Одиссея крейсера «Варяг»

Глава 3. Не ждали...

Утром 19 февраля во Владивостоке началось совместное собрание командования Отряда крейсеров, накануне вернувшегося из похода, гарнизона крепости, береговой обороны и руководства порта. Сие мало управляемое сборище в очередной раз пыталось прийти к единому взгляду на стратегию и тактику ведения крейсерской войны, но как всегда, действовать все предпочитали по методу "лебедя, рака и щуки".

Неразбериха в головах усугублялась шквалом телеграмм, полученных из штаба наместника и из столицы в последние сутки. Первым пришел вполне понятный и по-своему логичный приказ от Алексеева: "В связи с переводом в Порт-Артур Николая Карловича Рейценштейна, начальником отряда крейсеров назначается Карл Петрович Иессен, который немедленно выезжает из Порт-Артура во Владивосток".

Многие и на берегу, и на кораблях, посчитали это его решение чуть-ли не скорой и неправедной опалой Рейценштейна, вызванной неудачей первого боевого выхода. Но долго обсуждать вопрос о том столь ли уж велика была личная вина начальника отряда в том, что из-за намерзания льда в орудийных стволах, он приказал прервать операцию и возвращаться в базу, офицерам не пришлось.

Принесенные с телеграфа очередные срочные депеши, причем поступившие непосредственно из Петербурга, многие восприняли как явную несуразицу. Началось все с телеграммы капитула Ордена Святого Георгия на имя Гаупта. В которой на него возлагалось проведение мероприятий по награждению офицеров Орденами 4 степени и знаками их отличия, сиречь Георгиевскими крестами, нижних чинов. Согласно Указа Императора от 11 числа.

Когда начальник над портом ознакомился с самим Указом, то минут на пять форменно лишился дара речи. Ибо в нем шла речь о награждении экипажей "Варяга", "Корейца", находившихся на крейсере моряков с "Севастополя" и еще каких-то казаков, так же участвовавших в деле у Чемульпо. Кого награждать-то, спрашивается, и где, если оба корабля лежат на дне?! Выжившие с "Корейца" сейчас на борту французского крейсера, а немногие уцелевшие с "Варяга" все переранены и лечатся сейчас в госпитале Шанхая...

Осторожное предположение штабных о том, что может быть, в Петербурге в курсе, и что "Паскаль", возможно, идет во Владивосток, вызвало у Гаупта приступ бешенства. "А это ЧТО, по вашему? Здесь же - ВСЕ!" И действительно, список награжденных явно включал в себя всех, кто был на этих двух кораблях во время боя. Само по себе, это было понятно и справедливо, но зачем вручать награды покойникам? И главное - как??? Орденский капитул сам с этим, и с пенсиями семьям, кстати, разбираться должен!

Следующая телеграмма, подписанная Авеланом, вызвала у читавших ее новый приступ недоумения: "За действия по потоплению "Асамы", капитану 1 ранга Всеволоду Федоровичу Рудневу присвоено звание "контр-адмирал" с 28 января 1904 года"... Какая разница, каким числом, если он погиб вместе с "Варягом"?

А что, черт возьми, может означать телеграмма "внимательно следить за сигналами с моря" подписанная императорским флигель-адьютантом? Может быть Его Величество решил самолично покомандовать флотом на Дальнем Востоке... из Петербурга!? Зачем, наконец, телеграфисты полдня потели, принимая и перепроверяя таблицы стрельбы десяти- и восьмимидюймовых орудий системы Армстронга, которых отродясь не было не только во Владивостоке, но и вообще в русском флоте? Для чего ГМШ требует "рассмотреть вопрос о возможности размещения дополнительных 1000 человек экипажей"? Экипажей чего? Под шпицем и в Зимнем явно чудили...

Долгое и нудное препирательство тянулось уже часа два. Армейские офицеры дружно требовали все ресурсы бросить на обеспечение противодесантной обороны Приморья, а командиры крейсеров снова рвались в море, побегать на коммуникациях японцев, как будто не только что вернулись ни с чем, а потом сутки "выпаривали" лед из хоботов своих длинных пушек под откровенное хихиканье смекнувших что к чему армейцев. Портовое начальство осаживая жаждавших реабилитации моряков, указывало на недостаток запасов угля и слабость ремонтной базы. На это "крейсерские" справедливо возражали, что по их расчетом расхода угля вполне хватит на три месяца интенсивных операций, что идет война, и заниматься перестраховкой сейчас недопустимо, что...

Но тут взаимное "вынесение мозгов" сторонников наступательной и оборонительной тактик было неожиданно прервано вбежавшим в залу мичманом с "России":

- Господа! У нас на радиотелеграфе уже с полчаса, как кто-то упорно требует выслать лоцмана для проводки в порт через минные поля...

- И кто же это может быть, японцы?! Дождались-таки?! - сразу же взвился командир армейского гарнизона.

- А может, какой угольщик мимо японцев прорвался? - С надеждой в голосе на грядущие рейды предположил командир "Громобоя" каперанг Дабич.

- Вряд-ли, Николай Дмитриевич, - отметая излишний оптимизм коллеги, скептически скривился командир "России" Арнаутов, - Чтобы купец и вдруг с телеграфом... Вряд-ли... Что еще в этих телеграммах интересного, мичман?

