Оборона дурацкого замка. Том 5

Пролог. Равнодушие и тлен молодого мастера

Чжэнь Ксин, Гвардеец Императора, третий в ряду лучших выпускников особого военного училища для столичных дворян — Яшмовой Отмели. Гений, сумевший достичь второй степени закалки тела к концу выпуска, выявивший свою Ци-направленность за следующий год практики. Один из девяти выживших при восстании Тонхак Нонмин.

Чудовищный провал короткой и ненапряжной на первый взгляд кампании. Почти четыре сотни Гвардейцев, не меньше тысячи талантливых практиков пяти главных сект, а также командующий аж третьего уровня угрозы остались под безымянным холмом далекой провинции. Простых людей так и вовсе никто не считал.

Это настолько ударило по репутации Цивей Юань, Императорского дворца, что эти события моментально стали государственной тайной, а подробности не знали даже главы сект или родственники самого Небесного Владыки. Десять евнухов, непосредственно отвечавших за разные части военной кампании или просто имевших доступ к информации, оказались удавлены. Третий дядя императора был найден мертвым, а его охрана, наложницы и приближенные в массовом порядке покончили с собой.

С Армией поступили куда мягче. Полетели головы некоторых чиновников, связанных с военным ведомством, ушли в отставку или на дальние заставы некоторые офицеры и генералы. Этой же участи удостоился и Ксин. Невиноватый ни в чем, кроме собственного выживания, третий сын главной ветви рода Чжэнь оказался отправлен бессрочную ссылку. Как и восемь других выживших гвардейцев.

Простые люди и остатки практиков из сект, также пережившие бойню, оказались удавлены, вслед за чиновниками на местах. Их ценность оказалась слишком низкой, по сравнению с риском распространения тайны и выдачи сведений, порочащих правящий дом.

Настолько суровые и обширные методы подавления не применялись очень давно, поэтому Чжэню, можно сказать, повезло. Он выжил и даже сохранил репутацию, не поколебал положение семьи. Однако моральное состояние самого Ксина это ничуть не улучшило. Немилость оказалась последним плодом на персиковом дереве его опустошенности и внутреннего излома.

Единственное, что оставил ему Цивей Юань, двор Императора — собственное звание и связанные с ним полномочия. Уже неплохо. Тем более, для такой дыры, как их Облачный Форт Горных Пиков.

Он стоял, невидящим взглядом упершись в неказистое здание барака. Гарь от валежника из очага внутри казармы тоскливой дымкой растворялась в свинцовом небе, сливалась с темными тучами, зябко серебрилась между редкими солнечными лучами.

Пейзаж перед глазами как никогда точно отражал внутреннее состояние Гвардейца. Впрочем, погода в Форте вообще хорошо подходила его самоощущению. Холодное, безжизненное нечто с отвращением ко всему живому. Прямо как его характер. Поэтому демоны смотрелись в данной местности до удивления естественно.

Суровый край, мерзкие твари и дымящиеся на холоде внутренности мертвых людей подходили друг другу больше, чем принцесса Лэчан и Сюй Дэян. Любовь навеки, не нужно никакого зеркала или судьбы. Иногда к этой вакханалии добавлялись наиболее отмороженные практики из вступивших на путь культивации черноногих или избалованные сынки чиновников, которых влиятельные отцы хотели научить жизни за счет таких, как Ксин.

И тех, и других ему хотелось удавить так часто, что даже во сне его пальцы напоминали когти хищной птицы, смыкающиеся на чей-то пугливой тушке. Благо, и самоуверенная грязь из подлых сословий, и никчемные паяцы из богатых, но не слишком благородных фамилий гибли с завидной регулярностью несмотря на все попытки Фенга сохранить бездарностям их дешевые жизни.

Бывало, очередной удар судьбы настигал бездарность прямо на глазах у Чжэня, бил верящего в свою исключительность идиота. Иногда раны ненавистных ему людей не позволяли им умереть сразу, но и надежд на выживание оставляли мало, особенно посреди боя. Когда это происходило с особенно неприятными ему отродьями, Гвардеец подходил к умирающему телу и выливал на открытую рану одно из зелий здоровья — какую-нибудь из очередных попыток сделать регенеративную сыворотку таким образом, чтобы пострадавшие не сходили с ума от боли при приеме и не калечили напрочь здоровую часть организма.

Конечно же, все работало совсем не так, как надеялись алхимики, фармацевты или просто шарлатаны.

