Оборона дурацкого замка. Том 5

Глава 15

— Ну что, нашел что-нибудь, Камей? — Здоровяк вздрогнул, когда справа от него раздался задорный голос самого странного и непредсказуемого человека в отряде.

— Факелы гаснут, не видно ни зги, — Сделал он очевидный вывод.

— Что, совсем ничего?

— Сказано же тебе…

— А я вот нашел! — Похвастался Саргон и бывший бандит с облегчением выдохнул. Теперь им есть, что предъявить Ксину. Стоит, разумеется, продолжать обыск здания, однако дамоклов меч гнева куратора уже не нависает над их шеей.

— …А может и нет, — Новая реплика оборвала весь его осторожный позитив.

— В задницу тебя и твои шутки! — Обиженно пробасил Камей. Он направился было вперед, чтобы осторожно обшарить один из углов, когда его сокомандник вдруг навалился ему на плечо и зашептал серьезным, потерявшим всякое легкомыслие и задор голосом.

— Чжэнь лао сянь-шен убьет нас! — Первым порывом бандита было в ужасе отпрянуть от Саргона, коли у него окончательно ум зашел за разум. Однако тот продолжал увещевать его голосом-змея искусителя. Обещание награды, помощь в тренировках и другие попытки подкупа перемежались скупыми выводами о том, что будет, если сам Камей откажется от участия в таком сомнительном мероприятии.

По всему выходило, что ничего хорошего.

Он продержался еще пять минут. Саргон слишком хорошо изучил своего товарища, знал его болевые точки, слабые места, источник сомнений. Знал, куда давить и чем задобрить. Тем более, каждый из их отряда изрядно задолжал парню хотя бы за его бескорыстную помощь на тренировках. Разумеется, бочонок нового адлайского взвара здесь был совершенно ни при чем.

В итоге, с поиском темных артефактов они провозились чуть ли не до поздней ночи. Саргон не решился расширять дыру, чтобы непонятная система защиты здания не отреагировала на вторженцев большим взрывом или другой гадостью. Света отчаянно не хватало, любые источники освещения моментально гасли внутри. Кислородное голодание, а также избыток углекислого газа заставляли менять искателей раз в десять-пятнадцать минут. Безнаказанно шнырять там оказался способен только попаданец.

Он и нашел две из трех батареек. С помощью внутренней энергии, парень легко справлялся с фильтрацией воздуха, а раскаченный даньтянь и характеристики позволяли без особых проблем видеть в темноте. К сожалению, внутри здания смотреть оказалось не на что. Широкое, пустое пространство в центре, куча непонятных символов, в части из которых Саргон узнал демонический язык, старые трупы животных, какие-то цветы, специфический аромат благовоний.

Проверять пришлось только расставленные по периметру ящики, кувшины, непонятные приборы из железа и бамбука, а также разнообразную мебель, вроде небрежно скроенных тумбочек. В одной из них попаданец нашел первую батарейку. В другой — широком и уродливом подобии шкафа, лежало несколько дорогих на вид кинжалов. В третьей — кипа исписанного пергамента. Его Саргон на свой страх и риск решил присвоить себе.

Внутри хватало и другого барахла. В основном — бесполезного. Истлевшая ткань, заплесневелые продукты, высохшие куски чего-то трудноопределимого, остатки некой масштабной конструкции из чертодрева. Его осколки плотным, хрустящим ковром окутывали большую часть пола.

Последнюю батарейку попаданец обнаружил совершенно случайно, уже под конец поисков. Они выпотрошили каждый уголок, вынесли абсолютно все, даже не представляющее ценности, протащили через дыру габаритную мебель. Подмели логово предателей подчистую, не оставили ничего. Частично из жадности, частично для облегчения поисков.

Лишь в последний момент он заметил высоко под потолком небольшой короб. Сбить его удалось не сразу, зато внутри обнаружился последний из возможных артефактов. Повинуясь внезапному наитию, он спрятал артефакт, после чего вышел обратно на улицу.

Там его уже ждал Гвардеец Императора. Все это время Ксин стоял рядом, бдил, осматривал вещи из демонической халупы, а также постоянно косил взглядом на оставленный подчиненным "отбойный молоток". После того, как Саргон на деле доказал его эффективность, куратор не спускал внимательного, испытующего взгляда как с мальчишки, так и с его творения.

