Обворожительно жестокий

∙ ГЛАВА 20 ∙ Тру

Мне требуется некоторое время, чтобы собраться с духом и решить, что пора бы принять душ, переодеться в чистую одежду и найти что-нибудь из съестного.

Обо всем по порядку. Более серьезными проблемами займусь позже.

Душ в главной ванной комнате оказался потрясающим: с двумя насадками в середине потолка с множеством функций, благодаря чему возникает ощущение, что ты купаешься на открытом воздухе тропического острова во время летнего шторма, а полдюжины стратегически расположенных струй на стенах направляют воду на тело со всех сторон.

Мои туалетные принадлежности аккуратно выстроились вдоль стойки за одной из двух мраморных раковин.

Я расчесываю мокрые волосы, чищу зубы и брызгаю дезодорантом подмышки, используя украденные из моей квартиры вещи.

Часть меня дивится тому, через какие трудности прошел Лиам, чтобы доставить меня сюда, а другая часть мечтает выбить ему передние зубы.

Еще одна часть — маленькая, скрытая часть, которую я активно игнорирую — подсказывает, что этот безумный план мне по душе, и я должна перестать ныть и принять происходящее.

Как-никак, мне теперь не надо неделями слушать, как Элли и Тайлер вопят в супружеском экстазе. Я могу готовиться к адвокатуре в тишине и покое. А учитывая, что я интроверт, чье представление об идеальном свидании заключается в том, чтобы сидеть на противоположных концах дивана и читать в тишине, торчать запертой в помещении в течение нескольких недель с неразговорчивым секси-мужчиной представляется нирваной.

Или же сущим адом.

К сожалению, подозреваю, что если каким-либо образом мне удастся выбраться, меня вернут обратно в течение нескольких часов. Сбежать от Лиама Блэка я смогу, только если меня тайком вывезут из страны в чемодане.

Я одеваюсь в чистые джинсы и футболку, затем босиком брожу по квартире, блуждая из комнаты в комнату.

Основные жилые помещения оформлены в свободном стиле. Кухня сверкает нержавеющей сталью и черным гранитом. Гостиная и столовая разделены толстым тонированным стеклом. Медиа-зал оснащен гигантским телевизором с плоским экраном и тремя рядами удобных кресел, как в кинотеатре. Библиотека находится в противоположном конце квартиры. Рядом с ней — кабинет.

Кабинет Лиама.

Я стою у открытой двери, держась за ручку. Мое сердце бешено колотится, пока я смотрю на его стол.

Он большой и черный, как и должно быть. В нем есть все, что обычно есть на рабочем столе: пресс-папье, пенал с ручками, компьютер с большим экраном. Единственное, чего я не вижу, — это телефона. В других комнатах такового тоже не обнаружилось.

Несколько минут я дискутирую в голове, стоит ли подходить к компьютеру и включать его, но, в конце концов, решаю, что он, несомненно, запаролен.

И если в лифте есть камера, то, вероятно, здесь тоже.

Поэтому я возвращаюсь в библиотеку, чтобы осмотреться там.

Все мои учебные материалы, учебники и пособия аккуратно сложены на большом деревянном столе возле незажженного мраморного камина. Мой ноутбук там же. Здесь нет телевизора, но есть целые ряды книг в книжных шкафах до самого потолка. К одному из ящиков прислонена лестница на колесиках, ожидая, что кто-нибудь по ней поднимется.

Я медленно вхожу, провожу пальцами по спинке большого кожаного дивана цвета угля, восхищаюсь атмосферой сдержанной роскоши и наслаждаюсь запахом старых книг.

Эта комната — мечта библиофила.

Некоторое время я просматриваю книжные шкафы, все больше и больше впечатляясь. Первые издания Пруста кажутся слабостью Лиама, но меня восхищает его философская коллекция. Здесь есть все — от Аристотеля до Ницше, от Декарта до Канта. Я беру с полки потрепанный экземпляр «Размышления» древнеримского императора Марка Аврелия, открываю его на потрепанной странице и читаю вслух выделенный отрывок.

— Не живи так, будто собираешься прожить десять тысяч лет. Нависает неизбежное. Пока живешь, пока есть возможность, стань хорошим сейчас.