Особенно его впечатлил недавний момент, когда, после атаки на Провал с кучей демонов-паразитов, раненый в живот придурок получил "самый свежий и эффективный эликсир выздоровления, не сомневайтесь, Чжэнь сянь-шен". Созданный с помощью звездного тигеля под девятеричным магическим квадратом Ло шу, эликсир считался настоящим произведением искусства. Говорили, что мастера-алхимика во время изобретения рецепта посетила тень Величественного образца власти (Хунь Фань).

Сам Гвардеец считал, что неведомого криворукого недоучку с самомнением выше Пиков клятого Форта, посетил банальный понос. Или извержение газов, но отнюдь не в благородном и возвышенном смысле. Потому что единственное, в чем мерзкое варево столичного тупицы превосходило другие видимые им варианты — скорость заживления.

Ксин никогда не видел, как человек одновременно хрипит, кричит и завывает одновременно. Пострадавшая от холодного ветра гортань нарастила слишком много плоти, забила дыхательные пути, чтобы потом напороться на осколок зуба, получить кровавую рану, залить кровью всю носоглотку, а затем исцелить все вместе с зубом.

Одновременно с этим закрывалась рана на животе. Часть кишков все еще оставалась снаружи, когда широкий разрез окончательно затянулся. А потом живот резко вспучился, когда несчастный организм, в шоке от предоставленных зельем резервов и возможностей, попытался продублировать функции оставшегося снаружи куска плоти.

На этом фоне выдавливаемые из глазницы остатки глаза, травмирующие новый орган и запускающие череду постоянно выталкиваемых глазных яблок почти не впечатляли. Не тогда, когда пациент хрипел и задыхался от лишней плоти, одновременно пытаясь вытошнить избытки крови и скуля от все более и более надувающегося желудка.

К сожалению, тогда поднятый демонами труп очередной бездарности, оборвал мучения так взбесившего Чжэня идиота, поэтому гвардеец не смог узнать, от чего конкретно бы умер его "товарищ" в результате "спасательной операции". То, что с родни неудачника можно содрать деньги за использованный эликсир утешало, но не слишком.

Ксин отвлекся от череды образов прошлой волны, моргнул от редкого солнечного проблеска в небе, а затем хмуро проводил взглядом ленивые кольца дыма над казармой. Он поджал губы, но не стал заходить внутрь и поторапливать нерадивых смердов, навязанных ему не то дядей, не то ленивой свиньей-комендантом, не то всем их паноптикумом сразу. Судя по состоянию его подопечных, а также доносящимся до него звукам, у этого усталого воина еще была пара-тройка кэ, чтобы побыть наедине со своей меланхолией и пронизывающим ветром.

Обычно мысль о том, что его заставляет ждать какая-то чернь, приводила аристократа в неописуемую ярость, которая предшествовала рукоприкладству. И далеко не каждый новобранец ее переживал. Но сейчас Чжэнь лао сянь-шен был даже рад небольшой отсрочке. В этот день ему меньше всего хотелось видеть людей.

Годовщина катастрофы Тонхак Нонмин.

Впрочем, не только она. Скорее даже — совсем не она. Личная трагедия нескольких людей вряд ли известна больше, чем один из национальных праздников их державы. Первый день наступающей зимы, начало седьмого месяца. Он знаменовал собой открытие праздничной недели Надун и людские гуляния в честь манны небесной — урожая Тиангере.

Раньше, до службы в Гвардии, Ксин всегда радовался этому дню, сейчас — предпочитал забиться в какой-нибудь угол и огрызаться диким зверем на лезущих к нему доброхотов. Жаль, это не подобает ни его высокому званию, ни семейной репутации. Поэтому он просто игнорировал все раздражители с вызывающим уважение упорством или отстранялся от них со столь же искусно наведенным равнодушием. Учитель по этикету и манерам мог пустить слезу гордости и умиления.

Жаль, ни дядя, ни Фенг, ни Ба Мяо его учителями не являлись, поэтому без зазрения совести дергали и доводили его в этот день. Как, впрочем, и в любой другой. Не давали замкнуться в себе и прорасти мхом. Не просто так, конечно. Фенг рассчитывал на свою поддержку и разделял его вкус к бессмысленным, но смешным интригам, Ба Мяо все еще с трудом отделяла свою детскую влюбленность от уз дружбы, поэтому была то навязчивой, то отстраненной, а дядя… Дядя и есть.