Мощь, изящество и эффективность артефакта, а также сам процесс создания предмета небесного уровня поразил каждого из присутствующих. Вот только один лишь Ксин понимал, сколь много кроется за кажущейся простотой подобного творения. Саргон досконально ЗНАЛ как устройство механизма, как принципы, по которым тот работал, так и его направленность. При этом совершенно упуская из виду ценность собственного детища.

"Интересно, он хоть немного осознает, что делает и перед кем свои умения демонстрирует?" — Злость, насмешка, толика уважения и бездна, настоящая бездна из подозрений боролись сейчас в сознании Гвардейца.

Саргону очень повезло, что его куратор оставался слишком подавлен гибелью Ланя. В любой другой день он, не взирая на этику и правила, тряс бы наивного попаданца как грушу. Стребовал бы с него все подробности, все возможные объяснения. Выжал бы из Саргона каждую каплю примененных знаний, а потом… Потом все зависело от самого парня, а также от характера полученных сведений.

"Нельзя оставлять дело на самотек", — Все же мелькнула в его мозгу холодная, скользкая, до омерзительности рациональная мысль. Словно склизкое тело ядовитой змеи.

"Червяк слишком беспечен. Разбрасывается идеями и поддержкой, как медяками в толпу черни. При этом не может отличить нефрит от речной гальки, разбавляет гениальность посредственностью, постоянно совершает глупые ошибки, промахи. А потом выдает настолько дикие идеи, что любой другой посчитал бы его сумасшедшим.

Однако они демонически, выверенно рациональны. Словно у этого солнечного идиота нет ни стыда, ни совести, ни общественных норм. Пугающее несоответствие. Как будто рациональный демон из города Мертвых или чиновник Небесной Канцелярии делит тело со слабоумным деревенщиной. Нет, не так.

Любой черноногий на его месте мог лишь молить Богов о силе. И ни за что не пошел бы дальше. Даже самая последняя мразь из столицы не стала бы и думать о том чудовищном святотатстве, которое он учинил в Безлунную ночь. А Саргон мало того, что измыслил, так еще и подбил остальных, воплотил это в жизнь, а потом избежал наказания.

Он опасен. Настолько вопиющее отсутствие страха, причем страха Божьего, основы личности, потом прорастает в ощущение избранности, в чудовищную безнаказанность. Порча не зря зовется порчей. Некоторым знаниям стоит оставаться и дальше в забвении. Практики, идущие по пути вседозволенности, в конце-концов теряют душу. Окружающие их люди, впрочем, теряют не меньше. Разрушение ради разрушения, потеря личности, человеческой сути. Вот, что ждет его на таком пути.

Нельзя играть по правилам, если ты с самого начала не признаешь их. Зачем слушаться Богов, когда можно воспользоваться их слабостью? Зачем служить стране, когда можно продать ее с выгодой? Зачем… Зачем бороться за человечество, если можно отринуть собственную природу взамен на силу? Люди без принципов хуже самого враждебного духа элементов.

Сейчас он только создает свои дурацкие игрушки, хватается за любую возможность в нелепых попытках выжить, пытается сделать сильным не только себя, но и окружающих. Нарушено еще одно табу — не разбрасываться техниками, семейными или личными тайнами, знанием. Доверять можно только самым близким. Остальные усилятся за твой счет, получат даром результат упорного труда целых поколений, а потом воткнут нож в спину или просто покинут тебя.

Идиоты долго не живут. А Саргон — кто угодно, только не идиот. Может ли все его бесшабашное поведение быть лишь игрой? Маской наивного доброхота, за которой скрывается тварь, способная выжить в любой ситуации? Коварный дракон, оставляющий за собой только разруху и трупы, но при этом свободный от любых обвинений. Тигр в мирной бамбуковой роще.

Нет, слишком на виду. Слишком много ненужных действий. Такой беспринципный ублюдок с плавающей шкалой силы мог выжить и без вытягивания остального отребья на новый уровень. Хватило бы минимальных подачек. Особенно странно смотрится этот новый артефакт. Никакой скользкий выродок не стал бы демонстрировать настолько глубокие и специфические познания в редком искусстве…"

Ксин так и не решил, что ему делать. Чутье и зарождающаяся симпатия говорили не губить перспективный росток, дать ему заколоситься. Жизненный опыт требовал бить по выступающей свае, даже если это сломает часть конструкции.

