Обретая тебя

Глава 31

Линкольн

Я заслужил глухой щелчок двери коттеджа Джоанны, когда она закрыла ее за мной. Тяжесть на моих плечах и жжение в челюсти были ничем по сравнению с чувством опустошенности, поселившимся в моей груди.

Я был в ярости. В ярости от того, что я так долго тосковал по этой девушке. В ярости от того, что она была больше, чем я когда-либо ожидал, больше, чем я заслуживал. В ярости от того, что она проникла мне под кожу и заставила меня представить возможность разделить с ней жизнь.

Пятнадцать метров между ее коттеджем и моим было недостаточно. Я хлопнул входной дверью так сильно, что трещина расколола маленькое окно.

Чертовски здорово.

Я прижал тыльные стороны своих избитых ладоней к векам, морщась от острой боли в распухшей брови. Я пытался забыть боль, которая отразилась на лице Джоанны, когда я отстранился от нее. Боль, которую я причинил, будучи бесчестным и гребаным трусом.

Когда я выплюнул ей свои слова, она с такой готовностью поверила им. Но когда-нибудь она поймет, что я сделал ей одолжение. Я дал ей шанс на жизнь, которую она заслуживала. Появится какой-нибудь новый засранец и будет боготворить её. Он будет добрым и стабильным. Этот мужчина подарит ей дом с рыжеволосыми младенцами, выросшими на реках Монтаны. Ему не придется сражаться ни с какими демонами или оправдывать проступки, совершенные во имя долга. Этот мужчина будет любить ее телом и душой, а я буду ненавидеть его всеми фибрами своего существа.

· · • ✶ • • • · ·

Облегчение разлилось по моим венам, когда спустя три дня Джоанна так и не выехала из соседнего коттеджа. Это был особый вид пыток — знать, что она так близко, думать, все ли с ней в порядке, но не иметь возможности убедиться. Способность Джоанны избегать меня была шокирующе впечатляющей.

Без каких-либо свидетелей, желающих выступить против, Дек сказал, что мне повезло, и я избежал каких-либо обвинений, но не должен лезть в неприятности и какое-то время залечь на дно. Когда я шел по Мэйн-стрит к офису, мне несколько раз понимающе кивнули, и, несмотря на их благие намерения, реакция нашего общества, принявшее мою ярость без последствий, оставила у меня ощущение коррумпированности.

Стыд захлестывал меня каждый раз, когда кто-то сжимал мою руку и жадно выпытывал информацию. Жители нашего маленького городка заботились о своих, а Джоанну считали за свою. В их глазах я защищал ее от нападавшего, но я знал правду. Я потерял контроль. Сталкиваться с их добрыми словами было невыносимо, поэтому я погрузился в работу на ферме. Я починил провисшие ступени крыльца и задраил разбитые окна, которые требовали замены.

Поскольку я был гребаным трусом, я позволил Финну взять на себя все дела и вообще избегал всех. На ферме я надрывал свою спину, коля дрова в течение часа. Я уложил поленья плотно, достаточно близко к черному входу в Большой дом, чтобы у старика Бейли было много дров и ему не приходилось таскать их слишком далеко. Я бы принес их прямо в его дом, но он чертовски упрям и только бы поспорил со мной по этому поводу. Я мог понять его потребность быть самодостаточным, поэтому оставил их на заднем крыльце, где он мог нести их сам.

— Ты уже закончил с этим? — задняя дверь со скрипом открылась, и сквозь москитную дверь показалось суровое лицо старика.

— Да, сэр, — я со стуком поставил еще один кусок.

— Я не говорил о дровах, сынок, — он прислонился к двери.

Я посмотрел на него. Старик был местной легендой. Он тоже был ветераном, с честью и удовольствием служил своей стране. На улицах магазинов в городе другие мужчины вспоминали его храбрость и истории его участия в активных боевых действиях. Несмотря на его репутацию вспыльчивого человека, все уважали его как старейшину в нашей общине.

Он по-прежнему шел с высоко поднятой головой, лишь слегка сгорбив плечи, когда направлялся к стулу на крыльце. Годы были к нему благосклонны, и, несмотря на боль в коленях и потерю слуха из-за работы танковым механиком в морской пехоте, он за словом в карман не лез. Он также мог бы постоять за себя, если нужно. «Старик сильный», — однажды сказал Финн. Я полагал, что годы активного образа жизни, работы на ферме и того, что он не позволял себе быть слишком мягким, сработали в его пользу.

