптимизм в отношении римской военной мощи. Это оказалось не лишним, поскольку римляне копали глубже и жертвовали для войны больше, чем их враги. Гарантированные законом права граждане получали в обмен на длительную службу в легионах, которые, таким образом, обладали сплоченностью, обусловленной солидарностью граждан. Привилегии, варьировавшиеся в зависимости от социального класса, укрепляли легитимную армейскую иерархию и обеспечивали интенсивное обучение, дисциплину, логистику и гибкое маневрирование больших легионерских армий в рамках очень небольшого государства. Таким образом, внутриполитические отношения власти порождали эффективные легионы, способствующие успеху в агрессивных войнах.

3.

Римляне предоставляли союзникам различные права гражданства, тем самым укрепляя их лояльность и увеличивая численность римских армий более чем в два раза. В отличие от греческих и карфагенских соперников Рима, успех на поле боя повышался за счет приоритета военной мощи над исключительным правом гражданства. В

данном случае речь идет об "обществе" в двух смыслах: современном, означающем коллективный орган граждан, и исходном латинском корне слова socius - конфедерация союзников.

4.

Верность союзников требовала римских побед. Народы-клиенты больше всего боятся поражения своего защитника. Почувствовав слабость, они могут перейти на другую сторону. Но Рим продолжал побеждать. Римские правители презирали дипломатию, а это означало, что они не могли противостоять возможным большим союзам между соперниками путем переговоров. Они выдвигали требования и отказывались от компромиссов, а поражения лишь заставляли их глубже зарываться в людские резервы, чем это могли сделать их противники. Это вселяло в союзников уверенность в конечной победе Рима. Эта уверенность лишь на время ослабла перед самым серьезным испытанием для Рима - вторжением Ганнибала в Италию.

5.

Сочетание этих причин привело к тому, что римский милитаризм стал неотъемлемой частью экономики, идеологии и политики в большей степени, чем в других государствах Средиземноморья. С этим согласен и Шейдель: "Четыре источника социальной власти - идеологический, экономический, военный и политический - были необычайно тесно связаны друг с другом: представители одной и той же узкой элиты выступали в качестве политических лидеров, военачальников, жрецов и контролировали самые крупные частные состояния". Римский успех был обусловлен не только лучшей армией, оторванной от общества. Все источники власти были принесены в жертву военному делу. Это приносило успех даже после поражений в сражениях, давало римлянам территории, богатства и рабов, усиливало воинственную культуру, передававшуюся из поколения в поколение, подчиняло экономические, идеологические и политические институты военным нуждам. Это уже не была война с тщательным прагматическим расчетом стоимости, как в реалистической теории. Это была война любой ценой. Повторяющиеся войны были обусловлены прежде всего внутренними структурами власти.

6.

Выгоду получали в основном, но не только высшие классы. Двойное стремление к алчности и статусу через славу, тесно переплетаясь, приносило и политические должности, становясь главными мотивами как для генералов-политиков, так и для солдат, оправдывая риск смерти. Римляне рассматривали завоевание, а не торговлю (принудительную или нет) как основной способ экономических приобретений. Карфаген смешивал эти два способа и был слабее в военном отношении.

7.

Правители продолжают делать то, что получается, и римский милитаризм и империализм усиливались с успехом. Амбиции росли от достижения простого господства над соседями до завоеваний и территориальной империи. К моменту Пунических войн Рим был главным агрессором во всем Средиземноморье. Любой народ, бросивший вызов Риму, должен был быть уничтожен - Карфаген delenda est, Коринф тоже. Такое свирепое возмездие было связано с необычной фазой эмоционального усиления империализма. Однако автономная идеология не была характерной чертой римского империализма. Напротив, милитаризм был встроен в повседневный жизненный опыт, особенно в экономику и структуру политической карьеры, казался естественным и само собой разумеющимся. Ближайшей причиной агрессивных войн была победа в предыдущих войнах. Зависимость от пути помогает объяснить, почему римляне продолжали воевать. Мы увидим, что это была лишь одна из крайних форм завоевательного империализма, часто встречающаяся в исторических войнах.

8.

Однако ведение войны в конечном итоге ослабило республику, усилив неравенство и недовольство, открыв трещины между сенатом и народными собраниями, разрушив защищенные от переворотов связи между гражданством и армией и позволив генералам создать автономные базы власти. Военная мощь в Италии и в самом Риме была задействована в гражданских войнах, победители которых становились диктаторами, разрушая республиканскую государственность. Милитаризм стал самоубийственным для республики.

Основными бенефициарами войны были римские высшие классы, затем легионеры, оставшиеся в живых, купцы, торговавшие с легионами и в завоеванных провинциях, и иностранные высшие классы, переходившие на сторону союзников, когда им казалось, что Рим победит. Союзники несли большие потери, но выигрывали, если получали римское гражданство. Побежденные народы подвергались резне, изнасилованиям, грабежам и рабству. Римляне уничтожили сотни "исчезнувших царств". Римский экономический рост принес некоторую пользу региону, но было ли бы более мирное развитие всего Средиземноморья, если бы Рим разделил власть с греками и карфагенянами, неизвестно. Менее ощутимым был вклад римлян в развитие цивилизации - право, литературные произведения, мозаики, скульптуры, акведуки, бани, прямые дороги, - но он был достигнут с большими человеческими жертвами. В целом эти войны, вероятно, принесли пользу немногим народам Средиземноморья. Рациональность целей была присуща в основном римской элите и ее иждивенцам.

ГЛАВА 5. Древний Китай

В период с 710 по 221 гг. до н.э. в китайских летописях упоминается 866 войн, но многие из них, скорее всего, были мелкими стычками (MID). За период 656-221 гг. до н.э. произошло 256 войн с участием "великих держав" - по одной каждые 1,7 года. На последнем этапе периода Воюющих государств, 356-221 гг. до н.э., война происходила каждые 1,4 года. Большинство этих столкновений, вероятно, соответствовало стандарту КС - тысяча погибших в бою за год, хотя в записях часто встречаются преувеличения, и мы редко можем с уверенностью сказать о численности армии или количестве жертв. Число полисов сократилось с более чем семидесяти в 771 г. до н.э. до примерно двадцати в середине пятого века до н.э. Затем в период Воюющих государств их число сократилось до одного - империи Цинь.

Таким образом, "исчезнувших царств" было много, и вероятность войны между отдельными государствами со временем возрастала. Динсинь Чжао утверждает, что пятнадцать из двадцати войн, число жертв которых превысило 20 тыс. человек, произошли в конце периода Воюющих государств. Однако такая статистика говорит лишь о том, что в среднем где-то в Китае происходила война как минимум между двумя государствами. В отдельные годы до самого конца войны большинство государств не воевало. Тем не менее "Искусство войны", написанное Сунь-цзы в VI веке до н.э., начинается словами: "Война - это величайшее дело государства, основа жизни и смерти, путь к выживанию или исчезновению". Вопросы для этой главы следующие: Почему так много войн, почему так много вымираний государств, рациональны ли войны с точки зрения средств или целей?

До 771 г. до н.э. китайская монархия Западного Чжоу расширялась путем квазиколониального завоевания преимущественно безгосударственных земледельцев и охотников-собирателей. Как и в ранней римской Италии, здесь еще не было многогосударственной системы. Чжоусцы развязывали войны, потому что могли их выиграть, поскольку обладали большей экономической и военной мощью, чем их соседи. Они не захватывали огромные богатства. Главной добычей были рабы и призывники, а чжоуские поселенцы могли развивать на завоеванных территориях более интенсивное сельское хозяйство. Многие периферийные народы смирялись с реальностью, подчиняясь угрозам и не вступая в войну. Дочери их элит могли быть выданы замуж за чжоуских аристократов, что символизировало их вхождение в состав Чжоуского царства. Правление было феодальным, хотя и отличалось от европейского феодализма. По мере расширения территории правители переставали быть просто главами кланов и родов и стабилизировали завоеванные территории путем "облагораживания" родственников и союзников в небольших городах и военных колониях, в которых они становились меньшими копиями царя, а их собственные наследственные "министры" - меньшими копиями их самих - типичная передача власти, которую мы видим в тех случаях, когда феодальные режимы не в состоянии напрямую контролировать большие территории. Старший сын главной жены или наложницы наследовал лордство, хотя младшие сыновья получали меньшие наследственные должности при дворе или служили солдатами, а также могли быть конфискованы в более периферийных городах. Младшие сыновья ратовали за новые завоевания.

Армии формировались из родовых сборов, основу которых составляли возницы-аристократы. Вождь клана мог иметь несколько штатных воинов, но большинство из них составляли наемные крестьяне. Как и в других феодальных режимах, по словам Маркса, вооруженная сила была необходима для извлечения прибавочной стоимости у непосредственных производителей, чтобы высшие классы могли жить хорошо и не вести войн. Однако эксплуатация имела свои пределы. Основная классовая проблема аграрных обществ, близких к натуральному хозяйству, заключалась в том, что изъятие слишком большой части прибавочного продукта или слишком большого числа крестьян в качестве солдат или рабов вредило производительности хозяйств, от которых зависели войны правителей. Они не могли давить слишком сильно. Налоги были умеренными, а армии небольшими и ограничивались периодом кампаний, когда труд крестьян был менее важен. Но крестьян брали и в качестве рабочей силы, учитывая большую высоту и глубину городских стен, обнаруженных археологами. Военное дело оставалось ключевым для аристократов, их культура была воинственной. Марк Льюис говорит: "Защита своей чести была главным стимулом к сражению", но, как добавляет Чжао, существовали также экономические, политические и геополитические мотивы. Не имея достаточных доказательств, мы не можем их разделить. Затем власть царей ослабла типично феодальным образом, по мере того как власть перемещалась вниз по этой иерархии родов. Им не хватало инфраструктуры, чтобы контролировать своих вассалов или прекратить их междоусобицы. Они стали терпеть поражения от пришлых народов.

Период Весны и Осени, 771-476 гг. до н.э.