Поэтому он дождался, пока очередной новобранец не нырнет в темный зев демонической конструкции, после чего подошел к оставленному подчиненным артефакту, протянул руку, подал внутрь свою Ци. Затем недоуменно нахмурился, взял вещь в свои руки, осмотрел более внимательно.

Куратор не постеснялся даже вскрыть наружный цилиндр. Хоть и сделал это осторожно, с возможностью быстро вернуть все на место.

— Это не артефакт, — Задумчиво протянул он вслух.

Загадка о внезапных способностях отпала сама собой. Саргон не умел создавать вещи небесного или вовсе цикличного ранга. Естественный вывод, откуда ему? Но с мальчишкой логика срабатывала через раз. По крайней мере, здесь все не так странно.

Изобретательный смерд лишь собрал некий странный механизм, после чего подогнал его под какую-то свою специфичную технику. Все еще странно, непонятно, опасно. Однако тут уже можно было выдвигать правдоподобные гипотезы.

Подозрение вызывал разве что предельный утилитаризм созданной вещи. Ни одной лишней детали, никаких попыток украшений, воззваний к Богам, вставок для усиления Ци, хотя материалов с минимальной чувствительностью к Ци они взяли достаточно. Сложный механизм оказался в руках парня простым, словно молоток. Безликое ремесленничества и ни капли искусства. Настоящее оскорбление для уникальной вещи.

Любой мастер бы скорее согласился бы на наказание кнутом, чем оставил свое творение в таком виде.

"Нет, все же у него есть некие знания. Возможно, они не связаны напрямую с боевыми искусствами, управлением Ци или другими профессиями, вроде начертателей или шаманов У. Вот только сопляк точно имеет полное, структурированное и глубокое понимание окружающего мира, своего места в нем, устройства природы и других фундаментальных знаний. Факт чужого, но при этом полного, не уступающего аристократам Империи образования можно считать подтвержденным.

Осталось только понять, где тринадцатилетний смерд мог получить комплексные знания уровня Императорской семьи или крупной секты. Нет, невозможно. Слишком много идиотских пробелов. Его нынешние проблемы с душой как раз показывают и отсутствие страха Божьего, и незнание прописных истин…"

Новобранцы сменяли один другого, горка вещей рядом росла как на дрожжах, солнце медленно заходило за горизонт, а Ксин все маялся в раздумьях. Противоречивые мысли одолевали его, бросали из крайности в крайность. Желание понаблюдать за таким интересным существом боролось с подозрительностью, верность Форту — с болью от гибели друга, злостью на командование и подозрениями в предательстве.

"По крайней мере, этот благодушный тюфяк никак не мог поучаствовать в убийстве Ланя. Кем бы сорняк ни являлся, к преступлению против человечества тот имеет отношения не больше, чем я сам. Стоит сначала разобраться с одной проблемой, прежде чем плодить другую. Я не Мяо-мэй, знания ради знаний без какой-либо практики мне не нужны".

Весы судьбы Саргона угрожающе закачались, однако вскоре чаши остановились в шатком равновесии. Надолго ли?

— Последним членом команды я завербовал Каня. Неожиданно, правда? Думали, будет еще двое? Я ведь говорил о группе из шести человек. Бывает. Как писал Евклид: "При некоторых необычных и весьма таинственных обстоятельствах отдельные четные числа ведут себя как нечетные". Это он еще не дошел до производной и логарифмов. Там все цифры ведут себя как школьницы, отсидевшие по малолетке.

Саргон таинственно улыбнулся. В этот раз не пустому пространству, стене или чавкающей грязи, а плешивой голове Акургаля. Тот тащил попаданца на себе, пока впереди очищали дорогу сразу трое: Ма, Вань и Юлвей. Битва разошлась по всей площади Старой Насыпи. В относительной безопасности держали лишь замковую стену, где усиленная стража во главе с Ксином четко отбивала одну атаку за другой.

На всем остальном пространстве творилась полная вакханалия. Взрывы, крики отправленных к Прорыву людей, шипение кровожадных тварей, уродливый сиреневый туман, не менее уродливые монстры, которые корчились в фиолетовой пене, превращались в нечто еще более жуткое, чем было изначально.

