Обретая тебя

Глава 26

Джоанна

Всю дорогу до фермы Линкольн молча смотрел в пассажирское окно. Я включила радио, чтобы нарушить тишину и дать ему немного пространства.

Из окна ресторана я видела, как Линкольн склонился над кузовом своего внедорожника. Когда я вскочила, чтобы подойти к нему, Финн умолял меня остаться.

«Позволь ему сохранить достоинство», — просил меня Финн.

После этого я не была уверена, что именно произошло, но предположила, что это была паническая атака. Часто ли у него такое случалось? Было ли это плохо или бывало ещё хуже?

Удар в сердце заставил меня прикусить нижнюю губу. Предполагая, что Линкольн не хотел об этом говорить — он определенно был из тех, кто «закапывает это дерьмо и делает вид, что этого не было», — я подпевала радио и рассеянно водила правой рукой вверх-вниз по его мускулистому предплечью.

Лишь когда мы свернули на просторную подъездную дорожку к мистеру Бэйли, напряжение стало покидать тело Линкольна.

Припарковав его машину рядом со своей, я выключила зажигание и повернулась к нему.

— Хочешь посмотреть, что я сделала с Коттеджем № 2, или ты хотел бы побыть в одиночестве?

Линкольн посмотрел на меня так, словно был сбит с толку. Его кобальтовые глаза блуждали по моему лицу, и когда он прочистил горло, в его голосе снова появилась легкая игривость.

— Я хотел бы увидеть это.

Вместе мы направились к моему коттеджу, и Линкольн удивил меня, проведя рукой по моему предплечью, переплетая наши пальцы. Тепло его ладони прошло сквозь меня, и я почувствовала, как сжался мой центр. Я наклонилась плечом ближе к нему.

Открыв дверь, я позволила Баду пронестись мимо нас с диким лаем. Я рассмеялась, когда он тявкнул и начал кружить вокруг коттеджа. Ему очень нравилось исследовать окрестности здесь.

Войдя в коттедж, я включила небольшой кухонный свет. Он осветил крошечное пространство, и я широко улыбнулась. Полы были облезлыми по углам, но блестели, нигде не было ни пылинки. Я даже нашла небольшой кувшин и наполнила его белыми и фиолетовыми полевыми цветами, чтобы поставить на стол. Хоть это выглядело причудливо, я нашла это довольно очаровательным.

— Выглядит великолепно, Джоанна, — его голос был по-прежнему хриплым и немного тяжелым.

— Похоже на то, — выдохнула я. — Мне нравится эркерное окно, из которого открывается вид на воду. Это определенно моё любимое место.

Я подошла к окну и увидела, как Бад гоняется за белкой, и подавила смех, когда он споткнулся о свои собственные четыре лапы.

Линкольн двинулся позади меня, прижавшись своим мускулистым телом к моей спине. Твердые выступы его пресса и бедер упирались в меня, когда я откинулась назад и склонила голову набок.

Его нос скользнул вверх по моей шее, вдыхая запах. У меня между ног разлилось тепло, и я сжала бедра вместе. Этот мужчина с его землистым сосновым ароматом был раем.

— Ты превратила грязное темное пространство во что-то прекрасное. Ты всегда и во всем видишь хорошее?

Я обдумала его слова.

— Внутри всегда есть что-то хорошее, — я пожала плечами. Я не была уверена, что мы все еще говорим о коттедже, но слова звучали правдоподобно.

— Надеюсь, — прошептал он. Линкольн провел ртом по моей шее, оставляя нежные дразнящие поцелуи на коже.

Тихий стон вырвался из меня, когда его поцелуи разожгли мое желание. Я повернулась к нему лицом. Его крупная фигура возвышалась надо мной в тускло освещенном коттедже, и я могла видеть, что его темные брови все еще были нахмурены. Его плечи тяжело опустились. Линкольн прижался своим лбом к моему.

— Моё второе любимое место коттеджа — это ванна, — сказала я. — Ты выглядишь так, будто тебе не помешало бы расслабиться.

— Хммм, правда? — спросил он низким голосом.

— Давай разведем костер, может быть, выпьем немного вина и искупаемся. Что ты об этом думаешь?

Линкольн крепче обнял меня за талию, глубоко дыша.

Я поднесла руку к его лицу, вглядываясь в его глаза. Провела большим пальцем по складке его брови и поцеловала в щеку, прежде чем направиться в ванную.