В 771 г. до н.э. пришла беда. Чжоусцы, страдавшие от споров о престолонаследии, увидели, что их столицу разграбили люди, которых они называли нецивилизованными варварами. Оставшиеся в живых бежали на восток, где чжоуские владыки создали свои собственные государства на правах "князей", над которыми царь сохранял лишь символическую власть. Ему оказывалось ритуальное почтение, и никто другой не мог претендовать на царский титул. Коренное население новых владений либо завоевывалось и обращалось в рабство, либо подчинялось герцогской власти, чтобы сохранить свою свободу. Поскольку эти государства были основаны на военной силе и продолжали добывать излишки силой, милитаризм продолжался. Китай был разделен на множество независимых владений - по словам одного летописца, их было 148, но их было не менее 70, большинство из которых были небольшими; некоторые из них выступали в качестве повелителей по отношению к своим более мелким соседям.

Государства поначалу были рудиментарными, а министры и чиновники зависели от личных отношений между герцогами и их вассалами. Герцог мог назначать своих вассалов на должности, но не имел над ними практически никакой власти. Эффективный вассал, занимающий высокий пост, мог приобрести достаточно сторонников, чтобы бросить вызов герцогу, как и клики недовольных вассалов, отстраненных от должности. Герцоги были мужчинами, хотя вдовствующие королевы-матери могли управлять страной в качестве регентов от имени мальчика-преемника. Такая практика сохранилась вплоть до Цыси, последней вдовствующей королевы Китайской империи, которая умерла в 1908 г. перед самым падением последней династии.

Гражданские войны были вызваны неудачами герцога, особенно в войне, отсутствием прямого наследника мужского пола, воцарением мальчика или явного слабака, усилением недовольной родовой группировки. Чаще всего происходили дворцовые перевороты, когда недовольные родственники убивали герцога и захватывали его трон. Чжао обнаружил, что около половины герцогов трех крупных государств были убиты - необычайная пропорция, которая, казалось бы, должна была сделать иррациональным стремление к политической власти, но избежать этого было невозможно: даже родственники, искавшие спокойной жизни, были убиты во время переворотов, как и родственники тех, кто организовывал неудачные перевороты. Внутренние страхи неуверенных в себе герцогов подпитывали внешние войны, ведь для обеспечения господства внутри страны требовались воины, приобретенные на войне, а победы за границей приносили награбленное для ретейнеров и верных солдат, которые затем могли быть направлены внутрь страны. Таким образом, война была способом приобретения ресурсов для извлечения излишков у тех, кто их производил. Этот марксовский круговой процесс усиливал притягательность войны.

Геополитика была достаточно анархичной, впрочем, как и внутренняя политика, которая часто приводила к гражданским войнам между враждующими родами. Китайские мыслители считали, что война неизбежна в силу либо человеческой природы, либо природы общества. Главной ценностью был политический порядок, как это обычно бывает в неупорядоченных обществах. Поэтому война, навязывающая порядок, была праведной, но, как правило, непродолжительной. Это были сильно разделенные на классы общества, в которых массы мало разделяли культуру своих правителей. Крестьяне мало видели государство. Налоги, военная служба и труд на корвете взимались местными вассалами.

В основных зонах существовала общая культура элит. Одной из устойчивых дипломатических форм был гегемон - герцог, приходящий для осуществления определенной власти над другими правителями путем арбитража споров и созыва собраний для заключения договоров. Эдикт 657 г. до н.э. гласил: "Пусть не будет запруды для оросительной воды, не будет задержки продажи зерна, не будет смены явных наследников, не будет наложниц вместо жен и не будет участия женщин в государственных делах". Другой заявляет: "Пусть должности не передаются по наследству, пусть чиновники одновременно занимают несколько должностей, а при выборе чиновников пусть ставится цель получить достойных людей, и пусть ни один правитель не берет на себя предание смерти великого чиновника. . . . Не делайте кривых насыпей, не налагайте ограничений на продажу зерна и не устанавливайте межевых знаков без объявления". Скорее всего, это были благие намерения, чем реальная практика, хотя Чо-юн Хсу говорит, что это было "межгосударственное сообщество", что придает либеральный оттенок геополитике реализма. 5 Однако гегемония не передавалась по наследству, борьба за место следующего гегемона была обычным делом, и все пять гегемонов принадлежали к разным герцогским домам. Эти гегемоны не вписываются в политологический термин, поскольку не имели ничего похожего на власть, которой обладали Британская и Американская империи или более поздние императоры Китая. Они занимали непростое положение первых среди равных на арене, где еще оставались "пустые" места для экспансии.

Заключались краткосрочные мирные соглашения и даже предпринимались попытки заключения долгосрочных. В 579 г. до н.э. правители Ци, Цинь, Цзинь и Чу собрали конференцию, на которой договорились о мире и ограничении численности армии. Увы, это была лишь риторика. В 546 г. сунский дипломат Сян Шу обратился к китайскому двору с предложением заключить договор о прекращении всех войн. Желая казаться на стороне добродетели, четырнадцать крупных правителей составили соглашение. Затем разгорелся спор о том, кто должен подписать договор первым. Некоторые отказались подписывать, но подписавшие все равно проигнорировали его. Сян Шу вручил подписанный экземпляр своему главному министру, который ответил, что война - неизбежный инструмент государственного управления. Стремиться отказаться от нее - глупость. Он разорвал договор на его глазах. В 541 году до н.э. на мирной конференции было получено известие о том, что войска Лу только что вторглись в небольшое государство Цзюй. Поступило предложение наказать делегата от Лу. Но главный министр Цзинь ответил на это: «Территория определяется битвой. В одно время она принадлежит одному государству, в другое - другому. Где же постоянство? Поддержка крупных государств за счет мелких - вот способ, которым ведущее государство приобрело свой статус лидера. Что еще полезно? Какое государство не потеряло землю? Какая власть может вынести приговор?» Это было недалеко от гоббсовской анархии. Война была нормой, вписанной в культуру и институты.

И все же среди этой неразберихи проявилась одна светская тенденция: поглощение доминирующими правителями более мелких в результате войн, мафиозного рэкета и нескольких брачных союзов. В итоге их стало всего двадцать, причем семь из них были намного крупнее остальных. В последующий период Воюющих государств геополитика заполнила пространство, в котором "великие державы" попеременно воевали и договаривались друг с другом, поднимаясь и опускаясь на фоне двух столетий балансирующих союзов и нестабильности. Эти неустойчивые балансы сил разбивали все попытки отдельных герцогов временно сохранить господство. 8 В то же время мелкие владения исчезали.

Аристократы воспринимали войну и милитаризм как норму. Победа приносила славу и материальные выгоды в виде новых территорий и народов, которые можно было конвертировать в более многочисленную армию для дальнейших войн. Но герцоги также вели войны, если чувствовали себя оскорбленными, чтобы защитить свою честь, исправить ошибку или вернуть территорию, потерянную в результате поражения в прошлой войне, или когда чувствовали угрозу внутри страны и стремились продемонстрировать свою силу с помощью войны. Собранная армия могла быть обращена на внутренние репрессии. Как и в Риме, мотивов для войны было много, но нам не хватает знаний, чтобы расставить их по степени важности. Когда война настолько прочно вошла в общественную жизнь, ее не столько "выбирали", предпочитая другим источникам власти, сколько она была нормальным способом разрешения конфликтов. Трудно сказать, насколько тщательно просчитывались средства при принятии военных решений, но расчеты должны были учитывать возможную реакцию других государств, которые могли быть предполагаемыми союзниками или врагами. Большое значение имели дипломатическая удача и навыки.

Воинские мотивы, обусловленные религиозной или светской идеологией, отсутствовали, чего не было в Европе. Для многократных победителей завоевания были самодостаточными, хотя проигравших всегда было больше, чем победителей, что подтверждается уменьшением числа государств, что, по-видимому, не свидетельствует о точном расчете большинства из них. Аристократическая культура прославляла родословную, патриархат, кровь, войну, клятвы и заветы верности. Кодексы чести в бою были общими, что делало войну не слишком затратной для аристократов, как это было принято в средневековой Европе. Некоторые правители воевали лично , хотя чаще всего в качестве генералов использовались родственники. Завоевания оправдывались как распространение порядка и цивилизации среди нецивилизованных народов.

После того как лошадь была одомашнена, колесницы аристократов стали доминировать в военных действиях. Оружие было бронзовым, которое могли позволить себе только богатые люди. В период Весны и Осени численность армий составляла от 5 до 25 тыс. человек, походы длились несколько недель, а большинство сражений решалось за один день. Хотя крупные государства часто конфликтовали друг с другом, экология Китая вплоть до периода Поздних войн позволяла им частично переключать конфликты на взаимную экспансию за счет завоевания и подчинения менее развитых народов на периферии. Только центральная зона была заполнена государствами. Стимул к агрессивной войне у чжоуских государств, примыкавших к периферии, возрастал.

До середины VI в. архипелаг городов-государств расширял контроль над безгосударственными и племенными народами - "сельскими жителями", а крупные государства аннексировали мелкие. "Ранние соперники-гегемоны обычно нападали на более мелкие государства, которые находились между ними, и в основном избегали прямых столкновений". Победы доминируют в сохранившихся летописях, поскольку летописи побежденных правителей обычно исчезают. Завоеватели-землепашцы основывали обнесенные стенами города, питавшиеся из своих внутренних районов - "колодезных полей", которые распределялись между дружественным коренным населением, ветеранами войны и другими поселенцами. В городах жили "люди государства [или города]". Вокруг них "полевые люди" или "деревенские люди" могли нести трудовую повинность или натуральную плату городам, но первоначально не несли военной службы, чтобы не разоружать их. Городские укрепления становились все более мощными и включали боковые барьеры, препятствующие свободному движению людей внутри города, что предполагает авторитарный контроль. Это была форма "сверхстратификации" Гумпловича, классовой структуры, навязанной победителями в войне побежденным. Более далекие народы жили в так называемых пустых пространствах, не контролируемых государствами, где обитали "те, кто не придет на суд", менее "цивилизованные", лишенные "долга" или "моральных наставлений". Понятие государства как ограниченной территории возникло в V веке до нашей эры. До этого города, обнесенные стенами, представляли собой сеть узлов, каждый из которых поддерживался сельской периферией с неопределенными границами. Нечжоуские народы, такие как "нецивилизованные" ронги и ди, постепенно поглощались. Вначале они были земледельцами, пастухами и горцами, но к 400 г. до н.э. исчезли из записей как отдельный народ. Военная служба, труд на корвете, межродовые браки и культурная ассимиляция привели к формированию единого народа, называвшего себя хуа-си - китайцами.

