Глава 4

— Пошел вон отсюда, — Глухо бросил куратор, и Саргон с постыдной радостью последовал отданному приказу.

На выходе из чайного (чайного ли?) домика обеспокоенные товарищи забросали его расспросами. Попаданец же коротко и шепотом сказал, чем сейчас занимается Гвардеец. Сухо и в фактах, оставив личные домыслы при себе. Лишь предупредил остальных дышать через раз и держать рот на замке. То состояние, в котором находился их командир, вряд ли можно было назвать стабильным. Учитывая его силу, нарушитель спокойствия, вместо выговора или пинка, вполне мог оставить свой след на стене собственными мозгами и кровью.

Ксин вышел наружу спустя минут сорок. Бледное, без единой кровинки лицо воплощало собой настоящую маску безразличия, лишь глаза горели огнем темных обсидианов, да крылья носа раздувались так хищно, что всем вокруг становилось не по себе. Впрочем, он не обращал на подчиненных никакого внимания.

Лишь бросил сухим, шелестящим голосом приказ разобрать весь мусор, подхватил несколько найденных ранее кусков ткани, да спустился обратно. Без единого оскорбления или злости. Находился ли он в прострации или слишком боялся потерять контроль, сорваться на "бесполезной черни" с фатальным для них результатом, Саргон не знал.

В итоге, все то время, которое новобранцы потратили на зачистку (скорее разграбление) первого этажа и завалов вокруг самого домика, куратор провел внутри. Все работали сосредоточенно, молча, ожесточенно. И дело было отнюдь не только в Ксине. Погибший тоже являлся Гвардейцем Императора — слишком похожая одежда и тянущее, зудящее чувство от его Ци даже после смерти. Если этот Лань и уступал Чжэню в силе, то точно не на порядок.

Поэтому каждому в группе становилось не по себе от неизвестных заговорщиков, способных убить Гвардейца внутри вверенной ему территории. Да, с помощью предательства, подлых трюков, а также невероятной удачи. Но подобный инцидент слишком смердел чем-то невыразимо гадким.

Куда более гадким, чем даже политика. Здесь, в холодной, выветренной до камней и морозной пыли земле жизнь талантливого практика ценится куда больше, чем его принадлежность к столичным или провинциальным фракциям.

А значит, в Форте появились либо радикалы, либо террористы, либо предатели-демонопоклонники.

Ксин так и не позволил им приблизиться к телу или хотя бы просто войти внутрь. Работал сам. Сам вынес завернутое в тряпки тело, осторожно положил его в нишу, подальше от любопытных взглядов черни, сам прочел короткую, неизвестную ни одному из присутствующих молитву, сам прикрыл глаза покойному и положил монету ему в ладонь.

А потом сжег его одним небрежным, исполненным достоинства и внутреннего надлома жестом.

Он также выбрал место для могилы — недалеко от входа, но так, чтобы не помешать возможному строительству. Утонченный, исполненный достоинства и мощи Гвардеец лично вытаскивал сбитыми в кровь пальцами и обломанными ногтями куски кирпича, бил мечом твёрдую землю для упокоения праха, собранного в уцелевшую фарфоровую вазу, сваливал и утрамбовывал землю в холм на приметном месте.

Его облик давно потерял свою идеальность небожителя. Но таким Чжэнь лао сянь-шен выглядел гораздо более человечным, чем когда-либо еще.

Никаких слов прощания, сожалений и долгих взглядов. Он отвернулся в следующую же минуту. Будто бы и не было за его спиной лично насыпанного кургана. Будто он не оставил там часть самого себя.

После этого Ксин велел им расходится, а завтрашний день объявил днем самоподготовки. Никто не стал возражать, соглашаться или выдвигать свои предложения. Тем более — спрашивать Гвардейца о чем-то. Усталые люди просто поклонились своему командиру, после чего еще раз поклонились холму с прахом погибшего культиватора, а потом побрели обратно в казарму.

Первую половину дороги они все подавленно молчали, однако негатив мало помалу выветривался, после чего завязалось вялое обсуждение. Саргон в нем не участвовал. Парень, как он ни сочувствовал своему куратору, размышлял о более приземленных вещах. В конце-концов, жизнь продолжается, а Ксин иногда вел себя как полный ублюдок и это снижало градус сочувствия новобранцев на целый порядок. Кто-то, как Ма или Кань, даже втихую радовались его горю и мстительно ухмылялись.