Я продолжал атаковать бревна, но мистер Бейли пригвоздил меня взглядом.

— Господи, парень. Сделай перерыв, прежде чем убить себя.

Он сунул руку в карман и поднес к губам маленькую фляжку, а затем, предлагая, протянул её мне, и я сделал большой глоток. Бурбон. Бурбон в одиннадцать утра.

Я почувствовал острый ожог спиртного, но вскоре он сменился пустотой. Я понял, что это была пустота от тоски по Джоанне, и она разъедает мои кости, после чего останется со мной навсегда.

Я ненавидел себя за то, что сделал с ней. Я украдкой взглянул на ее коттедж, довольный аккуратно сложенной кучей дров, которую оставил у входа. Она могла быть чертовски сильно зла на меня, но, по крайней мере, я знал, что она не замерзнет до смерти.

— Это то, о чем я думал, — мистер Бейли ухмыльнулся, когда заметил, что я смотрю на второй коттедж.

— Хм-м.

— Я ходил той дорогой, по которой ты идешь, сынок, и она трудна, — он посмотрел на воду, окружающую участок, покачал головой и сделал еще один большой глоток из фляги.

— Когда Лотти умерла, — продолжил он, — я облажался. Я вырыл себе сердитый маленький окоп и отказывался подняться глотнуть воздуха.

Пошатнувшись от его слов, я приложил остриё рубящего орудия к своим ботинкам.

— Вы были женаты?

— Ах, да. И она определенно была чем-то. Она сидела на скамейке в парке и ждала своего друга, когда я проехал мимо нее на своем старом уличном мотоцикле «Хонда 125». Развернул эту штуку прямо около неё и спросил, не хочет ли она прокатиться, — его улыбка, которая почти никогда не появлялась, достигла его сморщенных глаз. Он слегка кивнул, вспоминая.

— И она сказала да, я так понимаю? — мне было любопытно узнать больше о человеке, который принял меня, но никогда не рассказывал о себе.

— Нет, черт возьми, — он усмехнулся. — Она только переехала в город, ей было всего пятнадцать лет, а мне семнадцать, и я уже имел репутацию. Мне потребовалось пять месяцев, чтобы убедить ее отца, что я достоин свидания. Мы поехали кататься, я купил ей рожок мороженого и отвёз домой. Хотя я упустил ту часть, где пытался сломать свой мотоцикл по дороге к дому, — он подмигнул мне и снова засмеялся.

Я был ошеломлен. Старик Бэйли был известен своей суровостью и пугал достаточное количество маленьких детей, когда отправлялся в город.

— После этого мы с Лотти были неразлучны. Она осталась со мной, когда я поступил на военную службу. Черт, я женился на ней, когда ей было шестнадцать, чтобы она могла поехать со мной в Калифорнию. Её отец был зол из-за это, но они знали, что она всё равно сбежит, если они скажут ей «нет», — он рассмеялся при воспоминании о своей покойной жене.

Мистер Бейли снова повернулся ко мне и похлопал себя по колену.

— Ну, это не мое дело, парень, но я видел, как вы двое здесь хихикаете. Она хороша для тебя, приносит ту легкость, которая тебе нужна.

— Да, что ж, мы не вместе. Больше нет, — стыд, пронзивший меня насквозь, заставил опустить глаза к своим ботинкам.

— Я слышал, что ты сделал для неё. Эти двое получили по заслугам.

— Это ерунда, — мои руки задрожали. Мне нужно было поговорить о чем-нибудь — о чем угодно.

— Ну, если ты думаешь о ней, но не можешь понять, как говорить о ней, это не ерунда.

Я провел рукой по коротким волосам на затылке и выдохнул.

— Да, хорошо. Все кончено.

Мистер Бейли поднялся со стула, расправив плечи. Его холодные глаза встретились с моими.

— Хм, — проворчал он, — никогда не знал, что ты такой трус.

Не дожидаясь ответа, он отвернулся от меня и пошел обратно в дом, хлопнув москитной дверью за собой.

· · • ✶ • • • · ·

— Ну привет, милый мальчик! Чем я обязана такому удовольствию? — я должен был предположить, что моя мать заметит, как мой внедорожник поворачивает к ее подъездной дорожке.