Герцоги вели войны не только для приобретения богатств и народов, для увеличения численности населения и, в частности, армии, но и для приобретения статуса и славы, как это делали римские аристократы. И опять же, эти мотивы были тесно переплетены. Государства обозначались по имени правящей династии, герцогского дома, а не государства. Наступательная война стимулировалась тем, что она могла принести добычу или призывников, а также избавить от разорения собственную сельскохозяйственную базу. Сунь-цзы в "Искусстве войны" советовал царю У: "Когда ты грабишь деревню, пусть добыча делится между твоими людьми; когда ты захватываешь новую территорию, раздели ее на участки в пользу солдат". Его рекомендации были очень неравными: "Если он знатный, то получит 10 000 му земли; если он земледелец, ремесленник или купец, то ему будет позволено искать службу при дворе; если он раб или связан с рутинной работой, то он будет освобожден". Но большинство поселенцев выиграли, как и младшие сыновья, получившие скудное наследство. Они рисковали жизнью, но занимали доминирующее положение в военном отношении и жили за оборонительными стенами. Ожидаемая полезность войны была высока - это единственная возможность продвижения вперед. Война была рациональна с точки зрения целей, достигаемых выжившими победителями - очевидно, не для проигравших.

Концентрация власти в руках правителя и его двора росла по мере распространения государственного контроля на внутренние районы страны, поскольку военная сила превращалась в политическую. Служба в армии первоначально была обязательной только для знати и населения государства, но затем она была распространена и на сельских жителей в обмен на предоставление им более полных прав собственности на землю, так что военная сила стала частью экономики Китая. По мере роста размеров государств армии увеличивались до 50 тыс. человек, в основном крестьянской пехоты, вооруженной новым железным оружием, более дешевым и прочным, чем бронзовое. Эксплуатация железа привела к тому, что часто называют военной революцией, хотя его распространение из Анатолии по Евразии заняло семьсот лет. Но исчезла аристократическая колесница. Более крупные армии требовали больше буров, и в руководствах описывались сложные боевые построения. Армии требовали большей материально-технической поддержки, поэтому у государств появились новые функции, такие как перепись населения для определения призыва и налогообложения. Обычно налоги составляли не более 10% от дохода, но в условиях натурального хозяйства они могли быть весьма значительными. На смену родовому патронажу пришло уездное управление, что свидетельствует о большей политической централизации, а также о меньшем количестве гражданских войн и дворцовых переворотов. Ведущие министры были не столько аристократами, сколько зависимыми от монарха людьми. Более интенсивные военные действия требовали повышения производительности сельского хозяйства, чему способствовали ирригационные проекты. Увеличилась торговля. Это были небольшие шаги к разрешению военного парадокса феодальной эпохи: более дорогостоящая война могла снизить сельскохозяйственных излишков, необходимых для ее финансирования. Война изначально была плохой новостью для завоеванных, многие из которых попадали в рабство, но со временем она могла принести экономические и другие цивилизационные выгоды - при условии, что завоеванные не восставали, так как в этом случае они были бы убиты.

Период Воюющих государств, 475-221 гг. до н.э.

Государства стали формировать постоянные органы управления, их границы были усеяны стенами и крепостями. Войны становились все более затратными по деньгам и жизням, так как легких жертв оставалось все меньше. Заполнявшее пространство ядро росло, но расширение приводило к появлению новых периферий. Численность армии к концу периода Воюющих государств достигала нескольких сотен тысяч человек, что значительно превышало численность войск в Риме и Европе до Наполеона. Солдаты были обучены быстро менять строй, как это было в европейских армиях только с XVI в. н.э. Потери росли, поскольку пощады побежденным не оказывалось. Убитых и пленных обезглавливали, а головы преподносили генералам, которые награждали солдат в зависимости от их количества. Известны случаи, когда "брали шестьдесят тысяч голов". После битвы при Чанпине в 260 г. до н.э. циньские победители утверждали, что нанесли 450 тыс. потерь побежденным чжао. Возможно, эти цифры завышены, но число буров и убийств резко возросло. Риск смерти или увечий для солдат возрастал, но большинство из них были призывниками, не имевшими свободной воли. Их кормили и минимально оплачивали, и они могли получить небольшую ферму на завоеванных землях, что было плюсом для оставшихся в живых.

В связи с ростом смертоносности войны появилась сложная литература по стратегии и тактике войны, например, "Искусство войны" Сунь-цзы, в которой генералам советовали побеждать без боя, устраивать засады, обманывать свои силы, наносить удары там, где противник слаб, и никогда - там, где он силен - тактика, призванная избежать убийственных лобовых сражений. Они широко читались в элитах. Их стратагемы могли означать, что государства, слабые по материальным ресурсам, могли победить более крупные батальоны. В итоге проигравших оказалось больше, чем победителей, что говорит о серьезных просчетах. Часто проводится различие между "китайским способом" ведения войны и "западным способом", выражающееся в противопоставлении Сунь-цзы и Клаузевица, особенно в том, что последний делает акцент на уничтожении противника путем лобовой атаки. Контраст между ними достаточно реален, но сегодня обе книги являются обязательным чтением в Вест-Пойнте и китайской военной академии.

Тем не менее, периоды мира, достигнутого путем переговоров, длились гораздо дольше, чем войны, и поэтому существовало противоречие между предпочтением институтов, гарантирующих мир, и возможностью вмешательства в кризисы династической преемственности и на периферии. Мир становился хрупким, когда правители использовали мирное время для проведения военных реформ, что заставляло их соперников также совершенствовать свои вооруженные силы - реалистическая дилемма безопасности. К середине IV в. до н.э. все семь сохранившихся крупных государств провели предложенные теоретиками "легализма" реформы, направленные на более жесткое приспособление экономики и государства к военным нуждам. На смену родовому войску пришла масса крестьян, обязанных нести военную службу. Милитаризм теперь сильнее затрагивал народ.

Оставшиеся в живых крупные государства институционализировали милитаризм, восприняв "славу" как цель, что придало им уверенность в успехе в следующей войне. Действительно, они были слишком самоуверенны, поскольку в случае поражения - а все, кроме одного, в конечном итоге проиграли - они могли исчезнуть как автономные государства. Поэтому с 419 г. до н.э. и с большим скачком после 317 г. до н.э. войны возобновились, стали дороже и ожесточеннее, увеличилась вероятность гибели солдат, возросли долги государств. Поражение могло уничтожить довольно крупные государства. В IV веке до н.э. правители стали называть себя царями, и почтение к чжоускому монарху рухнуло. К тому времени в бой шли не князья, а профессиональные воины. Князья могли играть чужими жизнями.

Этот этап был, вероятно, более безжалостным, чем в средневековой Европе, где христианство и родственные связи означали, что с мелким князьком, завоеванным крупным королевством, можно было обойтись мягко. Он мог заплатить репарации и поклясться в верности новому королю. Хотя в Китае это тоже иногда происходило, в других случаях побежденных аристократов и воинов предавали смерти или массово обращали в рабство. Одной из причин упадка аристократии в конце периода Воюющих государств стало убийство большого числа ее семей. Многочисленные государственные союзы росли, стремясь к миру путем сдерживания, но периодически активизируясь для войны.

В период Воюющих государств странствующие интеллектуалы продавали правителям советы экспертов. Сохранились высказывания некоторых из них: философов Конфуция и Менция, правоведов Шан Яна и Хань Фэя, военных писателей Сунь Цзы и Сунь Бина. Несмотря на многочисленные разногласия, большинство из них реагировали на период Воюющих государств, утверждая, что Китаю суждено стать единым государством под единым началом: "все под небом", управляемое "Сыном Неба". В стиле реализма они считали, что только гегемонистская держава может обеспечить мир во всем Китае. Эта точка зрения опиралась на чжоуское идеологическое наследие универсального царствования, теперь с космическим резонансом , возвращающим мир природы в его правильное русло. Никто из этих интеллектуалов не защищал автономию отдельных государств. Они надеялись, что однажды придет единый правитель, который, если рассуждать реалистично, может прийти только через войну. Эта вера способствовала нескольким попыткам отдельных государств установить гегемонию в центральном регионе Китая. Однако все они были неудачными, вплоть до Цинь.

Конфуций (родился в 551 г. до н.э.) мало говорил о войне, но учил, что создание нравственного человека и хорошего общества предполагает наличие пяти добродетелей: благожелательности, милосердия и гуманности; честности, прямоты и умения отличать добро от зла; знания; верности и честности; приличия, церемоний, ритуалов и поклонения. Он делал акцент на сыновней почтительности и строгом соблюдении ритуала в соответствии с отведенной социальной ролью - консервативная программа, направленная на защиту общества от неопределенности и беспорядка, представляющих наибольшую угрозу для хорошего управления и социальной гармонии. Действия и человека, и государства должны быть направлены на нравственность, а не на выгоду или пользу. Однако только элита, состоящая из морально и интеллектуально совершенных людей, могла бы совершенствовать свою врожденную моральную доброту или преодолевать врожденную порочность и определять политику. Поскольку государство не может создать такого человека, эта элита должна обладать некой автономной от правителя властью. Впоследствии эта идея нашла свое воплощение в конфуцианской бюрократии.

Конфуций говорил, что правитель морально обязан поддерживать мир, при необходимости применяя силу, а для народа война является оправданным последним средством для устранения бесчеловечных царей. Но когда его попросили дать совет правителю относительно ведения войны, он отказался. На вопрос о цели правления он ответил: "Дай народу достаточно еды и достаточно солдат для его защиты, и он будет доверять тебе". Но от чего из этих двух вещей следует отказаться в первую очередь? Конфуций ответил: "Отдать солдат". Однако правители могли обеспечить победу в войне, проводя справедливую и гуманную политику, которая пользовалась бы поддержкой населения.