Мало помалу, это настроение скрытого злорадства, подавленной радости на фоне чужой скорби распространилось и на всех остальных. Каждый из них испытывал некое внутреннее чувство удовлетворения от маленькой трагедии Ксина. Это урчащее чувство, чувство некой моральной победы над невыразимо более сильным, умным и сложным человеком злило и печалило Саргона.

Его товарищи вокруг как бы говорили: ты можешь быть сколько угодно лучше нас, но в смерти и скорби мы все равны. Так познай же, наконец, то, что мы испытываем ежедневно и ежечасно. Уродливое проявление низших эмоций, но он не мог и не хотел ничего с этим делать. Просто не видеть было бы достаточно.

"По крайней мере, у них хватило не такта даже, а банального чувства самосохранения, чтобы не говорить ничего крамольного. Только намеки, перегляды и кривые ухмылки. Кто знает, какой радиус действия у слуха Чжэня лао сянь-шена и не следует ли он сейчас за нами. Хотя рожи придурки корчат просто отвратительные. Вот уж действительно: загляните в душу свою и вы найдете там кладбище. А Ксин свое уже разыскал", — Мрачно подумал он.

Поэтому Айра удостоилась куда большего внимания Саргона, чем остальные. Особенно к концу пути, когда ее лицо стало морщиться, затем бледнеть, а потом она вообще едва не упала в обморок. Благо, попаданец вовремя бросил на нее взгляд и сумел подхватить под локоть. Шли они опять последними, поэтому никаких вздохов крамольным прикосновением он не вызвал.

— Что с тобой? — Прошептал он в ее сторону. Девушка повернула голову, остановила на нем подернутые поволокой боли глаза, а затем сделала к нему пару неверных, запинающихся шагов, навалилась на руку всем своим небольшим весом. Саргон хотел было возмутиться от такой лени, вот только элами явно не играла. Ей было очень плохо и больно. Черные пятна вокруг глаз еще сильнее потемнели, как будто охру подвели чернилами, зубы сжались до скрипа, а губы посинели.

— Где болит? Я сейчас… — Саргон моргнул. Он сейчас что? Никаких мыслей, кроме: "при пожаре — горите" в голову не приходило. В прошлой жизни он себя и до врача дойти не мог заставить, не то, что лечить, а в этой тело пока само справлялось.

К его облегчению, девочка лишь покачала головой. "Эта рабыня скоро будет в порядке". И действительно, ее прерывистое дыхание выровнялось спустя минуту-другую, а походка перестала быть тяжелой и неуверенной. Наконец, ей стало настолько лучше, что Айра заметила одну важную вещь: она до сих пор шла, вцепившись в руку хозяина, и висела на нем всем телом.

Невольница невольно пискнула, побледнела и поспешно отстранилась. И снова на ее лице мелькнуло тоскливое выражение, а плечи против воли напряглись в ожидании насмешек или наказания.

— Тебе нужна помощь? — Вместо этого спросил ее слегка обеспокоенный Саргон. И его рабыня вдруг почувствовала, как из глаз против воли текут слезы. О великие предки, как же она ждала, как же она надеялась, сначала явно, а потом втайне, в неясных мечтах, чтобы хоть кто-то задал ей такой вопрос. Чтобы можно было хотя бы один кэ, половину, четверть кэ побыть слабой и получить помощь. Чтобы не нести весь свой груз в одиночку.

— Появился еще один, — Невнятно из-за появившегося в горле комка сказала она, опустила голову и немного отстала от напрягшегося господина. Тот еще немного посверлил взглядом ее фигуру, после чего со вздохом отвернулся. Раньше она бы радовалась весь оставшийся день такой реакции. Тому, что ее оставили в покое. Особенно с такой деликатностью.

Сейчас разочарования и неясной просьбы внутри оказалось куда больше, чем благодарности. Почему так, не могла сказать и сама Айра.

Тем временем, Саргон и понятия не имел, какие бури происходили в душе невольницы с момента выхода из Насыпи и до настоящего момента. Все, чем он занимался — думал о своих насущных проблемах.

Картина Репина: "приплыли". Джентльмен в поисках десятки. Купил-выпил-в тюрьму. Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. Эти и другие идиомы ворочались в мозгу Саргона, занятом простой мыслью. Где бы взять денег, чтобы выплатить все положенные штрафы.