Эти трое стали ему светом в тюремном окне, они и Лань, глупое соперничество с которым позволяло ему не забывать всю притягательность владения Ци и радость преодоления пределов. Хотя сам Ксин, конечно, не признался бы в подобных чувствах к другим людям и под страхом смерти. Потому что такой самодостаточный и сильный Гвардеец не может цепляться за дружбу, не подкрепленную выгодой, браком или связями. Впрочем, он уже давно махнул рукой на столичные заморочки.

Наверное, где-то в другой вселенной он был благодарен дяде и остальным за их поддержку и навязчивость. За ощущение причастности и новый опыт. Или прогонял кнутами да плевками — в бесчисленном множестве других реальностей. В этой конкретной он лишь позволял вести себя туда, куда им нужно. Исключительно ради экономии энергии.

Псина на поводке больше подходит идеалам аристократии, чем лающая на всех шавка.

Впрочем, вся эта праздничная суета и веселье, которую любили развести на пустом месте дядя с Фенгом, нисколько не касалась местных новобранцев. Что позволено Митре, то не позволено быку. Так что сброд воров, мошенников, неудачников, сумасшедших, а также других видов человеческой накипи и подонков общества среди защитников Форта оставался без праздников. Заключенные официально не были достойны получать блага простых людей.

Поэтому сегодня рачительные десятники пинками выгоняли нерадивых подчиненных на любую пришедшую им в голову работу, лютовали больше обыкновенного. Благо, подавляющее большинство черни плохо умело следить за датами. По крайней мере, в отрыве от привычного окружения и климата. Многие вообще успели забыть, какой сейчас месяц.

Или оказались сломаны прифронтовыми буднями достаточно, чтобы окончательно забыть прошлую жизнь.

"Впрочем, вряд ли мои новобранцы настолько скудоумные, чтобы забыть такую дату. Или настолько бесстрашные, чтобы сказать мне об этом светлом празднике с намеком", — Безучастно подумал он. Тоска накрыла его с новой силой, в голове сами собой возникли затверженные до мозолей строки.

Бранный герой распростился с супругою,

бранный герой — на войне.

Вороны каркают в пурпуре солнечном,

красная гарь на окне.

Веткою тополя блеск стали видится

В тучах просвет.

Ива согнется, а тополь — сломается

Их больше нет.

Мрачно и с надломом закончил он свою беззвучную декламацию. Последнее четверостишье принадлежало ему самому, а не мастеру, но Ксин думал, что давно мёртвый поэт на него не в обиде. Иногда ему хотелось прочитать этот стих Ланю, но он каждый раз сдерживался.

Его трепетно ненавидимый соперник редко держал язык за зубами. По крайней мере, внутри их небольшого кружка по интересам. Тем более, среди Фенга и остальных до сих пор ходят шутки о его увлечении стихами и даже — стихосложением, так еще и намек здесь слишком очевидный.

"Сломанная ива и тополь" — мотив из "Антологии династии Хань". Обещание двух друзей на берегу реки: когда они расставались, то пришли на берег реки и, сорвав по ветке ивы или тополя, подарили друг другу на память.

В тот раз их молодой четверке выпускников показалось забавным сделать также. По иронии судьбы, ива выпала только одному Чжэню, остальные использовали тополь. У Гвардейца было трое соратников: дальних родственников, ставших близкими друзьями. Спустя десять лет из блистательной четверки гвардейцев остался в живых только он сам.

Он сам да его язвительный соперник со времен училища — Лань. А месяц назад пропал и он.

"Прочту ему, когда вернется", — Решил вдруг Ксин, — "Та бойня перекрутила его еще сильнее, чем меня самого. А если расскажет… Пускай. Следующий мой стих будет о том, как огромные демоны-мужеложцы поджаривают ему в Диюй пятки. Где под пятками имеются в виду совсем другие органы и даже не одни".

Десятник заорал на людей в казарме особенно сильно. Ксин против воли поморщился от мерзкой вибрации в его луженой глотке. Минус бытия культиватором. Слабосилки вокруг понятия не имеют, насколько уродливым и несовершенным является их собственное тело. Распадающийся на какофонию отдельных тонов голос, дребезжание в челюсти, хрипы в горле, странные тики на лице.

Если человеческое тело — совершенно, как говорил один из мудрецов, то разве что в смысле: "совершенно никчемно". Как и сам мудрец, в чьем дырявом котелке самозарождаются такие жемчужины разума. Прямо, как мыши в грязном белье, мухи в казарменном супе или дети у двух рабов в сарае.