Как ни странно, отряду удалось без особых затруднений достигнуть чайного домика. Неизвестная сиреневая взвесь, казалось, не доставляла людям никаких проблем. Зато демоны начинали плавиться в ней, как в кислоте. Она же и отпугивала всех в определенном радиусе. Большей части карательного отряда новобранцев так не повезло: они не успели дойти до эпицентра или не захотели безрассудно рваться вперед.

Результат оказался плачевным: бегущие от неизвестной аномалии твари уничтожали поднятые по тревоги отряды, убивали людей одного за другим, рыскали по округе в поисках добычи, чтобы затем идти на штурм стены.

— Итак, изначально нас должно было быть четверо. Кань согласился подозрительно легко: кажется, ему не хватало приключений. Он единственный, кто завидовал мне, Камею и остальным после пробы того проклятого варева. Странный парень, но мне ли его осуждать? В конце-концов, "Делать то, что доставляет удовольствие, — значит быть свободным". Хотя в стенах Облачного Форта такие заявления вызывают только злость.

Добродушная усмешка змеилась на лице мальчишки. Игра теней придавала ей злую, нехарактерную для Саргона глубину. Словно из тела тринадцатилетнего парнишки сейчас выглядывала настоящая тварь из Города Мертвых.

— Кто может осуждать их за это? Свобода ведь в голове, а не в теле. Тяга к приключениям, вот что отличает нас от животных, чтобы о себе не думал Платон. Тысячеликий герой должен пройти весь цикл. События не начнутся, если их покорно ждать.

Настоящие герои сами идут навстречу приключениям. Одиссей покидает Итаку, Фродо уходит из Шира, Ерофеев садится на поезд Москва-Петушки, Киса Воробьянинов покидает уездный город N. Даже Обломову приходится поднять свою задницу с дивана.

— А Кань… Он получил свою долю… — Саргон поперхнулся собственной фразой, когда высушенное стариковское запястье мелькнуло с левой стороны, вцепилось в его халат своими скрюченными пальцами, а потом с неожиданной силой рвануло безвольное тело вниз.

— ПОЛУЧИЛ СВОЮ ДОЛЮ?! — Удар дубины врезался в лицо попаданца. Раз, другой, третий. Кровь брызгала вокруг, глухой звук ударов становился все звончее, добавился хруст, появились хлюпанья, белели в темноте выбитые зубы.

— Перестань! Еще ничего не ясно наверняка! — Акургаль оттащил своего соратника от избитого тела Саргона. Оправдывая свою скорость, Вань за каких-то пару секунд успел нанести несколько довольно мощных ударов. Действовал быстро и четко, словно изобретенный попаданцем отбойник.

Лицо несчастного безумца представляло собой сплошное месиво. Несмотря на пассивную защиту, несмотря на всю скоротечность схватки, престарелый сказитель успел разбить дубинку о попаданца, превратить его лицо в отбивную и выбить часть передних зубов. Разумеется, он использовал навык. Причем от всепоглощающего гнева даже забыл произнести вербальную формулу.

Состояние амока вывело Ваня на новый уровень, позволило отбросить словесные костыли. Однако вряд ли он сам был рад подобным обстоятельствам.

Саргон ничего не чувствовал. Продолжал шамкать разбитыми губами, гундеть вдавленным носом, шипеть отсутствующими зубами. Никто больше не пытался разобрать слов. Они с обреченным упрямством и угрюмыми лицами шли вперед. Юлвей впереди работал своим ятаганом лучше любого янычара, уничтожал порожденных туманом тварей, отбивался от летучей угрозы, просчитывал маршрут.

— Повезло, что клятый фармацевт успел вылить свое варево, — Пропыхтел Акургаль, когда очередной демон завяз в тумане. Тело врага начало плавиться и течь, принимать иную форму. На бредущих мимо людей он реагировал не больше, чем на пейзаж вокруг.

— И что Камей успел нам рассказать об этом, — Глухо отозвался Ма.

В чайный домик группа подошла будучи на пределе своих физических и моральных сил. Долгий бой, неразбериха вокруг, сцены гибели людей, как знакомых, так и нет, растерянность от происходящего. Сильнее всего новобранцев подкосил вид безумного, невменяемого Саргона. Человек, который все прошлые разы вытягивал их из неприятностей теперь сам оказался их источником.