Особенно, ту сотню облачных юаней, которая была положена пострадавшему говное… глиноме… доблестному стражу Форта. Потому что господин распорядитель может подождать со штрафом до следующей волны, об этом ему сказал Камей. Или до послеследующей, если балду пинать и юани не зарабатывать. Все равно будут тупо вычитать. Максимум — Ксин разозлится и даст пинка.

А вот дорогой товарищ и соратник из соседнего отряда не упустит возможности макнуть в грязь ближнего своего. Хотя бы из зависти или мести.

"М-да, одни уроды кругом. И ведь других нет, надо работать с оставшимися. Как говорил незабвенный Венечка Ерофеев: "Надо чтить, повторяю, потемки чужой души, надо смотреть в них, пусть даже там и нет ничего, пусть там дрянь одна — все равно: смотри и чти, смотри и не плюй…" А то плюну — и еще один штраф выпишут. Лишь бы на новобранцах навариться. Штрафы ведь утраивают в пользу Форта".

Саргон вздохнул. Дух авантюризма в нем советовал решить проблему как-нибудь по-другому: попытаться объегорить придурка, запугать его, тем или иным образом хакнуть систему. С другой стороны, дух реализма предлагал просто найти деньги, дух ригоризма заболтать либо пострадавшего, либо его отрядного командира, либо доверенное лицо, а дух алкоголизма — нажраться как свинья с Камеем, петь песни, пить новый шмурдяк made by Юншэн и культивировать.

К тому же, ему не давала покоя и еще одна сложная ситуация, в которой он вдруг оказался. Совершенно неожиданно нашёлся ритуальный камень для алтаря. Саргон поморщился, когда перед глазами в очередной раз всплыло непрошеное сообщение. Хорошо хоть после ухода с Насыпи.

Не сдержал бы лицо — и куратор порвал бы его, как Ельцин — партбилет. Потому, что "сердце алтаря" находилось внутри той конструкции, на которой убили Гвардейца. Попаданец не знал, как вообще заговорить об этом, не то, что выпросить.

"Он мне голову не оторвет за одну просьбу? Скорее да, чем нет. Блин, ну что за засада? Хуже, чем крест из-под Христа просить. М-да. Хотя торговали же палачи в средневековья частями тел осужденных? Или, вон, бабки-вязальщицы из времен Французской Революции макали платок в кровь убитых прямо в парламенте, а потом обсасывали его. Блин, куда-то не туда мои мысли свернули. Дерьмо. Может Ксину подарить что-нибудь? В обмен, ага"

Занятый своими делами, он так и не удосужился расспросить Айру поподробнее насчет ее странного поведения. А по приходе в казарму, тут же оказался сагитирован десятником на предмет похода к господину распорядителю. Сначала Саргон только кривился и отрицательно качал головой. Но лишь до того, как Акургаль объяснил истинную причину похода к нему.

— Там есть помещение, где хранятся тела убитых демонов. Мы пойдем потрошить этих тварей. Не волнуйся, я научу тебя, что им отрезать и как. А одежду рабыня отстирает!

— Да ну нахрен!

А потом он назвал другую истинную причину.

— Ты забыл, что части тел демонов можно загнать за неплохую сумму? — Десятник приобнял мальчишку за плечо и продолжил интимно шептать ему на ухо мечтательным тоном описание расчлененки:

— Вскроем хорнам живут, пошуруем там, мож безоар найдем. Яйца отрежем, когти отдерем. Потом, значит, вскроем им черепушку. Только глаза сначала ложками выдавим. Черепушка, кстати, у этих проказников больно толстая, но есть одно место…

"Если ты не прекратишь портить мне аппетит перед ужином, я сам покажу тебе одно место. Такое же неприятное", — Пробурчал про себя Саргон, но без особой злости. Он уже понял, к чему клонит его командир: к грязному труду и бессовестной эксплуатации детей. Но зато вполне себе оплачиваемой.

"М-да. Вьетнамские дети плакали, но продолжали шить найки. Черт возьми, я согласен!".

— Можно, конечно, и так туши сдать, — Задумчиво поскреб щетину десятник, — Но монет совсем мало отсыпят, а один я слишком долго буду возиться. Так что пойдем ты, я и Камей. Остальным дела я раздам.