Я в растерянности смотрю на эти слова. Человек, возглавляющий международную преступную империю, выделяет цитаты о том, как творить добро? Скорее всего, эта книга изначально принадлежала кому-то другому.

Я переворачиваю страницы в начало. Титульный лист подписан витиеватым женским почерком.

«Моя любовь,

несколько слов мудрости от мудреца, потому что ты наслаждаешься такими вещами.

С Днем Рождения.

Джулия».

Датировано десятым августа, восемнадцать лет назад.

Я смотрю на подпись с пересохшими губами, а тонкие волоски на моем затылке встают дыбом. Затем захлопываю книгу и ставлю обратно на книжную полку, чувствуя себя испуганной, расстроенной и смутно виноватой, как будто влезла туда, куда не следовало влезать.

Как будто заглянула через замочную скважину в запертую комнату и увидела привидение.

Быстро стряхиваю с себя это чувство, убеждая себя, что все это глупости.

Кем бы ни была эта Джулия, нет никаких доказательств, что книга была подарком Лиаму. В конце концов, имени там не было, лишь неопределенное «моя любовь». Лиам мог приобрести этот экземпляр «Размышлений» в букинистическом магазине. Книга могла принадлежать очень многим людям, прежде чем попала к нему в руки.

Кроме того, восемнадцать лет назад он был очень молод. Моложе, чем я сейчас. Точная наша разница в возрасте мне неизвестна, потому что он отказывался мне это говорить, но любой, кого называет «моей любовью» женщина по имени Джулия, вероятно, будет старше, чем Лиам был тогда. Слишком это звучало изощренно.

Может быть, книга принадлежала его отцу? Может быть, Джулия была матерью Лиама?

Еще одна загадка добавляется в мой список.

Я возвращаюсь к длинному деревянному столу и выдвигаю стул. Устраиваюсь поудобнее, открываю ноутбук и пытаюсь войти на сайт подготовки к экзаменам, за который заплатила двухмесячную зарплату. Уже несколько недель я выполняю задания с множественными ответами в промежутках между колледжем и работой, но сейчас с замиранием сердца я понимаю, что, возможно, вообще не смогу готовиться онлайн.

Я не знаю пароль от Wi-Fi.

Дерьмо.

Читать можно в автономном режиме, но некоторые лекции в курсе можно получить только по запросу, как и задавать вопросы профессиональным адвокатам в прямом эфире. Доступ к базе данных образцов тестовых вопросов и ответов на эссе и куча других замечательных инструментов есть только в сети, но сейчас я могу изучать все только по старинке: из книг.

Не самое худшее развитие событий. У меня нет проблем с самомотивацией, и я отлично справляюсь со всем сама. По товарищам с курса скучать не буду, потому что в любом случае чаще всего их игнорировала. Но мне будет не хватать лекций и базы данных, за которую я (в первую очередь) заплатила.

Следовательно, мне придется спросить пароль у Лиама.

Следовательно, мне придется с ним поговорить.

— Сколько ты поставишь на то, что он скажет «нет»? — спрашиваю у экрана ноутбука. — Ведь если я получу пароль от Wi-Fi, то смогу зайти в свою электронную почту. А это значит, смогу послать сообщение в Бостонское полицейское управление, сообщив им, что меня похитили. — Я на мгновение задумываюсь. — Или ФБР занимается похищениями людей?

Экран компьютера бесстрастно смотрит на меня в ответ.

— Ты совершенно прав. Кого я обманываю? ФБР, вероятно, тоже с ним связаны. Не удивлюсь, если у него президент на быстром наборе. Все знают, что политики — это просто кучка жуликов.

Какое-то время я предаюсь жалостью к себе, затем открываю учебник и принимаюсь за работу.

Если уж мне суждено застрять в этом небесном особняке на месяц, то следует извлечь из этого максимум пользы. Я не я, если не буду практичной.

Через четыре часа я делаю перерыв на обед.

О времени мне известно, потому что на полке над камином стоят часы. У меня нет сумочки, а значит, и телефона. Ощущение, что я лишилась конечности.

Еще одна вещь, которую мне придется попросить у хозяина поместья.