Акургаль неистовствовал. Он ярился и кричал в несколько раз сильнее и чаще, чем обычно. Ничего особенного, десятники вообще любили показать свою мелкую, иллюзорную власть. В основном, через унижение самых слабых своих подчиненных. Но конкретно этот горлодер отличался от них в лучшую сторону. Он был на удивление рационален и справедлив.

Для мешка навоза, однако подобные качества все еще удивляли Ксина. Обычно, выбирая по степени ответственности между заполненной до краев зловонной дырой уличного туалета и очередным десятником, он выбирал дыру. Но не в данном конкретном случае. А значит, состояние повышенной возбудимости Акургаля было вызвано второй очевидной причиной, после самоутверждения.

"Эти ублюдки опять накосячили. Причем достаточно серьезно, чтобы все, включая пунктуального аркчжэня, забыли прибыть к началу часа змеи", — Сделал вывод их куратор.

В любой другой день подобное обстоятельство вызвало бы у него отстраненный, немного гадливый интерес, а также душную волну ярости и красную пелену на глазах. Он бы разобрался в причинах, а затем показал невежественной деревенщине, почему правила Форта не стоило нарушать никому из них.

Плевать. Ему сейчас не с руки копаться в грязи нечистой на руку черни. Слишком большая дыра в груди, слишком ноет его предчувствие, слишком много плохих эмоций с самого начала дня. Акургаль и сам способен справиться с этим стадом. Тем более, они отличались от других новобранцев еще сильнее, чем их десятник — от командиров других отрядов.

Обычно, Гвардеец Императора не запоминал имен людей, не достигших хотя бы уровня командира именного отряда Старого Города. Новобранцы сменяли друг друга чаще, чем опадали листья на праздник урожая, чаще, чем лили дожди в сезон муссонов. Чаще, чем он успевал запомнить не то, что их невнятные, отдающие глиной и сеном имена, но даже внешность. Впрочем, последнюю он просто разделил на четыре варианта и успокоился: тощий навозник, жирный нахлебник, мелкое отродье и "слышь ты", а также любой подходящий случаю бранный эпитет, если очередной черноногий не вписывался в первые три архетипа.

Так что Ксин быстро махнул рукой на навязываемые группы. Перестал воспринимать новое пополнение в качестве людей. Потом даже стал позволять себе небольшие развлечения за их счёт. Которые, к тому же, шли на пользу делу. В основном, в качестве пособия остальным, как поступать не следует, и что их за это ждет.

Потом, правда, надоело и это. Наказывать черноногих оказалось даже скучнее, чем давить жуков под ногами, поэтому он быстро передал право наказаний другим. Лишь запугивал в самом начале выделяемых десятников, чтобы они не переходили черты и не злоупотребляли слишком сильно или очевидно.

Впрочем, очередной Первый Отряд все же сумел привлечь его внимание. Ими в любом случае пришлось бы заняться: из-за Опустошения прошлого месяца вся тщательно налаживаемая система пополнений, ротаций, а также внутренней иерархии едва не рухнула. Многие умелые бойцы погибли, лагерь новичков оказался полностью уничтожен, а из трех Гвардейцев Императора в живых остался только он один. Лань пропал, а на придурка Жуна Ксину было плевать.

Вот только боеспособность Форта сильно упала, а демоны… Демоны стали вызывать опасение. Последние десять проведенных в крепости лет, Чжэнь стал воспринимать волны монстров почти что рутиной. Неким скучным, но неизбежным процессом, чья утомительная монотонность слегка скрашивается небольшим сюрпризом — новым видом тварей, штурмующих стены.

На демонах можно было отточить новый прием, или попробовать только что придуманную технику, или просто делать ставки на то, какой вид нападет в этот раз, а также как с ним справятся новобранцы. Вот только в последнее время виды демонов не просто менялись: на приступ шли новые, никогда доселе невиданные твари.

Более того, в нападениях виднелась искра разума. Набеги становились продуманнее, ожесточеннее, начали учитывать конфигурацию стражей, а также прошлые волны. Опустошение еще могло быть случайностью, однако выжившие веревочные демоны, вытаскивающие трупы из Бездны для демонов-паразитов? После такой картины даже последний кретин забьет тревогу и отправит сообщение хотя бы в столицу нома, если не сразу во дворец правителя или министерство.

"Комендант, к сожалению, последним кретином не был. Скорее, из разряда, "если меня назвать вторым по тупости, то кто тогда назовет себя первым?!" Как этот лаобусыдэ (старый и никак не сдохнет) вообще смог зачать такую дочь?"