— Ладно. Только я возьму с собой Айру, — Решил Саргон.

"Прости, но оставлять тебя здесь слишком опрометчиво. Мало ли. Вдруг опять попытаешься в обморок грохнуться. Там потом половина отряда будет выть от ужаса, а другая — радоваться и организовывать фестиваль песен и плясок. А там, может она новый Джек Потрошитель и мне вообще демонюк резать не придется.

По крайней мере, хоть чем-то да поможет. К тому же, с элами рядом меня стараются обходить стороной. Довольно удобно, если так посмотреть. А еще раз встревать в драку мне не хочется".

Десятник отговаривать его не стал. Лишь взглянул, как на юродивого, да рукой махнул. Дескать, что с ним делать, мамка в детстве его головой сваи забивала, а батя как подпорку ставил.

Так и пошли.

— Да продлит божественный Митра дни господина распорядителя! — С порога поприветствовал старика Акургаль.

Скучающие за столом охранники подозрительно на него посмотрели, но ничего не сказали, лишь отвернулись и продолжили с самым сосредоточенным видом мять фигуры от бел-накбу пальцами. После секундной запинки слова приветствия повторили и Камей со Саргоном. Элами просто поклонилась, но с рабов и спрос другой. Вменять им в обязанность еще и знание тонкостей вежливого обращения было бы непродуктивно.

— Да-да, проходи, десятник, — Махнул рукой завскладом, рассматривая голубой кристалл у себя в руках, — Ты по делу, или, как обычно, слоняешься возле еды?

— По делу, — Ярко и насквозь фальшиво улыбнулся командир. Саргон и забыл про эту его сторону. Когда надо, Акургаль вполне мог лебезить или подлизываться. Логичный, но не самый приятный осознания факт. Слишком хорошо у него получалась угодливая улыбка.

— Ну по делу так по делу, — Усмехнулся старик. Камень в его руке засветился мягким бирюзовым оттенком, а следом вновь потускнел.

— Пришел потрошить хорнов и других набитых вами тварей, верно? Да-а, давно я такого не видел. Одним отрядом перерезали монстров больше, чем остальные новобранцы вместе взятые. Хотя был в мое время… Словоохотливый старичок разразился какой-то длинной, запутанной и никому не интересной историей.

Спустя какие-то десять минут Саргон уже был готов проклясть хоть себя, хоть его, хоть хоть табурет под местным прапором, чтобы тот сломался под его костлявой задницей, когда кристалл в руке господина распорядителя едва слышно загудел. Тот спохватился, начал лить на него воду и мгновенно потерял интерес к посетителям.

— Иди вдоль стеллажей во вторую дверь слева. В первой уже орудуют оборванцы из четвертого отряда.

Господин распорядитель поднял глаза от своей находки, мазнул равнодушным взглядом по двум новобранцам, поморщился при виде элами, а затем снова стал исследовать кристалл, взяв со стола какой-то аналог плоскогубцев. Теперь он был не настроен на беседу, что и почувствовал Акургаль.

Коротко поклонившись, трое бойцов и одна рабыня молча развернулись и пошли в указанную сторону сквозь товарные ряды. Попаданец лишь вздохнул, рассматривая фиалы и амфоры на стеллажах: всевозможные зелья, настойки, масла и даже алкогольные напитки стоили так дорого, что даже не имели ценников. Учитывая продажу всяких кореньев или еды за цены, редко превышающие тридцать-сорок облачных юаней, подобная политика не могла не расстраивать.

"Если бы не куча долгов, может я бы сумел купить здесь что-нибудь. Все же юаней у меня скопилось бы просто аномальное количество. М-да. Зато теперь я нищий с ипотекой, а также горящим долгом перед микрозаймами", — Хмуро подумал он.

Впрочем, мало кто из новобранцев позволить купить себе что-то подобное с дорогих стоек. Видимо, эти вещи закупали или прибывшие с командующим форта гвардейцы, или самые бережливые из десятников. Ну или новобранцев, в кои-то веки сорвавших куш.

"А ведь как уменьшились бы потери, дай нам тогда, перед первым еще боем, вместе со стимулирующим корнем хотя бы восстанавливающую настойку перед боем. Да и после…" — Грустно подумал Саргон.