Запыхавшийся Орлов 2-й пожал плечами:

- Шифр наш, однако, господа, творится что-то весьма непонятное. Половина отметок от станции типа Попова-Дюкрете, что мы используем. Вторая половина - явно от Маркони, то есть вроде как японцы, они еще не все "Телефункеном" заменили. Но самое странное, что подписаны телеграммы "Варягом" и "Корейцем"! Чего уж никак быть не может...

Поскольку далее обсуждать новость смысла уже не было, всем кораблям, частям и подразделениям флота и армии была немедленно объявлена боевая тревога. После чего, под аккомпонимент возбужденных восклицаний, сдерживаемой ругани, и грохота пары опрокинутых стульев, дружно сорвавшись с мест господа генералы, капитаны и адмиралы кинулись приводить Владивосток и флот в боевую готовность для отражения атаки коварного врага.

Ближе к обеду, когда орудия береговых батарей и крейсеров ВОКа были заряжены и наведены в сторону моря, на горизонте показались дымки, а потом и силуэты четырех кораблей. Все это время с моря шли истошные просьбы, приказы, а позже и угрозы с одним смыслом - вышлите на миноносце, или хоть на чем, лоцмана. Но никто в крепости не хотел брать на себя ответственность за выходящие за рамки обыденности действия, и телеграммы одна за другой оставались без ответа.

Постояв с четверть часа в виду крепости, корабли медленно в строе кильватера потянулись в строну входа в пролив Босфор Восточный. Первым шел незнакомый коммерческий пароход. Что происходило на его мостике с берега пока было не рассмотеть. А жаль. Сцена, разыгравшаяся там, была достойна лучшего спектакля театра мимики и жеста. На продолжавшиеся минут десять отчаянные вопли, жестикуляцию, подпрыгивания и вращения глазами капитана "Мари-Анны", доказывавшего, что он вовсе не подписывался идти первым по минному заграждению, Балк, досмотрев все представление до конца, с невозмутимой улыбкой ответствовал, что русские, как настоящие джентльмены, всегда пропускают дам вперед. Тем паче культурных и благовоспитанных иностранок. Так что "Мари-Анне" придется идти первой. А вот шлюпки за борт лучше вывесить сразу. Мало ли что.

В крейсере, идущем за пароходом, после уменьшения дистанции до шести миль наблюдатели на острове Русском опознали... "Варяга"! Но вот за "Варягом"... В нашем флоте не было ничего похожего. Хотя эта парочка явно итальянской постройки и шла под Андреевским флагом, тут чувствовался какой-то подвох. Артиллеристы были готовы открыть огонь, как только дистанция сократится до сорока кабельтовых. Дальше орудия крепости ну, не то чтобы совсем не могли стрелять, снаряды бы долетели, проблемы были с попаданиями. А также с тем, что никто в мирное время не учился вести огонь на такие дистанции.

Как будто зная об этом, впрочем, "как-будто" в случае с Петровичем можно опустить, неизвестные корабли нагло отдали якоря в пяти с половиной милях от берега, на траверзе острова Скрыплева. Один из них отстучал очередную телеграмму... Матрос, принесший ее со станции телеграфа "Рюрика" на мостик, оказался из грамотных. Этот вывод напрашивался сам собой, поскольку он старательно, но безуспешно пытался сдержать неподобающую ухмылку. Лица офицеров, читавших и молча передававших друг другу бумагу, слегка краснели. Общее мнение выразил командир крейсера Трусов:

- Похоже, это все же не японцы, господа. Так могут лаяться только наши, этому научиться нельзя. Это у нас врожденное. Да-с...

Почему-то подлинного текста сего занятного документа для истории не сохранилось. Даже журналы приема телеграмм на станциях радиотелеграфа Владивостока и крейсеров каким-то загадочным образом потеряли страницы, на которых она была записана. Но со слов очевидцев, если опустить особо крепкие выражения, из которых она состояла на девять десятых, смысл ее сводился к следующему: "просьба тугодумам из крепости Владивосток не стрелять еще с полчаса, выхожу на катере для опознания. Руднев". Действительно, с одного из броненосных крейсеров спустили паровой катер, он подобрал кого-то с борта "Варяга" и побежал к берегу, бойко лавируя между льдинами.

Через сорок минут на Адмиральской пристани, вырываясь из объятий галдящих офицеров, смущенный Руднев пытался отдавать приказания о вводе в порт его кораблей, о необходимости приведения в готовность сухого дока и скорейшей постановки в него "Варяга", о неизбежном набеге Камимуры и мерах по его отражению, но его никто не слушал. Его и прибывших с ним офицеров на руках отнесли в офицерское собрание, а навстречу кораблям его отряда бросились два номерных миноносца, которые развели пары для атаки японцев, но теперь выполняли более приятную роль почетного эскорта.

Часа через четыре, уже в сумерках, когда "Варяг" и оба его броненосных трофея заняли при помощи "Надежного", наконец, свои места на рейдовых бочках, а их команды почти в полном составе промаршировав перед высоким флотским начальством и собравшимся по радостному поводу городским бомондом, выстроились на берегу у Николаевских Триумфальных ворот, перед ними выступил слегка пьяный Руднев.