Менций (жил в IV веке до н.э.) осуждал войну: "В войнах за землю мертвые заполняют поля; в войнах за захват городов мертвые заполняют их улицы. Вот что мы имеем в виду, когда учим землю питаться человеческой плотью". Правитель был поставлен Небом исключительно для блага своего народа, а человеческая природа стремится к добру и желает его. На истинно доброго правителя будут равняться даже жители соседних государств, которые "обратятся к нему, как вода, текущая вниз с огромной силой". Вести поход ради улучшения жизни людей было допустимо, но он добавлял: "В "Весенней и Осенней летописях" нет справедливых войн. Они лишь показывают, что некоторые войны не так плохи, как другие". Мо-цзы (ок. 480 - ок. 390 гг. до н.э.) осуждал агрессивную войну как по утилитарным, так и по моральным соображениям. Агрессивная война не приносит прибыли, за исключением нескольких победителей, а их народы редко выигрывают, поскольку война требует высоких налогов. Он критиковал моральный двойной стандарт, согласно которому насилие нелегитимно внутри государства, но легитимно в межгосударственных отношениях; агрессивная война с моральной точки зрения приравнивалась к убийству. Однако он выступал за оборонительную войну, давал правителям советы по строительству оборонительных укреплений, а его сторонники создавали ополчение, чтобы помочь малым государствам противостоять большим. Увы, они оказались не на той стороне истории: армии становились все больше и больше, а акулы поглощали мелюзгу.

Лишь немногие конфуцианцы были пацифистами. Они называли два законных основания для ведения войны. Во-первых, Китай был универсальным государством, обладающим большим моральным авторитетом, чем любой соперник. Поэтому если иностранный правитель отказывается выполнять ритуалы подчинения, война против него будет справедливой. Во-вторых, войны были справедливы, если они способствовали воссоединению "всех под небом", восстановлению единства Китая. Сюньцзы (род. ок. 300 г. до н.э.) заметил: "Человеческая природа зла, а добро вызывается сознательной [или намеренной] деятельностью". Он считал, что военные хитросплетения Сунь-цзы работают только против государства, в котором нарушены отношения между правителем и подданными. "Для тирана пытаться силой свергнуть доброго правителя - все равно что бросать яйца в камень или мешать пальцем кипящую воду". Добродетельные правители выигрывают войны у деспотов, поскольку их солдаты и люди более преданы своему делу. Добродетельные правители не будут воевать против других добродетельных правителей - древний вариант демократической теории мира. Сунь-цзы говорил, что нравственному правителю выгоден "нравственный закон", который "заставляет народ быть в полном согласии со своим правителем, так что он будет следовать за ним, невзирая на свою жизнь, не страшась никаких опасностей". Безнравственный правитель, враждующий со своим народом, потерпит поражение независимо от его мастерства в военном искусстве. Сунь-цзы добавлял: "Если человек не осознает в полной мере зла войны, он не сможет в полной мере осознать и того, как обратить ее на пользу". Здесь прослеживается параллель с версией реализма Вальса, в которой те государства, которые действуют неправильно, будут наказаны системой. Если бы только это было правдой.

Теоретики легализма подчиняли мораль политике. Ранний период Чжоу считался временем изобилия и мира - "людей было мало, а товаров много, поэтому люди не конкурировали", - говорил Хань Фэй, обвиняя рост населения в разрушении этой идиллии. Дефицит породил жадность, конфликт интересов и войны. Легалисты считали государство единственным источником порядка и морали, поэтому все должны быть подчинены ему. Поскольку никто не может сказать, кто достоин звания "высшего человека", правитель не мог опираться на министерскую элиту. Министров интересовали только собственные интересы, а правитель должен быть абсолютным и создавать порядок, при котором награждаются и продвигаются по службе только те, кто приносит пользу обществу через сельское хозяйство и войну. Те, кто не справляется, должны быть наказаны. Меритократическое объединение сельского хозяйства и войны при авторитарном правителе приведет к успешному и упорядоченному государству. Награда и наказание должны быть двумя "ручками" политики, считает Хань Фэй. Правитель должен подчинить своих министров строгому бюрократическому контролю. Однако текст "Хань Фэйцзы" полон упоминаний о слабых и некомпетентных правителях, а также о великих правителях, которые присоединили к себе множество государств, но чьи преемники затем потеряли все. Внутреннее противоречие между институционально непогрешимым и человечески ошибающимся государем - главный источник напряженности в "Хань Фэйцзы", - считает Юрий Пайнс. Однако "Хань Фэй" как бы намекает на разрешение этой напряженности: некомпетентный правитель падет, а самый компетентный в конце концов создаст "все под небом". Но даже такие военные стратеги, как Сунь-цзы и Сунь Бин, утверждали, что не приемлют войну. В "Искусстве войны" последнего говорится следующее: "Отвращение к войне - высший военный принцип. Отвращение к войне - это самый главный принцип Истинного Царя. Между небом и землей нет ничего более ценного, чем человек. [Поэтому вступать в войну следует только в том случае, если нет альтернативы".

Китайские теоретики часто рассуждали о причинах войны. Один из примеров - "Искусство войны" Уцзы, написанное примерно в начале IV века до н.э.

Существует пять причин, которые приводят к военным действиям. Во-первых, борьба за славу; во-вторых, борьба за преимущество; в-третьих, накопление вражды; в-четвертых, внутренние беспорядки; в-пятых, голод. ... . . Существует также пять категорий войн. Первая - праведная война; вторая - агрессивная; третья - разъяренная; четвертая - беспричинная; пятая - повстанческая. Праведными являются войны, направленные на подавление насилия и устранение беспорядков. Войны, основанные на силе, являются агрессивными. Когда войска поднимаются по причине гнева правителей, это война разъяренная. Войны, в которых из-за жадности отбрасываются все приличия, - это войны корыстные. Те, кто, когда государство находится в беспорядке, а народ истощен, поднимают смуту и будоражат народ, вызывают мятежные войны".

И он предлагает решения: "Для каждого из них существует подходящий метод: праведная война должна быть предотвращена правильным правительством; агрессивная война - смирением; разъяренная война - разумом; корыстная война - обманом и вероломством; повстанческая война - властью".

Война считалась праведной, если она велась ради порядка или его восстановления. Но если порядок уже существует, то праведной войны быть не может.

Крупные государства выглядят более прагматичными, чем интеллектуалы. Они чередовали войны и мирные конференции, заключали и меняли союзы - все это было вполне в духе реализма. Однако Сунь-цзы утверждал: "Мирные предложения, не сопровождаемые клятвенным договором, свидетельствуют о заговоре". Но почему войны продолжались, когда потери росли, а их ожидаемая полезность снижалась? Риск смерти и долгов мог перевесить возможные выгоды. Отчасти ответ заключается в том, что правители сами не подвергались риску, поскольку нанимали генералов - профессиональных солдат, в основном младших сыновей, которые за счет воинской службы добивались карьерного роста. Побежденные правители государств, чьи солдаты сражались с честью, а затем сдались в плен, могли быть облагодетельствованы победителем, получив титул на свои земли, но в королевстве победителя. Был и реалистический расчет: нападать, когда соперник кажется слабым, когда успеха добивается несовершеннолетний или женщина, или когда он уже вовлечен в войну на другом фронте. Но был и чрезмерный оптимизм в отношении шансов на победу, как показало их окончательное поражение.

Правителям пришлось столкнуться и с новыми угрозами с периферии. "Нецивилизованные" кочевники и полукочевники севера и запада стали более грозными противниками, когда на лошадей и верблюдов стали надевать седла и стремена. В результате появились конные лучники с прочными композитными луками и стрелами с железными наконечниками. Две военные "революции" - железная и кавалерийская - подчеркиваются в анализе Питера Турчина и его коллег, посвященном распространению военных технологий по всему миру в ранний исторический период, хотя распространение железа было медленным из-за сложных технологий выплавки. Оно не достигло Америки и Австралазии. Неизвестно, что появилось раньше - орудия труда или оружие. Дальность удара конницы была выше, чем способность "варварских" народов к институционализации политического правления, поэтому их первоначальной угрозой были набеги. Затем китайские пограничные государства поняли, что им необходимо иметь конных лучников, и стали строить огромные стены для обороны и ограждения вновь завоеванных территорий от варваров, стремящихся вернуть свои земли. Китайское давление также способствовало объединению варваров в более крупные военные федерации, которые подражали китайцам в захвате пастбищ для кавалерийских лошадей и месторождений железа для изготовления оружия и инструментов. Китайцы, в свою очередь, приспосабливались, обрабатывая пустоши и тем самым создавая новые поселения и увеличивая число воинов. Таким образом, пограничные государства получили военное преимущество, поскольку имели большее население и армии, чем государства старого ядра.

В VI в. до н.э. в Китае доминировали четыре государства - Ци, Цзинь, Цинь и Чу, расположенные на периферии и управляемые "походными лордами", которые могли сочетать сельскохозяйственную пехоту и пастушескую кавалерию. В первом томе книги "Источники социальной власти" я показал, что владыки-маршеры стали основной чертой ранних империй, а Турчин и его коллеги подтвердили это как общую черту ранних исторических войн. В Китае к этим четырем периферийным государствам в V веке присоединились два государства на южной периферии со смешанным чжоуско-варварским населением или варварами, принявшими чжоускую культуру и институты. В период Воюющих государств акулы защищали, доминировали, а затем поглощали мелкие государства в виде "наступательной обороны" - расширения за счет защиты союзников, что, как мы видели, было и римской стратегией. Один цзиньский министр заметил: "Если бы мы не захватили мелкие государства, то что бы мы выиграли? Со времен правления У Гуна и Сян Гуна Цзинь аннексировала множество государств. Кто удосужился провести расследование?" Выжившие, не искалеченные солдаты получали выгоду от победы, в то время как проигравшие погибали или страдали. Большинству крестьян, вероятно, было все равно, кто ими правит.

Имела место и зависимость от пути. Война в прошлом принесла этим государствам успех, закрепив институты и культуру милитаризма. Государства продолжают идти по пути, который принес им успех. Многие государства, для которых война не принесла успеха, исчезли. Для успешных государств стремление к власти и славе стало внутренне желанным, приносящим уважение, высокий социальный статус и прибыль. Победители оставили в наследство литературу и памятники, прославляющие войну. Воинственность доминирует в исторической хронике, потому что ее написали победители. Кроткие не наследуют ни землю, ни ее историю.

Льюис пишет: "Главной деятельностью этих государств были боевые действия. . . . Это были государства, организованные для ведения войны". Милитаризм имел несколько источников: необходимость извлечения излишков из крестьянства, экология, позволяющая осуществлять внешнюю экспансию, растущая интеграция и бюрократизация государства, армии и экономики, а также легалистская идеология, призывающая к моральному императиву преданности, послушания и самопожертвования ради своего государства. Чжао выделяет четыре основные региональные зоны военных действий, в каждой из которых одно государство, расположенное на периферии, доминирует над более мелкими государствами центрального ядра. Три из этих государств располагались в более защищенных экологических зонах, имели лучшие границы и меньшее количество соседей, чем их соперники. В период с 403 по 350 гг. до н.э. в них также были проведены военные и экономические реформы по укреплению государства, к которым призывали юристы.