Впрочем, подобный вопрос, бывало, возникал у него по нескольку раз на дню, особенно после офицерского собрания. А выдумывать сочные эпитеты и цветистые метафоры ему было пока не по настроению. Особенно, в связи с обострившейся угрозой.

Вот только, самый главный человек в крепости от предупреждений Фенга и поддержавших его командиров просто отмахнулся. После Опустошения он лишь дал отмашку повысить боеспособность, причем среди уничтоженных новобранцев. Тем самым, комендант только добавил проблем своим замам. Теперь требовалось и уделить внимание бойцам в именных отрядах, и увеличивать количество контрактов, да еще и каким-то образом сохранить несколько отрядов новобранцев хотя бы номинально.

Сам гвардеец считал это пустой тратой времени. Слишком неравные условия. Отбить две, а то и три последние волны месяца кучкой вчерашних босяков и преступников с улицы было немыслимо. Они и в руках-то держали разве что палки с камнями, а самым серьезным убийством для них являлась свинья, сосед или случайный прохожий. Тем удивительнее оказалось увидеть группу самых бесполезных отродий из последнего пополнения, которые блестяще справились с полученным заданием.

Это заставило Ксина испытывать давно забытый интерес. Даже капельку азарта. О, сколько ставок было сделано, сколько копий сломано в спорах с дядей, сколько часов… Ладно, сколько минут потрачено на мысли о подотчетном отряде оборванцев. Происходящее вдруг стало напоминать некоторые военные игры, которые проводились в семье Чжэнь для обучения многочисленных отпрысков, а также вассалов и слуг.

Постепенно, куратор научился различать бойцов, запомнил некоторые имена и даже позволил себе слегка помочь им в развитии. Впрочем, среди всех новобранцев лишь двое откровенно выделялись в положительную сторону. Фармацевт и десятник. Они делали больше, чем можно было предположить, а также не раз спасали отряд своими внезапными решениями.

И пусть алхимическая нечисть изобразила "Сон в Красном Тереме" во время последнего вторжения, Ксин все еще верил в него. Примерно также, как в лошадь на скачках. В конце-концов, это первый фармацевт на его памяти, принесший хоть какую-то пользу. Да и вообще продержавшийся в замке дольше одной волны. Остальные дохли или от демонов, или от собственных опытов, или оказывались, внезапно для себя, связанными по рукам и ногам где-то за пределами Облачного Форта. Например, в Бездне. А зачастую — в канализации.

С другой стороны, имелись в приданной ему группе и откровенные разочарования. Например, старик. Не то, чтобы он был так уж прям туп и бездарен, но… Он старик, в конце-концов. Совершил преступление, за которое тебя отправили в Форт? Иди и бросься под паланкин! Или найди в себе мужество упасть со стены!

Желательно лицом вперед, потому что внутренний двор этим бестолочам еще и оттирать придется. Однако Вань все еще жил и портил нервы чувствительному к звукам гвардейцу своим распадающимся на песок и солому организмом.

Кроме него, не блистали способностями и другие: мелкий замарашка — сын старого пня (слишком молодой), тощий ворюга (воры должны сидеть на колу, а не в тюрьме!), вспыльчивый бандит (как этот смерд посмел быть выше меня ростом?!).

Особняком стоял мелкий чиновник из какого-то захолустья: паршивец неким, неизвестным куратору образом сумел пробраться в Орден Звезды Ханькоу, пусть и в качестве низшего послушника. Причем явно до прибытия в сам Форт. Особым образом выбритая часть на виске говорила об этом четко и недвусмысленно. Поэтому Уру придется помочь, если сам Гвардеец вдруг окажется рядом и будет не слишком занят. В конце-концов, высшим степеням всегда нужны пособники для грязных дел во имя светлого будущего.

Тем более, большая часть представителей ложи так или иначе выживала в крепости, а то и добивалась хотя бы начальных ступеней культивации за необходимый год. После чего немало людей оседало в местности неподалеку. Поэтому в провинции за десятилетия существования Ордена скопилась изрядная боевая мощь. Тем более важная, что враг на рубежах поднимал голову и вовсю забрасывал Империю своими агентами влияния. А кто может безнаказанно убивать представителей аристократии или чиновничества? Только они сами.

Впрочем, от самого Уру Ксину было ни жарко, ни холодно. Так, очередное неудобство, не более. Больше всех в отряде он презирал Чжан Юлвея.