- Господа офицеры, братцы матросы, и Вы, лихие наши казаки-абордажники! Мы с вами совершили то, что сделать было практически невозможно. Мы не только сократили линейный флот японцам на три корабля, мы еще и увеличили наш, русский, на парочку. Поквитались с ними за "Ретвизана" с "Цесаревичем", которых они у Артура подбили подлой ночной атакой без объявления войны. Будут впредь знать макаки косоглазые, как с нами драться! Мордой для того не вышли! Ну, что, Орлы, настучим им еще по сопатке?

Насладившись яростно-веселым ревом одобрения вырвавшимся из нескольких сотен глоток, Петрович поднял руку, прерывая волеизъявление познавших вкус победы воинов. После чего продолжил:

- Спасибо Вам, друзья мои, и земной поклон! Я лично от всех нас поблагодарю Его Императорское Величество за награды, к которым Он представил каждого участника нашего похода. А пока отпускаю всех, за исключением сокращенной дежурной вахты, на берег! На два дня! И попрошу господ командиров в свой срок вахтенным так же эти два дня предоставить. Но глядите у меня, чтоб послезавтра ввечеру всем как огурчикам быть! Это - приказ!

А если хоть в каком кабаке, ресторане или борделе вам хоть кто-то заикнется про деньги, я прикажу разнести этот гадючник из главного калибра, который вы своими руками подарили Матушке-России! Разойдись и гуляй, ребята!

С громогласным "Ура!!!" моряки, и братцы и благородия, сломав строй бросились сначала качать своего командира, что, однако из-за раны последнего, пришлось быстро прекратить, а потом волной растеклись по злачным местам города. Рестораны и салоны для господ офицеров, кабаки и дома попроще для матросов и кондукторов...

В следующие двое суток японцы могли брать Владивосток силами одного батальона. Ибо трезвых военнослужащих в городе практически не было.

Февральское утро выдалось пасмурным. Мелкая снежная крупа навязчиво лезла в лицо, сыпалась под ноги, делая замерзшую после недавней оттепели брусчатку предательски скользкой. Свежий ветер развел на рейде небольшую волну, не давая припою сковать его темную воду, покрытую клецками наломанных ледоколом льдин. Стоящие на бочках Золотого Рога крейсера и пароходы лениво покачивались, всем своим видом навевая тоску. Далеко, на самом входном фарватере ломая тонкий, всего-то трехвершковый лед, медленно ползал и нещадно дымил портовый трудяга "Надежный".

Весьма элегантного вида господин, одетый в светло-коричневое драповое пальто и безукоризненный отутюженный серый в клеточку костюм явно не местного производства, прогуливался по набережной, время от времени посматривая в сторону моря. Господин имел темные, зачесанные назад волосы, крупный нос с горбинкой, резко выпяченную нижнюю губу и колючий взгляд выпуклых черных глаз.

Через некоторое время он зашел в ресторацию Самсонова, что на Светланской. В сей ранний час здесь оказался только один посетитель - пожилой, сгорбленный, но аккуратно одетый китаец.

- Здравствуйте! Простите великодушно, что прерываю вашу трапезу, - произнес обращаясь к нему незнакомец, сопровождая свои слова вежливым полупоклоном, - Вы ли будете мастер Ляо?

- Да, меня зовут Ляо, да-а... старый Ляо. - старичок мелко закивал.

- Позвольте представиться - дон Педро Рамирез, журналист из Бразилии. Я слышал о Вас... И хотел бы заказать пошив плаща. Зима заканчивается... И вас отлично отрекомендовали.

- Вам лучше обратиться к подмастерьям моего заведения, сам-то я кройкой и шитьем уже не занимаюсь, рука не та и глаза почти не видят...

- Всенепременнейше обращусь, благодарствуйте! - произнес дон Рамирез.

- Хотя, впрочем, завтракать я уже закончил, так что пойдемте ко мне, и я лично прослежу за выполнением вашего заказа, - рассудил старичок.

- Буду весьма вам признателен.

Китаец подозвал официанта, расплатился по счету и направился к выходу из ресторации. Дон Педро последовал за ним.

- Вы, по-видимому, приезжий, благоприятна ли была ваша дорога? Удобно ли вы устроились в нашем прекрасном городе? - интересовался старичок.

- Третьего дня прибыл из Харбина, поселился в доходном доме на улице Семеновской, окна с видом на Транссибирскую магистраль, очень удобно, спасибо.

Мирно беседуя, они подошли к заведению Ляо, и прошли в его кабинет на втором этаже. Бразилец сел в кресло, поправил складку брюк, выставив носки и новенькие туфли.

- А теперь раздевайтесь, будем снимать мерку! - суетился старый Ляо.

- Прекратите, Хаттори-сан.[57] Вы, конечно, более чем убедительны, вам бы на театре играть, но не стоит увлекаться. Мне вот интересно, вы хорошо спрятали настоящего Ляо? - спокойно осведомился дон Педро.