Но почему конечный результат этих войн отличался от европейского? В отличие от Европы, все китайские государства в конечном итоге были завоеваны одним из них. Проигравших было гораздо больше, чем выигравших. Им следовало бы прислушаться к Сунь-цзы:

Тот, кто знает врага и самого себя

Ни в одном из ста сражений он не подвергнется риску;

Тот, кто не знает врага, но знает себя.

Иногда выигрывает, иногда проигрывает;

Тот, кто не знает ни врага, ни себя

Будет подвергаться риску в каждом сражении.

Немногие правители могли соответствовать столь высоким требованиям.

Европейские попытки континентальной гегемонии, в отличие от китайских, не увенчались успехом. Обычно это объясняется "теорией балансирования": стремлению государства к гегемонии противостоял уравновешивающий союз других государств. Габсбурги, Людовик XIV, Наполеон, Гитлер - все они потерпели неудачу. Действительно, подобное происходило с несколькими потенциальными гегемонами в Китае до Цинь. Теория равновесия иногда срабатывала. Но на самом деле Гитлер не был остановлен балансирующим альянсом внутри Европы ни в 1930-е годы, когда Великобритания, Франция, Советский Союз и мелкие державы не смогли договориться о союзе, ни во время Второй мировой войны, когда Западную Европу издалека спасали США и Советский Союз. Во время "холодной войны" США снова спасли Европу, на этот раз от Советского Союза. Европа мало чем отличалась от Китая. Виктория Тин-Бор Хуэй отмечает неспособность итальянских городов-государств XV века балансировать против Франции и Габсбургов, а также неспособность эллинистических империй балансировать против Рима, который уничтожал их одну за другой, как мы видели в предыдущей главе. Завоевание Китая Цинь было еще одним примером такого балансирования. Еще одну неудачу мы увидим в Японии. Похоже, что неудачи в балансировании встречаются чаще, чем успехи.

Чжао добавляет две причины военно-политического господства. Во-первых, в Китае отсутствовали религиозные институты, способные сдерживать государство, сравнимые с христианством в Европе и исламом в мусульманских странах. Китайская элита не верила ни в трансцендентную божественность, ни в загробную жизнь. Культ предков легитимизировал сначала чжоускую царскую линию, а затем аристократический строй. Ни конфуцианская, ни легалистская традиции не выдвигали трансцендентных идеологий, поскольку и та, и другая делали упор на порядок и повиновение государству. Даосизм проповедовал квиетизм. Позднее буддизм был более подконтролен правителям, чем христианство в Европе. Ни одна из этих теорий не поощряла права личности. Во-вторых, экономическим субъектам не хватало автономии. В Китае не было независимых купеческих ассоциаций, гильдий или автономных городов, как в Европе. Городами управляли государственные чиновники. Приоритет отдавался экономическим приобретениям путем завоеваний, а не торговли. Правители понимали, что должны способствовать экономическому благосостоянию, чтобы получить доходную базу для финансирования крупных армий. Они вмешивались в существующие рынки и развивали экономическую инфраструктуру, производство и торговлю. Экономика была в некоторой степени статичной (в той степени, в какой это возможно для крестьянского хозяйства, живущего практически натуральным хозяйством) и не представляла собой противовеса милитаристскому государству. Отсутствие автономных экономических и идеологических институтов власти имеет важное значение для объяснения китайского государственного милитаризма.

В IV в. до н.э. балансировка начала давать сбои. В 221 г. до н.э. государство Цинь окончательно победило остальных и создало первую империю в Китае. Правление династии Цинь оказалось недолгим, но сменившая ее династия Хань продержалась четыреста лет и создала единое имперское государство на всей территории Китая. Вплоть до XX в. н.э. оно распространялось через множество династий. Последовательность феодальной экспансии, распада, воссоздания, а затем консолидации в более мелкие государства напоминает Европу и позднесредневековую Японию. В конечном итоге Китай, как и Япония, но в отличие от Европы, был объединен в единое государство.

Почему именно Цинь, а не другое государство достигло гегемонии? Экология имеет значение: Цинь находилась на крайнем севере и западе Воюющих государств. Возможно, у него, как и почти у всех последующих завоевателей Китая, было преимущество положения владыки-походника на рубеже пастбищного и земледельческого хозяйства, поскольку эффективность конного лучника-скотовода уже становилась очевидной. Кроме того, с двух из четырех сторон он не сталкивался с соперничающими государствами. С двух других сторон один горный перевал обеспечивал ему сильную оборону. На севере и востоке она могла вести экспансию против более мелких противников, приобретая их население для увеличения численности армий. Цинь находилось вне основной линии огня большинства войн. Его правители ждали, пока большинство соперников ослабят друг друга, прежде чем напасть. Последний штурм Цинь имел хорошие шансы на победу, но еще больше шансов избежать поражения благодаря хорошей оборонительной позиции.

Важное значение имела и геополитическая стратегия Цинь. Хуэй подчеркивает "умные", "коварные" и "макиавеллистские" уловки циньских правителей, которые "разделяли и властвовали" между противниками, ожидая, когда они ослабят друг друга в войне. Летописцы подчеркивают разные дипломатические таланты и личные качества царей и князей, разные военные таланты их генералов, сложные интриги их советников. Однако трудно поверить в то, что циньские правители должны были обладать монополией на разумную стратегию на протяжении 135 лет своего возвышения, и они действительно вели больше войн, чем их соперники. Однако, поскольку их территориальные захваты носили фрагментарный и конъюнктурный характер, они не вызывали излишней тревоги у соперников. За этот период на пятьдесят две экспансионистские войны пришлось всего восемь уравновешивающих ответов союзников. В 266 г. до н.э. назначение Фань Суя на пост старшего министра привело к изменению политики. Он призывал к "бесповоротному экспансионизму", утверждая, что путь к господству лежит через войну с соседом в союзе с более далекими державами, которые могут заставить соседа вступить в войну на два фронта. Это позволит расширить государство, а "каждый полученный дюйм или фут - это фут или дюйм короля".

Правители хорошо разбирались в геополитических альтернативах. Балансирование против потенциального гегемона называлось вертикальной стратегией, в то время как горизонтальная стратегия предполагала примирение с ведущей державой и участие в ее возвышении. Горизонтальная стратегия исходила из прошлого опыта, что ни одно государство не может долго оставаться на вершине власти, поэтому становиться на сторону более могущественного правителя не рискованно. Вскоре было доказано, что это не так, но Цинь до поры до времени не представлял собой экзистенциальной угрозы. Цинь возглавил союз, разгромивший последнюю попытку гегемонии, предпринятую царем Ци, который собирался принять чжоуский титул Сына Неба. Тогда Цинь заключил союз с пятью другими царями и победил Ци. Теперь оставался только один правитель, сопоставимый по силе с Цинь, - правитель Чжао, а также пять более слабых. Чжао мог бы организовать уравновешивающую коалицию, но государства, которым непосредственно не угрожала Цинь, предпочитали сохранять нейтралитет. Когда Цинь напал на Чжао, оно пыталось поглотить другое государство, поэтому Чжао пришлось воевать на два фронта, а Цинь - только на один. После колебаний удачи, продолжавшихся три года, Цинь одержала победу. Последние оставшиеся государства могли заключить между собой союз. Но после поражения Чжао они колебались между вертикальным и горизонтальным вариантами. Для некоторых из них заключение договора в этот момент казалось лучшей участью. Были предоставлены условия, подтверждающие полномочия местных правителей, если они признают суверенитет Цинь.

В основе победы Цинь лежали и более широкие внутренние реформы. Хуэй противопоставляет "самоукрепляющий" характер циньских реформ "самоуслабляющим" реформам европейских государств. Европейцы действовали в условиях монетарной экономики, допускавшей займы, продажу государственных должностей, налоговое хозяйство и наем наемников. По ее мнению, это были "легкие", но "самоослабляющиеся" способы ведения войны, поскольку они ослабляли контроль правителей над влиятельными группами гражданского общества. Наиболее успешные европейские государства, начиная с XVII века, не ослабляли себя подобным образом. Голландия и Британия создали налоговые и финансовые институты, способствующие укреплению государства, и добились гегемонии через создание глобальных империй, хотя и не в самой Европе.

Реформаторские движения легалистов V-IV вв. до н.э. стремились создать новые отношения между враждующими государствами и их населением, параллельные Риму и напоминающие европейские государства XIX-XX вв. Однако это не было гражданское участие. Это была форма авторитаризма, отодвигающая аристократию на второй план и принуждающая крестьян к военной службе в обмен на ослабление крепостного права, предоставление права аренды и, в конечном счете, права собственности. Это можно было бы рассматривать как ослабление принудительного изъятия излишков, но в значительной степени это называлось "размещением армии среди народа", что привносило принуждение милитаризма в повседневную жизнь. Меритократическая военная реформа означала также возможность продвижения солдат по служебной лестнице. Генералы все чаще становились выходцами из незнатных семей.

При циньском канцлере Шан Яне реформы пошли в гору, а население было мобилизовано на массовые жертвоприношения. Он провозгласил: "Средства, с помощью которых правитель поощряет свой народ, - это должности и чины; средства, с помощью которых возникает государство, - это земледелие и война". Целью было создание единого сословия - "людей, служащих земледелию и военному делу". Если сельское хозяйство является единственным источником энергии, а война - единственным выходом, то люди будут рисковать смертью, чтобы служить государству. Государство производит энергию и рабочую силу для сражений. Эффективный правитель заставляет людей "забыть о своей жизни ради начальства", поэтому они "радуются войне" и "ведут себя как голодные волки, увидевшие мясо". Для Шана самым полезным выходом энергии является война. Всегда должна быть "другая война, чтобы сражаться, другой враг, чтобы победить". Излишки должны потребляться войной, так как наслаждение излишками ведет к корыстным разборкам и безделью. Льюис замечает, что это "втягивает все больше и больше ресурсов в войны, которые больше не служат никакой цели, кроме поддержания машины в рабочем состоянии". Это война ради самой себя.