— Мама, я взрослый мужчина, — проворчал я, схватив с переднего сиденья небольшой букет цветов, прежде чем закрыть дверь.

— О, тише, — она бросилась вниз по ступенькам своего крыльца и ударила меня по руке кухонным полотенцем, висевшим у нее на плече. Стоя на цыпочках, она все еще достигала середины моей груди. Я наклонился, чтобы обнять ее хрупкое тело, и она поцеловала меня в щеку.

Все в городе могли назвать ее птичкой, но личность моей матери заполняла собой любое пространство, в которое она входила. Родившаяся и выросшая в маленьком городке на востоке Техаса, Птичка оправдала свою репутацию благородной южанки, хотя со временем ее акцент сошел на нет, и она привыкла к жизни западной женщины.

Я бесцеремонно преподнес ей увядающие цветы.

— Для тебя.

— И поэтому, — улыбнулась она, — именно поэтому ты всегда будешь моим милым мальчиком. А теперь заходи внутрь, но не смей оставлять грязь на моих чистых полах.

— Да, мэм, — я не мог не покачать головой, глядя ей в спину.

Мама по-прежнему жила в доме нашего детства, где она целыми днями занималась садоводством, выпечкой и волонтерством в женском клубе Чикалу, где, собственно, и узнавала обо всех сплетнях этого города. Так что я понимал, что рано или поздно мне придется встретиться с ней лицом к лицу из-за того, что произошло в баре Колина.

Она налила домашний лимонад в два стакана, сделала глоток из одного и поставила передо мной другой.

— Итак… о тебе говорили во всем городе.

Тогда, полагаю, мы, черт возьми, приступаем к этому прямо сейчас.

Я прочистил горло.

— Похоже на то.

Подняв бровь — эта женщина могла согреть сердце объятиями или охладить ад взглядом — она сказала:

— А что случилось с этой милой девушкой Джо?

Сидя у нее на кухне, я снова почувствовал себя шестнадцатилетним.

— Я действительно не хочу об этом говорить.

— Ну, я не спрашивала, хочешь ли ты говорить об этом, не так ли?

Я выдохнул и допил лимонад одним глотком. Я уставился на свои руки, потирая ткань между большим и указательным пальцами.

Я мог представить, как легко Джоанна вписалась бы в мою жизнь, если бы я позволил ей. Я мог представить, как она напевает под радио на этой кухне, пока мама учит ее готовить настоящих жареных цыплят, а потом смеется с Финном за кружкой пива на задней террасе. Я был так близок к тому, чтобы получить все это, но это не изменило того факта, что я никогда не смогу стать тем мужчиной, которого она заслуживает.

— Линкольн, — голос моей матери стал тише, — ты несешь тяжесть всего мира на своих больших плечах. Я думаю, что иногда ты забываешь, что тебе разрешено освобождаться от груза, — её темные глаза были мягкими, а маленькая рука покоилась на моем плече.

У меня стал ком в горле, и я мог только кивнуть. Я пришел сюда, потому что чувствовал себя потерянным. Судя по всему, будучи успешным взрослым мужчиной, ты не стал меньше нуждаться в матери. Она подошла, чтобы поставить цветы в воду, и я не мог не думать о Джоанне и о том, как она превратила свой грязный и заброшенный коттедж во что-то манящее и очаровательное. Маленькие баночки и кувшины с полевыми цветами стояли на всех столах и столешницах. Они проникли и в мой коттедж, и у меня все еще не хватило духу выбросить их.

Я злился на себя за то, что скучал по ней. Я принял решение отпустить ее. Я должен был чувствовать себя лучше, потому что она больше не была привязана к мужчине, который будет только тянуть ее вниз, но все, что я чувствовал, была пустота.

Мама пока оставила эту тему в покое, а я до конца дня помогал ей в саду: соорудил три новые высокие грядки и заполнил их землей и компостом. Физический труд помогал разогреть и растянуть мышцы, но не уменьшал боль в груди.

По дороге домой я сказал себе, что не буду сбавлять скорость, когда буду проезжать мимо офиса, просто чтобы посмотреть, там ли она. И я определенно не сделал второго круга вокруг квартала, когда увидел ее пикап, припаркованный у городского кафе.