Старик распрямился, его горб чудесным образом исчез, лицо разгладилось, седой парик он положил на стол рядом с собой, теперь никто не дал бы ему больше сорока лет. В узких кругах тай-са Фуццо Хаттори имел хорошую репутацию. В том смысле, что только самоубийца желал бы заиметь его себе во враги. Он тонко усмехнулся:

- В свое время на все вопросы будут даны ответы. Ответ, полученный несвоевременно, не дает удовлетворения.

- Молчание - это способ говорить неправду, - парировал гость.

- Молчание и есть молчание. Оно - золото. А язык он "дан человеку, чтобы скрывать свои мысли". Что привело вас во Владивосток, друг мой?

- Я собирался отправиться пароходом в Лондон, но не успел. Началось... У русских могут быть вопросы ко мне, - поморщился бразилец.

- Еще бы, недавно мы с вами весьма плодотворно... пообщались, - улыбнулся Хаттори.

- Быть может, вы захотите продолжить взаимовыгодное сотрудничество... Пока нет оказии с рейсом, господин Ляо?

- Это было бы весьма кстати... синьор Рамирез. У нас ведь есть общие интересы.

Они скрепили договор рукопожатием.

- В другое время я бы трижды подумал, но здесь и сейчас ваши способности могут пригодиться - война началась неблагоприятно, - прокомментировал японец.

- Я бы так не сказал - японский флот имеет некоторые очевидные преимущества.

- Опытный личный состав, а также количество, тоннаж и вооружение судов имеют существенное значение, но все войны в истории выигрывались в первую очередь за счет ума, мужества и силы духа. Вспомните Чемульпо!

- Но, в конце концов, вы же потопили "Варяга", - возразил дон Педро.

- Потопили "Варяг"?! Но разве это победа! - возмутился японец, - Вы, кажется, любите шахматы? Русские не просто разменяли две свои пешки на две наши, но приобрели выигрыш в качестве и темпе. Они заранее все подготовили, специально убрали из Чемульпо свои "лишние" корабли, чтобы не спугнуть нашу эскадру. Удивлять противника - это наша профессия. Но так получается, что и капитана Руднева тоже. До самого последнего момента он и его люди изображали беспечность, а потом за несколько часов подготовили свои корабли к бою! Так не бывает, и Руднев не мог действовать в одиночку. Видимо, Старк и Алексеев давно готовили этот капкан, подбирали подходящие корабли, готовили людей, но ни мы, ни вы, при всей нашей с вами осведомленности, ничего об этом не знали. Скорее всего, у русских есть общество, подобное нашему "Черному Дракону". Теперь нам опасно быть в чем-то уверенными - все полученные разведданные могут быть дезинформацией.

- Но в Порт-Артуре ваши миноносцы сработали вполне удачно.

- Опять вы не правы! Не удалось утопить ни одного корабля, и это при массированной и внезапной атаке? Я считаю, что русские подозревали о такой возможности и приняли все необходимые меры. Например, приказ Алексеева о запрете постановки противоминных сетей, скорее всего, прикрытие, и предназначен для нас с вами - судя по результату атаки, сети все же были установлены. Мы же... мы даже точно не знали, находится эскадра в Артуре или в Дальнем.

Я не сомневаюсь, что русские действуют по заранее разработанным планам. И они знают о нас все, что им необходимо. Теперь я почти уверен, что у них есть осведомители в командовании нашего флота... или даже еще выше. Самое отвратительное то, что ни мы, ни ваша хваленная СИС, до последнего времени просто не принимали всерьез такую возможность.

- Возможно, им помогли французы... - задумчиво пробормотал "бразилец".

- Адмирал Уриу виновен не в том, что сунулся в ловушку - он не мог ее миновать. Его вина в недооценке противника. Впрочем, возможно я не совсем справедлив, ведь его дезинформировал коммодор Бейли, АНГЛИЙСКИЙ коммодор Бейли, ВАШ коммодор Бейли, мистер...

- Но, синьор! - прервал японца дон Рамирез.

- Хорошо, оставим эту тему... Пока оставим.

- Все обстоятельства могли бы стать намного яснее, если бы удалось взять в плен и хорошенько допросить оставшихся в Чемульпо русских.

- Это довольно трудно, наши люди еще в Чемульпо пытались "взять русских в плен", но, к сожалению, оказались не на высоте. Французы и итальянцы все испортили, возможно, те, что действуют в Шанхае, будут более профессиональны.

- А что, собственно, человек вашего ранга делает в этом городе? Или все ваши сотрудники так заняты поисками шпионов в собственных рядах и похищениями русских матросов?

- Волки всегда должны следить за делами овец. В противном случае они рискуют пропустить назначение нового и опасного пастуха. Или появление стаи сторожевых собак. Для этого я здесь, - изящно уклонился от ответа японец.

- Ну да, эти рассуждения очень вам помогут, если "сторожевые собаки" найдут труп настоящего Ляо. - язвительно прокомментировал дон Педро.

- Никакого такого "настоящего" Ляо никогда и не было, этой маске уже четверть века, ее создал еще Тояма-сама,[58] позднее ее использовал я, и некоторые мои коллеги.

В дверь осторожно поскреблись, полковник Хаттори за несколько секунд преобразился обратно в старого Ляо и дребезжащим старческим голосом громко сказал:

- Войдите.