Циньский правитель Шихуанди был мегаломаньяком, претендовавшим на небесные силы и провозгласившим, что его династия достигнет конца времен и пределов космоса. Он втайне питал этот идеал. Теперь, чтобы превзойти свою человечность и стать бессмертным, он поднялся на гору Тай, чтобы пообщаться с высшим богом. Свои победы он запечатлел в стихах на вершинах гор по всему царству. Шесть из них сохранились. В них говорится, что благословение было даровано всем в пределах четырех морей, "везде, где светит солнце и луна", "везде, где достигают человеческие пути", даже зверям и растениям. Диапазон его могущества и благодеяний был универсальным. Путь к этой цели лежал через повторяющиеся, запекшиеся войны.

Заключение

Древние китайские государства унаследовали феодальный способ ведения войны. Неравенство между полисами побуждало сильных завоевывать слабых или требовать от них феодальной верности, а завоевательные войны могли вестись против более слабых периферийных народов. Акулы глотали мелюзгу, но к другим акулам они относились более настороженно. Перевороты, восстания и гражданские войны между родами угрожали правителям, давая им политические мотивы для создания армий, демонстрации силы во внешних войнах и использования своих армий для подавления восстаний и изъятия излишков у крестьян. Честь, месть, унижение и т.п. периодически добавляли более эмоциональные, менее материальные мотивы, хотя летописи редко останавливаются на их характере, за исключением случаев скандалов. Нормы наследования, как и в Европе, стимулировали младших сыновей, но и здесь не обошлось без соперничества родов. Война давала амбициозным молодым людям возможность продвижения по карьерной лестнице после эпохи колесниц. Конфликт между крупными полисами часто "перекладывался" на более слабые, что делало его менее смертоносным для крупных полисов.

Это привело к зависимому росту милитаристских институтов и культур, вплетенных в государственную власть, в идеологию воинов, в амбиции жадности и славы разных поколений - как в Римской республике. Ни религия, ни города, ни купечество не могли противостоять воинам. Хотя конфуцианцы в целом были более миролюбивы, чем легалисты, и те и другие выступали за то, чтобы государства, поддерживающие порядок, вели "справедливые" войны. Идеологическая сила не подрывала государственную власть, как это иногда делала церковь в Европе. Крупные государства тогда обращались друг против друга, ведя более дорогостоящие войны. Государства-победители продолжали воевать, в конечном счете самоуверенно, и все, кроме одного, потерпели поражение. Рациональность средств и целей ослабевала. "Ошибки" носили не эпизодический, а системный характер, поскольку в них вмешивалась мешанина мотивов и возможностей: жадность, демонстрация политической силы внутри страны, стремление к чести и праведности, гнев и месть. Результатом стала либо чрезмерная уверенность в победе, либо более смиренное отношение к тому, что война - единственный способ разрешения споров между людьми и воссоединения Китая, что одобряли конфуцианские и легалистские теоретики. Для объяснения характера войны в Китае необходимы все четыре источника силы.

В IV в. до н.э. началась "гонка вооружений", направленная на объединение экономической и военной мощи, поскольку легалистские реформы привлекли массы к войне в обмен на экономические уступки. В многочисленных договорах и периодическом признании гегемона либеральная теория получила небольшую поддержку, но Цинь объединил Китай путем завоеваний. В Чанпинском походе Цинь, использовавшая экономическую и военную мощь, оказалась более стойкой, чем Чжао, но в итоге решающую роль сыграли случайности. Реализм доминировал в теории войны после 1816 г. в контексте борьбы между достаточно равными крупными державами, которые все выжили. Древний Китай представлял собой иной контекст, более типичный для истории мира, где сильные поглощают слабых, а слабые не могут отступить, ведя партизанскую войну. В итоге из семидесяти с лишним победителей, начавшихся в постчжоуском Китае, в нем оказался только один. Фундаментальное противоречие древнекитайской войны заключалось в том, что, с одной стороны, правители вели большой военный и дипломатический расчет, опираясь на большой военный, экономический и политический опыт, но в результате все, кроме одного правителя, потерпели поражение и исчезли. Реализм предъявляет гораздо более высокие требования к расчету средств и целей, чем это было реально возможно в данном случае.

Кому это было выгодно? Герцоги и вассалы государств-победителей могли получить выгоду при жизни, если они не были уничтожены в результате переворотов или войн. Поселенцы, переселявшиеся на завоеванные земли, могли выиграть, а правители и народы, покорившиеся без боя, мало что теряли. Ограниченные экономические привилегии давались в обмен на более активную военную службу, поскольку все большее число людей рисковало своими жизнями во все более крупных армиях, которые несли все большие потери. Китайская культурная цивилизация была в основном уделом высших классов. Объединение Цинь рассматривалось как способное принести порядок в Китай, однако невозможно сказать, оправдывали ли миллионные жертвы и разрушения, вызванные сотнями войн, гораздо более позднее создание несколько более мирного и очень долговечного царства. Можно предположить альтернативный путь развития - через более мирную многогосударственную китайскую цивилизацию, но он представляется весьма далеким от реальности древнего Китая. Но хотя правители думали, что преследуют рациональные цели, ведя войны, большинство из них теряли свои царства и жизни. Мир и дипломатия могли бы дать лучшие результаты, но и геополитика, и внутренние отношения власти заблокировали этот путь развития.

ГЛАВА 6. Имперский Китай

На протяжении большей части своей более чем двухтысячелетней истории Китайская империя была передовым краем человеческой цивилизации. Она довольно часто вела войны. Тонио Андраде утверждает, что с 800 по 1450 год темпы войн в Китае и Европе были одинаковыми. Затем, в период с 1450 по 1550 год, темпы войн в Китае несколько снизились, а в Европе возросли, но в период с 1550 по 1700 год сближение возобновилось. С 1750-х годов началось "великое военное расхождение", когда китайские войны достигли самого низкого уровня за всю историю. Однако за общими китайскими цифрами скрываются значительные различия между макрорегионами. На востоке и юго-востоке было относительно мало войн, вместо них возникла своеобразная форма трибутной дипломатии. На севере и западе отношения между Китаем и его соседями были гораздо более воинственными. Реалистические теории не могут объяснить это различие. На самом деле, как мы увидим, она была обусловлена прежде всего различиями в экологии, порождавшими разные внутренние социальные структуры и внешние связи. На севере и западе империя, населенная преимущественно земледельцами и горожанами, граничила с саваннами и степями, населенными скотоводами. Это порождало разные конфигурации власти и гораздо больше конфликтов между ними. Но со временем и в результате войн степняки и земледельцы слились в единую, более крупную империю. Абстрактные теории войны не могут справиться с такой вариативностью в пространстве и времени.

Имперское китайское государство

Первый император династии Цинь Ши Хуан подавил сопротивление и значительно расширил свои владения с помощью войны, сжигая при этом книги тех, кто выступал против войны. Он стандартизировал письменность, уголовный кодекс, календарь, меры и веса, длину стержня тележной оси. Он строил дороги, каналы и памятники, используя массовый труд корвеев. Сегодня мы любуемся его мавзолеем под Сианем, построенным, возможно, 700 тыс. рабочих, с 7600 полноразмерными, реалистичными, прекрасно вылепленными терракотовыми солдатами и их лошадьми (больше, видимо, еще не раскопано). После того как ему не удалось достичь бессмертного здоровья путем употребления снадобий магов и мудрецов, он, видимо, поверил, что эта армия защитит его в загробной жизни. Он - первый из великих завоевателей истории, о которых я буду говорить, движимый чувством судьбы, подчиняющий себе все ради всеобщего господства, включая манию величия и эксплуатацию труда. Его режим становился все более жестким, милитаристским и менее популярным. Он заживо похоронил многих конфуцианцев. Масштабные инфраструктурные проекты и дальнейшие завоевания приносили выгоду лишь немногим. После его смерти династия распалась в результате восстаний, а на смену ей пришла более мягкая западная династия Хань (206 г. до н.э. - 8 г. н.э.), которая отказалась от сурового легализма в пользу морализаторских тонов конфуцианства.

Имперское государство стало приобретать свои долговременные формы. Царский двор делился на внутреннюю и внешнюю части, отделяя личное хозяйство императора от центрального аппарата управления. Во внутреннем дворе находились только члены императорской семьи, их наложницы, евнухи и прислуга. Членство во внешнем дворе зависело от усмотрения императора, однако его органы имели определенную автономию, поскольку были сильно укоренены в провинциальном дворянстве. При Хань, а затем при Тан центральная бюрократия выросла до 153 тыс. чиновников, что в десять раз превышало численность бюрократии Римской империи, управлявшей несколько меньшим населением. По современным меркам это все равно ничтожно мало. В 2019 году в Великобритании с аналогичным населением насчитывалось 5,4 млн. государственных служащих. Современные государства выполняют множество функций, неизвестных ранним государствам.

При Хань были введены экзамены для поступления на работу в бюрократические структуры. При династии Тан (618-907 гг. н.э.) они стали систематическими, проверяя конфуцианские знания и грамотность кандидатов. При северной династии Сун (960-1127 гг.) эта система была распространена практически на всех чиновников, и так продолжалось вплоть до 1905 г., хотя при двух бывших варварских династиях - Юань и Цин - она имела меньшее значение. Поскольку почти все грамотные мужчины происходили из дворянских семей или из детей иждивенцев, получивших образование в этих семьях, сформировался национальный дворянско-бюрократический класс с общей конфуцианской культурой, который доминировал при внешнем дворе и одновременно опирался на местную сословную власть. В целях усиления бюрократической власти чиновники не могли служить в своем регионе. Однако при этом чиновники нередко пользовались покровительством, что приводило к коррупции, противоречащей конфуцианским нормам. Конфуцианцы также дали образование большинству императоров и членам их семей. В результате возникло укорененное и достаточно сплоченное аграрное государство, сравнимое с римскими сенатом и ассамблеями, представлявшими интересы господствующих классов римского общества. Республиканский Рим имел представительную систему, а Китай - нет, но в обоих случаях существовали тесные связи между провинциями и центральной властью, что укрепляло сплоченность высших классов и мобилизовывало крупные, хорошо организованные армии. Крупные античные империи нуждались в аналогичных связях между центральной властью и властью провинциальных классов. В противном случае они скатывались к феодализму, что и произошло. Но не Китай.