Выродок не только умудрился попасть к подзаборной швали в мелкий форт, что само по себе являлось удивительным для благородного. Так он ещё и чуть ли не единственный, кто уступил атаке Придворного. Тогда как справился даже мелкий ворюга и тринадцатилетний мальчишка. Впрочем, под мальчишкой он имел в виду Каня.

Точно также, как фармацевта Ксин не считал за человека, Саргона он видел кем угодно, но только не мелким смердом, который в жизни наблюдал лишь скрюченные спины крестьян своей нищей деревеньки, разбросанное по грядкам говно да кровь домашней скотины. Этот мальчишка выходил за рамки новобранца сильнее, чем расползающийся шов Гуань Инь, стоило только дернуть связующую нить.

Внезапные для человека его круга качества, огромный багаж знаний, невесть откуда взявшийся опыт в самых разных сферах — от человеческого общения и до интерпретации божественных откровений. Ведь сумел же он как-то выбраться из перекрестка теней! Да и Богиня Чанъэ никак не наказала мелкого пакостника за его богохульства.

И это не считая странных техник и навыков, некоторых оговорок в речи и поведении, непонятных манерах, точнее их смеси из всех сословий или даже наций Империи разом. При совершенно чуждом типе мышления. Чуждом, но удивительно эффективном и непротиворечивом. Разговор с Саргоном, ощущение его личности напоминало… человеческий организм.

Невероятно сложное, но удивительно гармоничное творение с железной логикой, гениальной конструкцией и при этом детскими ошибками и глупыми реакциями. Не возникало никаких сомнений, что он — продукт чужой, невероятно сложной и развитой культуры. Однако как это состыкуется с его происхождением и положением в обществе Ксин не понимал.

И это заставляло его сомневаться в собственных выводах, пытаться связать воедино смутные ощущения от разговора с равным(!) собеседником, видимый прогресс, ощущения от его энергии, а также вид обычного аркчжэньского мальчишки. Не то, чтобы сам Чжэнь видел много таких вот поганцев в их естественной среде обитания, но никто другой в его окружении не видел, по крайней мере, во внешности Саргона ничего сверхестественного. Или хотя бы иностранного.

Ничего удивительного, что Ксина иногда захлестывал азарт при разговоре или наблюдении за своим подопечным. Иногда — накатывал гнев, копились подозрения, высказывались предположения и делались выводы. Как правило, все они оказывались в нужнике по прошествии некоторого срока. Пацан не вписывался ни в одну теорию, раздвигал руками рамки, опровергал все догадки.

В его отношении можно было действовать лишь методом исключения. Мальчишка точно не являлся демоном под личиной, одержимым, реинкарнатом (слишком глупые ошибки в некоторых аспектах культивации и явное отсутствие знаний), сторонником повстанцев, не был аркчжэньским националистом, не участвовал ни в каких тайных обществах и за его спиной не стояли влиятельные люди (или нелюди). Даже возраст, исходя из его поведения, постоянно плавал в рамках от десяти и до сотни лет разом. Как такое возможно, Гвардеец Императора понимать отказывался.

Поддержка некоей Богини, пускай даже темной, — самое безобидное из возможных объяснений. При этом мало что объясняющее. Мяо утверждала, что паренек — гений или перерожденная душа великого мастера, но сам Чжэнь мало в это верил. Нет, Саргон нес в себе какую-то тайну, но вот настолько ли она интересна, чтобы тратить время на разгадывание? Пока ответ был отрицательным, однако с каждым днем игнорировать реальность оказывалось все сложнее. Как знать, возможно в ближайшем будущем…

Ксин дернулся, уловив высвобождение сразу нескольких источников энергий. Очень тусклых, слабых и неровных, но его развитое чувство Ци не уступало даже более высоким рангам. Гвардеец официально являлся лучшим разведчиком Форта, а его чувствительность безоговорочно признавалась даже комендантом, который периодически вообще терял связь с целыми пластами реальности.

"Решили устроить спарринг? Вместо общего сбора у казармы? Ну-ну… Гм, а я вообще его объявлял, этот сбор?" — Вдруг задумался куратор, в то время как его тело, с помощью длинного прыжка, приземлилось на козырек казарменной крыши. Туда, откуда можно было во всех подробностях рассмотреть внутренний двор барака, а также все движения собравшихся на нем людей.