— Нам нужно в подвал, — Странным голосом произнес аристократ, — Сразу за дверью, поворот после… — Он посторонился, открывая проход, когда Ма вдруг крикнул срывающимся голосом:

— Это ловушка!

Тело Юлвея покачнулось, рухнуло лицом вперед, прямо под ноги соратников. Однако до земли труп так и не долетел. Три товарища успели лишь рассмотреть небольшой стилет с толстой и массивной рукояткой, всаженный в спину, когда прогремел взрыв. Точно такой же, как в их первый визит на Насыпь. Установленные погибшими защитниками мины нашли себе новую форму.

Большую часть удара принял на себя Иккагецу. Отдача швырнула на землю всех четверых, включая лопочущего в пустоту Саргона. Он единственный, кто вышел относительно целым после диверсии. Ма умер почти сразу: взрыв оторвал ему руку, сорвал половину черепа, сломал позвоночник. Акургаль конвульсивно дергался, царапал ногтями обломки и мусор под руками. Поднятый взрывом строительный мусор, осколки кирпичей, фрагменты чертодрев стали отличным поражающим элементом.

Относительно целым остался только Вань. Осколочные ранения не могли помешать ему двигаться: пострадало только лицо, левая рука, да чиркнул глиняный черепок по внешней стороне бедра.

— Поднимайся, падаль! — Выживший новобранец целую минуту всматривался в темноту, выжидал, однако нового нападения так и не случилось. Неизвестный метатель кинжалов отступил также бесшумно, как и появился.

Вань кое-как поставил Саргона на ноги, окинул его быстрым взглядом, после чего споро потащил внутрь. Он устал бояться удара в спину или новых ловушек. Слишком много смертей вокруг. Слишком сильная боль от потери последнего сына. Он больше не хотел жить, но у него все еще имелась маленькая надежда вместе с большой миссией.

За это его товарищи пожертвовали собой. Если он не может предугадать нападение, то просто не должен о нем думать. Пока это старое тело еще способно протянуть немного времени.

Прямо у порога обнаружились пятна крови, а также срезанная прядь волос. Кем бы ни являлся нападавший, Юлвею удалось задеть его напоследок. Жаль, аристократ полностью загораживал проход. Не удалось рассмотреть ни нападавшего, ни самого момента атаки.

"Значит, кинжал не метнули. Его вонзили уже после ранения Чжан-цзы", — Подумал Вань. Он не знал, насколько близок к правде. Сопоставить повреждения Юлвея после взрыва все равно не представлялось возможным.

Темнота вокруг уже привычно окутала старика своим мягким, умиротворяющим саваном. Он помнил это ощущение еще по той демонической поделке, в которой им пришлось искать темные артефакты. Саргон предупреждал о добрых и злых газах. Сначала слабость, потом энергичность, головокружение, что-то еще. Вань никак не мог вспомнить остальные симптомы.

В его глазах плясали яркие всполохи, мысли в голове путались, в ушах звенело. Он перестал чувствовать правую руку. Левая тоже понемногу отнималась от тяжести едва переставляющего ноги Саргона. Ублюдок до сих пор пытался бормотать собственную чушь про роли, предназначения и судьбу. Мелькали непривычные слуху имена, звучали названия дальних стран и народов.

Еще вчера Вань готов был отдать хоть руку, хоть другие свои органы, лишь бы послушать своего соратника немного, хватило бы даже парочку кэ. Теперь ему оказалось все равно. Знания не больше, чем мертвый груз, когда не с кем ими поделиться. К чему сейчас сказания о дальних странах и притягательная, странная, пугающая, чуждая, удивительная сокровищница мыслей других народов? Лишний глоток воздуха куда ценнее, ведь он даст возможность напоследок увидеть лицо мертвого сына.

— "Когда чернь начинает рассуждать — все пропало", — Вдруг засмеялся Саргон чужим голосом. Его хватка на плече старика окрепла, пальцы стальными тисками сжались на сухой плоти. Вань застонал, бросил на своего попутчика ненавидящий взгляд. Чтобы встретиться с белесыми радужками мальчишки.

— И все-таки катализатором оказалась Айра. Какой интересный поворот судьбы! Маленькая дикарка запустила в действие механизмы, о которых не имела никакого понятия. Когда читаешь вашу книгу, разбирает охота побегать на четвереньках, — Прошамкал он ему в лицо, — Так писал Вольтер про Жан-Жака Руссо. Элами же, наоборот, встала на ноги не владея человеческой речью.