Чжао видит баланс сил между императорами, конфуцианскими учеными и бюрократическими чиновниками в "конфуцианско-легалистском государстве". Легализм обеспечивал закон и наказание, конфуцианство - мораль. Такой "сплав политической и идеологической власти" позволял императорам "укреплять государственную власть и ... проникать в общество". Военная власть, по его словам, требовалась меньше. Политическая элита ограничивала власть генералов и удерживала на местах носителей экономической власти. Конфуцианство пронизывало высшее образование и бюрократию. Конфуцианство, связанное с сильным дворянством, выступало за низкие налоги и экономику laissez-faire, ограничивая возможности императора в ведении войны. Это двойное государство укрощало всех соперников, включая бандитов, мятежников, варваров-завоевателей, буддизм, даосизм и коммерциализацию. Правда, наследственность или компетентность могли подвести, и династия рушилась в условиях гражданской войны, но когда ее победитель основывал новую династию, по сути, воссоздавалось то же самое государство. Слияние центрального государства и дворянского сословия было слишком полезно для правителей. Раф де Креспиньи добавляет, что идеология сословной линии Чжоу-Хань-Суй-Тан узаконила единое государство, но при этом оно имело и экономическое ядро. Центральная равнина, пересеченная реками и каналами, представляла собой надежную базу для правителей, плодородную и приносящую доход.

Тем не менее гражданские войны и войны между государствами внутри Китая продолжались на протяжении почти пятисот лет из двухтысячелетней истории. На протяжении четверти своего существования вселенская империя оставалась идеей. Когда китайские династии прочно укрепились, им все равно приходилось сталкиваться с соперничающими правителями на своих границах. 6 Иногда жизнь императорской семьи превращалась в кровавую бойню. Несмотря на принятую на сайте норму наследования по старшему сыну, когда у императоров было несколько жен и наложниц, часто было неясно, кто из сыновей может наследовать, и на трон мог претендовать родственник или амбициозный генерал. В таких гражданских войнах был только один победитель, но часто несколько проигравших. Лишь половина императоров умирала в своей постели или отрекалась от престола по собственному желанию; другая половина погибала в результате покушений, насильственного самоубийства или восстания, а затем могла быть уничтожена вся царская семья. Второй император Цинь, взойдя на престол, убил всех своих братьев и сестер. Тридцать один член семьи династии Тан был назван явным наследником, но до престола добрались только девятнадцать из них, а двенадцать были убиты. Тем не менее, после кризисов престолонаследия уже состоявшийся император мог рассчитывать на достаточно стабильное правление. Бывшие варварские династии были более уязвимы, поскольку правила престолонаследия в них были более размытыми, а соперники-аристократы имели в своем распоряжении войска.

В китайских идеологиях отсутствовало трансцендентное божество. Порядок ценился выше любого конечного понятия истины. Император был Сыном Неба, но если он не поддерживал порядок, то считался утратившим мандат Неба и мог быть свергнут. Иногда восстания порождали массовые тысячелетние религиозные движения, такие как "Хуан Лао", "Желтый тюрбан", "Пять пядей зерна" (требовавшие минимальных налогов), тайпинское и мусульманское восстания. В их основе лежал протест против эксплуатации. Так же периодически происходило и в средневековой и ранней современной Европе. Но только два последних китайских случая, оба произошедшие в XIX веке, преследовали откровенно религиозную цель - создание христианского или мусульманского государства. Религиозная идеология не имела значения и для кочевников и полукочевников, нападавших на Китай, хотя дальше на западе, в Центральной Азии, некоторые из них были воодушевлены исламом.

Решения по войне и миру

Традиционно китайская внешняя политика рассматривалась как конфуцианская, ориентированная на мир. Сейчас это считается преувеличением. Однако существует несколько конкурирующих теорий, в основном разновидностей реализма. Юань-Канг Ванг предлагает структурный реализм, подобный тому, который Экштейн применил к Риму. Фокусируясь на династиях Сун (960-1279) и Мин (1368-1644), он подчеркивает геополитическую анархию и недоверие к другим государствам. "Конфуцианский пацифизм", по его словам, играл незначительную роль, поскольку внешняя политика была направлена на расчет материальных возможностей Китая по сравнению с соперниками. Правители выбирали наступательную войну, когда были сильны, и оборону, компромисс и согласие, когда были слабы. Имело значение относительное соотношение "войск, лошадей, производства зерна , государственного бюджета, фискального баланса и внутренних восстаний". Хотя чиновники Сун и Мин проходили через конфуцианскую систему экзаменов, это мало влияло на то, начинали ли они войны. Ван не объясняет, почему одни династии были более воинственными, чем другие. Он исключает из своего реалистического анализа династии Юань и Цин на том основании, что, будучи бывшими варварами, они не были конфуцианскими. Но при этом упускаются самые агрессивные режимы из всех.

Чжэньпин Ван предлагает смягченный вариант реализма. В варварско-танских отношениях правители пытались рассчитать баланс силовых ресурсов; иногда они пытались понять социальную динамику соперничающих царств, а иногда решали, что должны использовать мягкую, а не жесткую силу. Им приходилось оценивать союзников и врагов, оппортунистов, лгущих и распускающих руки. Таким образом, альтернативные решения могли быть одинаково правдоподобными и ошибочными. Приоритеты местных чиновников в приграничных провинциях отличались от приоритетов центральных властей, и результат часто определялся соотношением сил между группировками. По мнению де Креспиньи, модернисты выступали за военную экспансию и вмешательство государства в экономику, чтобы обеспечить больший доход для ведения войн, а реформисты - за локализм, меньшее количество органов власти, низкие налоги и отсутствие дорогостоящих войн. В период ранних династий Хань и Тан Чжэньпин Ван различает голубей, ястребов и центристов. Фракции часто были "ин" против "аутов", обладающих или не обладающих служебными трофеями. Решения о войне и мире часто были побочным продуктом внутренней борьбы. Немаловажное значение имели и темпераменты правителей. Сильные эмоции, например, желание отомстить, почувствовав себя обманутым. Наконец, судьба битвы была неопределенной. Это более реалистичный реализм. Правители стараются быть рациональными, но часто это им не удается.

Алистер Джонстон предлагает идеологическую версию реализма. По его мнению, в политике династии Мин доминировал легализм, а не конфуцианство. Она имела модель "парабеллум": "Если хочешь мира, готовься к войне". На угрозы безопасности нужно отвечать силой, народ должен подчиняться своим правителям, иностранцы хищны и угрожающи, и насилие должно быть ответом на них. Сильный нападает, а слабый защищается или стремится к уступкам. Конфуцианская модель была идеалом, но практика в большинстве случаев была парабеллум - не из-за геополитической анархии, а из-за воинской культуры, усвоенной чиновниками. Однако он преувеличивает роль легализма, который был менее важен в воспитании чиновников, чем конфуцианство, и неверно характеризует конфуцианцев как пацифистов. Как мы видели в главе 5, конфуцианцы предлагали неоднозначные идеи относительно войны и мира.

Питер Лорж сомневается, что правители прислушивались к моральной философии. В текстах предлагались идеалы, которые конфуцианские чиновники одобряли в принципе, но считали второстепенными для практической политики. Военная мощь оставалась способом удержания Китая. На военные нужды уходило более 70% доходов государства, все династии создавались в ходе войн, все приходили в упадок из-за военного разложения, и все падали из-за мятежных генералов, претендовавших на трон. Он заключает: "Китайские империи создавались не благодаря культивированию добродетели, не благодаря фундаментальной культурной ориентации на политический порядок или идеологическим призывам к этническому единству; они создавались в результате десятилетий войн и политических распрей. Организованное насилие применялось для достижения политических целей разумно и безжалостно, причем объектами этого насилия была почти исключительно властная элита - мужчины и женщины, обладавшие значительной политической, военной, культурной или экономической властью".

Это фактически военный реализм, но применительно не только к внешним войнам, но и к внутренней борьбе. Лорге считает, что наши источники предвзято относятся к литераторам, которые преуменьшали значение милитаризма. Джонатан Скафф согласен с ним, поскольку танская литературная элита (618-907 гг.) представляет собой "несовместимый образ общества с системой ценностей, казалось бы, противящейся пограничной агрессии, но тем не менее реализующей стратегию военной экспансии". Красивая поэзия скрывала насилие. Однако на границах требовались дозы как военных действий, так и дипломатии, жесткой и мягкой силы.

Военно-политическое направление этого подхода позволяет объяснить, почему основатели династий и их ближайшие преемники, как правило, вели более наступательные войны, чем последующие преемники. Они уже продемонстрировали военное мастерство при захвате трона, у них были войска, нуждающиеся в работе, а их победы давали им политическую власть для взимания налогов и призыва на войну. Однако постепенно конфуцианское дворянско-бюрократическое сословие оказывало давление на императоров-преемников, заставляя их проводить консервативную, низконалоговую и призывную политику и отказываться от войн.

Дипломатия трибутов в Восточной и Юго-Восточной Азии

В этом регионе было относительно мало войн. Китай стал доминирующим партнером в системе трибутов, включавшей Китай, Японию, Корею и Вьетнам; отдаленные государства участвовали в ней более слабо. Дэвид Канг утверждает, что с 1368 по 1841 год между этими основными государствами произошло только две крупные войны, хотя две гражданские войны в Китае также перекинулись через границы. В этот период границы между четырьмя государствами были относительно неоспоримы. Однако следует добавить еще несколько войн: оккупация Вьетнама в 1406-1427 годах; поражение японских войск в Корее в 1590-х годах; два вторжения маньчжурских войск Цин в Корею в 1630-х годах против корейского короля , поддерживавшего соперничающую династию Мин; короткое вторжение Цин в Мьянму в 1662 году для захвата претендента на китайский престол из династии Мин; вторжение Цин в Мьянму в 1760-х годах; короткое вторжение Цин во Вьетнам в 1788 году.