Когда вода была настолько горячей, насколько возможно выдержать, я добавила английскую соль, которую использовала, чтобы снять боль в мышцах, и немного пены для ванны, которую купила ранее в городе. Тем временем Линкольн впускал Бада обратно в коттедж.

Я выскользнула из одежды, отчаянно жалея, что не переоделась в сексуальное белье, которое купила. Пока я натягивала рубашку через голову, в ванную вошел Линкольн с бутылкой «Шираз» и двумя пластиковыми стаканчиками. Его голодные глаза блуждали по моему телу. Пристальный взгляд должен был заставить меня чувствовать себя неловко, но я ощущала себя красивой и желанной.

Не отводя от меня глаз, Линкольн поставил вино и расстегнул штаны. Он позволил им соскользнуть на пол. От наблюдения интимного шоу раздевания у меня между лопаток стекала капля тепла.

Его широкие ладони скользнули по твердым краям пресса, когда он просунул их под пояс своих черных трусов-боксеров. Его толстый член вырвался на свободу, и мне понадобилось всё моё мужество, чтобы не сломаться прямо здесь и не умолять о нем.

Набравшись смелости, я подошла к нему и положила руку ему на грудь. Покружив вокруг него и взглянув на его великолепное мускулистое тело, я спросила:

— Большая ложка или маленькая (прим. фраза используется для обозначения положения двух людей, прижавшихся друг к другу)?

Он повернул голову набок и вопросительно посмотрел на меня.

— Эм… я не думаю, что когда-либо был столовым прибором, — застонал он, когда моя рука скользнула по его твердому члену, но не дала желаемого давления.

Очевидно, этого мужчину никогда не обнимали, и это было издевательством.

— Хорошо, большой парень, залазь. Ты будешь маленькой ложкой, — улыбка заиграла на моих губах, когда я шлепнула его по заднице. Я понятия не имела, откуда взялась эта наглая, уверенная в себе девушка, но я любила ее.

От души рассмеявшись, Линкольн осторожно шагнул в теплую, наполненную пузырьками ванну. Сама ванна была старой и крошечной, большую ее часть занимало его крупное тело, колени торчали из воды. Я скользнула за ним, устроившись на изгибе ванны.

Я потянулась вперед, прижимая его туловище к своей груди. Мои соски напряглись от удовольствия, и хитрая улыбка, которую он бросил мне через плечо, дала мне понять, что это не осталось незамеченным.

Несколько мгновений мы сидели в комфортной тишине, позволяя теплу и пару проникать в наши тела. Линкольн провел руками по моим икрам, а я прислонилась головой к его плечу. Я почувствовала, как его тело избавилось от напряжения, которое было в нем все это время, и вдохнула его мужской запах.

Я провела вверх влажными пальцами по боку его торса, и он быстро втянул воздух, а пресс напрягся.

— Щекотно? — ухмыльнулась я.

— Может быть, совсем немного, — признал он.

Я продолжала прослеживать прерывистые линии татуировок и шрамов, которые покрывали его ребра и поднимались вверх по спине.

— Ты можешь спросить об этом, ты же знаешь, — грудью я чувствовала, как его глубокий голос прогрохотал и проникал в меня.

Я тщательно подумала. Его ребра, торс, бедро, спина и рука были усеяны длинными глубокими линейными отметинами и еще более короткими овальными шрамами. В тесноте ванны я могла видеть, как шрамы поднимались по его шее, исчезая за линией роста волос. Я поцеловала его в затылок, в одну из самых глубоких отметин.

Через мгновение я ответила:

— Я хочу знать только то, чем ты хочешь поделиться.

Он глубоко выдохнул.

— В этом вся проблема, — сказал он, — ты заставляешь меня хотеть рассказать тебе все.

Услышав его слова, я притянула его ближе к себе, обхватив ногами стройную талию.

— Тогда ладно, — я обвела пальцем нечитаемый текст, находившийся на его бицепсе. — Что здесь было написано?

Его рука накрыла мою, прижав ее к своей коже.

— На самом деле это то, что однажды сказал мне мой отец, — его голос был тихим, и я замерла, надеясь, что он продолжит.

— Раньше он говорил: «Ничто из того, что ты можешь сделать». Однажды я поговорил с папой о том дерьме, в которое попал за границей. Ничего особенного, но он знал, что это тяжело для меня, для всех нас. Однажды он сказал мне: «Ничто из того, что ты можешь сделать, не заставит меня любить тебя меньше». Я не знаю… это действительно застряло во мне.