Вошедший молодой человек отличался рассеянностью манер, азиатскими чертами лица, маленьким ростом, выглядел немного грузноватым и даже рыхловатым, но только на первый взгляд. Круглое, добродушное лицо располагало к себе. Только цепкие, внимательные черные глаза выбивались из образа этакого провинциального увальня, невесть как оказавшегося в большом городе и все еще удивленного этим фактом. Похоже, он мучился похмельем.

- Полюбуйтесь дон Педро, это мой маловоспитанный внук Хсю, - представил молодого человека Ляо, - Родители отправили его ко мне в робкой надежде на то, что он пойдет по моим стопам и обучится благородному искусству кройки и шитья, вместо этого у него в голове девушки в прятки играют. Он тянет у меня деньги и просаживает их на пьянки и азартные игры. Стыд, позор и поношение! Закрой дверь и рассказывай, что ты хочешь от бедного старика на этот раз! Учти - денег не дам!

- Да и не очень надо было, дедушка, Хотэй[59] сегодня был благосклонен ко мне, - пробормотал Хсю, закрывая дверь.

- Почему ты прервал нашу беседу Кэндзи-кун? - резко спросил Хаттори, - говори свободно, этот человек наш союзник.

- Мосивакэ аримасэн, нет мне прощения, Хаттори-сама, - молодой человек низко поклонился полковнику - но сегодняшнее совещание русского командования закончилось преждевременно и неожиданно - русские военные покинули его заметно встревоженными, береговые батареи и гарнизон крепости подняты по тревоге, боевые суда разводят пары и их команды спешно доставляются на борт...

- Местные военные разглядывают потолок через отверстие в тростниковом стебле! Что они могли узнать такого, чего не знают собравшиеся под кровом этого дома?!

- Один из морских офицеров сказал, что на море замечены неизвестные военные корабли. Возможно, что Императорский флот решил продемонстрировать русским свою мощь? - предположил "внук".

- Хорошо, посмотрим! Ах да, вот вам на первое время, дон Педро, - японец протянул бразильцу пачку русских ассигнаций.

- Домо, - сдержанно поблагодарил журналист по-японски.

- До-итасимасите. Не за что. И пойдемте посмотрим на то, что так взволновало наших подопечных...

Спустя несколько часов молодой, уверенный в себе бразилец, старенький сгорбленный китаец и невысокий, упитанный молодой человек азиатской наружности с удобством расположились на балконе одного из портовых "домов встреч". Это заведение входило в круг интересов полковника Хаттори и служило одной из баз японской резидентуры. Поэтому господа шпионы спокойно созерцали аврал, царящий в порту, и ни о чем не беспокоились.

"Старый Ляо" отрешенно вслушивался в природу... Деревья еще голые, но во всем чувствуется ожидание весны. Утренний снег прекратился, небо очистилось и солнечные лучи ласково пригревали. Хаттори неотрывно смотрел в даль. Редкие тучки разбежались по бирюзовой глади. День замечательный. Он перевел взгляд на море, отметил деловую суету царящую на борту военных судов, одобрительно покивал.

К месту процитировал Бусона "внук Хсю"...

Тай-са Хаттори едва сдержал улыбку. Следует признаться - именно он постарался, чтобы Доихару Кендзи[60] после военного училища направили именно сюда. Парень очень способный, не теряет головы в сложной обстановке, храбр в бою, пользуется заслуженным уважением всех членов общества. У Хаттори не было детей, однако глядеть на подрастающего Доихару ему было в радость. Он привязался к пареньку и связывал с ним большие надежды. Все дело за опытом и воинской славой. Этот путь Хаттори постарается расчистить. Может, даже кое в чем помочь, но незаметно, до известного предела...

Наконец, в поле зрения показались долгожданные корабли, и господа шпионы оживились. Синьор Рамирез пристально всматривался в их силуэты в складную подзорную трубу, оказавшуюся у него в кармане, и деловито комментировал увиденное:

- Так, так, так... Первым идет какой-то обшарпанный транспорт, хотя и довольно крупный... Далее... далее? Хм-м... Вы удивитесь, джентльмены, но мателотом у него "Варяг"... Похоже, он-таки не утонул...

- Хонто? Масака! Что? Не может быть! - "внук Хсю" так возмутился, что слегка выпал из роли. "Дедушка" промолчал, но удивленно приподнял бровь.

- Э, не-ет, я достаточно хорошо изучил русские военные корабли, в конце концов, мне и за это платили, - спокойно возразил "журналист", - Я совершенно уверен, что это "Варяг". Конечно, не такой белый и шикарный как на Порт-Артурском рейде месяца три назад, сейчас он побитый и обожженный, весь в заплатках... Так, а вот дальше кое-что еще интереснее...

- И что же там такое интересное? - насторожено осведомился старый Ляо.

- Два броненосных крейсера... Мда... Если я правильно помню силуэты кораблей итальянской постройки, то один из них должен называться "Кассуга", и теперь, пожалуй, понятно, почему русские позволили вам купить эти корабли. Похоже, они просто решили обрести их иными путями...