Глаза Саргона все еще казались подернутыми дымкой, но сквозь марево проклятия, сквозь совершенную иллюзию бытия проглядывал незримыми тенями реальный мир. Вань понял, что он близок к своей цели.

Старик отвернулся, не стал отвечать глупцу, несчастному самоубийце, погубившему его сына. Тому, впрочем, совершенно не требовалось ни чужое одобрение, ни даже участие в разговоре. Творческий монолог изначально предполагался лишь для себя.

— Благородный дикарь, восхищение чужой отсталостью. Я понял все коварство, весь внутренний нерв этого столетнего спора левых и правых только, когда раскрылся истинный талант Айры. Ах, какая гибкая сила. А ведь все могло быть совершенно иначе!

Четверых было бы вполне достаточно. Она встретила меня на пороге, вместе с Юншэном. Умная не по возрасту девочка ловко воспользовалась единственным возможным союзником, несмотря на все свое незавидное положение. Это отчаяние, эта беззвучная мольба в глазах. Это понимание собственной ценности.

Вернее, полное непонимание. Она искренне стала считать себя обузой. Я взял ее, поддавшись мимолетному чувству жалости. Однако из драмы мы получили трагедию. Словно Аристофан написал "Облака" уже после "Апологии", самоубийства Сократа.

Вань уже не видел ничего вокруг. Последние силы ушли на то, чтобы открыть проклятую дверь, а затем он по стеночке, на ощупь двинулся вперед. И молился про себя всем Богам разом, чтобы следующей неровностью оказался спуск в подвал. Он не выдержит блуждания по коридору, сколько бы не твердил обратного купающейся в эйфории кислородного голодания мозг.

— "Вы заставите меня умереть на чужбине, лишенным всех утешений и, вместо всякого почета, брошенным в помойную яму, в то время как вас на моей родине будут сопровождать все возможные почести", — Продекламировал Саргон уже более внятным тоном прямо на ухо Ваню.

— Крик души Руссо к Вольтеру. Такова судьба всех людей, борющихся с неравенством во имя равных людей, выясняющих, кто же из них равнее, — Оруэлл должен был написать "ферму животных" лет на пятьсот раньше.

Он засмеялся безумным смехом, а затем продолжил:

"Я доказал, что ни один из пороков, приписываемых сердцу человеческому, исконно ему не свойствен". Знаешь, что ответил на это фернейский отшельник? Ха! "Ты этого отнюдь не доказал". Если это не так, то почему все вывернулось маленькой трагедией?

— В этом вся проблема и все спасение. Да… — Тише повторил он, — Вся проблема и все спасение.

Ноги окончательно отказали старику уже у порога, на спуске. Они рухнули вниз по ступенькам, покатились по лестнице в зал. Как ни странно, внутри еще оставалось достаточно кислорода, чтобы старик мог вдохнуть побольше воздуха, осторожно завозиться на полу. А потом отпрянуть в сторону, когда его глаза поймали на себе пустой взгляд хихикающей, совершенно целой и невредимой элами.

Она оказалась безумна. Окончательно и бесповоротно. Краткий контакт с душой Саргона позволил их разумам соприкоснуться, обменяться знаниями. Не более, чем одной десятой, но Айре хватило и этого. За короткое мгновение она успела осознать весь масштаб не только личности перед ней, но и бесконечного превосходства потока информации иного мира над ее собственным убогим существованием лягушки в колодце.

Милосердное тело моментально погасило ее разум.

— Вот поэтому, счастье — в неведении, — Саргон сказал это еще в полузабытье, не осознавая толком, что он делает и где находится. Лишь потом дымка перед глазами начала постепенно рассеиваться, очертания просторной гостиной, книжных стеллажей и кресла перед камином начали уходить, распадаться на отдельные не связанные между собой фрагменты. Пока его взор окончательно не прояснился, не окинул взглядом подвал с телами его друзей и соратников.

Осознание ударило по телу душной волной, слезы сами брызнули из глаз, горло сжал горький, отчаянный спазм.

"Снова. Я подставил, убил, позволил им погибнуть. Снова".

Крик не успел вырваться из раскрытого рта, когда милосердный удар кинжалом оборвал жизнь Саргона.