Восстанавливающая настойка имелась лишь у Акургаля, но тот берег ее так ревностно, что не использовал ни в одном из боев ни одной из реальностей. К сожалению, ценность людей в этой крепости явно ставили ниже ценности некоторых вещей или продуктов.

— Хватит вертеть головой, Саргон. А то стражники подумают, что ты решил свистнуть пару амфор. Сам понимаешь, они даже разбираться не станут: просто свистнут цзянем по твоей цыплячьей шее. Тебя, Камей, это тоже касается. Я вижу, как ты пялишься на бутыль с байцзы. Поверь мне, то что в тебя вольют после допрос, будет совсем не горячительным напиток. И вам уже достаточно приключений по пьяни.

— Да понял я, понял. Ты уже говорил, — Пробурчал бывший бандит, морщась от боли в отбитых куратором ребрах.

— И повторю еще раз. А то у вас в ухо влетит, и с газами выйдет, — Командир взялся за потрескавшееся от времени дерево, отодвинул массивную дверь в сторону. Сразу за ней оказалась небольшая площадка, от которой вниз вела длинная винтовая лестница. Узкие, потемневшие от времени ступени, полное отсутствие перил, тревожный полумрак внизу.

Десятник лениво осмотрелся, зевнул, поскреб щетину на своем подбородке, после чего двинулся вниз. Камей с Саргоном, неуверенно переглянувшись, тоже начали спуск вслед за своим начальником. Никто не заметил, как невольница позади них согнулась пополам и едва сдержала рвотный позыв, а затем схватилась за голову и закатила глаза так глубоко, что виднелись одни белки. Впрочем, приступ прошел также быстро, как и начался, после чего Айра кое-как догнала хозяев на середине пути.

Было холодно. Мрачные, покрытые изморозью стены, редкие факелы, чадящие едким дымом несмотря на свою магическую природу, калейдоскоп теней, пляшущих от фигур идущей троицы. Двум новобранцам стало откровенно не по себе от этого неприятного места. И хлопнувшая позади них дверь совершенно не прибавила им храбрости и душевного комфорта.

Саргон зябко поежился, слушая как отдается тоскливым эхом каждый их шаг по старой, сделанной из дрянного железа лестнице. От наледи на ступенях скользили ноги, поэтому приходилось двигаться осторожно, тщательно нащупывая дорогу. Опираться на стену, как Камей, попаданец не рискнул — крупный, сверкающий льдинками мох, что рос на камнях, не внушал ему никакого доверия.

— Ну и местечко, — Угрюмо бросил бывший бандит, обхватив себя за плечи. После каждого слова из его рта вырывалось облачко пара, — Навернешься отсюда — и не найдет никто. И зачем я только согласился?

— За надом, — Отрезал Акургаль, — Если Саргону не хватит собственной выручки — добавишь со своей доли. Хотя по уму нужно было на тебя долг и повесить, — Бурчал он, — Как будто я не знаю, кто подбил парня на такие подвиги.

И вообще, не хочешь упасть — смотри под ноги. С умершего на лестнице кретина будет справедливо ржать вся крепость. Как и с его десятника. Мне за это еще и довольствие урежут. Так что если кто-то из вас, оглоедов, захочет вдруг спрыгнуть вниз, пусть лучше сразу готовит свою шею — я засранца и на том свете найду. Да и на Запад такого болвана никто не пустит.

Акургаль вдруг замолк, и попаданец с трудом успел остановится, едва не врезавшись в широкую спину провожатого. Толкать замершего на ступеньке десятника было чревато. Еще подумает, что неблагодарный мальчишка испугался угроз и решил сам спихнуть командира вниз. Однако, разглядев ЧТО скрывалось в просторном зале, бывший житель Земли и сам застыл на месте.

Тела. Десятки, даже сотни тел разной степени сохранности. На каких-то грубых холщовых полотнищах вповалку лежали люди вперемешку с хорнами, и неверный свет факелов отражался в их пустых, стеклянных глазах. Лица искаженные отчаянием, страхом, удивлением, обреченностью. Застывшие в свирепой гримасе морды демонов. И те и другие несли печать вечности. Смерть уравняла их.

Единственное, что сделали неведомые носильщики — это избавили трупы от всякой одежды. Мертвые тела оказались ничем не прикрыты, так что попаданец легко мог увидеть раны с черной, давно свернувшейся кровью, стесанные лица, отсутствующие конечности или даже головы.