"Ладно, сделаю вид, что сам забыл о нем. В конце-концов, даже если эти бездари действительно виноваты… Их полезность в любом случае окупает некоторые шероховатости. Тем более, не хочу сегодня никого бить хлыстом. Разве что демонов…"

Он вернул свое внимание к спаррингу, когда показался Саргон. Да. Этот паршивец опять что-то сделал. Его аура слегка изменилась. Это неудивительно, но… Не за сутки же! Сам парень стал ощущаться более целостным, монолитным. Его тело все еще являлось дешевой глиной с вкраплениями стекляшек и полудрагоценной мишуры на месте даньтяня, но теперь… уже повыше качеством. Изрядно повыше, если сравнить с положением во время их первой встречи.

"Хм, стоит провести небольшой спарринг между этими отродьями одновременно… Ага, десятник сам догадался поставить мальчишку против его же сверстника и мечника одновременно. Интересно. Травоядный тигр все еще тигр, позорище рода Чжан слишком сильно для Саргона. Особенно, когда его прикрытием является обладатель пращи с одним или даже двумя навыками. Задачу Саргону поставили, мягко говоря, невыполнимую. Вопрос — зачем?"

Гвардеец получил ответ практически сразу.

"Его манера боя. Как, раздери меня все мертвые души разом?! Он теперь почти на равных бьется с Юлвеем! Нет, с точки зрения боевого искусства, разумеется, любой петух со шпорами управляется лучше, чем этот аркчжэнь-оборванец со своим хлыстом, но даже так — большое достижение.

В движениях становится видна школа или, точнее, система. Блоки движений защиты и атаки, связки, а также четкое понимание, куда двигаться дальше. Интересно, хотя до мастерства того же Юлвея ему еще далеко. Впрочем, он определенно стал сильнее энергетически. Причём на порядок. Гм, не сильнее, нет. Скорее упорядоченнее. Словно река перед ручьем. И это… Плохо".

Ксин нахмурился, покусал губы, а затем активировал одну из своих редких небоевых способностей. Видит Митра, он очень не хотел ее использовать. Однако энергия Саргона слишком странно себя ведет для "тусклого", человека на нулевой стадии культивации. То, что он показывает, должно принадлежать практику, как минимум, уровня Сборщика Ци. То есть полноценному культиватору.

— Сознание мастера Чань: Прозревший Истину!

Мужчина чуть не зашипел сквозь зубы, когда поток разнонаправленной информации хлынул в его сознание, ударил, словно поток воды — хлипкую плотину. Рванул наружу мешанину чужих эмоций, обезличенных сведений и отпечатков сознаний на природной энергии всех жителей Форта разом. Чжэнь знал — если он поддастся моменту, откроет свое сознание этой освежающей зеленой волне, то его личность перестанет существовать. Растворится в потоке ошметков сознания тех неудачников, которые оказались в практике Чань хуже, чем он.

Обуздание вала природной Ци отняло почти все силы, подарило головную боль на весь остаток и так паршивого дня. Зато он получил ровно то, что ожидал и ни лянем больше. Всю ненужную информацию Ксин просто убрал из своего сознания, не стал и пытаться просматривать или фильтровать. Благо, его практика предполагала сперва овладение некоторыми ментальными техниками, и лишь потом попытки играть с могучей стихией. Удивительное благоразумие наставника Минхай — основателя пути Чань.

"Так, вал запрошенных истин ушел, так что я в порядке. На этот раз. Чего не скажешь об этом бедовом заморыше. Душа Хунь Саргона слишком развита, по сравнению с душой По. Это ненормально, однако он — ребенок, притом невероятно умный и талантливый. Так что предпосылки имелись", — Куратор поморщился, когда крошечная фигурка внизу пропустила камень из пращи.

И тут же подавил все возможные проявления жалости. Первое правило офицеров Форта — нельзя, НЕЛЬЗЯ привязываться к подчиненным. Это объяснил ему дядя, причем невзирая на возраст или характер своего племянника, и так не склонного к излишней жалости или сочувствию. Потому, что они умирают слишком часто. Или уходят по прошествии года, ничем не показывая свою благодарность наставнику.

"Бывшей черни чужда благодарность", — Грустно, почти надрывно говорил ему И Шенг, — "Хочешь помочь или спасти — делай, но без всяких ожиданий. Некоторые ждут, когда мимо по реке проплывет труп врага. Мы же должны помнить, что благородство и честь тонут еще на мелководье. Они не проплывут мимо, племянник, сколько бы ты не прождал".

"Ты прав дядя", — Думал тогда Ксин, — "И не прав одновременно. Это справедливо для всякой дряни из новобранцев. Но не для благородных. Даже человек из касты чиновников уже может быть способен на высшие чувства", — Вспомнил он тогда одного пожилого мудреца из их группы писарей.