- Они-ни канабо![61] Шимаймашитта! Кусо! Дать демону лом! Черт! Дерьмо! - резко, на выдохе прошипел тай-са Хаттори, на краткое мгновение дав волю чувствам. Но немедленно взял себя в руки, глубоко вздохнул и, попросив у коллеги извинения за недостойную слабость, замер как каменное изваяние. При такой неожиданности воззвать к Будде вполне разумное решение. Если уж так случилось, что рука судьбы достала табличку с его именем, значит он должен безропотно подчиниться. И исходя из доступных возможностей, причинить как можно больше неприятностей врагам Ямато, у которых теперь во Владивостоке неожиданно оказался отряд, вполне сравнимый по силам со второй боевой эскадрой адмирала Камимуры.

Хаттори мысленно прикидывал, как лучше организовать работу подчиненных применительно к новому обстоятельству. Но для начала нужно во что бы то ни стало получить информацию от непосредственных участников боевых действий с русской стороны. Нужно выяснить все детали происшедшей катастрофы. Это дело спешное и все должно быть предельно прояснено.

Он оценивающе взглянул на стоящего рядом "бразильца". Похоже, что сами боги послали его. Журналист-иностранец с европейской внешностью сможет задавать почти любые вопросы не вызывая лишних подозрений, ведь в некоторых вопросах русские варвары наивны как дети. К тому же он вполне компетентен.

Похмелье. Воистину именно ты есть истинная национальная русская болезнь. А вовсе не пьянство, как считает малопьющее интеллигентское меньшинство. Тяжело выходить из двухдневного празднования, особенно когда оно тобой по-настоящему заслужено. Утром в голове одна мысль - надо поправить здоровье. А то калейдоскоп образов вчерашней (или позавчерашней?) пьянки высшего офицерского состава Владивостокского Отряда крейсеров начинает снова вращаться, сменяться вечерними песнями Балка под гитару в кругу раскрывших рты офицеров, или видом пока еще трезвых варяжцев, строем марширующих от пристани через арку. Со СВОЕЙ песней... Кстати, что интересно, ведь неплохо прошли, хотя по морской традиции шагистику ненавидят и презирают все, от старшего офицера до последнего кочегара.

Нирвана первой утренней бутылки пива была прервана донесшимся со второй половины кровати стоном. Женским. Любопытно, а это что? Или кто... А нет, все-таки Что... Вроде вчера вечер кончился в салоне мадам Жужу... Причем "что" весьма себе аппетитное, ну да для героя дня другого и не полагается. Так, чем там вчера у нас дело-то кончилось, я до того отрубился, после, или, не дай бог уронить честь Русского Императорского флота, во время?

Неспешное и ленивое перетекание мыслей из одной заполненной алкоголем извилины мозга контр-адмирала Руднева в другую, было прервано осторожным, но настойчивым стуком в дверь.

- Да, кто там? - Благодушно потянул Руднев, натягивая на себя и соседку простыню.

- Ваше превосходительство, простите, что беспокоим-с, у нас через полчаса уж молебен в церкви, извольте, пожалуйста, собираться, а то ведь опоздать можете, - Раздался исполненный подхалимского почтения голос из-за двери.

"Кажется, владелец гостиницы... Молебен... Этого еще не хватало! Сначала в порт, распорядиться о постановке "Варяга" в док, и набросать план работ по минированию акватории к визиту Камимуры. А там уж посмотрим: с кем, куда, и на какой молебен..."

- Отставить молебен! Распорядитесь-ка, любезный, по поводу экипажа, или хоть каляски какой. В порт...

- Ваше превосходительство, да как же можно-с! И так уж отец Вениамин вчера на вас осерчал, когда вы вечером, вместо того чтобы в церковь заехать вечером, беса тешить направились. Опять же - благодарственный молебен-то в вашу честь, без вас никак-с. Порт-то, он подождет завсегда, а мы, вот, сейчас в церковь, потом в ресторацию, на торжественный обед в честь победителя японцев, тоже без вас никуда. И до вечера. А на завтра Виктор Ананьевич с супругою в Вашу честь и господ флотских офицеров бал-с организуют![62]

- Стоп! К дьяволу бал...

Сквозь тупую ломоту в висках пробивалась тяжкая действительность. "Так...22-го у нас в гостях Камимура. Послезавтра. Не забыл на радостях?" Петрович закрыл глаза, пытаясь сосредоточится. "Два дня. Нет. Двое суток... И тут тебе не крейсер, где все твои приказы летят исполнять мухой. Тут, если верить ранее прочитанному - болото то еще. И все эти уже запланированные балы да обедни тому явное подтверждение.

Как успеть-то все? Маманя дорогая! Ох, неужели никогда не бывает доброго утра, после хорошего вечера..."

- Через двадцать минут экипаж к подъезду, и вестового моего в штаб, чтоб командиров кораблей и прочий начальствующий состав я мог лицезреть лично в порту через час. Сразу не очухается - ведро воды холодной на башку. Все. Праздник у нас закончился...

А батюшке и городским деятелям передайте, что им придется еще пару дней подождать. Вот отобьемся от япошек, тогда свой молебен об отражении неприятеля и отслужит отец Вениамин. Кстати, именно это я ему вчера уже говорил в салоне мадам Жужу. Когда его там встретил. Неверное, святой отец запамятовал.

Голос за дверью стал из подхалимского просительным.