Иногда, впрочем, на подстилках, вместо целых мертвецов, лежали какие-то куски или обрубки, собранные в гротескные, лишенные всякого смысла фигуры. И в одной такой сборке, среди мешанины тел, Саргон с содроганием узнал Сяня. Его голова вместе с фрагментом торса валялась у края стены, совсем недалеко от впавшего в ступор новобранца.

— Пошли, — Тихим голосом скомандовал Акургаль, мягко тронув за плечо оцепеневшего попаданца, — Нечего вам пялиться… на всякое. Трофеи нашей команды вон в том квадрате.

Попаданец повернул голову и только сейчас заметил какую-то систему в расположении тел. Помимо основной массы коченеющих трупов, валяющихся кто где, на полу выделялись и относительно ровные участки, где умерших хотя бы попытались сложить ровно. Над такими квадратами висели мелкие таблички с выцарапанными на них цифрами. Номер отряда и количество "трофеев". Людей в таких вот кучах не было — только демоны.

Зато люди имелись на другой стороне. Там организовали нечто среднее между стрельбищем и моргом прошлого мира: не меньше сотни метров пустого пространства, на конце которого стояли ржавые железные колья, висели крючья и даже виднелась пара крестов. У входа на площадку с правой стороны оказался свален целый штабель промороженных тел, людей и монстров в перемешку.

С левой стороны, наоборот, стояло несколько столов, каких-то неизвестных приспособлений и странных, не предназначенных для подобного места предметов, вроде коврика для медитации или набора игл. Там тоже имелись тела, но уже другой температуры, отчего в огромном помещении довольно сильно воняло мертвечиной.

— Подожди! Куда мы… А как же Сянь? — Каким-то потерянным голосом спросил десятника Саргон. Он на секунду остановился перед тем, что когда-то было живым человеком, — Мы так и оставим его здесь? Как свиную тушу в лавке мясника?! И почему он вообще здесь? Я думал, трупы выбрасывают в Бездну!

— Выбрасывают. Но не все. Ты вообще в курсе, сколько в Форте погибает человек каждую волну? — Мрачно отозвался Акургаль. По нему было видно, насколько тяжела и неприятна эта тема, однако попаданец не собирался ее отпускать.

— Что он здесь делает?

— Они собирают тела. На опыты. Откуда-то же должны брать ингредиенты и тела для опытов культивации. На животных особо не потренируешься, а вот бить техниками по трупу и смотреть на повреждения — за милую душу. И не надо так на меня смотреть, практикам нужно не так уж много, но если они таким образом станут сильнее — ты первый побежишь кланяться им и благодарить.

— Не побегу..!

Таким образом они препирались еще несколько минут. Камей, в кои-то веки молчал. Лишь мрачно оглядывал комнату с трупами, да зябко дергал плечами. Акургаль же мягким, понимающим тоном постепенно увещевал Саргона. Тот не хотел принимать такую реальность, где их товарищ лежит, не то как манекен, не то как учебное пособие, но…

В прошлом мире медики тоже учились на трупах. А у умирающих людей забирали органы, чтобы отдать их еще живым. Ему мерзко было видеть такую сторону, но это извечная моральная дилемма. Здесь, в Форте, по крайней мере он мог видеть насущную необходимость подобных мер.

Однако стыд от того, что так легко дал себя уговорить, забыть о чувствах отца и брата Сяня, никак не желал оставлять Саргона.

— Давай уже, дуй туда. Мы здесь не за этим. Раз ты такой брезгливый, то иди, и принеси мне инструменты, — Пробубнил Акургаль после формального согласия мальчишки.

— Инструменты? — Попаданец со стыдливым облегчением отвел глаза от трупа сокомандника и осмотрелся по сторонам.

— Вон, на стене висят. Шевелись уже, я не хочу провести весь вечер пластая хорнов.

Стас вздохнул, и покорно снял с крючка небольшой мешок с торчащими из него орудиями. Какая-то пила, молоток, остро заточенный нож, уже виденные у старика наверху плоскогубцы…

Когда трупы вокруг вдруг издали жуткий хрипящий вздох. Как будто делали выдох. Или возвращались к жизни.

Истошный крик Айры позади только усугубил его ужас.

Загрузка...