"Осталось только узнать, способен ли Саргон на благородство? Ба Мяо считает, что да. Хотя она вообще слишком много времени уделяет этому паршивцу. Да еще и ухмыляется так понимающе, когда я рассказываю… А, демоны с ним!" — Он поморщился, отогнал от себя нелепую мысль. Какая разница, способен или нет? Пусть сначала переживет месяц, а потом уже можно будет делать выводы. Поднимать до своего уровня, не важно даже в каком смысле, стоит только тех, кто сам искренне рвется вперед.

"Хотя с тем, что я узнал, действительно пережить такой срок будет для мелкой аномалии довольно проблематично. Он слишком запустил свою культивацию. Слишком перекосил на одном. Словно ребенок, который отбрасывает все скучное и сложное, чтобы совершенствоваться только в тех навыках, к которым у него есть интерес и предрасположенность. Или как человек, всю жизнь ходящий на руках. Нелепое существо, пусть в чем-то и вызывающее некоторое уважение… или оторопь".

Однако проблема Саргона оказалась куда серьезнее, чем куратор мог предположить до использования своего навыка. Вопреки многим слухам и суевериям вокруг души, реально их было две, а не одна, три или пять. Точнее, две самостоятельные половинки одной души, соединить которые и значит — начать культивацию. Первая — душа Хунь, духовное и небесное начало человека, Ян-составляющая человека. Вторая называлась По: земное Инь, то, что остаётся после человека, когда пришло его время смерти.

Большая часть практиков развивает эти души последовательно. Перекосы существуют, не без этого. Более того, окрас сердца в пурпур (ян-составляющая) или отвердевание в обсидиан (инь-составляющая) и есть этот перекос в чистом виде. Вот только возникает он лишь под конец земной или человеческой практики, уже в момент перерождения культиватором.

С Саргоном все получилось иначе. Его духовная составляющая изначально вышла куда сильнее телесной. Уже изрядная аномалия, но такие случаи встречались. Обычно такие люди становились или талантливыми практиками, или… трупами. Опытный учитель мог выправить перекос, а мог, наоборот, закрепить его, балансируя на грани с помощью алхимических добавок и выверенных до степени аптекарских весов упражнений и техник. Однако мальчишка повел себя как лошадь в цветнике. Беспечно, самонадеянно и с полным непониманием последствий.

В итоге, его душа Хунь начала брать на себя даже те функции, которые ей не принадлежат. То есть принялась подпитывать мышцы, увеличивать нагрузку, влиять на тело и тп. Культивация как таковая — это создание объединяющей сердцевины двух разных душ, их слияние через даньтянь.

Центр существует в качестве своеобразной заплатки (на низших стадиях культивации), позволяет взаимодействовать изначально разным и чуждым материям. И в какой цвет его окрасить — то преобладание и будет. Вот только Саргон своими кривыми ручонками внес такой хаос в собственную систему, что не оставил практически никаких вариантов без трагического конца.

Если он окрасит сердце в пурпур, то его может разорвать как шарик. Если в обсидиан — его силы могут упасть втрое-вчетверо. А то и вовсе потерять способность к развитию. Если же мальчишка и дальше продолжит увеличивать резервы тела и его мощь за счёт души, то последствия будут непредсказуемыми. Вплоть до перехода в бестелесное состояние.

"Гм, спасти эту бестолочь или оставить все как есть? С одной стороны, только голодного духа мне тут и не хватало, с другой же… ленивое отродье! Как ты посмел так подставиться?! Даже дети знают важность баланса энергий! Учение фэн-шуй оказывает влияние на всю жизнь, даже если ты смерд. Даже такой благодушный идиот не мог об этом не знать! Хм, так может он специально? Или нет? И что тогда делать лично мне..?" — Бесился воин в своем неясном волнении за подопечного.

Он стоял на крыше, наблюдал за спаррингом и как никогда раньше ощущал тяжесть звания на своих плечах. Дым за его спиной продолжал выбрасывать в воздух клубы удушливой черной гари, искры и мелкие кусочки угля. Они прогорали и падали обратно вниз. Также, как когда-то пошли прахом все его мечты и амбиции. Костер, горевший внутри, давно погас. Оставил после себя лишь продукты горения: едкий дым злословия, чёрные угли на месте сердца, золу прежних устремлений.

Но это не значит, что Ксин не пытался жить дальше. И в данный момент внутри него отчаянно боролись гнев, злость на людей и равнодушие с искренним желанием помочь.