Были и морские сражения с пиратами, и знаменитые пять плаваний адмирала Чжэн Хэ вокруг Южной Азии и Африки в начале XV в., в ходе которых он запугивал прибрежные народы, заставляя их платить дань императору. Его флоты были очень большими и насчитывали около 27 тыс. человек, половина из которых были солдатами, что примерно соответствует общей численности испанской Армады 150 лет спустя. Они участвовали в трех коротких войнах: против пиратов, для защиты от мятежников правителя Суматранского данника и в качестве мести королевству Шри-Ланка, выступившему против его присутствия во время предыдущего плавания. Но адмирал умер в 1433 г. во время пятой экспедиции, а плавания были внезапно прекращены императорским двором после борьбы между евнухами, поддерживавшими его, и конфуцианскими чиновниками, обеспокоенными расходами. Сокровищные флоты" вернулись с небольшими сокровищами. Император Юнлэ тратил щедро, оставляя после себя большие долги. Плавания совершались не только ради экономической выгоды, но и ради славы. Его преемник Сюаньдэ прекратил их, руководствуясь скорее соображениями экономии, чем военной слабостью. Он также опасался, что дальняя торговля даст купцам слишком большую власть. Сократившийся китайский флот все же смог одержать победы в морских сражениях с пиратами, португальцами в 1512 году и голландцами в 1620-х годах.

Таким образом, Китай в этом регионе, помимо небольших морских столкновений, вел всего около десятка сухопутных войн, которые в общей сложности продолжались около сорока лет за шестисотлетний период, что очень мало. Две трети сухопутных войн были предприняты бывшими варварскими династиями, а две были результатом гражданских войн между династиями Мин и Цин. Таким образом, в целом это был оборонительный, дипломатический империализм, в основном мирный, особенно при ханьских династиях. Кан отмечает, что в период с 1368 по 1841 г. было менее двадцати межгосударственных войн, которые уступали по масштабам войнам с северными и западными варварами (252 случая), обороне от пиратов (60 случаев) и конфликтам между другими государствами и непокорными пограничными племенами с эпизодическим вмешательством Китая (количество не уточняется). В этом регионе государственные и межгосударственные институты отдавали предпочтение дипломатии гораздо больше, чем войне.

Было ли это следствием слабости Китая, его неспособности одолеть соперников, как предполагают реалисты? Оценки Фэн Чжана по численности населения и ВВП говорят об обратном. Китай обладал ресурсами, в десять раз превышающими ресурсы любого отдельного соперника и более чем в два раза превышающими ресурсы всех региональных соперников вместе взятых. По словам Канга, Китай обладал "военным и технологическим потенциалом для ведения широкомасштабной войны", потенциально способной победить всех соперников. Это означало, что соперники не могли угрожать Китаю, чего, как мы увидим, не было на севере и западе. Более того, основными иностранными игроками были состоявшиеся государства с аграрной экономикой, схожей с китайской: известные, предсказуемые игроки. Это объясняется тем, что Китай не ставил перед собой экспансионистских целей в этом регионе и крайне редко провоцировался на военные действия со стороны других стран. Это была пресыщенная держава. Конечно, были и менее значимые экономические и политические факторы. Большие войны требовали более высоких налогов, что нарушало конфуцианскую (и даосскую) экономику laissez-faire, и против этого выступала большая часть дворянско-бюрократического сословия. Страх двора перед своими генералами также снижал военные бюджеты в качестве стратегии защиты от переворота. В целом, однако, иностранные государства в этом регионе не были достаточно мощными, чтобы угрожать Китаю, так зачем было беспокоиться? Сначала я рассмотрю исключения из правил, когда Китай все же беспокоился.

В период с 598 по 614 гг. н.э. было четыре попытки династии Суй подчинить себе главное корейское королевство. Их неудача привела к падению династии. В период с 645 по 668 гг. было два вторжения династии Тан в поддержку корейского королевства Силла, причем второе было в основном успешным, хотя Силла сохранило свою независимость. По мнению Дэвида Граффа, это были единственные войны с иностранными государствами в период 300-900 гг. н.э. Еще через триста лет наступил период монгольской экспансии и установления династии Юань в самом Китае. В период с 1231 по 1257 гг. было совершено восемь вторжений в Корею с различными результатами, а затем два неудачных вторжения хана Хубилая в Японию в 1274 и 1281 гг. Ураганы уничтожали его флоты, когда они подходили к японским берегам. Как и многие могучие воины, он столкнулся с тем, что природа оказалась еще могущественнее. Эти нашествия были частью почти непрерывных агрессивных войн, которые вели монголы, чтобы распространить свое господство на большую часть Азии. Они не были ни ханьцами, ни конфуцианцами.

Еще через триста лет, в 1592 г., произошла успешная ханьская интервенция в Корею, осуществленная 50-тысячной армией династии Мин, оснащенной тяжелыми пушками и имевшей значительные военно-морские силы. Это была помощь корейским войскам против вторжения японской армии численностью 160 тыс. человек, которую возглавил Хидэёси, только что силой объединивший Японию и считавший, что его закаленная в боях армия способна победить любого. Кроме того, ему нужно было найти для нее работу. Вмешательство Китая было активизацией системы трибутов, но это была и самозащита, поскольку Хидэёси поклялся пройти через Корею и завоевать Китай, установив себя в качестве регента. Потерпев большие потери в первом походе, Хидэёси в 1597 г. предпринял новую попытку с армией в 150 тыс. человек. В ответ Мин увеличили свои силы почти до 100 тыс. человек. Китайско-корейский альянс снова одержал победу: пушки Мин уничтожили японскую пехоту, вооруженную аркебузами (это была война пушек), а китайский и корейский флоты контролировали морские просторы. Общие потери японцев составили 80 тыс. человек, Мин - 38 тыс. человек, корейцев - 200 тыс. ополченцев и несколько сотен тысяч мирных жителей. Война опустошила Корею и сопровождалась зверствами в отношении мирных жителей и пленных солдат. Никто не выиграл, кроме Токугавы Иэясу в Японии, но он выиграл от того, что не воевал. Поражение ослабило его японских соперников, что позволило ему основать династию Токугава (см. главу 7).

Эта война показала грозную военную мощь династии Мин, но попыток захватить Корею не было. По словам Джи-Юнг Ли, двор рассматривал возможность аннексии, но предпочел "принудительную дипломатию через практику дани, чтобы добиться подчинения Кореи". Сама Япония была защищена своими морями и теперь придерживалась изоляционистских настроений. Она вернулась в Корею только в 1890-х годах, а в Китай - только в 1930-х. Китай никогда больше не помышлял о вторжении в Японию. Китай в этом регионе склонялся к мирной дани, а Япония оставалась в изоляции.

Китайское господство над Вьетнамом длилось тысячу лет. Канг и его коллеги располагают набором данных о войнах и менее значительных спорах с 1365 по 1789 г. Это свидетельствует о широкой трибутной системе, поскольку вьетнамские правители ритуально признавали свой более низкий статус, за одним большим исключением. В 1400 г. повстанцы Хо расправились с правящим кланом Тран и захватили вьетнамский престол. Наследник Тран (или, возможно, претендент на него) бежал к китайскому двору и попросил о помощи. После долгого перерыва, в течение которого китайцы выясняли обстоятельства произошедшего, император династии Мин Йонгле согласился. Он имел опыт войн с северными варварами и был известен своей агрессивной политикой. Он отправил принца Тран обратно во Вьетнам с вооруженной китайской охраной. Перейдя границу, небольшой отряд попал в засаду, и все были убиты. Юнлэ расценил это как вопиющее нарушение трибутных отношений, предписанных Небом. Конфуцианские принципы требовали мести, подкрепленной праведным возмущением по поводу убийства китайцев.

В 1406 г. во Вьетнам вошло 200-тысячное войско. Для солдат была важна жажда добычи, но для придворных мотивом были честь и месть. Йонгле приказал, чтобы после победы в войне и воцарения на престоле Чань армия ушла - только сменить режим. Но хотя победа пришла быстро, армия осталась на двадцать лет. Мандат Неба обернулся голым империализмом и массовым грабежом. Это вызвало ожесточенное сопротивление вьетнамцев. Для вьетнамской элиты это был вопрос выживания, для китайской после того, как большая часть награбленного была вывезена, это было не так важно, а затем и не так выгодно. После нескольких восстаний, в 1427 году перенапряженная китайская оккупационная армия была разгромлена. При дворе шли споры между группировками, призывавшими уйти или остаться. Теперь они ушли. Прибыль оказалась под угрозой из-за расходов на постоянные войны за не слишком желанную цель. Позднее Пекин признал сына победившего мятежника законным правителем, возобновились регулярные поставки дани, были урегулированы границы, и наступил мир. У вьетнамской элиты не было стремления напасть на Китай, и теперь она могла повернуть на юг, чтобы уничтожить своего давнего соперника - королевство Чампа. Вьетнамцы согласились на условный статус данника, и мир был продлен.

Тихоокеанский остров Тайвань, до сих пор не являвшийся китайским, был захвачен в 1662 г. войсками династии Мин, искавшими надежную базу после поражения в Китае от династии Цин. В 1683 г. цинцы вторглись на остров, разгромили его остатки и аннексировали - гражданская война в Китае выплеснулась за границу. Они остались там, чтобы помешать португальцам использовать его в качестве военно-морской базы. Но Китай никогда не пытался аннексировать королевство архипелага Рюкю (которое богатело за счет торговли), Филиппины, Борнео или другие земли, занятые более слабыми в военном отношении народами. Молуккские острова веками поставляли пряности и формально являлись данническими государствами, но их оставили в покое. В качестве способа экономического захвата данническая торговля была предпочтительнее завоевания.

В период с 1370 по 1500 г. из семи менее крупных азиатских государств ко двору династии Мин пришло 288 миссий с данью - более двух в год. Эта система получила название "все под небом" или "гармоничный мир". Обязанностью императора было поддержание космической гармонии путем исполнения древних религиозных обрядов, культивирующих народное послушание и нравственную добродетель. Он также должен был навязывать обряды почтения и дани другим народам. Иностранные правители должны были "соблюдать в подчинении преданность, послушание и благонадежность, чтобы служить Китаю", а Китай должен был проявлять "нравственное совершенство, гуманность и милость, чтобы любить меньшие и низшие" народы. Китай мог на законных основаниях начать карательные экспедиции против государства, нарушающего конфуцианскую дипломатическую систему, и эта угроза редко приводила к войне. Это не было конфуцианским триумфом пацифизма, описанным Джоном Фэрбэнком, и не управлялось реалистическими принципами, как предполагает Юань-Кан Ван. Его модель, как мы увидим, лучше применима в других регионах империи. Сложные ритуалы также служили для гашения эмоций, хотя, несомненно, те, кто их исполнял, могли испытывать унижения, которые им приходилось пытаться подавлять.