В огромном холодильнике из нержавеющей стали на кухне я нахожу любопытный выбор элегантных черных стеклянных контейнеров всевозможных размеров, аккуратно расставленных на полках. Я открываю один с филе-миньон с чесночным пюре. В другом — глазированный лосось со спаржей. В следующем чудесная на вид мясная лазанья, увенчанная стружкой черного трюфеля.

Мой рот наполняется слюной. Я выбираю лазанью и ставлю контейнер в микроволновку. Пока она греется, роюсь в ящиках в поисках столовых приборов. Все разложено с дотошной аккуратностью: от вилок до щипцов для салата. В отличие от моей квартиры, ящики здесь оснащены настолько мягкими петлями, что как бы сильно не хлопали дверцами, они закрываются с малейшим шумом.

Очень неудобно во время споров на кухне, когда вы хотите поставить точку, долбанув как следует ящиком. Мы с Элли превратили хлопанье дверцами шкафов и ящиков в настоящее искусство.

Я лопаю лазанью за гранитным кухонным островком, затем ополаскиваю контейнер с вилкой и кладу их в одну из двух посудомоечных машин. Ну а потом возвращаюсь в библиотеку, стараясь не думать о том, куда подевался Лиам.

Я занимаюсь, пока за окном не темнеет и городские огни не начинают подмигивать мне сквозь стеклянное панорамное окно. Я уже собираюсь встать и потянуться, когда чья-то рука протягивает мне бокал красного вина.

Я поднимаю глаза и вижу, что Лиам смотрит на меня сверху вниз.

Я не слышала, как он вошел. Он все еще в костюме и галстуке. В правой руке он держит олд фешен с бренди.

Не говоря ни слова, он разворачивается и идет к большому черному дивану в другом конце комнаты. Ставит бокал бренди на стеклянный кофейный столик перед диваном, ослабляет галстук, затем усаживается и откидывает голову на спинку дивана. Тяжело вздохнув, закрывает глаза.

Желание сесть к нему на колени и свернуться калачиком становится невыносимым.

Я делаю глоток вина. Превосходное, насыщенное и сухое с легким привкусом специй и шоколада. Через некоторое время, когда становится ясно, что Лиам не собирается со мной говорить, я решаю начать диалог.

— Как прошел твой день, дорогой?

Он не двигается и не открывает глаз, но мой сарказм заставляет призрачную улыбку приподнять уголки его губ.

— Отвратительно. — Затем, после небольшой паузы, его голос становится тише. — Но сейчас стал лучше. — Я делаю еще один глоток вина, желая, чтобы мои руки перестали дрожать. — А твой?

— День был... — я подыскиваю подходящее слово, чтобы выразить дневную жизнь, и, наконец, останавливаюсь на одном, которое меня удивляет. — Продуктивный.

Лиам поднимает голову и облизывает губы. Глядя на олд фешен с бренди, стоящий на кофейном столике, он стягивает через голову ослабленный галстук, бросает его на диван рядом с собой и расстегивает несколько пуговиц на воротнике рубашки. Затем наклоняется вперед и берет стакан, чтобы покрутить им перед носом в задумчивом молчании, уперев локти в колени.

Какой же у него красивый профиль. Красивый, таинственный и очень далекий.

— Лиам?

— Да, девочка?

— А сколько тебе лет?

Он отвечает без колебаний, не отрывая взгляда от стакана, который держит в руке.

— Тридцать девять.

Он на пятнадцать лет старше меня. Восемнадцать лет назад ему был двадцать один год.

Возможно ли, что будучи двадцатиоднолетним, женщина по имени Джулия назовет тебя «моей любовью»?

Не закончив задавать вопрос в своей голове, я уже знаю, что ответ — да.

Когда я больше ничего не говорю, он бормочет:

— Это тебя смущает.

— Нет. Мне даже нравится, — без колебаний отвечаю я.

Он поворачивает голову и смотрит на меня. Его взгляд пылает от напряжения.

Взволнованная, я опускаю взгляд на бокал вина в своей руке.

— Мне нужен пароль от Wi-Fi.

— Разумеется. Ты получишь все, что хочешь, стоит только попросить.