- Слушаюсь, тотчас же обо всем распоряжусь, ваше превосходительство. Только можно, Вы хоть на телеграф на пять минут по дороге заедете?

- А туда-то мне зачем? Телеграмму в Петербург я еще позавчера отправил, поздравления мне и в порт принести могут, что я там еще забыл?

- Дык... Вчерась ваши офицеры, под предводительством самолично графа лейтенанта Нирода, в пьяном виде ворвались на телеграф, - в голосе из-за двери почтение стало смешиваться со злорадством и ехидством, - и под угрозой оружия отправили телеграмму на редкость неприличного содержания-с...

- Какую? И почем вы Нирода повысили в звании? Насколько я помню, он пока у меня еще мичман, - Руднев с трудом пытался сосредоточится на проблеме, но вид кокетливо потягивающегося женского тела на соседней половине кровати, упорно не давал этого сделать.

- Из Адмиралтейства пришел приказ всех офицеров "Варяга" и "Корейца" немедленно повысить в звании, Вас же, Ваше превосходительство, назначить командующим всеми морскими силами во Владивостоке... А телеграммку-то ваш лейтенант отправил императору!

- КОМУ!? Государю!? В Петербург? - сдавленным голосом спросил мгновенно проснувшийся Руднев, выскакивая из кровати и натягивая штаны на голое тело.

- Нет, слава Богу! Уберегла от греха Царица небесная! Япошкам... В Токио, императору ихнему, - за дверью тоже не на шутку испугались.

- Блин! Ладно хоть так... Но божественного Тенно тоже не стоит обижать, кроме как на поле боя, естественно. Вот же, отморозки...

- Что, неужели холодно было? Не может быть, у меня все оконца протыканы и проклеены, а топим печи два раза...

- Нормально все, вы не поняли... В такой роскошной кровати разве замерзнешь...

Хорошо, давайте так - встреча в порту через три часа, авось не у меня одного похмелье, дадим господам офицерам побольше времени на поправиться. А сначала, в самом деле, съездим на телеграф, разберемся, что там мои насочиняли. Заодно и все свежие депеши, что для флота есть проглядим. И еще, - бросив очередной взгляд на столь соблазнительные изгибы и снимая с трудом натянутые штаны, - подавайте-ка лучше коляску не через двадцать минут, а, скажем, через час...

В начале одиннадцатого утра изрядно повеселевший Руднев пытался вникнуть в суть произошедшего вчера вечером на телеграфе. Туда же был спешно доставлен и непосредственный виновник происшедшего - свежеиспеченный лейтенант Нирод.

- Где-то в полдесятого ввечеру ввалились господа офицеры и, размахивая револьвертами, принудили моего дежурного телеграфиста к передаче этого, этого, - разгневанный начальник телеграфа никак не мог подобрать слов для того, чтобы достойно назвать сочинение Нирода, - непотребства! Да это и на бумаге-то написать стыдно, не то что по телеграфу отправлять! И как только такое в голову могло прийти, да еще и офицеру! Безобразие!

- А вот это и правда любопытно, господин лейтенант, а с чего это вас вообще вдруг потянуло телеграммы царственным особам посылать? Да еще и с эдакими своеобразными поздравлениями, я уже молчу про выражения?

- Всеволод ФедоГович, - несколько смущено програсировал Нирод, - мы вчера, когда праздновали в "АнглитеГе"... Господи пГости, но это не я этот местный гадючник так назвал, к нам пГистал один жуГналист. БГазильский, кажется, сейчас точно не вспомню. Назойливый такой хлыщ, но остроумный. Все выспГашил про бой, про абоГдаж. Ну, это у боГзописца Габота такая, понятно. Мы, конечно, как Вы и пГиказали, для такого случая, пГавды - ни-ни! ЗаГубаев ему такое... ПГямо Сабатини, ей Богу! А он...

- Давайте-ка покороче, любезный...

- Да. ПГостите... Виноват. Но это вот он, как раз, напоследок и спГосил, а что я, как мичман с "ВаГяга", думаю о поздГавлении, что студент из Вильно напГавил микадо по случаю "долгожданного утопления этого "гадкого "ВаГяга", доставившего столько пГоблем победоносному японскому флоту[63]"! Ну, мы с господами офицеГами Гешили на деле показать, ЧТО мы думаем, и заодно поздГавить микадо с воскГешением "ВаГяга" и пообещать новых пГоблем. Ну, а лексика... ПГостите, были зело пьяны. Мы. Все...

- Ясно. Чья идея? С телеграммой "султану"...

- Моя...

- Не сметь врать! Все одно дознаюсь...

- Мы... То есть я и мичман Бутаков с "Богатыря", подумали, что... Но предложил я! Я один!

- Понимаю, дружка выгородить нужно-с... Сие благородно-с, граф...

Но мич... лейтенант, Вы, разве не в курсе, что во-первых - венценосных особ, пусть и противного нам государства, в телеграммах называть "обезьяной" нельзя. "Желтомордой", это уже частности в данном случае... А японского императора нельзя трижды! Когда эта телеграмма дойдет до адресата, японцы будут за его честь воевать до конца, гораздо серьезнее, чем за Корею и доступ в Китай. А нам оно надо? Во-вторых, начиная спорить с этим подонком-недоучкой из Вильно на его языке, вы себя с ним невольно уравниваете, роняя при этом не только Вашу честь и достоинство, но и...