— Это красиво, — горячие слезы наполнили мои глаза, и я прижала язык к нёбу, чтобы они не пролились. — Я виделась с ним, ты знаешь. Он был таким добрым человеком, — я прижалась щекой к плечу Линкольна.

Когда он наклонил голову в мою сторону, я продолжила:

— Когда мы с Финном учились в колледже, за год до его смерти, мы часто ужинали вместе, ходили на рыбалку и тому подобное. Твой отец был тем, кто научил меня узлу Олбрайт. Я постоянно использую его, думая о нем. Он так гордился тобой, Линкольн.

Он погладил мою руку, притягивая ее ближе к своему телу.

— Мне помогло то, что частичка его была со мной, особенно после его сердечного приступа. Вот чем были большинство этих татуировок — символами, словами… частичками важных для меня людей, людей, которые помогли мне выбраться оттуда живым.

Мыльная рука Линкольна накрыла мою, посылая теплое трепетание по моей груди. Затем он перевернул свою руку, положив свое обнаженное предплечье поверх моего у себя на животе.

— Эта, — он склонил голову к испорченной, едва узнаваемой татуировке крыльев Валькирии, — значила для меня больше всего.

Он слегка переместил свое тело так, чтобы он мог смотреть прямо на меня.

— Джоанна, — продолжал он, — я сохранил каждое письмо, которое ты мне написала.

— Правда? — я едва могла произнести слова — с трудом верила в них, — но мое сердце забилось быстрее от услышанного.

— Да. Но когда ты рассказала мне историю Валькирии, я понял, что должен сохранить частичку тебя при себе. В первый же отпуск я нашел тату-салон.

Набравшись смелости, я спросила:

— Почему ты не исправил ни одну из татуировок?

Линкольн выдохнул.

— Я узнавал. Перекрытие шрама татуировкой может быть сложным процессом, в лучшем случае рисунок может поплыть. Но теперь я думаю, что это просто отражение того, кем являюсь.

— Это не вся твоя история, Линкольн. Ты должен помнить об этом, — сказала я. С каждым влажным поцелуем на его шее я нуждалась в том, чтобы он чувствовал эмоции, исходящие из меня. Я больше не могла повторять себе, что это была детская влюбленность. Я сильно и быстро влюблялась в этого мужчину, и я хотела его всего — сломленного, покрытого шрамами, забавного, доброго — всего этого.

Линкольн поднес руку к моему лицу, нежно целуя меня. Его поцелуй стал глубже, и все мое тело загорелось желанием. Кем была эта девушка? Эта девушка, у которой был обнаженный чертовски сексуальный мужчина, которая устроила горячий сеанс поцелуев в ванне? С недавно обретенной смелостью я повела бедрами в сторону, чтобы выскользнуть из-за спины Линкольна.

Я перекинула через него ногу, тем самым оседлав его. Сквозь теплую воду я почувствовала, как толстая длина его члена двигается между складками моей киски. Я пошевелилась, прижавшись к нему своей влажностью, и была вознаграждена глубоким стоном, пока он углублял поцелуй.

Возможно, я не была той девушкой, которую желали мужчины, но сейчас он был здесь, и я была чертовски уверена, что не собираюсь тратить время на размышления об этом.

— Линкольн, — выдохнула я, — я хочу, чтобы ты был внутри меня.

Зарычав, он потащил меня за собой из ванной и бросил на кровать.

· · • ✶ • • • · ·

— Нам действительно нужно подумать о том, чтобы вытереться, прежде чем мы снова займемся сексом, — игривый Линкольн вернулся.

Я оглядела промокшие простыни и коснулась своих влажных спутанных волос. Смех пронзил меня.

— Наверное, ты прав.

Всё ещё запыхавшийся, Линкольн перекатился на спину, увлекая меня за собой. Наши мокрые тела по-прежнему были прижаты друг к другу, и я чувствовала его твердую длину у себя на животе. Ненасытный.

— Хорошо, что у нас есть и мой коттедж, — сказал он. — Хочешь немного отдохнуть?

Я кивнула, собрала одежду и последовала за Линкольном обратно в его коттедж. Все это время я не могла стереть с лица влюбленную улыбку. Я могла бы привыкнуть к тому, что каждую ночь я оказываюсь в его сильных объятиях.

Когда напряжение дня, наконец, покинуло тело Линкольна, я прислушивалась к его медленному и размеренному дыханию, пока он засыпал. Я зажмурила глаза, желая, чтобы этот момент длился вечно.