От удивления я впираюсь в него взглядом. Он по-прежнему смотрит с тем же темным огнем в глазах.

— Так ты не против?

— А с чего бы мне возражать?

— Ну как же... Что, если я попытаюсь послать кому-нибудь весточку? — Когда его брови от замешательства встают в одну линию, я добавляю: — Отправлю сигнал SOS.

Он ловит меня в ловушку своих глаз. Я хочу отвести взгляд, но не могу.

— Я знаю, что ты не сделаешь этого, — говорит он бархатным голосом и пристально смотрит мне в глаза.

Мое сердце — бешеная птица, чьи крылья бьются о мою грудную клетку.

— Откуда?

— Потому что ты хочешь остаться со мной. Потому что ничего не изменилось с тех пор, как ты сказала, что доверяешь мне. — Его голос падает на октаву ниже. — Потому что ты знаешь, что я сдержу свое обещание и позволю тебе вернуться к прежней жизни через двадцать восемь дней, хотя никто из нас этого не захочет.

Меня охватывает жаром, отчего моя кожа покрывается румянцем. Кажется, я чувствую каждое свое нервное окончание.

Я отрываю от него взгляд и ерзаю на стуле. За неимением лучшего занятия делаю еще один глоток вина, чувствуя на себе пристальный взгляд Лиама.

— Ты уже ужинала?

— Пообедала около часа дня кое-что из холодильника. Лазанью. Было вкусно.

Успокойся. Держи себя в руках. Что за чрезмерные эмоции? Он просто спросил тебя о еде.

— Не желаешь пойти поужинать?

Я резко поворачиваю голову и внимательно на него смотрю.

— Ты имеешь в виду... куда-нибудь?

Лиам медленно вдыхает. На его челюсти напрягаются желваки. Когда он говорит, его голос звучит так, словно Лиам говорит сквозь стиснутые зубы.

— Да.

Через мгновение я понимаю, что оскорбила его.

Это настолько сбивает меня с толку, что я вынуждена некоторое время сидеть молча, настраивая свой мысленный компас.

— Я вовсе не хотела тебя оскорбить. Я просто не знаю правил. Меня никогда раньше не похищали.

Он изучает выражение моего лица. Его собственное — напряженное и мрачное. Затем он переключает свое внимание на стакан бренди, который держит в руке. Он подносит его к губам, пока вся янтарная жидкость не исчезает.

— Нет никаких правил, — говорит он хриплым голосом. — Только то, что ты живешь здесь со мной в течение следующих нескольких недель.

Почему он такой меланхоличный? И почему меня это волнует? И что еще важнее, чего мне не хватает?

— Меня кое-что интересует. — Он молча ждет, глядя на пустой стакан в своей руке. — Что такого во мне?

Я чувствую его удивление, хотя внешне он никак не реагирует. Он не сдвигается ни на дюйм. Но я настроена на него: на его настроение, на небольшие скачки в его голосе и изменения в выражении лица. Если вы достаточно наблюдательны, то с легкостью уловите любые безмолвные знаки.

Он отвечает после долгого молчания таким печальным голосом, что может разбить мне сердце.

— Благодаря тебе я чувствую себя человеком.

Эмоции переполняют меня, сдавливая грудь и образуя комок в горле. Это может быть глупо, это может быть даже безумно, но сочувствие, которое я испытываю к этому опасному, загадочному мужчине, настолько сильно, что у меня перехватывает дыхание.

Он страдал больше, чем большинство людей могли бы вынести и продолжать жить. В этом я уверена.

— Я рада, — шепчу, повинуясь какому-то безмолвному порыву.

Он смотрит на меня темными, пустыми глазами.

Дерьмо. Это абсолютно неправильно. Только не говори этого. Только не говори этого.

— Так как насчет итальянского ужина?

Он пристально смотрит на меня с минуту, а затем бормочет:

— У тебя было итальянское блюдо на обед.

— Мне никогда не надоедают любимые вещи.

— Как и мне.

У меня такое чувство, что он говорит не о еде, но у меня нет времени думать об этом, потому что он встает, подходит ко мне и нежно целует, прежде чем выйти из комнаты.