Неожиданно, видимо пожалев начавшего краснеть от стыда аки омар во французском ресторане, Нирода, в разговор встрял молчавший до сих пор ночной дежурный телеграфист:

- Ваше превосходительство, да не дойдет эта их телеграмма до Японии, не волнуйтесь.

- Почему, собственно, любезный? Неужто у вас кабель поврежден столь удачно? И почему "не дойдет", если мне ваш начальник в нос тыкал квитанцией о приеме?

- Ну, видите ли, не передавать телеграмму вообще я не мог, испугался, простите. Дюжина господ офицеров, с револьвертами, да еще и морские - то есть морзянку знать должны, у них с текстом не забалуешь... А вот адрес я немного подкорректировал, так что спите спокойно.

- И куда же вы, сие письмо варяжских запорожцев японскому султану направили?

- Куда-то в Ярославскую губернию, на кого бог-с пошлет. Кстати - с господина лейтенанта три с полтиной за услуги, а то вчера второпях не расплатились.

- Фу-у... Слава тебе Господи. Хоть один умный! На тебе, голубчик, червонец, и сдачи не надо! Хоть один камень с души, - весело произнес расслабившейся Руднев, и повернулся к Нироду, - а вам, милостивый государь, назначу я соответствующую епитимью.

- Домашний аГест? - со скучающим видом, задрав глаза к потолку, поинтересовался донельзя довольный исходом инцидента Нирод.

- Хуже, милейший Александр Михайлович, хуже. Ну-ка, идите-ка сюда, к окошку. Видите там на горизонте во-он ту высокую сопку над Гнилым углом с видом на бухту Соболь? Вот там вы и будете командовать дальномерным постом. Причем до появления в окулярах ваших дальномеров крейсеров Камимуры в городе вам появляться запрещаю. А то еще в Питер вдруг чего напишите, тогда уже так просто не замнем.

- А Газве на той сопке есть дальномеГный пост?

- Вот и озаботьтесь, дорогой граф, чтобы за три дня оборудовали, и командуйте себе на здоровье! Дальномеры снять с "Варяга", в доке они ему точно ни к чему, дальномерщиков оттуда же. На проведение телеграфной линии в порт мобилизуем связистов. Да, и если вам жить не надоело - то замаскируйтесь так, чтобы с моря вас было не разглядеть, послезавтра выйду на ледоколе - проверю лично!

- ПГостите, Всеволод ФедоГович, а если КамимуГа не придет?

- Тогда, граф, вы у меня на этой сопке построите дом, заведете хозяйство и будете там жить. От барышень, дружков и телеграфа подальше... Кру-гом! В порт за дальномерами шагом, нет, БЕГОМ, МАРШ!

P.S. Купец первой гильдии Микадов, проживающий в городе Ярославле, на Токивской улице, был рано утром разбужен негромким стуком в дверь. За дверью, почтительно переминаясь с ноги на ногу, стоял посыльный с телеграфа.

- Михаил Николаевич Микадов?

- Да, а что случилось такого важного, что вы меня в девять утра беспокоите? - Басом по волжски проокал купчина, подозрительно посматривая на посыльного. Как и всякого человека, занимающегося коммерцией, от неожиданных визитов работников почтового ведомства он ничего хорошего не ждал. С таких ранних визитов обычно начинались рекламации, судебные тяжбы и прочие радости купеческой жизни.

- Премного извиняемся, но адрес получателя был настолько перепутан, что мы уже третий день по городу мотаемся... Извольте получить и расписаться в получении.

Заранее готовясь к худшему - мало того, что рекламация, а что еще по телеграфу-то посылать будут, так еще и получаешь с трехдневным опозданием, Микадов расписался в получении и погрузился в чтение. По мере чтения он несколько раз бледнел и краснел, потом долго морщил лоб, перечитал не самую кроткую телеграмму еще раз и наконец повернулся курьеру.

- Голубчик, это что, шутка? Или этот мерзавец Вилькинштейн таким образом решил мне отомстить за то, что мне подряды отдали? Но причем тут Владивосток? Я там никаких дел не вел, не веду и не собираюсь! И какая сволочь меня, купца первой гильдии, называть посмела "желтомордой обезьяной"? И почему это я должен жалеть, что кого-то не утопил? И как и зачем МНЕ какой-то варяг должен доставить еще много неприятностей? Про кучу ругани я уже молчу, короче - не мне это телеграмма! Заберите эту гадость!!

- Михайло Николаевич! Батюшка, помилуйте, я эту дрянь третий день ношу по всему Ярославлю! Меня уже один раз с лестницы спустили, а как только не называли - лучше промолчу! Я не знаю, кто там во Владивостоке пошутил, но уж коли вы расписались в получении этого, то я считаю, что я эту телеграмму доставил! До свиданьица...

В конце XX-го века праправнук купца Микадова, разбирая архивы семьи, наткнулся на пожелтевший бланк телеграммы начала века. Через месяц на столичном аукционе старая телеграмма была продана за небывалую сумму в пятьдесят тысяч империалов.